Толик Коротеев жил в детском доме третий год. Это был подросток лет четырнадцати, среднего роста, крепкий, коренастый, с кудрявыми, подстриженными под панка волосами и большой цыганской серьгой в ухе. На груди он носил массивную цепь с черепом, на безымянном пальце правой руки черный перстень в виде змеи, на указательном кольцо с драконом. Весь его прикид говорил, что пацан с претензиями на лидера, хотя класс, где учился Толик, был слабый. В нем было еще двое детдомовцев – его друзей Дима Карпов и Надя Авдеенко остальные ребята были домашние, но почти у всех из них был один диагноз – задержка психического развития. Такой же диагноз был у Толика.
* * *
Класс его был небольшой и недружный, классным руководителем в нем была Вера Борисовна - женщина видная собой, живущая в достатке с мужем – предпринимателем. Она всегда была нарядно одета, на шее, в ушах и на пальцах у нее сверкали дорогие золотые украшения. К своему классу она была равнодушна, всех откровенно считая лодырями и дебилами. Но все-таки в классе нашлись две-три девочки, которые ей помогали, на них она могла опереться, они докладывали ей обо всем, что говорили в классе на перемене.
Педагог Вера Борисовна была опытный, но без божьей искры, что называется. Главной целью своей она считала доработать до пенсии, а там будет видно. И она сильно не перетруждала себя, больше заботясь о своей внешности и продлении молодости, так как супруг ее поглядывал на молодых, хорошеньких женщин.
А Толику хотелось выделиться из этой серой массы одноклассников. Он был по - своему неглупый парень и многое испытал за свои четырнадцать лет: голод, холод, тычки пьяной матери и ее сожителей. Вместе с ней скитался по чужим, холодным углам. Не повезло мальчишке с родителями. Отца он не помнил, а мать рано начала выпивать, продала и пропила с сожителем дом, доставшийся ей от матери, стала скитаться по квартирам, а потом и вовсе поселилась на свалке с очередным сожителем.
* * *
У небольшого озерка соорудили они с матерью землянку, похожую на блиндаж, в которой была даже печка, а топили ее строительным мусором и всяким хламом, который в изобилии свозили сюда со всего города. За водой ходили на озеро, спускаясь по тропочке с обрыва вниз с ведрами.
Рядом жили такие же бомжи, несчастные люди, опустившиеся на самое дно человеческой жизни, поселясь в таких же землянках. Еду и одежду они находили тут же на свалке, а еще собирали бутылки, мыли их в озерке и везли на тележках сдавать в ближайший киоск в городе. Сейчас мать Толика Люба жила с Володей по прозвищу Кашалот, которого прозвали так за неумеренное количество водки, которой он мог выпить.
Это был рыжеватый сутулый человек, средних лет с длинными, как грабли руками и красным большим носом. Любке часто доставалось от него, и вечно она ходила с синяками, кроме них в землянке с ними поселились еще двое мужчин неопределенного возраста, вечно лохматых, нечесаных, немытых, дурно-пахнущих и вечно- полупьяных. У матери его Любы на лице была тоже вечная полупьяная улыбочка, и характер она имела беспечный, благодаря которому и очутилась здесь на свалке. Учиться и работать она не хотела, специальности не имела никакой, а пить начала лет с шестнадцати. Сначала пила пиво, вино, потом водку, а то и неразбавленный спирт, и вообще всякую дрянь.
Толик, не знавший материнской ласки, голодал и мерз с ней, пока Любку не лишили материнских прав. Некоторое время он жил в приюте, потом попал в детдом, в котором очень не понравились строгие порядки его вольной душе. Ему тошно было рано вставать и ложиться спать в одно и тоже время.
Парнишке иногда хотелось побыть одному, а он, как заноза, был всегда перед глазами воспитателей. Особенно невзлюбила его Ольга Сергеевна - маленькая, толстая, как бочка, с вечно недовольным хмурым лицом. Она не могла ни минуты обходиться без нравоучений. Ее замечания выводили Толика из себя. А еще как под конвоем, она водила его в школу, как маленького, и со школы тоже. Это бесило подростка больше всего.
И только в школе на перемене он чувствовал себя свободнее. После звонка бежал в туалет и там курил, с наслаждением затягиваясь, как взрослый - его угощали приятели, или он покупал сигареты на те небольшие карманные деньги, которые им давали на неделю.
И была у Толика одна- единственная мечта - вырваться отсюда, вырасти скорей, закончить девять классов и поступить в ГПТУ на сварщика - он слышал от взрослых, что сварщики хорошо зарабатывают. В свободное время одно было увлечение у мальчишки - компьютер, что подарили детдому спонсоры. Толик быстрее всех научился набирать на нем тексты, слушал музыку, играл в разные игры и даже умел пользоваться Интернетом, хотя это было запрещено. Иногда он по вечерам вспоминал мать, и тогда видел ее во сне всегда молодой и красивой, а себя маленьким мальчиком рядом с ней. Но как изменилась она теперь!
Когда-то в юности Люба была хороша собой, свежая, румяная, с пышной шевелюрой, но постепенно спилась, а не зря говорят: увяз коготок, всей птичке пропасть. Пропала и Любкина молодость в пьяном угаре, среди собутыльников. Трех детей оставила она в доме ребенка, написав отказную бумагу, Толик был самым старшим и долго оставался с ней, пока не приехала и не забрала милиция его прямо со свалки. Младших детей еще раньше взяли на воспитание сердобольные, бездетные люди, а Толик оказался в детдоме.
* * *
Тяжело было уличному мальчишке привыкнуть к распорядку и режиму, хотя тут его кормили три раза в день, тут у него, наконец, появилась чистая постель и место для занятий, тут появился и настоящий друг - Димка Карпов. Светлый, синеглазый, спокойный, рассудительный Димка тоже был обижен судьбой: мать его и сама не знала, от кого из мужчин его родила, так много у нее было ухажеров, и все пьяницы. Один из них часто бил Димку по голове кулаками. Лет в семь у мальчика начались головные боли, но мать к врачам не обращалась, а потом и вовсе ее лишили родительских прав. А Димке становилось все хуже. Он не мог выучить домашнее задание, отвечал невпопад, нередко засыпал на уроках после бессонной ночи, когда нестерпимо болела голова.
Толик выручал его, заступался, когда Димку били в детдоме мальчишки- Андрюха и Пашка Воробьевы. В свободное время Димка любил читать, а Толян любил компьютер, рок музыку, хорошую шутку, ему нравилось выступать на школьных вечерах, где он был в центре внимания. Раз ему досталась роль цыганки, девчонки нарядили его в широкую, длинную, яркую юбку и желтую кофту, и Толик так лихо отплясывал, что все смеялись до упаду. Надолго этот вечер запомнился всем. А в детдоме он замыкался в себе.
* * *
Однажды вечером детдомовцы смотрели телевизор в игровой комнате, и тут неожиданно по местному телевидению показали репортаж о бомжах. И Толик увидел вдруг свою мать среди других бомжей, она попрошайничала на рынке, а ее о чем-то спрашивала молодая, красивая телеведущая, и мать отвечала ей, беспечно улыбаясь. Ее показали крупным планом. Несмотря на сильный мороз, Люба была одета совсем легко - в тоненькой курточке и спортивных брюках. На голове у нее был красный платок, а руки без варежек. Толян потупился, ему казалось, сейчас все узнают ее, ведь он был похож на мать, как две капли воды, и фамилии у них были одинаковые. Толик покраснел, а Андрей Воробьев спросил:
- Это кто? Твоя мать что ли?
- Нет, - соврал Толик, но ему не поверили. А воспитатель Ольга Сергеевна, ехидно сказала:
- Да, ребята, это Толина мать. Вот что бывает с людьми, когда они много пьют водки. И ты, Толик, не пей, а то будешь таким же, как твоя мать. - Бедный парнишка после таких слов не знал, куда деваться от стыда, но взял себя в руки и со злостью сказал толстой воспитательнице:
- Да вы на себя-то посмотрите! Ольга Сергеевна вплеснула руками:
- Ребята! Все слышали, как он меня оскорбил? - и повернулась к Толику,- Завтра же поговорю с директором, чтобы тебя отсюда убрали куда подальше! - и взглянула на него с такой ненавистью, что Толик опешил.
А на другой день на уроке и классный руководитель Вера Борисовна напомнила Толику о матери во всеуслышание:
- Толик, а ты видел, как вчера твою мать показывали по телевизору? Она у тебя, оказывается, на свалке живет?!
- Ну, живет и живет. А вам - то какое дело? - ответил Толик.
- Твоя же мать. Тебе должно быть стыдно за нее.
- А я - то че сделал? Че вы меня позорите? - Толик сорвался и выскочил из класса. Ему было больно и стыдно за унижение. Он побежал в туалет и накурился там вволю, глотая слезы. После этого случая подросток твердо решил убежать из детдома, но как вырваться отсюда, не знал и пока обдумывал план действий.
* * *
Как-то Толик пошел на вечер к старшеклассникам и остался на дискотеке. Десятиклассники скинулись и попросили Толика купить большой баллон пива в киоске. Он купил и принес, но выпить не успел никто. Дежурный учитель Вячеслав Павлович заметил и подошел к парню со словами: « Что это у тебя?» - и вытащил из-за пазухи у Толика большую бутылку пива. Потом пошел и вылил пиво в раковину препараторской кабинета биологии.
Ох, и обозлились пацаны на Толика, даже наподдавали на улице, что не сумел незаметно пронести пиво, а он оправдывался: « А я че? У него и на затылке глаза, а руки загребущие, так и шарят!»
В детдом об этом случае сообщили, и Толика ждал карцер, а потом за непослушание и вовсе положили в психушку, где он, совершенно здоровый, пролежал целую неделю среди психически неполноценных людей, и нагляделся такого, что потом несколько ночей ему снились кошмары.
А Димке становилось все хуже, его, наконец, обследовали и сделали операцию на голове, но было уже поздно – у Димки была опухоль с метастазами. Он худел день ото дня, и совсем ничего не ел. Лицо у него совсем заострилось, щеки ввалились, остались нос да глаза. К нему в палату приходили девчонки из детдома, смотрели на его восковое лицо, плакали.
А воспитатели собирались в столовой, ели, пили, смеялись. Повара делили остатки хороших продуктов себе и уносили домой соки, фрукты, печенье, свежие огурцы, компоты. И никого не мучила совесть.
Димка же промучился всю зиму в больнице. За это время он вытянулся и стал похож на мумию: от синеглазового крепкого мальчугана остался один скелет, обтянутый кожей. Весной, когда отцвела черемуха, осыпая белыми лепестками влажную землю в саду, Димка тихо умер во сне. Хоронили его всем детским домом, и плакали дети, воспитатели, нянечки и учителя, провожая Димку в последний путь. В этот день даже отменили занятия, а после похорон устроили поминальный обед в столовой.
Кто виноват был в его смерти? Ведь он так не хотел умирать! Был такой веселый, заводной, добрый! Он так хотел жить, мечтал побыстрее вырасти и вместе с Толиком выучиться на сварщика. Но погасла свеча его коротенькой жизни, а родители продолжали вести свою разгульную жизнь, ничто не могло остановить их, даже смерть собственного сына, о которой им сообщили. Они не пришли даже попрощаться с ним.
* * *
Многие в детдоме жалели Димку, но больше всех переживал его смерть Толик. В тот день после похорон он ушел на речку и долго бродил на берегу в одиночестве. Был чудесный, майский день, ослепительно светило солнце, шумела на перекатах вода, шелестели под дуновением легкого ветерка листья ивняка, в котором возились и пищали птенцы, к ним то и дело летали трясогузки, нося в клюве червяков. А Толян сначала кидал камушки в светлую быструю воду, потом наблюдал за полетом птиц, затем сел на зеленую мягкую травку, вспомнил вечно пьяную мать с ее неизменной улыбочкой и задумался. Что ждет его в будущем? Какая жизнь?
А Димки теперь нет...
Как захотелось Толику вырваться из детдома, где его не любили воспитатели и директор! Слишком он им всем насолил, не подчиняясь их приказам. Ему вдруг захотелось стать свободным, как эти птицы.
«Убегу, все равно убегу, - думал он. - Пропади они все пропадом. Вот и Димку угробили. Теперь за меня возьмутся. В психушку отвезут, как пить дать отвезут. Я же не пластилиновый мальчик, - и он заплакал от безысходности, плечи его мелко тряслись. На речку пришла бабка с корзиной белья. Она заметила Толика, посмотрела на него внимательно.
А вид у парнишки и правда был не совсем обычный. На правом ухе висела большая серьга, крашеные волосы торчали ежиком, а на лбу возвышался гребень, на левой руке красовалась печатка, на шее висел большой крест. Хотя Толик не был крещеным и не верил в Бога, в отличие от Димки, который до последнего думал, что Боженька поможет ему и не даст умереть. Толик сидел на корточках у воды, и думал, а мысли были тяжелые, как камни – голыши, что лежали рядом.
* * *
Эх, Димка! Если бы ты остался жив! Сбежали бы мы с тобой из этого проклятого детдома, где никогда нельзя побыть одному, подумать. Везде за тобой недремлющее око директора или воспитателя. Один только хороший человек и встретился из учителей - их вожатая, добрая такая, а глаза усталые. Даже роль ему дала, репетировала с ним, не жалея времени и с другими ребятами тоже. Все готовились к празднику, всем было весело и интересно. А классуха считала его придурком, и он это знал. Она постоянно придиралась к нему, отчитывала постоянно при всех за внешний вид. Вчера минут пять кричала на уроке: « Сейчас же сними все свои прибамбасы, а то к директору отведу!» - пришлось снять, а она все равно не унялась. - Ножницы грозилась принести и кок подстричь. На посмешище опять выставила, в конце урока поставила двойку и выгнала из класса. Как после этого возвращаться туда?
И вечером Толик убежал и долго гулял голодный по городу, пока его не нашел дворник Михаил Смирнов - высокий, статный детина, и не надавал ему несколько подзатыльников в темном переулке, как это делал не раз, а потом отправил в карцер. Там на тощем матрасе в комнате без окон парнишка провел несколько суток на хлебе и воде. После этого наказания Толика привели к директору - высокой, некрасивой, крашеной блондинке - Людмиле Александровне. Она пристально посмотрела на подростка своими бледно-голубыми, словно выстиранными глазами, покачала головой и строго спросила:
- Ну, чего еще от тебя ждать? Чего еще отчебучишь? Ольга Сергеевна плачет от тебя, да и другие воспитатели не перестают мне жаловаться. Когда ты одумаешься?
- Уже одумался, - понуро повесив голову, отвечал Толька.
- Ой, не верится что-то! - сказала директор.- Только учти - убежишь в следующий раз - положим опять в психиатрию и надолго, с нервами у тебя явно не в порядке. Тебя и так уже на учет поставили, - сообщила она с ехидцей.
Толька стоял, сжимая кулаки, ему хотелось только одного: убежать так, чтобы не нашли. Мало ли мест на земле, где он может найти приют?! Эх, если бы лет было побольше! А то всего четырнадцать, хотя паспорт уже есть, и он гражданин России.
Долго он стоял перед директором, пока она, наконец, не сказала:
- Ну, иди в группу, но это я прощаю тебя в последний раз. Толик повернулся и вышел из кабинета. Он был голодный, но до обеда оставалось еще несколько часов, а потом надо было идти в школу, хотя ему сегодня не хотелось. В классе девчонки были ябеды, и он это знал. Толику нравилась девчонка из их детдома - Олеся Фролова - беленькая, чистенькая с хорошей фигуркой, еще не девушка, но уже и не ребенок. Ее мать тоже пила вместе с отцом, а потом он зарезал ее пьяную, когда захватил спящей в обнимку с другим мужчиной. Отца Олеси посадили, а девочка попала в детдом. Она сразу понравилась ему. Олеся была справедливая, не ябедничала, не подслушивала чужие разговоры, а наоборот кое-что скрывала от воспитателей и помогала Толику в учебе. Он тоже нравился Олесе. Эта была первая полудетская любовь, когда каждое прикосновение руки, будто пронзает током, когда порой просто невозможно посмотреть в глаза друг другу, и все время хочется быть рядом…
* * *
Но их любовь заметили воспитатели, и по детдому поползли грязные сплетни. Олесю повели на медосмотр, а Толика предупредила директор напрямик: « Если девчонку испортишь - пойдешь в колонию для несовершеннолетних».
- Да вы с чего взяли-то? - изумлялся парнишка, и не помышлявший о запретном, хотя он не раз видел у матери разных мужчин и интимные их встречи в подробностях запомнил. Мать не стеснялась сына, а он отворачивался, натягивая рваное, лоснившееся от грязи тонкое одеяло на голову, чтобы ничего не видеть, но поневоле слышал их смачные поцелуи, непристойные словечки и шумные движения разгоряченных тел в метре от себя…
Несмотря на свою внешнюю грубость, душа его была пока чиста. Грубостью Толик прикрывался, как плащом в непогоду, а непогода была в душе. Там постоянно штормило. С невеселыми мыслями и сегодня он пошел в школу, где вместе с ним учились домашние ребята, которые на перемене брали в столовой булочки и сосиски в тесте, и жили с родителями в благоустроенных квартирах, а Толик при живой матери был сиротой. Хотя у матери была сестра, жила она в селе Загайново, и Толик, вспомнив про нее, решил ее разыскать. Но для этого нужны были деньги.
Вечером после ужина он подошел к Олесе Фроловой и тихонько сказал ей:
- Слушай, у тебя деньги есть?
- Зачем тебе? - спросила она.
Я убегу сегодня, понимаешь? Ты же к бабке вчера ходила. Дай сколько можешь?
- У меня только триста рублей.
- Дай, мне. Я тебе когда-нибудь отдам. Честное слово. Только не говори никому. Поняла?
Ладно. Подожди, я сейчас принесу, - и Олеся пошла в спальню за деньгами. И через несколько минут принесла ему все свои деньги. Как он был благодарен ей за это! И не выдержав, попросил еще:
- Ты только не дружи ни с кем из пацанов. Ладно? Я потом найду тебя, обязательно найду! - Олеся подала ему деньги, в глазах у нее стояли слезы.
Был май, когда ночи еще холодные. Олеся вытащила ему куртку- ветровку и свитер. Ночью после отбоя Толик пошел в туалет на цыпочках, озираясь по сторонам. Ночная нянечка крепко спала на диване возле спальни девочек. Он знал, где находится ключ от входной двери, и тихо вышел во двор, перелез через забор и побежал по слабо освещенной улице со всех ног.
* * *
Часа за два Толик добрался до выезда из города и встал вглядываться в темноту, стоя на обочине дороги. Вдруг вдали забрезжил огонек, на шоссе показалась машина. Он поднял руку. Машина остановилась, за рулем оказался молодой бритоголовый мужчина. Он спросил Толика:
- Ты чего по ночам шаришься, пацан? Натворил чего или из дома убег?
- Ну да. Отчим пьяный грозился убить, с топором гонялся. Довези, дяденька, до Бийска, там у меня тетка живет, - Толик плакал, вытирая кулаком слезы - эта ложь должна была стать спасением, если повезет. - Мужик колебался, тогда Толик показал деньги:
- Я заплачу вам. Возьмите, дяденька!
- Ну ладно, садись, только в случае чего я тебя не видел. Понятно?
- Понятно, чего тут непонятного.
И они поехали. Бритый молча курил, ни о чем больше не спрашивая, поглядывая на дорогу, Толик дремал, откинувшись на сиденье. В Бийске он вышел недалеко от автовокзала, сунул хозяину старой иномарки двести рублей, и зашагал налегке той предрассветной порой, когда еще слабо мерцают звезды и царит та предутренняя тишина, которая нарушится вскоре звоном трамваев, шумом автобусов и голосами людей, спешащих на работу.
А Толик шагал и думал: «Куда теперь? Может, и правда к тете Кате махнуть? А вдруг не примет меня?» Толика она видела совсем маленьким, лет пяти. А может она теперь вообще там не живет? Но все-таки взял билет на первый рейс, когда открылся вокзал, и заработала касса. А когда приехали в село, разыскал дом тетки и несмело постучался в дверь. Дверь открыла женщина средних лет, очень похожая на его мать, и сразу не могла признать в нем племянника.
А когда Толик все ей рассказал, подумала и сказала:
- Ну, что ж поживи, а там видно будет. Помощник мне нужен - я коров держу, молоко отвожу в город, а за хозяйством присмотр нужен. Школа у нас тут хорошая средняя, учиться пойдешь, только без выкрутасов, а то в детдом отвезу. Договорились?»
- Договорились, тетя Катя! - и Толик первый раз за много дней широко улыбнулся. А тетя Катя добавила:
- Ты, поди, проголодался? Садись за стол, поешь, не стесняйся.
И через пять минут Толик сидел за столом в кухне, где в печке весело трещали дрова, и было тепло, он ел оладьи с деревенской сметаной и горячий наваристый борщ. К старой жизни возврата не было. Только Олесю было жаль, а тетка сидела напротив, смотрела на него, вытирая глаза платочком, и думала: «Натерпелся лиха парнишка. Ну, что ж, пускай живет, и мне веселее будет век коротать».