Первое моё воспоминание в жизни: Совершенно беспомощный, лежу на спине. В кромешной темноте надо мной покачивается светящийся жёлтым светом круглый шар. Этот шар заслоняет, надвигаясь на меня, что-то чуть более светлое, чем окружающая темнота, шумно дышит мне в лицо и лижет мокрым шершавым языком.
Когда я в пятилетнем возрасте поделился с матушкой этим своим воспоминанием и поинтересовался, что бы это значило, она сперва отмахнулась – и занята была готовкой вместе с другими мамками на общей кухне барака, в котором проживали офицерские семьи, и фантазёром я был изрядным. Лишь рассеянно спросила, что я ещё помню.
Поделился с ней другой запомнившейся картинкой: Тёплый летний день. Пруд, покрытый ряской. Шаткий деревянный мостик с верёвочными перилами, идущий с одного берега пруда до другого. Водоросли, лежащие на берегу, и сильный запах тины от них. Кто-то крепко держит меня за руку. – Матушка, не прекращая куховарить, велела мне продолжать.
Нарисовал ей третью картинку: Зима. Стою возле кирпичной стены какого-то дома. Что-то мягкое и тёплое приятно щекочет мне щёки. Кто-то называет меня медвежонком. На общем белом фоне выделяется чёрная куча камней, из которой идёт едкий кислый дым.
Теперь уже и другие мамки заинтересовались и стали прислушиваться.
Воодушевлённый вниманием публики, живописал я четвёртое полотно своих воспоминаний: Ночь. Боязно. Холодно. В темноте слышны чьи-то голоса и мелькает луч карманного фонарика по стенам комнаты, и вдруг оказываюсь я сначала в тёплых руках отца, а потом у него под меховой курткой. Куртка приятно пахнет авиационным бензином. Отец закрывает стекло фонарика ладонью, и я вижу, как высвечивается на его руке ярко-красное пятно…
- Так ведь это было два года назад, когда авария на электрической подстанции случилась! - удивилась соседка, живущая в соседней от нас комнате. - Сутки без света и тепла тогда сидели, а мужики наши с учений поздно вечером прилетели.
- И фонариком муж его развлекал, когда он разревелся, - припомнила матушка.
- А в пруду девчонка-школьница утонула три года назад. Откачать её пытались на берегу, – воскликнула другая соседка.
- Дочка его за руку всегда держала, когда с ним гуляла, - отозвалась матушка, медленно выговаривая слова.
- Угольная котельная горела четыре года назад! - припомнила третья, и все тётки хором стали обсуждать детали того происшествия.
- Шубу ему тогда купили. Цигейковую. Коричневого цвета. - Матушка, ойкнув, вдруг присела на табуретку и, глядя на меня с каким-то даже ужасом, сказала:
- В теплушке с нами корова была, когда с Украины сюда добирались. И керосиновая лампа висела над люлькой.
Замолчали все разом, уставились на меня, и непонятно-тревожным было это их внимание к моей персоне. Среди общего молчания одна из мамок тихо сказала:
- А ведь как раз ночью комендант эшелона застрелил тогда ворюгу-интенданта.
Из последовавшего затем обсуждения (шедшего почему-то вполголоса) получалось, что единственным местом, где мог я увидеть первую свою картинку, был вагон воинского эшелона, тащившегося через всю страну с обозом – коровами, свиньями, курами, матерями с детьми и со всем прочим скарбом - при перебазировании авиаполка на Дальний Восток. И было мне на момент шумного того происшествия чуть больше месяца от роду.
Что-то зашипело на плите, выкипая из оставленной без присмотру кастрюли, и все мамки вернулись к своим делам, искоса и с опаской на меня поглядывая.
Совсем на другой эффект я рассчитывал, рисуя им завиральные свои словесные полотна.