Старый да малый. 16. Ромашка и Василёк

Наталья Листикова
РОМАШКА И ВАСИЛЕК

Летом в деревне — приволье! Поглядишь кругом — дух захватывает, и голова кружится.. Взгляду и тому можно заблудиться в этих просторах: среди бегущих вдаль лесистых холмов, катящихся с косогоров полей, обрывающихся возле  увалов садов.
Да и рядом с домом потеряться можно. Сразу за огородом — вершина, огромный дремучий овраг. Он так густо порос лесом, что даже в жаркий солнечный день в глубине его сумрачно и зябко. В высокой темно-зеленой крапиве незаметно сочится ручей, наполняя ленивой водой небольшое болотце. Из осоки, квакая, выпрыгивают лягушки и пучат любопытные глаза. Над ними тучей висят комары, огромные, злющие.
Озираясь по сторонам, Ваня с трудом продирается сквозь терновник, заросли дикой малины, кусты орешника. Ноги вязнут в разрытой кротами земле, цепляются за валежник. Чтобы не упасть на склоне, приходится хвататься за ветки. Они вырываются из рук, хлещут по лицу, хватают за волосы. Но Ваня упорно карабкается вверх. Он весь искусан комарами, исцарапан колючками, обожжен крапивой.
Лес поредел. Сквозь ветки уже прояснилось небо. Еще чуть-чуть — и открывается поле за косогором. Добежать до него совсем пустяк. Даже хорошо, иззябнув в вершине, окунуться в поле, погреться в его горячих золотистых волнах.
Рожь уже заколосилась. В ее прозрачной желтизне то тут, то там мелькали синенькие глазочки — васильки. Ваня замечал их издалека, мчался по колючему жаркому морю и безжалостно срывал нежные головки. Он мял их, рвал, подкидывал вверх.
Лепестки падали в рожь и бесследно исчезали в ней, как будто их и не было никогда. И вдруг Ване стало жаль их. Он сорвал несколько длинных стебельков с синими головками и сложил вместе. Получился маленький букет.
«Подарю его бабушке», — решил Ваня и только тут вспомнил, что бабушка ждет его. И, наверное, волнуется.
Оставляя за собой волнистую дорогу, Ваня побежал к дому. У самого огорода на глаза ему попались ромашки, и с ними букет стал еще наряднее.
—Бабушка, смотри! — закричал Ваня, стремглав промчавшись по огороду.
Бабушка сидела на скамеечке, руки устало сложены на коленях, плечи скорбно опущены. Взгляд ее выцветших глаз остановился на Ване, потом на цветах и прояснился.
—Ох, и до чего красивая пара была! Теперь только в букете и встречаются Ромашка и Василек. А раньше ведь людьми были. Ты, поди, и не знаешь?
—Нет, не знаю. А когда это было? — Ваня присел у бабушкиных ног и положил голову ей на  колени.
—Давно, — вздохнула баба Анна, — и дома этого на земле еще не было, и род наш еще не народился... В одном селении жили соседи. У одного хозяина девочка Ромашка росла, у другого — сын Василек. С малолетства вместе: играли, по грибы-ягоды ходили, хороводы водили. Так и росли. Уж по шестнадцатому году стукнуло. Совсем большие. Ромашка заневестилась. Важная ходит, всех сторонится. Да и Василек — первый парень на деревне: и косить, и молотить, и плотничать — все умеет.
И родилась промеж них любовь.  Только они ни слова об этом, гордые очень.  Так стороной и обходят друг друга...
Так вот, лето к концу близилось, наступил праздник урожая. А раньше важнее праздника не было. Пшеницу жать, снопы молотить да зерно веять с песнями шли. Девицы в белых кофтах, в красных сарафанах — одна лучше другой, а Ромашка, та — краше всех. Светятся очи синие, в русых косах — лента алая. Ей почет особый. Первый колосок скосить доверили.
Подняла Ромашка первый колосок, на ладони растерла, сдула с зерен полову. И стала по обычаю старинному поле обходить, зерна через плечо кидать. Чтоб земля не скудела. Чтоб родила она вволю и хлебы круглые, и пироги свадебные.
Парни во все глаза на Ромашку смотрят. Один Василек глаза отводит.
Опечалилась Ромашка, нахмурилась, совсем, видно, подумала, не по душе я Васильку.
А у того своя причина была. Отец-то у Василька — последний на селе бедняк, потому как землю в ту пору лишь на мужчин давали, а у Василька в семье пять сестер уродилось, вот и мыкались.
Сосед же богатеем был. Хата — полная чаша, шесть сыновей — молодец к молодцу, отцу подмога. Ясное дело, что и дочь свою родитель за богатого прочил, да и был уж такой на примете из соседней деревни. «Куда уж мне, — решил Василек, — за Ромашку свататься, не отдадут, только позору натерпишься».
А Ромашка-то у богатея дочь единственная да любимая. Ничего не жалел для нее отец. Может быть, и уговорила бы она родителя воле ее не перечить, кабы знала, что и она Васильку по душе.
Только как понять это, если молчит он, словно воды в рот набрал? Бывает, встретятся в поле, посмотрит он на Ромашку ласково, вздохнет печально. Сердце у девушки забьется. «Любит, любит», — думает. А он головой покачает да мимо пройдет, а в душе у Ромашки все холодеет: «Не любит он меня, не любит...»
Так и играли в молчанку, сердца друг другу раскрыть не умели...
И начала вскоре Ромашка чахнуть.
И лекарей ей водят, и травами отпаивают — ничего не помогает. Отец с матерью от горя почернели: тает на глазах дочь, и никто причины не знает.
Только перед самой смертью попросила она Василька позвать. Пришел он, а у Ромашки и сил нет говорить. Только выдохнула чуть слышно: «Любишь — не любишь? И — так и затихла навек... Вот ведь бывает как.
Бабушка Анна замолчала, но Ваня тронул её за рукав:
— А дальше что?
—А дальше? Похоронили Ромашку на поле, землей засыпали, камнем придавили. Пришел Василек на могилу, видит, а в траве зеленой цветок вырос с белыми лепестками. Вот такой. — Баба Анна  вынула из букета несколько ромашек.
— Ветер подул, закачался цветок на высокой ножке, а Васильку кажется, что это Ромашка его милая головой качает. Упал он на землю и заплакал. Понял, что скрытностью своею да гордостью девушку погубил. Но слезами к жизни Ромашку не вернешь, только глаза все Василек выплакал, ослеп совсем.
Баба Анна замолчала и поднесла к лицу    букет. Глаза у нее были грустные-грустные.
— От этих слез и народились цветы синие, как Васильковы глаза, васильки эти самые... Не простые это цветы — для глаз лекарство.
—Бабанна, а что потом с Васильком стало? — спросил Ваня.
— Потом? Взял слепой Василек котомку и пошел от села к селу, людям историю свою печальную рассказывать, как гордость любовь погубила. С тех самых пор и гадать на ромашке начали: любит — не любит...
Ваня осторожно забрал у бабушки цветы и поставил их в банку с водой. Сверху он брызнул несколько капель, и они повисли на лепестках, словно слезы.
— Вань! — раздался вдруг у калитки Данилкин голос. — Вань, ты  на речку пойдешь? Мы с батей вершу поставили!
— Пойду, пойду, — закричал Ваня и посмотрел на бабушку.
Она улыбнулась, молча кивнула.
И Ваня опрометью бросился к калитке.

Следующая глава:http://www.proza.ru/2010/05/27/808