Дорога. Рассказ третий. ОЛЕГ

Розинская Тамара
Всё сломалось в один день. Я не понял этого сразу, продолжал бежать по накатанной, пусть в мыслях, но двигался. А  что-то уже надломилось. Ритм сбился. Как у автомобиля, в котором заклинило колесо. Машину несёт, колодка горит, и автомобиль ещё движется, но это уже не скорость, а всего лишь инерция – приехали.

Утро было обычным. Проснулся, собрался, позавтракал. Шофёр подал автомобиль - я сел на заднее сидение, и машина помчала меня в трудный, насыщенный день. В такой же, как и все мои дни за многие годы. Я привык  к расписанию, в котором моя жизнь просчитана до минуты.
В восемь тридцать автомобиль трогается с места, выезжает за ворота моего загородного дома. В десять я  должен находиться в своём рабочем кабинете, на пятнадцатом этаже престижного небоскрёба в центре Москвы. По дороге я занимаюсь делами: выхожу в интернет, просматриваю почту, изучаю биржевые котировки за прошедшую ночь. Я должен  войти в свой кабинет с готовыми ответами на вопросы, которые мне ещё никто не задал. Я должен предвидеть, опережать время. Моя сила в том, чтобы быть на полшага впереди остальных.

Я никогда не слежу за дорогой. Зачем? У меня  опытный водитель. Но, в то утро автомобиль  затормозил так неожиданно и резко, что меня сорвало с мягкого сиденья.  Я ударился больно коленями, потом  лбом, скукожился позади кресла, в котором сидел юнец из охраны. Парень выскочил из машины, а шофёр с застывшим лицом залепетал что-то о бабке, которая «сама»...
Если честно, я испугался. Почувствовал холод  спиной. Хорошо, что шофёр не успел набрать скорость – дело было у пешеходного перехода неширокой улицы, куда он свернул, объезжая дорожную пробку.
Оказалось, под колёса моего автомобиля попала старуха. Она вынырнула неизвестно откуда, как только машина чуть стронулась с места. Старуха рванула по ходу движения, будто хотела пробежаться наперегонки, а потом резким манёвром прыгнула под колёса, ударилась о бампер и завалилась набок. Шофёр – умница – среагировал чётко, но теперь эта зараза лежала и орала благим матом «Убили! Убили! Ни за что убили».  Вопли старухи я слышал через закупоренные стёкла. Голос у бабки был визгливый.
 
- Иди, разберись, - буркнул я водителю.

Бабка явно разыграла спектакль. У меня каждая минута миллион стоит – и вдруг какая-то старуха! Абсурд!
ГАИшники появились сразу. У меня даже мысль мелькнула – с бабкой в тандеме работают, засранцы. Они проверили документы у шофёра, куда-то перезвонили, посоветовались между собой. Тот, что старше по чину, подошёл к задней двери моего «Майбаха», склонился к стеклу, взяв под козырёк. Я  опустил стекло и прорычал, не дав и слова ему сказать:

- В чём дело? Долго я здесь стоять буду? Эта старуха сама под колёса бросилась. Вы хоть понимаете – с кем имеете дело? Чёрт знает что, на всякую ерунду отвлекаете.
- Да в порядке всё, извините, - торопливо проговорил майор, - эта бабулька уже не первый раз « жизнь заканчивает». Подрабатывает так. Кто с испугу денег подкинет, а если не выгорит, то в больнице месяц-другой перебьётся, на казённом довольствии. Сейчас мы её в участок заберём, оформим и припугнём. За задержку простите, пожалуйста. С вами всё в порядке?

Второй служивый – сержант -  держал бабку за шкирку. Я смог рассмотреть смуглое, печёное лицо. Бабка была явно старше восьмидесяти. Маленькая, щуплая, в чёрном суконном пальто с облезлым каракулевым воротником коричневого цвета. Где она взяла такое пальто? В послевоенных фильмах такие пальто на женщинах.
И к чему пальто, если деревья только рыжеть начали? Осень пока только в календаре,  по погоде - ещё лето не кончилось. А бабка в пальто…

Может она сумасшедшая? Нет, не похоже. Пуговичные голубые глазки старухи смотрели очень даже осмысленно. В них не было страха. Подобострастия или заискивания тоже не наблюдалось. Бабка смотрела уверенно и даже с некоторым превосходством. Экстремалка, блин!
ГАИшник встряхнул бабульку и грязно её обозвал. В лице старухи появились презрение и брезгливость!
Эта старая клюшка плевать хотела на ментов, и на меня, с моим «Майбахом» заодно. Я давно не видел рядом с собой кого-то, кто решился бы так на меня посмотреть. Как будто я насекомое, а она королева! Чёрт, откуда свалилась на мою голову эта старуха? Ещё и с утра пораньше…
Не люблю неожиданных встреч, незапланированных ситуаций. Загадочных личностей тоже не люблю. Мне некогда разгадывать загадки.

Я махнул водителю, он повернул ключ зажигания. Мотор заурчал сытым зверем, готовый к мощному рывку. Но я неожиданно передумал, дал знак подождать, снова опустил стекло и бросил майору: «Отпустите её».
Потом поманил пострадавшую пальцем, бабуля, прихрамывая, подошла. Не знаю, отчего и зачем, но я  достал из бумажника две стодолларовые бумажки и протянул старушенции. Она, уверенным жестом, вытянула  руку в вязаной чёрной митенке, и  ловко сгребла деньги. Присела в книксен! А по губам скользнула ухмылка! Она издевалась надо мной, может, и над всем вокруг. Дрянь!
Старуха вздёрнула острый подбородок, развернулась, и с достоинством направилась к тротуару, слегка прихрамывая на левую ногу.

- Во бабка бедовая! – воскликнул с восторгом сержант, который стоял поодаль. - Это же она специально пальто надевает, чтобы не ушибиться. Да и на нищенку так больше похожа. Она уже раз десять аварии устраивала. А что с ней поделаешь?

Я как будто очнулся. Окрикнул шофёра и мы, наконец, поехали от этого перехода. Мне было неприятно, словно я проглотил что-то непонятное и скользкое. Чёртова старуха!

*****
Весь день пошёл наперекос. Двадцать лет я шёл к цели – войти в сотню лучших в стране, самых значимых и богатых. Надоело от кого-то зависеть. Недавно  добрался до нужной отметки. Но в бизнесе нельзя останавливаться. Добрался – молодец, иди к следующей цели. В десятку слабо?!
Я ждал назначение на место руководителя одной из госкорпораций. Уже два месяца я напряжённо вёл игру. Заручился поддержкой таких тузов, что уже не сомневался в своём успехе.  Подняться на эту высоту, значит, занять нишу, в которой можно плести свою собственную паутину. У меня будет больше власти и  я стану для многих не досягаем - это свобода.


Я всегда уверенно шёл вперёд и никогда ни в чём не сомневался. Но сегодня мой чуткий нос учуял смену в направлении ветра. Вокруг меня зависло молчание. Мне не звонили, мои звонки доходили в лучшем случае
до референтов. Люди, на которых я надеялся, вдруг стали недосягаемы.
 И важную встречу, к которой  так долго готовился, вдруг отменили.
Новые фавориты? Кто-то переиграл мою игру? Что происходит?
Я почувствовал себя на шаткой дощечке подвесного моста.

Вроде бы всё как всегда и ничего не произошло, но, собрав все куски в одну мозаику, я получил непонятную картинку.                Ненавижу разгадывать загадки!                Не люблю, когда ломается схема, которую  расчертил я!                В душе проснулась тревога, в висках билась боль.                Я закрыл глаза и откинул голову на спинку кресла…                Раздался звонок! Тесть звонил:

- Я должен предупредить тебя – твоё назначение под бооольшим вопросом. Ты слишком высоко решил прыгнуть, дружок. Тобой недовольны! – его скрипучий, жёванный голос вывел меня из себя.

Я сорвался! Я начал кричать! Я  выплёскивал в трубку своё раздражение, не контролируя эмоции! Со мной такое редко бывает.
Я понял - это тесть смешал мой расклад. Он не хочет терять власть надо мной! Старый лис, живёт в своём поместье  и  прикидывается добродушным пенсионером «государственного значения». Старикашка на заслуженном отдыхе. Да не абы как живёт - в бывшей барской усадьбе семнадцатого века.
  Все рычаги управления жизнью держит крепко в руках. Я – тоже его рычаг. До хозяина мне далеко, несмотря на посты и регалии.
Кукольный театр, в котором перепутались нити от кукол и руки кукловодов! И куклы, которые превращаются в жалкие лоскуты, как только кукловод откидывает их в сторону.

Когда молчание в трубке сменилось гудками, я обмяк. Как будто из меня выпустили воздух и я сдулся. Устал… Больше не могу…                Я нажал кнопку связи на селекторе и сказал секретарше. Голосом, который мне показался чужим:

- Елена Ивановна, вызовите машину. Меня на сегодня больше ни для кого нет.

*****

В машине меня разморило и вместо того, чтобы как всегда заняться делами, я просто откинул голову слегка назад, на мягкую кожу спинки сидения, нажал кнопку на панели управления на двери. Сидение вытянуло меня полулёжа.
 Нет, не могу успокоиться. Я наклонился к бару, плеснул себе коньяку и  поднял стеклянную перегородку салона. Выпил, снял туфли, растянулся в кресле и попробовал вздремнуть.  Мягкое сидение  удобно приняло моё тело, но сон не шёл.

Вспомнился день, когда родителей пригласили на загородную дачу, к  другу детства отца. Вернее, дача принадлежала отцу этого друга, бывшему председателю обкома нашей области. Друг отца – Геннадий Борисович – уже давно обретался в столице. Он добрался до московских верхушек, а со сменой власти сумел пробраться в самые верха - работал в правительстве. В тот день праздновали юбилей «бывшего». Сын прилетел из Москвы и вспомнил об однокашнике.
Мой отец - не последний человек в городе - заведовал крупным строительным трестом, но на приёмах такого уровня ему бывать не приходилось. Мне тем более. В общем, суетились всей семьёй. Мать собиралась так, как будто нас пригласили в царские палаты. Отец тоже нервничал. Время было лихое, непонятное и, что могло последовать за таким приглашением, предположить было трудно.
Я помню, какую оторопь на меня навели барские хоромы первого областного партийца. Помню разряженных дам, вальяжных мужчин, стайку «золотой молодёжи». Если бы тех птенцов, да в нынешний бомонд, они отличались бы, как колхозные подростки от городских стиляг, но тогда мне показалось, что я попал в другую страну. Всё другое: одежда, еда, разговоры, манеры. Я  больше молчал, чтобы впросак не попасть, присматривался.

У меня уже тогда были амбиции, планы. Мать моя была дока до всяких политесов. Это она учила меня шахматным комбинациям в карьерных лабиринтах. Как щенка натаскивала, дрессировала, передавала своё чутьё на людей. Называлось - «мальчику нужно приобрести деловую хватку».
Я  оканчивал строительный институт,  мать готовила мою  карьеру  в ведомстве моего отца. Девушка у меня была – тоненькая гибкая веточка с зелёными глазами. Правда, мать не одобряла мой выбор. Но я уже всё рассчитал, всю свою жизнь.

Планы, в которые меня посвятил отец через пару месяцев после того раута, взорвали  мозг. О таких перспективах я и мечтать не мог. Они перечеркнули все мои расчёты, все представления о будущей жизни.
Геннадий Борисович предложил отцу перебраться в Москву! Предложил работу в министерстве! А меня обещал взять под своё крыло. В правительство!                Новость ударила мне в голову почище спиртного. Разум помутился, дыхание сбилось, и ощущение реальности растворилось. Воображение рисовало картинки из зарубежных кинофильмов: вилла, яхты, бассейн с шезлонгами. Но соединить себя и эти картинки не очень получалось.                Я приказал себе поверить, что мир у моих ног, нужно только не оплошать.

Москва втянула меня в своё нутро, как пылесос пылинку. Я закружился, опьянел от впечатлений. После заштатного губернского городка, столица манила, как яркая блёстка.
Мой патрон предложил мне место своего референта, сказал, что это только начало. Мальчишка, вчерашний студент, в тех же коридорах, что и первые люди государства! Я чувствовал себя так, как будто меня по билету до Криволапинска, по ошибке доставили в Париж. И улыбался!
Геннадий Борисович как-то сказал, приобняв меня за плечи: «Сынок, держись за меня и у тебя будет всё! От тебя  требуется только  быть преданным, как служебная собака. Запомни!»                Я запомнил и снова улыбнулся. Посчитал, что с меня спросили слишком малую плату за билет на вершины власти.
Новая жизнь была похожа на ходьбу по эскалатору. Ты делаешь один шаг, но продвигаешься вверх на несколько метров. Тебя несёт невидимый механизм, система, которая движет и управляет этой лестницей на Олимп.
Всего-то и нужно – не споткнуться и не упасть, не пытаться её обогнать – эту железную лестницу в небо.

Повод проверить мою «служебность» и преданность объявился вскоре.
Когда мать сказала, что мне необходимо познакомиться с дочерью Геннадия Борисовича, я пропустил слово «необходимо» мимо ушей. Чем могло испугать знакомство с молодой девушкой, к тому же дочерью шефа, настоящей «москвачкой»? «Да нет проблем, знакомьте!»
Но мать как-то замялась, засмущалась, руки  картинно заламывать начала - на трагический лад настраивалась. Значит, дело серьёзное. Может, девчонка одноглазая или однорукая? В чём трагедия?
И мать рассказала душещипательную историю наивной девочки, которая по неопытности «понесла от одного негодяя».

- Олег, ты пойми. Для тебя это шанс. Стать зятем самого Геннадия Борисовича  всё равно, что журавля в полёте поймать. А он намекнул, что не плохо бы…
Благородно прикрыв беду девочки, ты заслужишь всегдашнюю благодарность этой семьи. Ты спасёшь их репутацию, а денег там столько, что вопрос – накормить ребёнка,  вообще не возникнет. В золоте купаться будешь, дорогой.
- А что же папаша, который подлец, от журавля отказался? Почему я должен брать на себя чьих-то детей, брать в жёны какую-то потаскушку. Ради чего?
-Не смеееей! Не смеееей, кому говорюуу! – мать  закричала так громко, что под конец фразы её голос сорвался.

Мать рассказывала мне мелодраматическую сказку и  мелькала передо мной, двигаясь широкими быстрыми шагами из одного конца большой комнаты в другой. При этом он убедительно размахивала руками. Она не смотрела на меня, не знаю, кого она старалась убедить – меня или себя?                Но, когда я выкрикнул фразу о папаше и потаскушке, она замерла, ударилась об этот крик, и подняла на меня взьярившиеся глаза. Лицо матери покрылось яркими пятнами, губы побелели. Она грозила мне вытянутым вверх пальцем,  мотала головой, а сказать ничего не могла.                Я схватил со стола графин с водой, набрал воду в ладонь и плеснул пригоршню  прямо в её открытый, хватающий воздух, рот. Она вздрогнула от неожиданности, отпрянула, замерла на  мгновение, выкатив глаза из ресниц, потом сникла, отступила, попятилась от меня. Нащупала стул и села, не глядя. Закрыла ладонями глаза и зарыдала. В голос, громко, сотрясая плечи.
Я выскочил в прихожую, отомкнул дверь и выбежал на улицу. Мне нужен был воздух, иначе, я мог задохнуться.

*****

То, что мать изворотлива, как змея, не новость. Я гордился ею и охотно учился её уловкам, они меня забавляли. Но сегодня  её ставкой оказался я! Что же она хотела выиграть, отдавая меня в залог?
Она решилась лгать мне?!
Отец проще, честнее. Работяга, битюг, который мог сдвинуть с места любую поклажу. Он тянул свой воз, а мать за его спиной строила его карьеру. Отец часто не знал о её  закулисных играх. Он верил, что его ценят за честность и ответственность, поэтому он продвигается по службе.
Мать перезванивалась с жёнами «нужных» людей, часами щебетала в трубку телефона, носилась с подарками, отрабатывая звание «милейшей Анны Николавны», всегда придавала большое значение связям, оценивала людей по их возможностям. У неё был талант - оказываться всегда и везде вовремя и быть всем необходимой. С ней советовались, доверяли тайны, обращались с деликатными поручениями.
Она всегда находила нужные ответы на любые скользкие вопросы.
Но сегодня её талант коснулся меня своей грязной подкладкой. И посеял во мне гнев и ненависть. И протест!

Всего пару месяцев назад мать доказывала, что девушки беременеют до свадьбы с целью «заполучить мужика». Она доказывала, что моя девушка – ушлая девка -  способна на всё ради своей выгоды. «Такие ныряют во все подвернувшиеся койки».                Она доказывала мне это каждый день. Постепенно я начал сомневаться – а вдруг, мать права?
 
Когда я решился бросить Веру, мать потрепала меня по щеке, улыбнулась,  сказала: «Ты совсем вырос. Мужииик!»
А  в тот день, когда произошла наша ссора с Верой, и Вера ошарашила меня неожиданной новостью, мать доказывала, что никакой беременности нет. Она убеждала меня, что это обычный шантаж безалаберной девицы. Мать доказывала мне, что только шлюхи пользуются ребёнком, чтобы добиться брака. «Нужно проявить силу и зрелость, чтобы не попасть в эту ловушку». Мать умела доказывать. А я постарался поверить, иначе как было себя оправдать?
Я иногда вспоминал взгляд зелёных глаз Веры, подёрнувшихся ужасом после моих слов и криков. Кажется, она так и не ответила мне ничего. Убежала и всё.
Вечером того же дня, того дня, когда произошла эта ссора, наша семья летела в самолёте. В Москву, в новую жизнь. И все эти годы  я гнал мысли о хрупкой девушке с огненной копной волос и огромными глазами.                Хотя, если быть честным, не очень часто они приходили, эти мысли.

Я должен  жениться, «чтобы прикрыть беду девушки»? Мать несёт бред! Кому я должен, за что? И почему Вера - шлюха, а эта неизвестная мне девица - несчастная жертва? Её что, жестоко изнасиловали?
Я шёл, задыхаясь, прибавлял шаг, руки  сжимались в кулаки. Хотелось ударить кого-нибудь, или что-то разбить. Чтобы перестать слышать крик матери, видеть её лицо с беззвучно двигающимися губами. Впервые мать была мне неприятна. Впервые!

Я уже почти бегом двигался по улице. Полдень. Вокруг  много людей. А я хотел быть один.  Ещё немного и  Нескучный сад, я бывал там. Ноги сами меня понесли знакомой дорогой.
Бежал я так быстро, как мог, не видя ничего, натыкаясь на прохожих. И слышал их ругань вслед. Я бежал, пока не ударился обо что-то. Дикой болью отозвалось лицо. Мне показалось, что его расплющило. Я упал, зажал уши ладонями. То ли в ушах, то ли в голове глухо гудело. Меня оттащили в сторону, посадили на скамью недалеко от какого-то магазина. В забитые гудом уши прорвалось: «Скорую, вызовите кто-нибудь скорую. Он в крови весь». Я посмотрел на руки, они и вправду были в крови вперемешку с пылью. Посмотрел вокруг – собиралась толпа. Я попробовал встать, получилось. Во что я врезался?

Шум начал нарастать - люди галдели, обсуждая событие. "Стекло несли... Как чумной... Со всего маху..."                Нужно бежать, бежать от всех. Я вырвался из толпы и понёсся, что было силы. Уже в парке  забился в кусты и лёг на траву - меня тошнило. Я лежал и слушал пение птиц, смотрел на раскачивающиеся ветки деревьев над головой, незаметно провалился в беспамятство. Совсем не помню, что было со мной в последующие часы. Когда я очнулся – по темнеющему небу уже рассыпались редкие тусклые звёзды. Было холодно от упавшей росы, я замёрз.
Ну, и куда теперь? Что делать дальше?  Мне вот-вот должны дать квартиру из министерского фонда. Отдельную трёхкомнатную квартиру. А машина, о которой я мечтал? А командировка в Женеву в следующем месяце? От всего отказаться?

«Сынок, держись за меня и у тебя будет всё! От тебя требуется одно – быть преданным, как служебная собака. Запомни это!» - в голове пронеслась эта фраза моего благодетеля. Но я уже не улыбался. Служебная собака должна выполнять с готовностью всё! И мне передали первую команду хозяина. На кону стоят мои мечты и планы, я не могу проиграть.

Когда я вернулся домой и посмотрел на мать, она сразу поняла, что я сдался. Не сказала ни слова, а просто принесла мне рюмку водки и села рядом. Молча. Заплаканная, с распухшим лицом и виноватым взглядом. Я выпил и лёг, отвернувшись лицом от неё.
С тех пор она всегда смотрела на меня неуверенно и виновато. Мне было не жалко её.

Машина остановилась, и я очнулся от своих воспоминаний.
Раскрылись ворота и впустили машину во двор. Я вошёл в свой огромный дом. Уже несколько лет я живу в этом доме один. Не помню, когда здесь был кто-то ещё, кроме поварихи, горничной и охраны.
Жена уже много лет живёт в Испании, младшая дочь вместе с нею. Старшая - учится в Америке. Уже много лет я один. Как-то не тяготило никогда это, а тут резануло: «Никого! Ты один!»

Какой-то странный день. Старуха, тесть, предчувствия дурацкие, воспоминания – может простуда начинается, оттого и не по себе? Я заварил себе большую чашку чая, включил телевизор, нашёл канал, где шла передача с разговорами. Захотелось заполнить дом человеческими голосами, пригасить тишину захотелось. Я сел на огромный диван, взял журнал и принялся за чай. Журнал быстро надоел. Читать не хотелось, мысли ползли, я не мог сосредоточиться. Картинки тоже не затянули. Боль в голове не прекратилась. Я выпил таблетку, укрылся пледом и заснул.

*****

Проснулся, с трудом понимая, что меня разбудило. Как через вату, пробивался звонок телефона. Голова не болела, но как будто увеличилась в размерах. Я дотянулся до трубки и что-то в неё промычал. В ответ услышал голос тестя. Тягуче размеренный, резиновый голос:

- Ну что, успокоился? Щенок! Запомни, ты жрал из моих рук и будешь жрать дальше. Запомни! От меня не уходят, ухожу я! Ещё раз порхнешься, останешься голым и босым. Скажи спасибо, что Инка терпит тебя и не собирается разводиться. Ты понял? Скажи ей спасибо! У тебя же ничего нет, всё записано на неё, ты забыл?

И неожиданно заорал в моё ухо:

-  Ты  о страхе забыл? Я напомню! Забыл, кто вытащил тебя в люди?...

Он грязно выругался, и трубка плюнула в меня  противными гудками. Осталось только утереться. В этот раз я ничего не смог ответить. Голос впечатался в меня каждым словом, ими же меня придавил.
Окно фиолетово завесил вечер,  в комнату из окна пролилась темнота. Я протянул руку и включил лампу на столике рядом с диваном. Мне нечего было сказать. Даже самому себе. Не было ни злости, ни досады – ничего.
Я встал, налил себе коньяку в большой бокал, включил музыку – заиграл Боб Марли -  и вернулся на диван. От коньяка по телу разлилось тепло. Я сидел и смотрел в окно, на поднимающийся кусочек луны. И не чувствовал своё тело, как будто попал в невесомость. Вот пошевелись я сейчас и меня подкинет к потолку.     Я сидел неподвижно...

Вспомнил, как много лет назад провернул за спиной тестя одно дельце. Я рисковал, но  оправдано – сумма риска была серьёзной. Дельце выгорело, я пошёл дальше. Все заработанные деньги, через подставное лицо,  вложил в акции одной крупной компании. Эти акции были сильно перепроданы, цена на них упала донельзя. В этом предприятии был интерес государства, значит, наверняка выделят деньги из бюджета. Компании не дадут утонуть. Я просчитал – риск минимальный, и  вложил почти весь свой тайный капитал.
Вопреки моим расчётам цена не росла -  она падала!
Цена дёргалась, но в итоге ползла всё ниже. Ещё немного и я слил бы всё.  Я нервничал, злился, хотелось спрятаться где-нибудь, напиться и проспать это ожидание. Но, я должен был быть под рукой у тестя и работать, как всегда. Не дай бог вызвать его подозрения в свою сторону, тогда каждый мой шаг он поставил бы под жёсткий контроль.

Тогда тоже позвонил тесть. Вот так же, вечером. И приказал быть готовым к утру – за мной заедут.
Предстояла поездка на родной юг, в одну из областей.  Постоянный передел власти в верхах перехлестнул границы Москвы. Велась охота за жирными кусками в провинции. Я должен был провести переговоры с губернатором, получить его подпись под важным  документом. Геннадий Борисович положил глаз на химический комбинат в тех краях, а я должен был притащить ему в зубах право на новую игрушку. Хозяин приказал!

Наши машины неслись по трассе, я останавливал их иногда, чтобы выйти из машины и набрать Москву по сотовому. Сотовая связь только начинала входить в нашу жизнь, об интернете в дороге, вдалеке от Москвы, можно было только мечтать. Я набирал своего брокера, он отвечал, что цена на мои акции стоит. Один звонок, другой, пятый, десятый. На руках вздулись жилы, тело стало тяжёлым, чужим, ещё чуть-чуть и я не выдержал бы, взорвался. Уже в Ростове в ответ на свой звонок  услышал, что цена отбилась, пошла вверх.
Всё получилось - в мои карманы потекли деньги, большие деньги! Я не мог говорить о них вслух, не мог радоваться, кричать. Нельзя было себя выдать.
Не было облегчения. Напряжение не уходило - росло. Лоб покрылся испариной, а по телу прошёл озноб. Руки окоченели, я стал задыхаться. Я опустил тёмное стекло, чтобы пустить в салон машины солнечный свет и свежий воздух. Воздух был горячий и терпкий. Степь!

Три машины летели по трассе  друг за дружкой. Я ехал во второй по счёту, с правительственным  значком на номерах. Трасса шла вверх, на подьём, а когда кортеж  вынырнул на пик подъёма, в  глаза плеснуло ярким – алое поле маков разложилось вдоль трассы. Кровавое, переливающееся волнами маковое  море. Никогда не видел такой красоты.
- Остановите, - закричал я.
- Мы опаздываем, - ответил начальник охраны.
- Ты что, не понял? – я почти задохнулся от крика.
Машины резко затормозили, шершаво затихли на гравии обочины. Я выскочил из машины и побежал в маки. Обернулся на ходу и крикнул, чтобы ждали.

Я бежал по полю, утопая в траве по колено. Пока не споткнулся и не упал – растянулся, запутался в маковом ворохе. Меня разорвало пустотой. Внутри не было ничего, ни радости, ни злости. И меня не было. Только звенящая оболочка и ничего внутри. Совсем как сейчас. Я лежал, вдыхая запах земли, полыни, чабреца, пыли – горький раскалённый запах, знакомый с детства. Когда остыл, пришёл в себя немного, перевернулся на спину и всмотрелся в бесконечность синего неба, по которому скользили ажурные облака. Жаворонок пел, стрекотали кузнечики, солнце ещё светило, но день притухал. Я лежал, не в силах шевелиться. Остаться бы здесь, на этом маковом поле и больше не думать о деньгах, о работе, о Геннадии Борисовиче. Лежать неподвижно, утопая в траве, под тяжестью яркого бегущего неба. Я почувствовал, как я устал. "Господи, как же хорошо здесь!"
Но долго лежать не пришлось. Вскоре приблизились голоса:

- Олег Валентинович. Олег Валентинович, – это искали меня. Я должен был встать и вернуться к дороге.

*****

Я сидел на диване, пил коньяк, пытался в нём растворить слова, которыми тесть решил меня унизить. Я не «одумался» от его слов, наоборот, во мне росла ярость.
Я так ясно понял, что все мои цели уже долгие годы всего лишь мечта о независимости от человека, которого я когда-то считал своим благодетелем. Войти в сотню, войти в десятку! Даже, если я войду в тройку, я буду от кого-то зависеть!
Ну получил бы я эту должность, и что? У каждой куклы есть свой Карабас. Сменить кукловода? Ради этого столько усилий?
Эскалатор, который когда-то меня легко нёс вперёд, сменил направление. Теперь я бегу, карабкаюсь, отдаю свои силы, а ступени относят меня назад. Каждый шаг даётся всё труднее. Я даже не заметил, когда это произошло.
Зачем я живу? Куда я иду, куда ведёт моя дорога? Чего я добился из того, что мечтал?

Жена? Жена всегда смотрела  на меня с превосходством, она не пыталась скрывать свою неприязнь. С того самого дня, когда меня обязали быть рядом с ней, она давала понять, что я никто в её жизни. Мне кажется, она брезговала мной. За все эти годы я ни разу не почувствовал в ней тепло. Для неё замужество стало билетом в независимость. Она освободилась от отцовского контроля, а со мной не считалась вообще.
Уже много лет она живёт в Испании, я почти ничего не знаю о её жизни, и ничего не могу изменить. Она приезжает пару раз в год, привозит дочерей. Я покупаю их внимание, дарю дорогие подарки, и они теряют ко мне интерес. Деда они любят больше. А я так, декорация.

Дом? Да, я построил огромный дом, в котором  живу один, как в музее.
Один! Я много лет один. А кого мне приводить в свой роскошный дом? Я растерял всех. Родителей уже нет в живых. В любовь женщин я не верю, слишком откровенно они себя навязывают. Друзей тоже нет - я боюсь предательства.

Деньги? Деньги есть, но что в них толку, если каждый день проходит по расписанию, в котором давно нет развлечений? Деньги не приносят мне радость. Эти бумажки теперь всего лишь измерение моих результатов.
Работа, вот что во мне рождает азарт. Работа – мой наркотик, моя любовь, моя жизнь. Отними её и значит, жизнь была напрасна?
Власть? Это мираж, за которым я шёл. Я вдруг это понял. Так бывает: идёшь по дороге, видишь цель, а когда думаешь, что достиг, понимаешь, что пришёл в никуда.

Как объяснить, что чувствуешь, когда теряешь всё, что зарабатывал долгие годы? Просчитывал каждый шаг, сталкивался с опасностью, иногда, рискуя жизнью… Просыпается жадность? Нет. Приходит разочарование, чувство поражения.
Есть, конечно, в бизнесе те, кто считает копейки, чтобы потом пускать золотую пыль в глаза, тешить своё самодовольство. Что лукавить, их - большинство. В стране, где власть привыкла сбивать людей в стада, есть элитное стадо, которое приучили к  жирным харчам. Ими легко управлять. Кинул подачку, и они пляшут под дудку.

Я тоже иду в общем строю? Как же так? Я делал всё, чтобы вырваться из этого строя. А бабка на дороге свободней меня. С ней ничего не могут сделать, а меня, чуть что, тянут за ниточку. Я вспомнил глаза утрешней старухи. Как она смотрела! Сейчас такой взгляд редкость. В этих крохотных старческих глазках было достоинство, презрение и бесстрашие. Раритетный взгляд. Люди измельчали. Я тоже?                Ничего, я отомщу, я покажу ещё себя. Завтра же я…

Крамольная мысль лёгким шёпотом закружилась в моей голове: «Ты уверен, что ты хочешь этого «завтра»? Двадцать лет жизни карабкался куда-то, тужился, ради чего? Беги, поживи для себя, ты же мечтать разучился».

Во мне росло возбуждение, внутренний зуд. Вот это финт! Исчезнуть, сбежать куда-нибудь, хоть к папуасам. Много ли мне нужно и мало ли у меня есть?
Какой же я лучший из сотни, если при таких оборотах к моим рукам ничего не прилипло?
"Эх, Геннадий Борисович, ошибаешься ты. Голым-босым мне уже не быть, я позаботился о себе. И голова у меня на плечах. А тебе придётся повертеться, подёргаться. Твои-то деньги точно в моих руках.» - я засмеялся. Представил завтрашний день и счастливо засмеялся.                Точно, я всё ещё смогу изменить, надо только свернуть на другую дорогу, оторвать себя от верёвочек, к которым сам себя прицепил.

Я задумался, план сложился быстро. Мне было чертовски легко и весело, как в детстве, когда увлечённо играли в казаков-разбойников.
Я написал записку своей горничной, чтобы завтра меня не беспокоили до обеда. Вроде бы  я заболел, закрылся в спальне и решил отоспаться. Всё правильно,  меня больше ни для кого нет! Заболел я, умер, растворился!
Я  опять рассмеялся и пошёл на второй этаж, собираться. Взял документы, ноутбук, немного вещей в саквояж, пластиковые карты – в новую жизнь нужно идти налегке. Включил компьютер и поколдовал с кнопочками клавиатуры. «Ну тесть, держись, лови сюрпризы…» Разломать его империю я не смогу, но понервничать старику придётся.
Я спустился по лестнице, вызвал такси, позвонил охране посёлка, чтобы пропустили машину, присел на дорожку и огляделся. Ничего не защемило, не дрогнуло. Как будто я уезжал из  гостиницы.

Подумал - куда я бегу, не буду жалеть потом? И твёрдо ответил себе – нет.
Пару лет назад я попал в родной город, всего на пару дней, по делам. Увидел афиши, с которых смотрела знакомая женщина. Неуловимо знакомая.
«Персональная выставка художницы Веры Борисовны Велесовой».
Вера? Её глаза!
- И хорошая художница? – спросил я сопровождающих.
- Да, наша гордость. Её картины известны во многих странах. Очень хороший человек. Хотите познакомиться?
- Нет, нет, - поторопился ответить я. – У неё есть дети?
- Да, дочь, - ответили мне.
У меня вырвалось:
- Взрослая?
- Да нет, лет четырнадцати, пятнадцати, не старше. Вы знакомы с Верой Борисовной?
- Нет, нет. Показалось что-то, мысль в голове мелькнула.

В тот день с меня упал камень вины перед Верой. У неё всё хорошо. Больше я ничего не хотел знать. В тот момент я вдруг понял, чего мне не хватало в моей жизни. Я вспомнил её глаза. Те глаза, которые когда-то смотрели на меня с восторгом. Любовь! Никто никогда больше не смотрел на меня так, как та тоненькая девочка с зелёными глазами. Вот чего стоила мне погоня за миражами. Ну что же, у меня есть ещё время. Может быть, за каким-нибудь поворотом жизнь смилуется и подарит мне неожиданное знакомство, сумасшедшую встречу. Может быть.

Я посмотрел на часы. Пора. Нужно выйти незаметно в маленькую калитку сзади дома, чтобы охрану не всполошить. Такси должно было ждать на соседней улице. Бежать, так бежать! Время пошло...