Вовчик

Иван Гауди
                «ВОВЧИК»

  С Вальдемаром Лемке я дружил с детства: с тех давних пор как моя семья поселилась в новом блочном доме на окраине нашего южного города. Сейчас послевоенные пятиэтажки пренебрежительно называют «хрущовками», а раньше такое жильё считалось самым, что ни на есть элитным. Несколько рядов серых домов сиротливо возвышались над крышами убогих заводских общежитий и складских пакгаузов, ну, прямо, как шпили небоскрёбов на островной части Ню-Йорка. Но это позабытое цивилизацией захолустье было далеко не Манхэттеном, а гнилой балкой, и рядом протекал не широкий Гудзон, а узкая вонючая речка Темерничка. Когда-то в этом проклятом богом месте хоронили падшую скотину, однако и по сей день в земле «лошадиного кладбища» можно легко найти множество безымянных человеческих могил с переломанными костями и пробитыми черепами.
  Наш район считался самым криминальным во всём городе, поскольку здесь проживали изгои общества, так сказать, короли трущоб: бывшие зэки, алкаши и всякий блатной сброд. Народец этот не отличался особым гостеприимством, поэтому мало кто из посторонних мог позволить себе прогуляться или даже пройти по узким улочкам "гнилой балки". Её обитателей объединяло повальное пьянство и одно общее мировоззрение: злость, дерзость и абсолютная неуправляемость. Чужаков из новостроек здесь не любили, держа их в постоянном страхе. Радужные перспективы «балочной» молодёжи были предопределены их босяцким происхождением и сильными изъянами в домашнем воспитании. Большей части этого социально опасного контингента в будущем "светили" лишь нары следственного изолятора, пересыльная тюрьма, да увлекательный этап к крытым зонам солнечного Магадана. Главным героем местной братвы считался космонавт Юрий Гагарин, а безоговорочным авторитетом - рецидивист Сашка Волкатый. Представителей советских властей здесь особо не жаловали и в лучшем случае именовали «краснопузыми козлами».
  Периодически в нашем славном городке устраивались кровавые разборки – так назывались междоусобные войны за раздел новых сфер влияния. В этих массовых культурных мероприятиях участвовали сотни отмороженных бойцов, причём на защиту интересов и территориальной целостности «гнилой балки» поднимался и стар и млад. Армия этих добровольцев была вооружена до зубов: заточками, катетами и ножами, а так же огнестрельным оружием, которое кое кому досталось по наследству ещё с "первой мировой". Работники милиции старались не вмешиваться в эти кровавые драки, дожидаясь развязки где-нибудь в кустах. Потом блюстители порядка эмитировали бурную деятельность, убирая с поля брани тела раненных и убитых.   
  Вот в такой «весёлой» и «миролюбивой» обстановке жили наши семьи, а мы с Вовкой росли и мужали. Отцов наших "балочники" считали «фраерами», поскольку они оба являлись офицерами запаса, убеждёнными коммунистами и работали на высоких должностях. Мою и Вовкину маму местное бабы публично игнорировало, а «за глаза» обзывали "фифами - фильдеперсовыми". А, и как можно было относиться к красивым, ухоженным дамам, которые дефилировали по убогой заводской окраине в модных заграничных пальто, шёлковых чулках и трофейных лаковых туфлях. Они вели образ жизни совершенно непонятный местному обществу: нигде не работали, не сплетничали с соседками, не опохмелялись по утрам, более того, на полный "трезвяк" занимались хозяйством и своими детьми, то бишь, – нами.
  Вальдемар Лемке по происхождению являлся хоть и обруселым, но чистокровным «фрицем». Он был небольшого роста, худощав, кривоног, рыж и конопат. После войны именно такой карикатурный облик немца представлялся советскому человеку образом поверженного врага. Вдобавок ко всему Вовчик шепелявил и сильно заикался.
  Заходя за мной, этот рыжий малец обычно нерешительно топтался у порога нашей квартиры и выдавал коронную фразу, каждый звук которой давался ему с большим трудом:
- А, Се- се – сегёжу, мо – мо - можно?
  Не смотря на свою провокационную национальную принадлежность и ужасающие дефекты речи, Вовчик пользовался большим уважением среди дворовой шпаны. Причиной всеобщего пиетета был особый спортивный дар Вовчика - он лучше всех в округе играл в футбол. Гонять мяч в одной команде с ним считалось честью для каждого пацана. Если кто-то из нас мазал по воротам, то покорно выслушивал заслуженные претензии немца - заики:
- Ма – ма – ма – зила! Ду- ду - гачок!
  Учителя в школе относились к Вовчику с симпатией за его добрый нрав, аккуратность и врождённую любовь к порядку. Лемке был круглым отличников, правда по немецкой шкале оценок: ему ставили сплошные двойки и тройки, за исключением уроков труда, военной подготовки и физкультуры, по которым он всегда получал твёрдые пятёрки. Причина его прохладного отношения к общеобразовательному процессу объяснялась тем, что Вовчик давно и тайно мечтал уехать в Германию - Мекку футбольной Европы. Именно там Лемке надеялся стать форвардом экстра-класса и покорить болельщиков всего мира. К этой заветной цели он стремился, как центральный нападающий, рвущийся к воротам противника, – упорно, неистово и безрассудно. Всё остальные радости жизни он считал мелкими и второстепенными.
  Ведомый своей идеей фикс, Вовчик переходил из класса в класс, не обращая внимания на отметки и мнение окружающих. Он не волочился за девчонками, не следовал за модой, предпочитая любые школьные вечера компании футбольных фанатов, а "клеша и остроносые лодочки" - поношенному спортивному костюму и китайским кедам. Его сверстники дрались и мирились, влюблялись и расставались, воровали, ставились на учёт к психиатру и детскую комнату милиции. Вовка же был буквально зациклен на своём спортивном режиме: ревностно соблюдал распорядок дня, закаляя мускулатуру будущего атлета - олимпийца. В нашей среде Лемке считался неисправимым романтиком, бредившим футбольными идолами, а в житейских вопросах он проявлял удивительную скромность, граничащую с аскетизмом. Конечно, его мозги, свободные от опасных сомнений и губительных философских мыслей, не блистали игрой интеллекта. Но в данном случае этот недостаток скорее являлся его преимуществом: ведь, если «меньше думать – легче жить». Таким образом, Вовчик Лемке смог сберечь внутренние ресурсы своего могучего организма для покорения будущих рекордов и подготовки к триумфальным спортивным победам. 
  Так уж случилось, что сразу после школы наши пути разошлись, и мы с Вовчиком никогда больше не встречались. Моя семья сначала переехала в другой город, а потом неожиданно для всех распалась. Внезапный развод родителей причинил мне огромную душевную боль и разорвал моё сердце пополам. Но я нашёл в себе силы «не пуститься во все тяжкие», сумел поступить в университет, получить диплом и вступил во взрослую жизнь: женился «по молодости» - перманентно развёлся, каким-то чудом избежал «казенного дома», раньше времени поседел, шибко выпивал. Иногда жизнь была ко мне щедра, но чаще испытывала на прочность по полной программе. Она крутила меня в лихом водовороте непредсказуемых событий, постоянно требуя принятия очень непростых решений.
  В отличие от Вовчика, моя мечта сформировалась значительно позже, когда я уже стал зрелым мужчиной, закалённым в мирских битвах. Я желал добиться духовной свободы и материальной независимости, создать крепкую семью и поселиться в каком-нибудь тихом месте, где нет хамства, ненависти и агрессии.
  Бог услыхал мои молитвы и предоставил ещё один шанс: подарил счастье настоящей любви, новый брак и долгожданного ребёнка. Но эта передышка оказалась довольно короткой. Вскоре я испытал новый шок, связанный со смертью родителей и гибелью самых близких для меня друзей. Затем на мою голову обрушился, так сказать, кризис среднего возраста, я познал сладкий вкус денег, предательство компаньонов и полный крах в бизнесе.
  Полное идеологическое прозрение наступило, когда я убедился в преступной сущности моего трижды перепроданного отечества и его лживых патриархов, но последним ударом, конечно, стали кошмарные последствия дефолта. Всё это вкупе вызвало у меня затянувшуюся депрессию, навязчивые мысли о суициде, и, как следствие, толкнуло на тернистый путь эмиграции…
  Судьба ещё долго гоняла мою семью по миру, пока не прибила к далёким берегам Германии, - тихой гавани для тех, кому уже некуда больше спешить. Именно здесь мои мечты частично осуществились, но я так и не смог стать полностью независимым от внешних обстоятельств. В итоге я дико устал полировать зеркальный фасад повседневности: повсеместно лгать и идти на компромисс с собственной совестью. Эта утомительная борьба за выживание окончательно опустошила мою разочаровавшуюся душу, превратив в кающегося грешника и скептика, не верящего в человеческую добродетель и существование какой-то высшей, божественной справедливости.
  Однако глупо упрекать бога в предвзятости: даже если Всевышний отнимал у одного и давал другому, в конечном счёте, всё в этом мире Он ставил на свои места.
  Уже много лет я живу рядом с чудным парком, раскинувшемуся на берегу вяло текущего Рейна. Я стараюсь без особой нужды не выходить из дома, не нахожу особой радости от общения с соотечественниками, предпочитая контактировать с окружающим миром по средствам сети мировой паутины. Я вяло и без особого проявления эмоций наблюдаю, как человечество сходит с ума и молча протестую против этого неизбежного процесса. Меня уже трудно разубедить в том, что человек - это очень опасное и корыстное существо, которое в любом случае превратит землю в "гнилую балку" на задворках нашей вселенной.
  Может быть поэтому на старости лет я серьёзно увлёкся сочинительством, сублимируя свою нерастраченную энергию в занятия литературой. Только сейчас я осознал, что любой из нас обязан что-то оставить после себя – не только дом, дерево и сына, а нечто более важное, хотя бы книгу, в которой изложен личный взгляд на нашу бессмысленную, но всё-таки чертовски прекрасную жизнь.
                ***
  Однажды одним пасмурным вечером, который слёзно делился со мной своей тихой печалью, раздался телефонный звонок. Когда я поднял трубку, то сразу же узнал близкий и до боли родной картавый голос:
- А, Се – се – сегёжу, мо – мо - можно? 
- Я слушаю тебя, Вовчик! – радостно ответил я. – Как дела, откуда ты узнал мой номер?
- Наш общий знакомый да – да – дал… - прогнусавил он, - а дела мои очень хогошо, лучше не бы - бывает…
  Он говорил со мной так, как будто бы между нами не было бездонной пропасти разлуки и мы расстались всего лишь час назад, чтобы закончить прерванную беседу. От Вальдемара Лемке я узнал трагические подробности его биографии. Оказалось, что несколько лет назад с ним случилось страшное несчастье. Ранней весной, когда он вышел из своего подъезда, чтобы отправиться на тренировку, на него с крыши свалилась большая сосулька. Она каким-то невероятным образом пробила ему черепную коробку, но почти не задела головной мозг. Прямо с торчащей в темени сосулькой врачи «скорой» доставили Вовчика в неотложку. В больнице хирург долго цокал языком, но дождался, когда ледяная твердь растает и сделал всё, что от него зависело...
 Так Лемке стал инвалидом на всю оставшуюся жизнь.
 В одно мгновение неопытный врач и злополучный кусок льда разбил всё Вовкины планы: он был вынужден навсегда попрощаться с футболом и отказаться от поездки на историческую родину. В результате рокового стечения обстоятельств Вовчик так и остался холостяком, он по-прежнему проживает вместе со своими больными родителями.
  Однако Лемке не утратил былого оптимизма и весёлого расположения духа, он совсем не отчаялся и не обозлился. Этот сильный духом и телом человек по-прежнему надеется на будущее и уверен, что всё у него будет просто замечательно. Мой друг навсегда остался тем самым пятнадцатилетним мальчишкой, каким был в дни нашей шальной юности: честным парнем с мягким сердцем ребёнка и твёрдым характером истинного спортсмена. Вовка не потерял чувства юмора и считает, что ему ещё страшно повезло: ведь счастье и горе в его судьбе сыграли благородную ничью.
  Вовчик так же рассказал мне, что за всё это время в "гнилой балке" ничего толком не изменилось: всё те же заводские общаги, убогие бараки и "грущёвки". В нашем доме почти не осталось старых жильцов, а в моей квартире теперь живёт многодетная семья таджиков или узбеков - он в их расе плохо разбирается. Не утешили меня новости и о наших общих одноклассниках: многих из них уже нет в живых: кто-то умер от болезней, кто-то в зоне, а кто от пьянки и наркотиков. С некоторыми ребятами Вовчик поддерживает связь через интернет. Так он решил связаться со мной, чтобы напомнить о себе и поболтать по-душам.
  В завершении нашего разговора, Вовчик вкрадчиво спросил у меня:
- Ну – ну - ну, скажи че - честно, как там – в Ге – ге – гмании? – при этом в голосе его послышалась какая-то настороженность и глубокая внутренняя боль.
- Да, как обычно, ничего особенного: идёт дождь, сыро и противно. – Откровенно ответил я.
- Ну, ладушки, Се – сегога, будь здогов! – Бодро попрощался со мной Вовчик.
- Счастливо и тебе, дружище, звони! – Сказал я и повесил трубку.
  От большого глотка виски, моё озябшее сердце начало немного согреваться и погружаться в тёплую волну нахлынувших воспоминаний. Они уносили меня к туманным берегам далёкого детства – в ту сказочную и уже не существующую страну, в которой остались наши с Володей несбывшиеся мечты и хрупкие как лёд надежды. 
  После этого неожиданного звонка из прошлого, настроение моё заметно улучшилось. Я блаженно улыбнулся и меня осенила довольно странная, даже крамольная мысль:
  «Чёрт возьми, - подумал я, - а, быть может, Вовчику повезло, что на его голову упала эта проклятая сосулька…»!?