Пастораль

 
                Темен ночной пруд,               
                Скамья мокра от росы, 
                Соловей поет...
               
     Когда в городе становится невмоготу, сбегаю в наше «родовое имение», в деревню. Сразу после войны купила там бабушка дом, пристанище для нашей большой семьи в летние погожие дни.  Собиралась большая компания:с тетушками, дядюшками, их детьми и нашими общими друзьями человек двадцать, а то и больше,и всем находилось место: в доме, на веранде, на сеновале, а романтикам -  в палатке на лужайке у дома. Вырастила эта деревня нас, наших детей, теперь вот и внуков нянчит.               
      
     У деревни красивое имя –Румянцево, нельзя сказать, что редкое, деревень и поселков с таким именем много, даже по Подмосковью несколько. Наверно, все они красивые. Ведь румяный, значит красный, а красный – это и есть красивый?
         
     От города Рузы совсем недалеко, лесной дорогой, если неторопливо, то минут двадцать. Небольшие опрятные домики дружным рядком бегут вдоль крохотной речушки с ключевой водой и замирают перед огромным полем. А дальше за полем на тридцать километров лес протянулся до Звенигорода. Такая вот тупиковая деревня, природой окруженная.               
   
     Выйдешь на окраину,  и сразу душистой волной окатывает с головы до ног ветер, будто поджидал тебя и встрече рад. Запахи он несет с поля пряные травяные и болотистые, а  и из темнеющего дальнего леса - густые, смоляные.  Само поле, пестрое, живое, переливается зелено-желтыми волнами. Половина, освещенная солнцем, яркая-яркая, а другая, будто линялая, то тень от облака бегущего, а вот уже пробежало оно, и теперь все поле – нежным меланжевым морем колышется.               

      Сверху из синевы неба маленький трепещущий комочек звонкие переливы свои сыплет. Жаворонок. Тоже радуется жизни своей поднебесной.               

      Дальний лес обнимает  огромное поле зелеными рукавами, все оттенки зеленого. Ближние гущи светлее, дальние, с темными верхушками елей, глуше. И сами пики елей на фоне яркого синего неба будто вырезаны из бумаги. Вот ведь! Глядишь на живую природу, а взгляд городской, от нее отвыкший, видит будто рисованный пейзаж театральный...               

   Надышавшись,  возвращаешься по деревне к дому. Дорога вдоль речки, дома вдоль дороги, окнами на заливной лужок. Каждый дом неповторимый. Резные наличники тоже неповторимые. Когда наличники нашего дома уж совсем старыми стали, заказала новые, эскизы рисовала, да смотрела по деревне, чтобы от других отличны были, так уж повелось.
   
     Напротив деревни на высоком берегу жил когда-то барин. Дом  его был окружен великолепным  садом. Это место так и зовется с тех пор –Барский сад. Вокруг сада липы были посажены, теперь они огромные,  вековые. Помню и яблони цветущие, и сливы с вишнями, и клубнику мелкую одичавшую, что своими сладкими и душистыми ягодами нас, детишек, баловала. Сейчас ни сада нет, ни ягод. На месте  сада образовалось какое-то садовое товарищество, неуклюжее в своей лоскуточной архитектуре: то дом-дворец, то сараюшка огородная, то участок заброшенный, неухоженный. 

     Другое дело деревня, она как бусы из каменьев хоть и разных по цвету и величине, но природы одной, потому и глаз ласкает. Да и жители ее из одного теста слеплены: или дети и внуки тех бабушек, что здесь жили когда-то или их друзья, которым деревня по душе пришлась.
 
       А про того барина от бабушек наших слышали мы такую байку. Будто влюбился он в красавицу Звенигородскую, не мог без своей зазнобы и дня прожить. Проложил он дорогу верст тридцать напрямки через глухой лес, по нынешней шоссейной  сейчас до Звенигорода все пятьдесять будет. По обеим сторонам дороги  березы были посажены.  Уходила дорога двумя стройными рядами высоченных берез к Звенигороду. Долгие годы  километра два этих рядов еще выделялись в гуще леса, а дальше следы дороги терялись,  она постепенно зарастала, растворялась в лесной чаще. Правда, многие говорят, что любовь может и была, но дорога здесь ни при чем, что это  царская старосмоленская дорога. Но байка красивая.

       Деревня, как человек, свою жизнь проживает, меняется. Помню,  электричества не было, керосиновые лампы скудно освещали вечернюю трапезу. Спать ложились рано, как стемнеет. Но это старики и ребятня, а вот молодежь гуртом ходила вдоль деревни  еще полночи. Вот издалека слышится песня девичья задушевная, приближается, мимо окон проплывает и замирает в чуткой тишине ночной. Пели на два голоса, да с подголосками. А то гармонь веселая разухабистая волной прокатится, и смех и голоса звонкие вместе с ней пробегут. И опять тишина до утра, до петухов.  По четвергам раздавалось громкое: -Керосин, керосин! И бабульки спешили к телеге, где керосинщик ковшом набирал из больших бидонов и разливал кому куда свое душистое зелье.               
      
        А стадо было какое! Каждый двор, а их более тридцати держал корову или даже две, да еще коз, овец с десяток. Утром рано, часов в пять, только светать начинает, пастух идет по деревне, на рожке наигрывает, хозяйкам знак подает, чтобы не проспали, а мальчишка подпасок позади стада идет  кнутом пощелкивает, стадо подгоняет. И слышалось мне будто чудище огромное стокопытное ползет, недовольно мычит, блеет и зубами щелкает. Прошло чудище, и можно опять в пуховую подушку зарыться и спать до солнца жаркого...

        А ягодные поляны! По узенькому в два бревна мостку через речку переходишь и попадаешь в мир душистый, красочный, вмиг кружка земляникой полна. В глубокой миске ягоды молоком зальешь и... вкуснее не придумать!

        То раньше... Сейчас и стада нет, и ягодных полян. Трава по колено никем не кошенная. Но будто над ней запах земляничный витает, запах детства, о текущем забываешь, растворяешься...

        Изменилась деревня, похорошела, нет уж крыш соломенных или дранкой крытых, все больше материалы современные, яркие. Гаражи примостились рядом с домами. Колодцы почти у каждого дома. Грядок меньше, клумб и газонов стриженных больше. Только дорога, как была глинистая да ямистая осталась, будто раритет какой, а просто хозяина нет, барин далеко. Сказывают скоро город подберется к деревне, рядышком раскинется и пропадет она, в улицу превратится... Но пока...

        Когда в городе становится невмоготу, сбегаю в деревню, то ли в детство свое заглянуть, то ли с предками о былом потаенном пошептаться... И, кажется,  и она меня ждет, моя деревня, манит, будто и я ей нужна...