По окончании первого курса я впервые подписался на шабашку. Мой приятель-третьекурсник Анатоль Бургомистров надыбал заказ на строительство в каком-то пионерлагере под Семёновым детской игровой площадки. В бригаде оказалось четверо: Толян с Серёгой – за плотников, мы с Окишей – в качестве резчиков-скульпторов. Я прихватил свой новенький этюдник, подарок родителей, надеясь найти время для пробы своих сил на пленэре.
Отправились рано утром поездом и спустя два часа уже были на месте. Заезд пионеров ожидался через неделю, и подготовка лагеря к приёму этих оболтусов шла вовсю. Завхоз без промедления разместила нас в жилом корпусе, выделив нашему квартету две комнаты. Удобства по тем временам предлагались сказочные: кровати с постельными причандалами и верблюжачьими одеялами, столы с графинами и стаканами, стулья; туалет и душ в конце коридора.
Мы по быстрому прописались бормотушкой и пошли работать. По утверждённому заказчиком эскизному проекту, предстояло изготовить пять игровых элементов и пять фигур – немного, дней на восемь нормальной пахоты. Работалось легко и весело. Топоры, пилы, стамески, молотки ласкали руки. Вдобавок две симпатичные девушки, присланные сюда в качестве шефской помощи лагерю, красили беседку рядом. Мы сперва перебрасывались взглядами, потом познакомились. Толян, конечно, я бы ни в жизнь не решился. Высокую и худую брюнетку с инфернально привлекательным лицом звали Галя. Её подруга Ира составляла ей полную противоположность: смешливая плотная блондинка небольшого роста.
Вечером, когда стемнело настолько, что не стало видно инструмента, мы вернулись в корпус и с удивлением обнаружили, что наши новые знакомые поселены в соседней комнате. Анатоль, известный ловелас, сразу развил бурную деятельность, зазвал девчонок на ужин. Они, не ломаясь, согласились, и завязалось оживлённое общение, которому помог студенческий напиток «Портвейн-33».
Ира оказалась экономистом Дома Моды, а Галя – штатной моделью в этом заведении. Прежде я и не задумывался, что такая профессия существует в советской стране. Толик представил меня художником, а я похвастал, что захватил этюдник. Дёрнуло же меня за язык! Кабы не это, всё могло случиться по-иному.
Вскоре выяснилось, что на первом этаже имеется бильярд, и мы всей толпой рванули катать шары. Настоящий большой бильярд я увидел впервые: до этого мне приходилось играть только на детском, со стальными шариками и киями, размером в карандаш. Я прямо задрожал от нетерпения и намертво вцепился в гладкую деревянную палку с тяжёлым сердечником внутри.
Составили партию 2 х 2. Серж с Окишей предпочли роль наблюдателей – так оставалось больше времени на портвейн. Девчонки играли здорово, видно тренировались до нас. Особенно Галя. Глядя на её ласковые манипуляции с кием, грациозные движения и пластику поз во время удара, я что-то сильно разволновался и постоянно мазал мимо шаров.
Игра у меня не шла, и я обрадовался, когда Галя заявила, что завтра рано вставать, и всем срочно необходим отдых. Затем она решительно взяла меня за локоть и потащила вверх по лестнице. По пути поставила перед фактом: Ира перебралась в другую комнату и у нас двоих вся ночь впереди. Я покорно перенёс в её комнату вещи, этюдник, и мы заперлись. На душе стало как-то муторно от такого напора. По природе я человек стеснительный и робею от инициативных партнёрш. Да и от пассивных, признаться, тоже. Потому и опыта тесного общения с ними до этого случая не имел.
-- Вот, молодец. Начинай, -- сказала Галя, и я совсем потерялся. – Ну же, нарисуй мой портрет. Дома повешу. Всю жизнь мечтала.
До меня дошло, отлегло, но тут же снова появилось это странное возбуждение. Набравшись духу, я вдруг предложил ей раздеться – типа, ню будет гораздо интереснее смотреться. Девушка отчего-то сразу согласилась, на пол немедленно спорхнули обе детали туалета. Словно ей каждый день приходилось позировать обнажённой тет-а-тет. Для меня, например, это была первая попытка писать обнажёнку с натуры.
Галино тело производило очень сильное впечатление чрезвычайной худобой, с практическим отсутствием округлостей в районе бёдер и груди. Мои внутренняя дрожь и внешнее напряжение усилились до неприличия.
Задыхаясь от волнения, я торопливо раздвинул непослушные суставчатые ноги, с трудом пристраивая перед собой свой фанерный ящик, выдернул запирающие скобы, открыл крышку и закрепил её в вертикальном положении. Специфически запахло живичным скипидаром пинена, конопляным маслом, сиккативом, фисташковым лаком. Я обожал эту чудовищную смесь ароматов, но и она не уняла мандража.
Стараясь не смотреть до времени в сторону натуры, достал чистый загрунтованный картон, слегка заляпанную и ещё непросохшую палитру, промыл кисти. Только когда всё было готово, глянул на модель и обомлел: Галя приняла такую откровенную позу, что работать было совершенно невозможно. Пришлось попросить сорректировать её в сторону соблюдения приличий. Рука с карандашом тряслась, как у алкаша, сердце било по рёбрам.
Смотреть на натуру я старался реже, больше включал память и фантазию. Волосы Гали разметались по плечам, глаза сверкали, губы влажно блестели. Вдобавок она иногда баловалась, разводя колени, видимо желая приободрить меня, чем делала производственный процесс просто изнуряющим. Пот тёк с меня градом. Но вдохновение нахлынуло, и работа быстро продвигалась. Несколько раз я под воздействием непреодолимого импульса бросал кисть и порывался перебраться на соседнюю койку, но девушка твёрдо требовала «сначала портрет».
Через пару часов портрет был в общих чертах готов. Оставалась доводка деталей. Образ, на мой взгляд, был схвачен очень точно и смело. Совершенно измочаленный, я потянулся. Галя, уже давно заскучавшая и тоже уставшая от почти неподвижного сидения, воспользовавшись паузой, спрыгнула с кровати и заглянула в картон из-за моего плеча, на умопомрачительный миг коснувшись его упругим конусом груди. В следующее мгновение я увидел её бешенный взгляд, и левая щека ощутила жгучую боль.
Одной рукой эта мегера вцепилась мне в шевелюру, другой отперла задвижку двери, и непреодолимая сила швырнула меня в коридор. Следом вылетели этюдник и портрет. Сеанс был прерван неожиданно и навсегда. Очевидно, Галя оказалась недостаточно подготовленной к восприятию современных течений в живописи.
Тот картон теперь украшает мою комнату, напоминая мне о первом НЮ в моей жизни,но никому не удаётся угадать, что на нём изображено. Большинство принимает Галю за неизвестное членистоногое в необычном ракурсе.
(использована иллюстр. Дм.Ежова)