Все не так… Все не так… - выстукивали колеса, а за окнами вагона в безвозвратное прошлое уплывал город его юности…Теперь уже навсегда.
Поезд уходил ночью. Кончался март – было ветрено и промозгло. Под ногами - гололед вперемешку с еще не подмерзшей серой слякотью. Вдоль дорог и тротуаров – высокие валы грязного подтаявшего снега. Вокруг темно и мерзко, как и в душе… И никто его не провожал…
А еще неделю назад он ехал сюда, на встречу со своей юностью, да не ехал, а на крыльях летел, полный радужных надежд. Ему казалось, что стоит только вернуться в этот город, и сразу изменится та унылая жизнь, которой он жил последние тридцать с лишним лет. Вернутся прежние друзья, веселые и беззаботные. Вернется первая любовь – жена, от которой когда-то сам ушел…
Поезд вырвался на простор. Пролетающие огоньки городских окраин сменились кромешной мартовской теменью. Пассажиры угомонились быстро, и весь вагон мирно посапывал. А он лежал на узкой вагонной полке, закинув за голову руки и бессонно глядя в потолок.
- Все не так… Все не так… - твердили ему колеса…И горечь от не оправдавшихся надежд на новое счастье душила, не находила выхода… Ну, никак он не думал, что так придется возвращаться!
Трудно сказать, почему он решил, что возвращение в прошлое возможно вообще, но ему тогда казалось, что самое главное – решиться…
И он решился! Решился все бросить к чертовой матери – надоевшую ревнивую жену, которая когда-то обманом женила его на себе (дескать, он по пьянке с ней переспал – теперь ребенок ожидается); работу, не приносящую ни денег приличных, ни особой радости; и даже - взрослых уже детей. Главное было вырваться из этой серости, из этого болота, а уж там, в городе своей юности, он разберется… Там его первая любовь и жена – там все будет хорошо…
- Все не так… Все не так… - никак не соглашались с его мыслями вагонные колеса…
Почему-то он не думал о том, что прошло почти тридцать пять лет, а писем он не писал – не любил, да и нужным не считал. Зато вспомнил, что там, в городе его юности, уже повзрослела его первая дочка, которая может и скучает по отцу. Вон по телевизору показывают, как дети даже всяких пропащих родителей разыскивают. А он от алиментов, как честный человек, не уклонялся никогда – чего же еще-то? От старых друзей он знал, что его бывшая жена живет одна…
Так что ехал он в надежде на романтическую встречу со своей юностью и даже прихватил с собой, приглянувщийся в вокзальном киоске, сборничек есенинских стихов «Я по-прежнему такой же нежный»… Уж больно символичным показалось название…
Как-то ему и в голову не приходило, что все эти долгие годы для его бывшей жены тоже были заполнены чем-то… Она представлялась ему прежней…
В памяти то и дело всплывали воспоминания...
Вот первая встреча – на Чусовой…Его байдарка тонула, а их с Колькой из ледяной майской воды спасли туристы, шедшие следом на большом плоту. Конечно, с Колькой они малость сплоховали, когда уперлись в опору низенького пешеходного мостика боком байдарки… Да еще веслами сдуру гребнули в разные стороны...А байдарка у них сборная была – распорочки тонкие, вот и не выдержали…Сложилась она, милая, пополам и кулем пошла на дно. Спасибо, глубина там была небольшая!
Всем миром выуживали пожитки да останки байдарки. А потом на берегу сушили утопленников у большого костра да одевали, кто во что мог, у кого были запасные вещи.
Тогда досталась ему её лыжная шапочка.
С этого все и началось – сначала вернул, а потом все старался поближе к ней устроиться у лесного костра…
Ах, как она пела!
Золотистым роем взлетали в ночное небо искры, потрескивало и плясало пламя на полешках костра, закипал чай в копченом ведре и тихонько звенела гитара… Пели хором, только если вдруг её голос замолкал, песня сразу тускнела, теряла свою прелесть…
Он в мыслях вновь и вновь возвращался к тем лесным кострам, и вновь слышал этот мягкий и звучный голос, без всякого усилия ведущий за собой весь небольшой хор… И видел, словно наяву, её раскрасневшееся от жара лицо…
- Все не так… Все не так… - неустанно твердили колеса…
- Что же я сделал не так?! – ночь в пути не приносила ответа…
А возвращаться было противно… Ведь он считал, что уезжает навсегда, с женой разругался вдрызг, не стесняясь в выражениях. Он и сейчас видит, как парусят его рубашки, которые она вышвыривала из шкафа, срывая с вешалок…
Но деваться все равно некуда.
- Ладно, там разберусь…- Думать о том, с какими глазами он войдет в свой прежний, дом не хотелось. – А почему, собственно, прежний? Он все еще мой – имею полное право! Но мысли прыгали, события путались, набегая друг на друга…
- Почему же она меня не приняла? – Не помог ни сборничек Есенина, ни даже тортик в форме алого сердечка, прихваченный по пути к ней…
Оказалось, что в доме, который он когда-то сам строил (тогда в моде были «самстрои»), она уже давно не живет, переехала. Адрес давать соседи то ли не хотели, то ли сами не знали. Но отступать он не привык и, благодаря своей настырности, все-таки узнал её новый телефон. И вот в трубке родной голос – удивленный, равнодушный:
- Увидеться? Зачем? Ну, ладно, приходи, если хочешь…
Он пришел вечером. Честно говоря, поздновато, да не сразу вырвался от старых друзей, (а может и намеренно припозднился…). Дома она была одна. Пустила, накрыла стол, долго разговаривали, но совсем не так, как ему грезилось, когда сюда ехал…
Она не рада ему была…Просто, приняла вежливо, как любого знакомого человека.
А он – то представлял себе все совсем иначе – как они обнимутся, как она оживет в его руках, как зазвенит от волнения ее родной голос…
- Все не так… Все не так… - подтверждали колеса, неустанно выстукивая в ночи свое…
Не было никаких объятий, на шею она ему не кинулась. Спасибо, хоть не выгнала в ночь – побоялась, что на улицах нынче беспредел… Так и сказала.
Она постелила ему в гостиной, раздвинув большой диван. Свежее, с наглаженными складочками белье ( …красивое – заметил он ), но подушку положила только одну… Он долго топтался у неё за спиной, пока она убирала со стола, мыла посуду на кухне, не смея спросить…
- Ты чего не ложишься? – Она не обернулась, просто почувствовала, как он чего-то ждет ещё…
- А чего подушка-то одна? – Наконец выдавил он из себя, все ещё надеясь, что вот сейчас она поймет, как он хочет все вернуть, снова быть с ней.
- А у тебя теперь две головы что ли? – Она усмехнулась… - Я где лягу? Так ведь я у себя дома, найду уж…
- Значит не приняла, не простила… - Он думал всю ночь, ворочаясь на широченном диване – одному на таком было неуютно. Очень хотелось среди ночи на цыпочках подойти к ней, спящей, обнять, прижаться…Но даже никакого намека на то, что это возможно, с её стороны не было – он не посмел… Так и проворочался без сна всю ночь.
Но и наступившее утро перемен не принесло. Напоила чайком, покормила и вежливо дожидалась, когда он уйдет. Ей кто-то звонил, она весело болтала по телефону с кем-то, кого он явно не знал, но никому ни слова о том, что он к ней вернулся (он все время прислушивался)…
Пора было уходить… Насовсем?
Нет, он не собирался отступать, он срочно придумывал, как бы изменить ход событий… Может сходить куда-нибудь вместе? Ну, конечно, надо вместе пойти к старым друзьям!
- Слушай, а ты знаешь, где теперь живут Корнеевы? Проводишь? – Они вместе пошли туда…И вот – радостное удивление, смех:
- Ой, ребята, вы откуда вместе ?! – А потом небольшое застолье, воспоминанья о прежних походах и кострах… И гитара! И вновь оживает её голос, который он, казалось, не забывал никогда, и снова звучат, милые сердцу, бардовские песни.
Ему казалось, что вот оно – еще совсем немного, и она оттает… Это просто ледяная корочка сверху, а её внутреннее тепло вот-вот вырвется наружу, и все станет как прежде…
От друзей он увязался её провожать до дома, но она больше не пригласила войти.
- Все не так… Все не так… - Да, пошло все совсем не так, как ему хотелось…Но ещё не вечер, есть ещё несколько дней, ещё все можно исправить, обо всем поговорить… И она поймет, что любить её он не переставал никогда, ушел просто по глупости, сгоряча – о чем всю жизнь потом жалел.
- Нет, говорить, что жалел, пожалуй, не стоит… Нужны другие слова… Но нужные слова так и не нашлись.
Он снова звонил, приглашал сходить куда-нибудь вместе… Билеты в театр покупал…Хотел встретиться с дочкой…Но та уже давно была замужем и жила в другой стране…
А он ничего про них не знал! Не хотел знать, как они жили все эти годы – эти долгие три десятка лет…
- Где же ты был раньше? Ведь мог дочери хотя бы на день рождения, раз в год, присылать открыточку: «Люблю, целую – папа», чтобы ребенок знал, что ты есть, что помнишь о ней.
- Я не люблю писать, ты же знаешь…
- Ну, телеграмму бы послал.
- Некогда мне было. У меня же там работа была, семья, заботы…
- Ах, семья там? А дочка здесь что – не твоя семья, она что – инкубаторская?
Что тут ответишь? И он попытался перейти в нападение, мол, они и сами его не искали все эти годы, а разве дочери не нужен родной отец?
- Ты это о чем? Отец ей нужен был, когда она росла – приласкать, научить, защитить… А теперь-то что ты можешь? Она уже сама давно мама…
Оправдания этим долгим пропущенным годам он найти не мог. Только все яснее понимал,что тридцать с лишним лет – это пол-жизни. Это не просто старая трещина , а целая пропасть, которую он не сможет преодолеть.
Вот и все… Вот и все… - все рухнуло!
Теперь обратный поезд уносил его из города мечты в промозглую мартовскую темень… В немилый, опостылевший дом… В прежнюю жизнь, из которой так хотелось, но теперь уже никогда не вырваться…
Яркие воспоминания больше не грели. Надежд не осталось.
В юность невозможно вернуться, как нельзя дважды войти в одну и ту же реку!
-Все не так… Все не так… Все не так!