Протяже по блату

Владимир Шелехов
               

         Достаточно несколько отстраниться с позиций тактильного наблюдателя и тогда всё происходящее с вами можно оценить с обобщающих позиций, соответственно и улыбка станет широкой помимо воли и желания --- по широте души, как говорят в народе. Обратное чревато ошибками. Они могут носить фатально-исторический характер, скажем, как у  луддитов, которые именно в машинах видели врагов трудящегося человека, призывая, естественно, к их уничтожению. Но за кажущейся ошибочностью может скрываться тот громадный потенциал, который откроется только в своё время. Луддиты стали известны прежде всего из за погромов ткацкого оборудования. Но если я слышу об Арине Родионовне, то А.С.Пушкин мне вспоминается не только в связи с кружкой, которую они потеряли, но, скорее, раньше всего возникает образ жужжащей прялки, которую она использовала всю её сознательную жизнь. «Где связь с луддитами?» --- спросит любой внимательный читатель. Нет, она, конечно не в общей принадлежности прялки и ткацких станков к производству тканей. Скорее наоборот, именно когда классическую в её конструкции прялку с ножным приводом  дооборудовали и стали в массовом порядке использовать на фронтах первой мировой войны уже в качестве оборудования полевых госпиталей для лечения зубов --- прямо скажем:--- в качестве «бормашинки», тогда только и желание разрушать все эти машинки так же стало массовым.  Вот когда очевидной стала некая общность в судьбе технических инноваций. И ни отстранись мы от различий в природе неприязни к машинам у луддитов и у всякого нормального человека разве ни потребовала бы объяснений причина появления улыбки у всякого из числа последних, когда термин «бормашинка» он слышит сквозь зубную боль?
              Конец шестидесятых годов, студенческая и счастливая во всех отношениях пора. Но денюшек маловато. Поэтому, когда совершенно неожиданно последовало приглашение в стройотряд, а два-три месяца работ посулили свободу от финансовой озабоченности до следующего лета, желание ехать и ехать срочно --- как того требовали обстоятельства --- оказалось неодолимым. Смущала только появившаяся зубная боль. Да и то!  Лечил то зубы в последний раз я несколько лет назад. Было очевидно, что время очередного визита к стоматологам  подошло, и что естественно было бы ожидать за сигнальной болью её  бескомпромиссного  прессинга.
           Очень кстати вспомнилось, что в «зубной поликлинике» несколько недель назад был закончен капитальный ремонт, и что родная тётушка работает там главным бухгалтером.  Её поддержка давала реальный шанс миновать общую очередь, что с неизбежностью задержало бы меня в городе до первого снега. Попросил помощи, что же поделаешь. И вот двух дней не прошло, а я уже пациент. Зубы как на грех болеть перестали, но я взял твёрдый курс на полное исцеление. Поэтому вечером на второй день после разговора с тётушкой сидел в ряду очередников на коридорной скамье у входа в общий зал. Кому приходилось так то вот коротать время, тот легко поймёт, что  ароматы, доносящиеся  к очередникам для человека как  репелент  для комара. Ну и что, если вскриков неслышно --- воображение мало по малу разгулялось, и я уже видел волосатые руки седовласого эскулапа у себя во рту  Наверное минуты не хватило до моего бегства, но дверь в зал открылась и меня, наконец, пригласили войти.
      За редким исключением, если вы замечали, женщины-стоматологи отличаются плотным телосложением, и чаще всего они в ассистентах держат себе подобных. Поэтому я вовсе не удивился, что вышедшая в коридор по мою душу похожая на бендюжника из порта особа неслучайно была одета в белый халат. Даже с некоторым облегчением --- дождался таки --- я последовал в след за ней в проём дверей.  Но переступив порог, что называется, опешил. Громадный и необыкновенно светлый после сумеречного коридора зал, будто цех какого то завода, был в несколько рядов заставлен бормашинами. Их дизайн разительно отличался от примелькавшегося по дошкольным, да и школьным годам. Тогда  бормашинка тем только и отличалась от аппарата с ножным приводом как у  прялки, что имела электродвигатель и ножной выключатель для его запуска. 
      Из случившегося замешательства меня буквально вывели за локоток. Сперва, развернув к дверям, вежливо указали на ряд разнокалиберной обувки, объяснив, что я волен выбрать себе любые из предложенных администрацией шлёпанцев. Когда же, и не найдя счастливых чисел среди инвентарных номеров, я переобулся, меня через весь зал провели к последнему в дальнем углу креслу. Естественно, речь идёт о кресле стоматологическом, которое было оснащено крепкими  подлокотниками, мощным электроприводом  вертикальных перемещений и находилось с рядом расположенной инструментальной тумбой. Здесь к услугам врача и фрезерная головка с гибким пневмоприводом, и спринцовка для струйной подачи воды в зуб, плевательница, какие то кнопки управления и над всем этим --- мощные софиты холодного излучения.
        Осматривая всю эту оснастку, я поглядывал и в окно напротив. Сгущающиеся на улице сумерки и яркое освещение в зале позволяли мне в оконном стекле как в зеркале наблюдать всё, что происходило позади меня. А что то там вызревало. Моя провожатая и врач, как оказалось, оживлённо но тихо беседовала с подошедшей начальницей,  более высокой, крутой во всех отношениях и так же облачённой в белый халат. На голубоватую бумажку  переданную из рук в руки я тогда внимания не обратил.
       Прошло минут двадцать или около того, а состояние моих зубов было исследовано. Все данные врач специальными символами обозначала на упоминавшейся бумажке. Мы, как это ни странно, беседовали по мере возможности, т.е. когда мне это было позволено. Так я узнал, что у данной машинки фреза закреплённая в цанге турбоголовки вращается за счёт  сжатого воздуха со скоростью 45000 об/мин --- это объяснило мне некоторые эффекты при зачистке исследуемых зубов. Что же касается голубенькой бумажки, то это оказалась своего рода технологическая карта, на которой квадратиками были обозначены на своих местах зубы верхней и нижней челюсти.
       Когда уже практически всю карту испещряли  какие то пометки, а я решил было, что пора прощаться, мне предложили проследовать от «диагностического» к «лечебному» месту. Конечно, я согласился, поскольку мысль о спешном выезде в стройотряд меня не покидала. Кроме того, приглашение было сделано с таким интригующим, улыбчивым подтекстом, что я не мог про себя ни порадоваться, что главных бухгалтеров в медицинской среде так почитают. Не скрою, что пока обратным порядком я следовал за своим врачом  ко  входу  в зал, то после виденных уже мною Чехословацких бормашинок почему то возник вопрос о кремлёвском оборудовании подобного назначения. Но всё оказалось прозаичнее. Выйти в коридор, где совсем недавно я ожидал приглашения, мне не удалось. Без лишних разговоров, попросту ухватив  за рукав рубашки, меня увлекли в узкие  двери расположенные тут же в углу зала, но в смежной стене. Небольшая заминка произошла из за обуви посетителей, которые сочли порог этих дверей удобным для неё местом хранения, и расхлябанный врезной замок так же занял некоторое время. Каюсь, но предвзятость и здесь сыграла со мной злую шутку --- я почему то опять вообразил себя в объятиях «чудо-техники». Думаю, что сыграло свою роль интуитивное стремление всегда надеяться на лучшее, которое  перед очевидностью предстоящих неприятных минут, не могло не нуждаться  пусть даже в иллюзорной поддержке предметного воображения. Впрочем, уже только переступив вслед за врачом через порог, я ощутил себя депортированным сквозь десятилетия во времена школьной юности.
       Дело даже не в знакомом с тех времён аромате эфира и реликтовых бормашинках, которые  оказались представлены здесь двумя экземплярами. Какая то стылая, эта комната была отталкивающе неуютной. Пока я, опешив, топтался в маленьком тамбуре и под звуки дребезжащих на ветру оконных стёкол пытался понять включили уже свет или следует ещё подождать приглашения,  появился новый персонаж. Это был молоденький парнишка в белом халате с зажатыми в руке плоскогубцами, которого я по этой причине резонно принял за слесаря. Отстранив меня с порога, он прошёл к бормашинкам и обернувшись к скрытой за углом докторше, остановился. Сейчас же от него последовало приглашение занять место на кресле ближайшей бормашинки.
         Сказать, что меня охватило чувство смятения --- это не сказать ничего. Если оно и возникло, то с большой  довеской  любопытства. Невольно возникал вопрос:---«А что же это будет?». Этот вопрос ворочался где то в сознании, когда я осторожно по подстеночке протискивался к окну, поскольку только оттуда можно было взойти на кресло. Он ворочался пока я наблюдал за моими визави, которые у письменного стола в свете настольной лампы обсуждали  какие то  записи. Но когда  я окинул взглядом потрёпанные жгуты полиспасной системы для привода цанги, лишённой пока инструмента, когда увидел нависший массивный светильник конструкции времён керасинок, и начал под ним протискиваться в кресло --- тогда вопрос начал перерождаться.
       Всматриваясь под ноги в поисках надёжного упора, я охватил руками подлокотники и рывком утопил себя в кресле до самой спинки. Реакция техники последовала незамедлительно. Треклятый светильник сорвался с фиксатора, и я не успел даже отстраниться  как получил очень весомый удар в темечко.  Ухватив его обеими руками, я было захотел отбросить этот подарок, но штанга на сферическом шарнире превратила и вторую такую попытку в подобие раскачивания. Такая моя активность не осталась незамеченной. Парнишка мигом перехватил штангу, поднял, и с помощью плоскогубцев зафиксировал её в верхней точке так, что она стала мне недоступной. А пока я ворочался в кресле после пережитого, он сунул их в карман своего халата, кивком головы попрощался с докторшей и с задумчивым видом расположился на своём винтовом табурете «от пианиста» можно сказать между мною и столиком с разложенными там под салфеткой инструментами. Всё лиходейство как то затягивалось, и я не сразу сообразил, что задумчивость паренька проистекает всё от того же памятного мне голубенького листочка с изображённой там схемой расположения зубов. Конечно, у некоторых есть привычка в задумчивости мять свою челюсть, но когда я осознал, что, глядя на листок, он пальцами тычет себе в лицо, чтобы уточнить место расположения моих больных зубов, то во первых окончательно уверовал --- это не слесарь, а во вторых, по спине стали бегать мурашки. Мне, по правде сказать, стало интересно разительное отличие --- теперь то уж, явно, врача --- от коллег. Длинные, почти до плеч  черные и не очень чистые волосы небыли даже перехвачены никакой лентой, а неизменной белой шапочки так же не было. Впрочем, мои наблюдения такого рода всё ещё носили прогностический характер, их прервало начало процедур. Парнишка, выбрал, наконец, с какого из моих зубов он начнёт, выбрал инструмент, и, порывшись на столике, нашёл нужную фрезу. Закрепить её в цанге бормашинки было делом минутным. И вот уже он включил и,  настроив, закрепил светильник  в нужном положении, убрал в карман плоскогубцы,  правой рукой крепко охватил цангу с фрезой и, пошарив ногой, включил электродвигатель. За шелестом тяг,  повизгиванием блоков, за шумом вращающейся фрезы я не слышал, было ли приглашение открыть рот --- это я сделал едва ли ни рефлекторно. Так что, понукая меня, мол де:--«шире, шире», парнишка только «догонял». Ну а мне оставалось только подставиться, охватив до хруста в пальцах подлокотники кресла.
        Эта фаза работ запомнилась мне сперва необычным приёмом обработки дупла. Парнишка пребывал в уверенности, что частое погружение фрезы в зуб совершенно необходимо, он увлёкся и буквально «тыкал» её мне куда то уже под глаз с частотой вибратора. Наверное совпало так, что первая слеза покатилась, когда удар в челюсть и сменившийся тон звуков предвосхитили остановку машинки. Прозвучавшее мне предупреждение, не закрывать рта, оказалось совершенно излишним --- торчавшая из зуба фреза не давала этого сделать. Вот когда опять понадобились плоскогубцы. Достав их из кармана и смахнув воображаемые пылинки о подол собственного халата, парнишка упорно стал выковыривать из дупла застрявшую там фрезу. Нет, он её не сломал, как я стал уже опасаться, но с помощью тех же плоскогубцев на этот раз надёжно закрепил в цанге. Так что через минуту-другую мы вновь обратились к голубенькому листочку, а после прощупываний в работу поступил мой следующий зуб. Слезу смахнуть я явно поторопился. Вероятно парнишка лучше был знаком с кривым шилом сапожника, чем с медицинским инструментом, иначе как же объяснить, что выбрав на столе некое его подобие, он  активно погрузился в изучение фронта работ. Так активно, что мне казалось он чешет им глазное яблоко откуда то изнутри. Перетерпел. Да и как в таком положении высказаться? Зато когда пришла очередь поработать фрезой я даже расслабился, закрыв глаза и мурлыча про себя вальс «На прекрасном  голубом  Дунае» --- помогает, знаете ли в подобных случаях. К действительности меня вернула даже ни ожидаемая и естественная боль в зубе, который крошила фреза, к действительности меня вернул сильнейший удар в переносицу, отбросивший меня к спинке кресла. Что произошло я понял не сразу, поскольку этот удар нанёс мне собственной головой парнишка, и он же первые секунды не давал мне собственным весом даже приподняться и занять удобную позу. Хуже того, собственным коленом норовил упереться мне в несказанное место, дышал на меня тушёной квашенной капустой из студенческого буфета, отталкивал руками и вообще использовал их как жертва налетевшего роя пчёл. Наконец шум стих, лекарь мой переполз на свою вращающуюся табуретку, и я смог взглянуть на него со стороны. Всё оказалось куда как просто --- длинные чёрные волосы основательно запутались в тягах и блоках привода фрезы.  Освобождал он их, тщательно избегая встретить мой взгляд, и возился долго. Я тем временем в оконном стекле наблюдал и за его отражением, и за прыжками стрелки электрических часов, которые были размещены над письменным столом. Мне трудно было судить как затягивается наша работа, но эскулап что то заподозрил и явно заторопился. Заверив меня, что всё будет хорошо, он взялся за оставленный было зуб. Я же для себя решил, что случаться то больше нечему. И в таком оптимистическом настроении принял пломбировочную замазку и ватные тампоны, которые перед пломбированием зубов щедро напихали за щёки. Из прошлого опыта я знал, что работа завершена и остаётся лишь высидеть в кресле ещё несколько минут пока пломбы ни отвердеют. Испарина на челе понемногу высохла, прыгающая стрелка у электрочасов замерла перед цифрой семь, и парнишка уже откровенно полной грудью вздохнул, вымолвив многозначительное: --- «Кажется, успел». Звук собственного голоса или смысл сказанного пробудили в нём сомнения. Поскольку я так и сидел с открытым ртом, он быстро сменил фрезу на наждачный круг и поспешил подровнять затвердевшие пломбы.
 Раза два или три он успел пройтись по ним, но когда решил убрать натёки случилось новое происшествие. Очередной удар в челюсть отбросил мою голову на упор спинки кресла. Медленно открывая глаза, я наблюдал как у меня под носом из небольшого белого ядра набухает и расползается во все стороны белёсая масса.  Стоило известных усилий  сообразить, что это обыкновенная вата, которую мой эскулап попросту забыл убрать перед шлифовкой. Но окончательно я осознал, что на сегодня работа завершена, когда в нашу комнатушку явилась виденная мною раньше докторша, после визита которой слово «зачёт» зазвучало совершенно по-новому. Оказывается, что студенты учатся не только в «политехе».
        В стройотряд я всё же не успел. На следующий день меня с улыбками встречал уже весь врачебный коллектив поликлиники. К старым бормашинкам меня уже не повели, а разместили на «чешской», с газотурбинным приводом фрезы. Напрасно. Парнишка то сдал не все зачёты. Когда он начал было очередной цикл работ и, погрузив мне в открытый рот головку с газотурбинным приводом, включил её, то не смог удержать. А вырвавшись, она летала у меня внутри, оставляя порезы и ссадины, пока он ни дотянулся до кнопки «стоп» --- фрезу то крепить он уже научился. Замазали это всё какой то красноватой жидкостью вместо зелёнки, и пошёл я уже без спешки благодарить свою тётушку за «протяже по блату»