Радиола

   

Юбка с блескучками раздулась и опала, длинные темно-каштановые локоны до колен коснулись пола.
– Каандашик! – прошептала девочка и кокетливо осмотрелась вокруг. Она знала, что все ею любуются. Хотя ей, по всей видимости, не было и пяти лет, она была уже женщина. Сергей со злобой обернулся и с ненавистью посмотрел вокруг. Бабье. Самки со своими выводками. Деваться от них некуда. Везде бабье!
Мать девочки побежала обратно в зал, где проходило занятие, искать карандашик, а Сергей приказал своей дочери немедленно собираться. Робкая белокурая девочка собрала рисунки и поплелась вслед за ним вниз, в вестибюль. Он торопливо одел ее и вытащил на воздух.
По дороге отец и дочь не разговаривали. Сергей угрюмо запахивал ворот пальто и со злобой смотрел вниз. Девочка плелась, разгребая снег ботиками. Только оказавшись в теплой прихожке родной квартиры, она ожила и побежала показывать рисунки бабушке. Сергей же сел за стол. Миловидная супруга его, с роскошной фигурой и плохими зубами, принялась накрывать к ужину. На Сергея она смотрела с немым обожанием. Он ободрился. Мать позвала дочь и они сели  ужинать.
Девочка медленно жевала гренки и с трудом их проглатывала. Она выглядела скучной и удрученной. В другой комнате на столе лежали ее рисунки, но ни отец, ни мать ими не поинтересовались. Отец много говорил, а мать слушала, глядя ему в рот, из которого лились рассуждения о матрицах, экспонентах и странные, вычурные фамилии коллег по институту. Было тяжело, как будто голову накрыли чугунным колпаком.
Ирина не любила отца. Что он однажды и констатировал после очередного скандала с дочерью.
Ребенок всегда прав. Потому что невинен? Потому что беззащитен! В конце концов, потому что он ребенок. Ирина ничего этого не знала и не понимала. Она постоянно чувствовала себя виноватой. Постоянное чувство вины перерастало в душевную травму, о которой мать ничего не знала, а отец и знать не хотел.
Но с какого момента началась, собственно, нелюбовь? Со случая с мопедом. В семь месяцев Ирина была увезена в район к бабушке по отцу, и там росла. Мать в это время работала по распределению (она закончила престижное парикмахерское училище).
Потом они приехали, отец и мать. Странный темноволосый человек чинил за домом старый мопед, присев на корточки. Ирине захотелось что-то ему объяснить. Очень важное.
– Да? – ответило существо.
Тогда она возобновила попытки.
– Да? – снова сказал отец.
И Ирина поспешила отойти. Она почувствовала зло.
Ребенок может не быть добрым. Он может быть хитрым и вредным, любить мучить животных и родителей. Но понимание разницы между добром и злом заложено в каждом ребенке. Человеку, вообще, незачем зубрить наизусть десять заповедей. Они есть законы вида, и каждая особь получает их с кровью.
Поэтому Ирина не любила отца. В нем она чувствовала ЗЛО.

Сергей женился для того, чтоб иметь статус. Ему нужны были диссертация и должность, он не хотел быть отщепенцем. После того, как пятерку на вступительном экзамене он получил, предварительно переспав с преподавателем, свою ориентацию он тщательно скрывал.
Жена гнила рядом с ним в постели, не имея любви. Она весь день работала и крутилась по хозяйству, а за столом слушала любимого, обожаемого   мужа. Девочка вышла как-то случайно: не убереглись. Им она была не нужна. Зато семья мужа, из района, обожала ребенка.
Каждый раз, когда подъезжали к захолустному городу, Ирина сбрасывала с себя все: вину, страх, отверженность. Тетя поила по утрам теплым молоком из-под своей коровы, и девочка выходила во двор. В обмазанной глиной голубятне урчали спозаранку кирпично-красные и белые голуби. Их так приятно было выпускать на волю: все равно не улетят! В каждом гнезде копошилось по два лысых, уродливых голубенка. Еще была старая, пушистая сибирская кошка, которую они с двоюродным братом нашли котенком на другом конце города. Были козы, корова, собака. Больше всех радовалась приезду Ирины Муха – дворовый пес. Ее спускали с цепи, и они с девочкой целый день гонялись друг за другом.
Если бы Ирина была взрослее, она попыталась бы ответить на вопрос: так ли уж сильно ее любят в семье отца, или любят просто, как всех детей, как вообще маленького члена семьи должны любить. Не больше. Просто слишком уж был силен контраст с тем, что дома, в городе.
Уезжать от бабушки девочка не хотела. И это было так демонстративно и явно, что отец делался черен, как туча.
– Ну, ты ж к родным едешь, – успокаивал дед, – к отцу-матери, не к чужим дяде и тете!
Все равно дома было плохо. Ирине было пять лет, когда родился братишка, и мать оставила работу, стала домашней хозяйкой.
Теперь мать днями и ночами изощрялась на кухне, чтоб приготовить нечто из ряду вон выходящее. Ирине эти кулинарные опусы совершенно не нравились. Она предпочитала макароны и кабачковую икру. Андрей рос и бегал по комнатам, а отец писал диссертацию. Утром на его письменном столе Ирина находила исписанные математическими формулами листы. Планку почтения к отцу это безусловно поднимало, но любви к нему не прибавляло.
Еще посередь большой комнаты стояла старая пыльная радиола, а рядом лежала стопка пластинок с песнями, сказками и оперной музыкой…
Дети бегали по квартире, а потом им захотелось включить пластинку. Отец спал на диване, накрывшись пледом: он всегда днем отдыхал. Потом, много лет спустя, Ирина, вспоминая этот эпизод, была уверена, что на самом деле он не спал. Перед этим он много раз демонстрировал фокус: как вставлять оголенные провода в розетку. С тех пор, как штепсель сломался, прошло много времени, очень много. Но ни отец, ни мать, не удосужились купить новый, а ведь по квартире бегают дети дошкольного возраста…
Ирина с Андреем перелезли через ноги отца и добрались до проводов. Все очень просто, папа столько раз это показывал: надо взять две блестящих желтеньких спичечки и аккуратно вставить их в дырочки в стене. Ирина уже дошла до упора, когда ее подбросило и руки затряслись мелкой дрожью. Она с любопытством посмотрела на свои руки: те на самом деле не двигались. «Меня ударило током!» – догадалась она. И еще: «Сейчас я умру!» Последняя мысль осталась без ответа в ее душе, потому что она инстинктивно разжала пальцы, обхватившие провода. Дрожание прекратилось, кожа на руках вспыхнула и на ее глазах обнажила кости. Она упала на отца, который сразу проснулся.
– Де-е-ернуло! – заверещала она.
Отец бережно обнял ее и посмотрел на ее руки. Из кухни прибежала мать.
Мать с отцом должны были (по закону обязаны) вызвать скорую помощь. Но они этого не сделали. Они обработали руки перекисью, перевязали их и принялись бережно ухаживать за девочкой. Когда из района приехала бабушка, мать Сергея, ей было сказано, что они боятся обращаться в поликлинику, что там много инфекции и можно занести бог знает что. Но старуха почуяла неладное. Потом приехал дядя Максим.
Дядя возил девочку на санках в парке. Целовал перевязанные ручки, обещал купить овчарку к лету. Ирина выглядела скучной.
– Болят? Болят? – постоянно спрашивал дядя.
Но руки не болели. Просто она перенесла стресс.

– Голубой! – прошипел Максим прямо в глаза брату поздно ночью, когда жена и дети уже спали.
Сергей попробовал возмутиться. Но у него ничего не вышло: он дрожал от страха.
– Слушай, пидор! Если еще что-нибудь. Слышишь? Еще одно покушение на ребенка, и будешь сидеть. Понял?
Сергей понял. Ничего плохого больше не было. Руки Ирины постепенно зажили. Через год Сергей защитил диссертацию. А на следующий Ирина пошла в школу. Как-то она вернулась домой поздно, ни матери, ни Андрея дома не было. За столом сидел друг отца и пил коньяк. Сергей потребовал, чтоб девочка поздоровалась с дядей. Она сказала: – «Здрасте» и шмыгнула к себе в комнату. Ночью она проснулась от странной пустоты вокруг. В большой комнате горел свет. Но там никого не было. Ирина встала и в ночной рубашке прошла на половину бабушки.
Там тоже было темно. Ни бабушки, ни дяди по матери дома не было. Она открыла дверь в спальню бабушки. Там кто-то что-то делал на постели и при этом визжал и хрипел. Она испугалась. Кто там? Она бросилась к себе и зарылась с головой одеялом. Потом она слышала, как отец в прихожей провожает своего позднего гостя. Когда Ирина вышла в большую комнату, отец сидел за письменным столом, важный и сосредоточенный и что-то писал. Утром она думала, что все ей приснилось.