На войну Саня ушел совсем пацаном - прибавил себе год - поверили. Он рослый был парень, сильный. Вырос в деревне на молоке да картошке, а вытянулся. Да еще мать, бывало, каравай испечет, вынет горячий из печки, разделит на всех пятерых. А они за столом сидят, глядят голодными глазами, чтобы всем поровну. Даже самый маленький пятилетний Алешка за своей долей ручонку тянет. Попробуй не дай.
Подоит мать корову, разольет молоко в кружки, глядь - а через несколько минут все съедено, и ребята ее побежали на улицу. К ужину начистит мать ведро картошки, нажарит большую сковороду, и все опять садятся за стол, только ложки мелькают, а вечером лезут на печку. Так и росли.
Война. Она пришла в Сибирь внезапно, как ураган. День и ночь теперь мимо их полустанка шли эшелоны с солдатами, пушками, зачехленными орудиями. Жить с такой оравой стало тяжелее. Хлеб теперь выдавали по карточкам. А до войны было хорошо. Отец Саньки работал кузнецом. Был он сильным с вечно кирпично-красным лицом и могучими мозолистыми руками, ходил тяжелой походкой. Руки у отца были большие, как лопата, но каким нежным он был с женой и детьми!
Он ушел на фронт в августе сорок первого. Мать рыдала, провожая его на поезд, а они, ребятишки, ухватились за отца, а маленький Алешка за мамину юбку и тоже ревели навзрыд, как будто знали, что не придется им больше его увидеть…
Через три месяца пришла на него похоронка, геройской смертью погиб под Москвой Василий Матвеевич Новиков. Не забудут тот день его сыновья, когда мать потеряла от горя сознание, и соседки обливали ее водой, стараясь привести в чувство. А Санька ушел за огороды к реке и долго плакал, как ребенок, и захотелось ему отомстить за отца. Сильный, крепкий, выносливый, он выглядел старше своих шестнадцати лет.
Вскоре поезд умчал его на запад к Волге, где горела земля, где падали бомбы, где геройски сражались наши солдаты против фашистских полчищ. Отважный Санька не знал страха. Давно ли, кажется, играл он в лапту, и в « Чапаева», и отчаянно дрался с мальчишками, а теперь он боец 5-й стрелковой роты.
Он воевал храбро и был словно заговоренный - пули пролетали мимо него, не задевая. Может, помогали материнские молитвы? Может, суждено было ему жить. Недаром говорится: « Смелого - пуля боится, храброго штык не берет». Кто знает? Только ни разу не был он ранен. В 43-м году их дивизия вела кровопролитные бои на восточном берегу Днепра, отражая сильные контратаки фашистов, огневые точки которых располагались в выгодном положении на высотах.
Немцы не давали переправиться на правый берег Днепра. Они стреляли из пушек и пулеметов без отдыха и косили наших солдат. Командир роты старший лейтенант Сорокин отдал приказ: « Не отступать! Давай, ребята, мелкими группами вперед! Ни шагу назад! За Родину! За Сталина! Вперед!» - и бойцы начали переправляться на вражеский берег.
Не отставал и Саня Новиков, одним из первых ворвался в траншею противника, и началась рукопашная. Александр схватился с рыжим высоким фрицем и так сдавил ему горло, что немец захрипел и повалился на землю, второго он заколол штыком, третьего ударом приклада винтовки. Рядом сражались его товарищи, и не один из его друзей остался лежать в той траншее.
Немцы яростно сопротивлялись, а потом пошли в контратаку. Так продолжалось долго. Все меньше бойцов оставалось в роте Сорокина, а потом фашисты бросили против роты батальон пехоты и тринадцать танков.
Бой начался сильной артподготовкой. Александру казалось, что он оглохнет от пулеметной стрельбы совсем рядом с собой, но страха не было – была одна ненависть к врагу и желание победить. А умный и смелый их командир все командовал: « Отрезай пехоту от танков! Огонь! Еще огонь! Огонь!» А потом солдаты вышли из окопов и снова пошли врукопашную.
* * *
В этом жестоком бою Александр с товарищами уничтожили много гитлеровцев, но и в их роте мало кто остался в живых, погиб и командир - старший лейтенант Сорокин, а сам Александр был тяжело ранен. Пуля прошла чуть левее сердца. Операцию ему сделали в медсанбате, прямо под огнем противника.
Он чудом остался жив тогда, и, если бы не седой старичок – хирург, не ходить бы ему больше по земле. Да, золотые руки врача сделали свое дело.
Новый 1944 год он встретил в госпитале и только в марте вернулся в свою часть. И они погнали врага все дальше на Запад. И вот уже перешли границу Германии и увидели на указателях нерусские названия мест: разные ланды, бурги, дорфы и лебены - города и деревни Восточной Пруссии. И вот он с товарищами дошел до чужого, враждебного города-крепости.
Ему не забыть штурм Кенигсберга - самого большого города, который им приходилось брать. Тысячи орудий поливали их огнем, когда они штурмовали этот почти неприступный город-крепость. Но советские войска хорошо приготовились к штурму. Они бросили на него целый шквал огня!
Это было шестого апреля 1945 года. Несколько часов непрерывного обстрела тяжелой артиллерией, и снаряды снесли всю крепость – остались одни руины. А город трещал, рушился на глазах под бомбами и снарядами и дымил, пожираемый огнем. В воздухе густо висела красно-коричневая пыль от разрушенных зданий.
В три яруса кружили над городом наши самолеты: истребители, бомбардировщики. Все было окутано дымом. Ревели наши танки и рвались в атаку. Громовое Ура! - гремело то тут, то там. Теперь перевес был на нашей стороне. Советские солдаты мстили врагу за наши сожженные города и деревни, за убитых товарищей и родных. Но сколько наших бойцов погибли и остались здесь в Кенигсберге!
И перед глазами Александра вставали лица его друзей: весельчака и балагура Васи Бородина, бесстрашного Веньки Высоцкого, хозяйственного и такого надежного, прошедшего всю войну без царапины Матвея Семенова. А теперь их нет, а он уцелел. Но это были еще не все его испытания на войне.
* * *
Александра ранило, когда он с группой товарищей- автоматчиков пробирался тесной улицей Кенигсберга, где из окошек-амбразур полуподвала в безумном упорстве немцы вели еще огонь, и одна очередь прошила его… А другой фашист бросил гранату им под ноги. Александра отбросило в сторону взрывной волной, контузив при этом.
Из медсанбата его эвакуировали долечиваться в большом госпитале в Новосибирске. Он ехал, и не верилось, что война для него закончилась. И так захотелось домой увидеть мать, братишек и сестренку Надю, свою деревню и поесть горячий, только испеченный каравай! Сухари и особенно американские галеты надоели, хотелось свежего деревенского хлеба и парного молока.
После контузии руки у него мелко тряслись - не мог держать даже карандаш, чтобы написать письмо матери - пришлось просить товарищей. Александр долечивался в госпитале, на Красном проспекте в красивом, большом четырехэтажном здании, напротив облисполкома. Здесь была стерильная чистота и тишина, которая нарушалась лишь по ночам, когда стонали от боли и скрипели зубами тяжелораненые, а их здесь было много.
При хорошем уходе и лечении Александр быстро поправлялся. Вскоре к нему приехала мать. Как она изменилась! За годы войны превратилась почти в старуху, но увидела сына и вся расцвела, каждая морщинка ее улыбалась. Она бросилась к нему, своему старшенькому и целовала в небритое лицо, а по щекам ее катились слезы.
- Мама! Не плачь. Ну, живой я, живой видишь? А рана уже почти затянулась. Пора домой. Мам! Как там дома? Все живы здоровы?
- Да все в порядке, сынок. Папка вот только твой не вернулся. Ты же знаешь, - Александр опустил голову.
- Я отомстил за него, мама! Не плачь, мам. Ведь есть теперь у тебя я. Все будет хорошо. Война скоро кончится. Заживем тогда! Дом новый построим, - он говорил бодро, но голос его осекся. Он вспомнил выжженные фашистами села, печи без труб. Голодных, беспризорных ребятишек на дорогах войны. Скрипнул зубами, а вслух сказал: « Трудно по- первости будет. Ну, ничего. Вытянем. Все восстановим».
Говорил Александр вроде тихо, а все в палате слышали их разговор с матерью, и всем хотелось, чтобы скорей закончилась война и снова бы, наконец, наступила мирная жизнь, о которой они так долго мечтали и за которую проливали кровь. Сколько потерь было у каждого из них! Кто получил увечье и остался без руки, ноги или глаза; кто после тяжелого ранения в живот, казалось, был в безнадежном состоянии и все равно надеялся выжить, хотя шансов было мало.
* * *
А в окна госпиталя заглядывали цветущие тополя, роняя на асфальт темно-вишневые пахучие сережки, и свежий весенний, теплый ветерок врывался в открытую форточку. Мать смотрела на сына, на его загорелое, серьезное лицо и думала о том, как он успел возмужать на войне, а ведь ушел на фронт совсем мальчишкой! Она знала: ее сын видел смерть и много раз был в бою, и она гордилась своим старшеньким и радовалась, что он остался жив.
А каждый из раненых думал о доме и о близкой победе, но не каждому суждено было дождаться ее и выйти из этого госпиталя, большого человеческого муравейника, наполненного страданием, бессонными ночами и болью. Хотя до Победы оставалось всего десять томительных дней.