Три листочка из старой тетради

Черепах Тортилло
          Три листочка из старой тетради, пожелтевшие от времени, почти рассыпающиеся в руках….  Привлёк внимание почерк. Мелкие аккуратные буковки, с изящным нажимом тонкого пера, ровными строчками ложатся на лист. Такой почерк называли бисерным. Вряд ли кто-то сейчас сумеет так написать.  Прочитал. Стихи. На мой непросвещённый взгляд – хорошие стихи. Стал расспрашивать хозяйку этих листиков и вот что узнал:
          Автор этих стихов Василий фон Фрейман. До революции он работал учителем словесности  в мужской гимназии города Сестрорецка. После революции его братья уехали в Финляндию, а он отказался от опасной приставки «фон» и стал учителем русского языка и литературы в советской школе города Сестрорецка. Его жена тоже была учительницей литературы. Родилось у них четверо детей. Два мальчика и две девочки. Мальчики умерли в гражданскую войну. Девочки  выжили. Старшая – Людмила родилась в 1914 году. Младшая – Ольга  родилась уже при Советской власти.
          Всю жизнь Василий (отчество не известно) писал стихи, рассказы, повести. Рукописи заполняли целый чемодан. Умер он в 1928 году, от болезни. То ли от тифа, то ли от туберкулёза. Так и не успел опубликовать ни одного своего произведения. Опубликовать написанное Василием Фрейманом мечтала и его дочка, которая, выйдя замуж, стала Смирновой. Но ей это сделать тоже не удалось.
          Началась война. Эвакуация была неожиданной и срочной. Взять чемодан с рукописями с собой ей не позволили. Впопыхах она выхватила только одну тетрадку. После снятия блокады вокруг Ленинграда, они вернулись из эвакуации домой и увидели пепелище. Дом сгорел. Сгорели и рукописи.
          Какие ещё передряги прошла тетрадка, мне не известно. Только остались от тетрадки всего три листика, бережно хранимые правнучкой Василия Фреймана Валентиной Смирновой. Она то и показала мне стихи вместе с фотографией этого человека.
А теперь почитайте стихи:

               

                *   *   *


                Бедный смертный застонал.
                К смерти раб больной воззвал.
                В ночь тревогу бил набат.
                Клялся в мести брату брат.
                К бунту алый звал сигнал.
                Заплескал девятый вал.

     Звал трибун голодных из предместий
     Звал отверженных к заветной мести
     И сошлись к нему рабы толпой,
     Полной злобы, ярости слепой.
     Разрушитель их позвал великий.
     В ночь победы прогремели клики
     И когда над битвой рассвело,
     С тьмой, казалось, сгибло жизни зло.
     Торжествует день великий Разрушитель:
     Жизни новой призванный властитель
     Грудой трупов лёг у баррикад,
     Не дождавшись для себя отрад.
                23 – 24 г.г.   Петергоф.


                ПОДСОЛНУХИ
                ( детская песенка)

Подсолнухи весёлые, лучами золочённые, на солнышке цветут.
За ветхими заборами, нарядными уборами пестреют там и тут.
На них глядят, любуются прохожие на улице, целуют мотыльки.
К ним пчёлы льнут заботливо, шмели неповоротливо, и осы, и жуки.
Они же только к солнышку стремятся жёлтым донышком с утра и до зари.
Всегда к нему с молитвою: «О Солнце, мы сыны твои – свети нам, грей, гори!»

                Заказ моей дочери Люды.
                12. 06.1924 г.   Петергоф.




                Памяти С.А. Есенина

Нажать гашетку револьвера,
Иль сунуть голову в петлю?
О нет! Я в строе гренадеров
И дни свои ещё люблю.

Мой бедный брат, Сергей Есенин!
Ты до конца не доиграл:
Всё так же требует решений
Бегущей жизни интеграл.

В тоске по гречневым просторам
Устал ты пить в родном краю?
Или увидел вещим взором
Судьбу грядущую свою?

Иль ты, придя на эту землю,
Покинуть ждал её скорей,
Душой надорванной не внемля
Рассвета шуму у дверей?

И Русь, малиновое поле,
И синь, упавшая в реку,
Тебе не милы стали боле?
Ты разлюбил озёр тоску?

Мой бедный брат, Сергей Есенин!
Ты до конца не отыграл:
Всё властней требует решений
Бегущей жизни интеграл.
                30.12.1925 г.  Сестрорецк.

 
               

                *   *   *

Давно мне разум шепчет властно:
           - Благослови!
Но гнев палящий, знойно страстный
           Кипит в крови.
Я шёл дорогой обездоленных,
           Пойду и впредь.
Но сердцем сердцу не дозволено
           Мечту стереть.
И я, как праотец Иаков,
           Давно ослеп.
Не замечая тайных знаков,
           Ел вражий хлеб.
Я, в слепоте своей обманутый,
           Душой в плену.
Ищу пути, рукой протянутой,
           В свою страну.
И всё, что было дорогого,
           Отдав врагу,
Благословить теперь родного
           Я не могу.
Пусть всё идёт, как предуказано,
          Я – в стороне.
Пути обратные заказаны
           Судьбою мне.
Пусть разум требует напрасно:
          - Благослови!
В крови лишь гнев паляще-страстный,
         Но нет любви.
                11.11. 1925 г. Сестрорецк.



     Четыре стихотворения на трёх листочках из тетради и фотография. Вот и всё, что осталось от человека, который жил, думал, мечтал, любил и ненавидел сто лет назад. Но осталось!  А что останется от нас через сто лет?