Мне стыдно.
Думал, с годами пройдёт, забудется — нет, не прошло...
Кампания у нас была крепкая: классные девчонки, несколько парней из тех, что поумнее, да мы с Костиком. Костян за старшего, «держал» нас: сильный, девочкам нравился, на гитаре мог... Решительный был, сам я не такой, а с ним всё как-то ловчее шло — в классе нас боялись, в школе уважали.
Так бы всё и помнилось, но...
Её спортивный костюм смотрелся нелепо — морщинистое лицо, толстенные линзы очков, старенькие кеды:
- Два года, детки мои. Два года — и вы закончите школу... вся жизнь впереди! - так она сказала на первом уроке. - Эти два года я буду заботиться, чтоб вы были сильными, крепкими... Я, милые мои, — ваш новый учитель физкультуры.
«Заботиться», «сильными»... Другие говорили не так, всё больше фальшивили, а старушка и правда вроде как: «милые», «детки».
Перекурили мы в туалете, посмеялись: «детки», надо же!..
А на следующем уроке снова:
- Два года, детки мои. Два года — и вы закончите школу... - и так до конца, слово в слово!
Покурили мы снова, но смешно уже не было. Обидно стало: неужели кроме старой маразматички не нашлось нам во всём городе физкультурника?
Третьего урока ждали с опаской: вдруг снова слово в слово?
Снова. Слово в слово. Она не помнила... ничего!
Нормативы там, оценки — каждый раз словно заново в школу приходила. Мы — ей:
- Это сдавали!.. Уже бегали!.. Смотрите, вот же ваша подпись, оценки вот они! - в журнал тычем.
Смотрит, улыбается виновато:
- Простите, милые, что-то я всё забываю. Спасибо, детки, спасибо... - и к нам: кого погладит, кого приобнимет, как родная бабушка прямо.
Разные мы были. Хоть не из нашей кампании, но нашлись, что оказались повзрослей — к завучу, к директору...
- Склероз у неё, - развела руками завуч, - да сын-калека... Лечить его надо, а на пенсию много налечишь?.. Сама она просилась, как отказать?
Директор, та, говорили, сразу в крик:
- Ну и что?! Склероз мешает вам прыгать?! Вот и бегайте! Ничего! Невелика премудрость, секундомер держать. Сами уже взрослые, разберётесь как-нибудь!
Разобрались...
Костик сделал это первым.
Он подошёл к ней сзади и пнул ногой. При всех. Просто так.
Старуха обернулась:
- Костя... ты что?
- Ты, - скривился в усмешке Костян, - старая обезьяна... - Посмотрел на нас — все замерли. - Пикнешь — в бубен дам! - Рванул журнал и ручку, учительница в испуге отшатнулась. Костик что-то вписал. - Тебе пятёрок сколько ставить? - посмотрел на меня.
- Костя... - выдохнула старая, - да как же, милый... как же ты?.. Что же ты делаешь?
Костян сплюнул жвачку, захлопнул журнал и швырнул его на пол, потом, вразвалочку, в раздевалку. Лишь у двери обернулся — затаив дыхание, все смотрели ему вслед.
- Что стоите? - подмигнул. - Снимайтесь с ручника!..
Учительница подняла журнал, стряхнула пыль, губы её дрогнули:
- Родителей... в школу.
Костян усмехнулся, дверь за ним захлопнулась. Старая посмотрела на дверь, потом отвернулась к окну.
Мы разделились.
Половина, как и я, была за то, что бабка вспомнит. Костик же с остальными — что нет. Мы без конца курили и спорили, в туалет набилось много, даже с других классов — Костян вошёл в моду.
Она не вспомнила. По-прежнему звала нас «милыми» и «детками».
И снова Костян: вышел из строя, взялся разматывать волейбольную сетку.
- Костя... Костенька... подожди. Волейбол после прыжков, Костя! - бабка осторожно потрогала Костяна за плечо. - Через козла будем прыгать, Костя, стань в строй, милый... Деточка, стань, пожалуйста.
- Отвали, - Костян отдёрнул плечо, - сама прыгай. Помоги! - Костян кивнул в мою сторону — ноги словно бы одервенели... - Ну! - прикрикнул. - Или что, тебе слабо?
- Нет, - сглотнул, все смотрели на меня, - не слабо. - Вышел из строя, мы начали натягивать сетку.
- Мальчики, - бабка смотрела в отчаянии, - я поставлю вам двойки. Так же нельзя!.. Сначала — норматив, потом — волейбол!
Костян выматерился — сетка не вязалась — отбросил конец верёвки:
- Журнал дай, - навис над старухой, та отступила. Костик проставил оценки. - Смотри! - показал журнал учительнице. - Все пятёрки! Видишь?! Вот он, твой козёл!.. Все сдали, пятёрки, ты поняла?! - класс одобрительно загудел, физкультуричка отступила ещё на шаг. Потом ещё.
Она пошла, было, к двери, кто-то крикнул:
- Она ещё помнит! - но Костян сообразил и сам, подскочил, схватил её за плечи:
- А ну стой!.. Раскатывай сетку! - это он уже мне, я кинул волейбольную сеть на пол спортзала. Костян толкнул — бабка упала. - А ну скатывай её! - здесь уж навалились все.
- Миленькие!.. Хорошие мои!.. - слышалось за нашими криками. Я был ближе всех: бабка перегнулась пополам, словно бы ударили в живот... может в толкучке и вправду кто ударил? Она хваталась за ячеистую паутину. - Детки!.. Миленькие!..
Мы дружно закатали её в сеть.
- В подсобку! - скомандовал Костян. - Пока футбольца сгоняем — всё забудет, а мы её освободим как будто... а?!
Все расхохотались.
Бабку втащили в подсобку, заперли.
Девчонки пошли в раздевалку, мы же взялись за мяч. Пока играли, в спортзал никто не заглядывал, сюда вообще кроме физкультурников да нас никто не заходил, разве что на линейки там, чтобы всех построить.
- Надо вытаскивать, - Костик отшвырнул мяч, открыли подсобку. - Эй!.. - Костян пнул сетку — ни звука. - Эй! - Костян потянул, сетку размотали: бабка была без чувств. - Вот бля... - Костик пощупал пульс, - твою мать! На скамейку её!.. К завучу! Ты, - указал на меня, - предупреди девчонок! И скажи, что не дай бог кто сболтнёт! Все закатывали, понял?! Все!..
Скорая приехала быстро.
Врачи не мешкали: вкололи в руку, капельница, носилки... Костян схватил докторшу за рукав:
- Что с ней?!. Жива?!.
- Сердце! - доктор отдёрнула руку.
- Сердце... - Костик повернулся к нам: - Пошли, перекурить надо.
- А если померла?! - наседали мы. - Ты понимаешь, что будет?! За старую каргу, в тюрьму!.. Мы не хотим!.. Не хотим!.. Это же мы!.. В сетку!.. В тюрьму!.. Блин!..
- Не помрёт она! - отбивался Костян.
- Если бы ты не выёживался, так ничего бы не было!.. - кричали девчонки.
- Если вы болтать не будете, то ничего и не будет!!! - перекрикивал Костян.
Спорили долго — страшно!.. А вдруг бабка умрёт? А вдруг кто про сетку скажет?..
- Идём! - Костян растолкал всех, пробрался к выходу из туалета. Мы стояли, никто не тронулся. - Пустой базар: умерла — не умерла... Поедем в больницу, там яснее будет! - все ринулись Костику вслед.
В больнице встретили с пониманием: класс пришёл узнать об учительнице — что за дети! Вышел завотделением:
- Жива. Сильнейший приступ, сердце... В её возрасте бы не работать, да ещё и с детьми. Тяжело ей с вами, наверное, - врач улыбнулся, похлопал Костика по плечу.
- Что вы, - Костян отвернулся, - мы ей помогаем даже... - Девчонки прыснули смехом.
Стало легче, собрались уходить, но тут, из ближней палаты, выкатился дядька в инвалидной коляске:
- Ребята! Ребята, пойдём... - он кивнул на дверь палаты.
Все замолчали.
Никто его не знал, но поняли, наверное, все: это сын её, калека.
- Не... - поднял руки Костян, - нам пора, спасибо, мы пойдём!
Мы закивали:
- Да!.. Пойдём!.. Пора!
- Ребята! - калека подкатил вплотную. - Мать просит... ей так плохо. А вы... вы же пришли, ей это важно. Хочет вас увидеть, очень просит... ну пожалуйста! - инвалид взглянул на врача, тот пожал плечами:
- Пусть идут. Это может помочь.
Вошли.
- Милые мои, - морщинистое лицо, тяжёлое дыхание, - детки... вы пришли. Деточки мои...
Мы сгрудились у порога.
- Ну?.. Что же вы встали? Подойдите... Костик... иди, дай обниму тебя, милый, - она потянулась, было, рукой — Костян отпрянул, наступил мне на ногу. - Вы такие добрые, пришли ко мне...
Мы не шевельнулись.
- Не помню, как плохо стало... - приложила руку к груди, поморщилась, - вы уж простите, что напугала вас, милые... А сынок вас увидел, так я попросила... мне так приятно, детки, вы такие... Беспокоитесь... Я так рада, что вы пришли, - заплакала.
Костян: он взялся за воротник, расстегнуть, но пуговица не далась, тогда Костик рванул — пуговичка цокнула о пол, закатилась под кровать.
- Пустите!.. - Костик рванулся к двери, выбежал, мы потянулись следом.
Она умерла неделей позже.
Наша кампания распалась. Закончив школу, больше не встречались. Зря, наверное... Поговорить хочется. Ведь я никому не рассказывал: ни родителям, ни жене. Поговорить бы... нет сил молчать.