жэ-дэ узел, станция Грязи;
Обнят ночью перрон, фонарь на посту одноглазый;
из динамиков голос – здесь он старший по смене - «На работе не спать! Богу в душу ваше вокзальное племя!»
..вздрогнет поезд тогда , словно очнётся от спячки - проропочет составом раскато,
и, кряхтя, маневровый – лунатиком старым – босоного прошпалит, чей-то хвост подцепляя…
жэ-дэ узел, пассажиров как грязи;
кто-то спит беззаботно, улыбкой купе озаряя, а под нею хранится ещё - вкус вечернего чая;
кто-то в тамбуре курит и губы кривые кусает, из прорехи вагона – плевком - взгляд транзитный бросая;
нам – сходить,
и полночи ещё коротать на твёрдом вокзальном диване –
полусон-забытьё, и отчетливо после – ломота в каждом суставе.
…
не умывшись – мякИш пирожка, простокваша;
пузырится, волнуется – пассажиров кипящая каша;
двери сносит,
вокзальным гулом – булькотя, через край проливаясь – из бездонного зева - ночи, вокзала,-
на свет, в город, под небо – вылазит;
в полумраке чАса рассветного – кто куда, кто на чём – ОТ вокзала, ОТ перепутья – бегло и споро, барахло похватав нажитое – расходясь, расползается…
захолустье, старенький ПАЗик;
жирный после дождя – хоть на хлеб вместо масла мазать –
чернозём под катками;
в салоне - ни прОдыху: бабы-дети-котомки, руки-ноги-задЫ, и набито ещё всякой дряни.
небо низко, дорога далече – к деревеньке, о какой вспоминая - с закопченного горем детства - навсегда моя мама увечна.
Как корова на льду, как жук,
погребённый в навозе - без конца и начала в кювет наш автобусик сносит;
не опрокидывается чуть.
Бабы воют: «Нет креста на тебе! Чтоб ты сдох, окаянный!» - шофёр (и не впервой, видать) – в стельку, в хлам, в абсолют – горько-пьяный.
Напрямки,
через поле,
босиком,
по стерне,
мы идём, оставив автобус по пузо в дерьме;
мы идём, на проклятье водителя всю нечисть хором сзывая;
мы идём, режа ступни и тут же грязью порезы латая – мама, младшая (тётка мне), и я – городская тринадцатилетняя краля.
И не ждёт нас никто, как никто не встречал на вокзале;
на погосте могилка - в сорняках утопая, там бабуля моя; её я не знала…