Ну кто бы мог подумать, что год Змеи, под самый занавес, сыграет такую злую шутку! И с кем? С самим Сенькиным! Да, да – с Николаем Ивановичем…
Конечно, японцы в этих гороскопах знают толк! Они сразу предупреждали, что этот год – год мудрой, грациозной и изящной змеи, (и чего они этих тварей так превозносят?– б-р-р!!! - меня так в дрожь от них бросает…), так вот – этот год будет особенно благоприятен для женщин.
Ну и ладно, жалко что ли?!
Нет, чтобы продолжить эту мысль и насторожиться – а мужикам что, наоборот значит?
Но Николай Иванович женщин любил всегда!
Жену свою, Регину Егоровну, просто обожал…сначала, особенно в медовый месяц… Но постепенно обожание это ослабевало по мере того, как она сначала взрослела, а потом потихоньку начала стареть, все больше оправдывая пословицу: «Все невесты ангелы, откуда жены-ведьмы берутся?»
А Николай Иванович Сенькин человеком был добрым, основательным и по-своему порядочным. У него и мысли не возникало расстаться с Региной Егоровной, несмотря на некоторую душевную усталость от незримой холодной войны и периодическое обострение оперативной обстановки на семейном фронте. Накал страстей он всегда пытался притушить всеми, доступными ему средствами…
- Риночка, дорогая, смотри, что я тут тебе раздобыл! – и он из кармана добросовестно поношенной куртки извлекал и эффектно раздвигал ярким блестящим веерком сразу три пакетика с дефицитнейшими гэ-дэ-эровскими колготками.
Но провести Регину Егоровну было не так-то просто:
- Опять у Светки был?! Не ври, что так купил, их уже год в город не завозили. Да и «Легендой» она душится… Ты ведь на французские-то для нее еще не раскошелился!
Откуда Николаю Ивановичу было взять на французские духи, когда его «Риночка» лучше него самого знала до копеечки его расчетный талончик? На душе у него саднело…
Он слегка замялся, но жена, скорчив презрительную гримаску, пакетики все же приняла… Ура! Перемирие, хоть и очень шаткое, установлено!
Так Сенькин и балансировал на грани войны и мира вот уже второй десяток лет, но, к чести его нужно сказать, что до развода еще не доходило.
Устал Николай Иванович от такой жизни, это и козе понятно! Другой бы мужик на его месте давно уже взбесился или запил, а он все еще терпит…
А так как мы уже отмечали, что женщин он любил всегда, то и они ему, естественно, отвечали взаимностью. Пусть не все подряд, но и оставшихся ему вполне хватало…
Скажем, Катенька – молоденькая табельщица у них в цехе.
Ее он обожал чисто платонически. Ему доставляло истинное наслаждение глазами ласкать ее ладненькую фигурку, точеные маленькие ножки… А веснушечки на ее курносом носике, а распахнутые реснички ее голубых озорных глазок – ах!
И Сенькин ощущал, как против его воли, подкатывает волной теплое и сладкое удушье… Но самое большее, на что Сенькин тут мог отважиться, это легонько подуть на ее рыжеватые завиточки на затылке и с удовольствием следить, как розовеет от смущения ее восхитительное маленькое ушко.
Катенька не возражала и не сердилась…
А Леночка из техбюро?
Их с Николаем Ивановичем связывала давнишняя симпатия. Они вместе бегали в заводскую столовую в обеденный перерыв и друг на друга занимали очередь и столик. Частенько, когда Сенькин был «на мели», Леночка давала ему в долг или платила за него в столовой.
Риночка Сенькина держала в черном теле, чтобы его не особенно тянуло «на сторону». «Кому нужен мужик без денег?» - рассуждала она, забывая, что по «себе людей не судят»…
Испытывая к Леночке глубокую признательность, Сенькин, правда, уже забыл, что и к ней он некогда питал чувство , чисто платоническое, и ласково дул ей в затылочек… А однажды даже тихонько поцеловал ее за ушком, где был слаще всего аромат ее духов.
В цехе, однако, давно привыкли видеть их вместе и, так как Сенькин считался примерным семьянином, ничего аморального в этом не видели.
Что Леночка думала? А речь сейчас не о ней…
Само собой разумеется, что, приручив Николая Ивановича, Регина Егоровна сразу же принялась за исправление его воспитания, то есть лепила и ковала из него такого мужа, который был нужен ей.
Так но стал для нее и добытчиком, и носильщиком, и личным шофером, и батраком, и поваром, и прачкой, и поломойкой…
Получился очень удобный многофункциональный муж… А что поделаешь?
Ведь у нее самой было «такое слабое здоровье», зато характер был завидный, и Риночка быстро ко всему его приучила.
Дома Сенькин не роптал – попробуй-ка пикни тут…
Но душу его Регине Егоровне сковать не удалось! Она наложила лапу на его зарплату, она помыкала им, как могла, но его нежная и добрая душа томилась в тисках ее железной власти и рвалась на волю, к теплу и свету…
Не видать бы ему ни того, ни другого, если бы не счастливый случай, Не зря ведь говорят: «Не было бы счастья, да несчастье помогло!» - точно так и вышло…
Так вот, стал нашего Сенькина прихватывать радикулит – разок…другой…третий…
Еще бы! Регина-то Егоровна от всенародного движения садоводов отставать не хотела – а как же без этого? Вот от нещадной эксплуатации дома да на «фазенде» тот и занемог…
Доктор рекомендовал Николаю Ивановичу курортное лечение.
А в цехе Сенькина жалели (совсем, змея, мужика замордовала!) и дали ему путевку быстро и далеко – в какой-то неведомый Нафталан.
Нет бы, тут ему и задуматься, в гороскоп свой заглянуть – что его ждет? Так нет, вот ведь безкультурье-то наше, даже не подумал! И про год Змеи не вспомнил – а ведь тут-то все и началось!
Путевка была горящая и дармовая – это Регину Егоровну и подкупило, а так бы ни за что не пустила его одного. На дорогу ему тоже подкинули – материальную помощь – цехком мигом оформил. На раздумья времени просто не было. В самолет и… меньше, чем через сутки он уже вселялся в двухместную комнату санатория
Но кое-какие меры предосторожности Регина Егоровна все же предприняла: рубашки ему в чемодан кинула самые застиранные, галстук не дала вовсе, а костюм разрешила надеть только старый, кримпленовый – он, дескать, не мнучий, гладить не придется…
Да чего там, Сенькин понимал, что костюм давно весь в затяжках, и зад у брюк натерт до зеркального блеска, хоть зайчиков пускай…
Но что эти мелочи? Пустое! Зато целых три недели не будет над ним ига, почище татарского! Можно будет легко дышать, в открытую любоваться женщинами…на большее он, честно, не рассчитывал.
Сенькин блаженно дышал южным весенним воздухом – ведь там март, как наш конец мая. Любовался пышным, нежно-розовым абрикосовым цветом, облепившим корявые и голые, еще без единого листика, ветви. Он вдыхал этот упоительный аромат и жмурился от нежного солнышка, посиживая на скамейке где-нибудь в аллее после очередной ванны.
Душа его, после стольких лет форменного застенка, была готова радостно петь, уподобляясь соловьям в темных вечерних аллеях курортного городка.
Ой, мужики, а когда Сенькин первый раз на ванны эти пошел, вот умора – то была!
Он же не знал ничего, думал ванны, как ванны… А они – нефтяные… Вылез он из той нефти, как черт – весь, до самого горла, черный, блестящий и скользкий. А к нему – это к голому- то! – шасть бабка ихняя, да еще с ножиком каким-то в руках… Сенькин с перепугу хотел уж было обратно в ту нефть нырять, да хитрая бабка ее видать уже выпустить из ванны – то успела… Ну, куда тут деваться? А бабка та совсем стыд потеряла и прямо на него прет, ни на какие сигналы Сенькина не реагирует… Он, ясное дело, загородил, что смог, а бабка принялась его тем ножиком обихаживать – нефть с него соскребать, да еще что-то мурлыча себе под нос.
Оказалось, это тут сервис такой.
Ну, а женщины?
Они окружали Николая Ивановича всюду… За его столиком, в большой и светлой санаторной столовой, сидели например две, очень милые и бойкие на язычок, дамы. Они подтрунивали над ним, что он ведет такую монашескую жизнь: «А слабо Вам, Николай Иванович, нас в ресторан сводить?» А ему, действительно, было «слабо» – Риночка денег ему дала в обрез, на обратный билет да еще чуток – приплачивать за массаж, если не удастся получить его даром. Он загадочно улыбался в ответ, интригуя дам, но отмалчивался.
Но ничего не могло Сенькина спасти от судьбы – год Змеи, он, прежде всего, для женщин хорош!
Так вот, занесло как-то Сенькина на танцы…
Огромный зал уже раскалился – танцы шли к концу. Ансамбль, в финишном исступлении, лихо рвал струны гитар. Музыка была такой оглушительной, что мелодия куда-то исчезала, а слышен был только барабанный лихой грохот, диктующий ритм.
Публика, под стать музыкантам, тоже уже вошла в раж и отчаянно и весело прыгала, разбившись на большие и малые круги. Только мелькали раскрасневшиеся, потные лица да казался диковатым оскал улыбок в мелькании разноцветных огней – цветомузыка была в самой моде.
Зал, задняя стена которого была зеркальной, Сенькину показался сначала очень большим. Он нерешительно топтался у входа, когда рядом с ним оказалась очень скромная и миловидная женщина. Она искоса поглядывала на Николая Ивановича – свежий кавалер явно привлекал ее внимание. Ободренный ее перехваченным взглядом, Сенькин решился (ах, Сенькин–Сенькин, нет, чтобы поостеречься!)… Они осторожно пристроились с края танцующего поля, и он повел свою даму так, как привык смолоду. Он очень давно не танцевал и теперь, боясь ошибиться, весь напрягся – она чувствовала, как одеревенели под костюмом его мышцы.
В зале была душная полутьма, теснота – это тоже придавало Сенькину уверенности – костюма его она не разглядит…
Молчать было не вежливо, и Николай Иванович промолвил две-три дежурные фразы… Партнерша оказалась землячкой, и это сразу невольно сблизило их.
Когда музыка умолкла, и оживленная толпа вывалилась на улицу, Сенькин, как галантный и хорошо воспитанный мужчина, отправился свою даму провожать – она была из другого санатория.
Бархатная южная ночь была свежа и тиха. Фонари стыдливо прятались в пушистых молодых соснах. В небе сверкали, по-южному яркие, непривычно крупные звезды. Ах, Сенькин, эти звезды ничего хорошего ему не сулили, но он и не замечал, как тревожно они ему подмигивали…
Тишина южной ночи вкрадчиво обволакивала… Звезды лучились, оттеняя глубокий бархат неоглядного ночного неба… Где-то заливался соловей… Шагали они медленно, погружаясь в тишину роскошной южной ночи… Соловьиные трели она услышала первой и замерла в восторге…
Ну как тут было не размякнуть, не утратить бдительность?!
Разговор со звезд небесных, как только они разыскали Большую Медведицу и Полярную звезду, (других, как оказалось, они просто не знали), перешел на дела более земные… И мало того, что они были из одного города, так оказалось, что и жили они там рядом – буквально в одном дворе… Вот уж, воистину, мир тесен!
Сам Бог, казалось, распорядился… Они стали каждый вечер танцевать вместе, благо, вход был бесплатный. Изредка сводить даму в кино Сенькин тоже был в состоянии, а на большее она и не претендовала.
И все было бы хорошо, да нежная душа Николая Ивановича быстро оттаяла и прилепилась тут крепче, чем он ожидал.
Ниночка была скромна, добра и одинока. Так уж сложилась ее жизнь, хоть это и было жестоко, Ниночка такого не заслужила. Своим добрым, одиноким сердцем она сразу поняла, как он несчастен со своей Региной Егоровной, от души его жалела. Ах, как это опасно было для Сенькина! Ведь жалеть, у наших русских баб, и значит – любить…
Короче говоря, при расставании она украдкой плакала, а он стоял грустный, как в воду опущенный… Им было здесь хорошо вместе.
Ну, что? Могли бы вы, на месте Сенькина, не встречаться с Ниночкой потом, живя в одном дворе? Хотел бы я глянуть на такого стойкого мужика!
Но Сенькин таким не был, и они теперь виделись у Ниночки дома, принимая жуткие меры предосторожности, чтобы бдительная Регина Егоровна разом не положила конец их любви – ведь такой нежности и душевной щедрости от жены он никогда не видел.
И Николай Иванович летел к своей Ниночке, как ночной мотылек на огонь, не боясь опалить крылышки…
Ему пришлось стать неистощимо изобретательным, пришлось привлечь все общественные организации к объяснению причин своих участившихся задержек! Он вдруг стал ярым общественником: дружинником, пожарником, активным болельщиком и т.д. и т.п….
Регина Егоровна до поры молчала, не располагая неопровержимыми фактами… Тылы у Сенькина были крепкие, никто его пока не заложил…
Приближался Новый год…
Коварная Змея скоро передаст свои полномочия Лошади, но ужалить она еще вполне могла успеть…
Ниночке очень хотелось, чтобы они Новый год встречали вместе:
- Ну, Николаша, ну миленький! Ну неужели ничего-ничего нельзя придумать? Неужели ты и в командировку уехать не можешь?
Ох, как трудно было Сенькину водить свою Риночку за нос!
Да так велик был соблазн – Ниночка так его влекла, так много обещала только одна новогодняя ночь! А ведь их будет несколько…
И он решился!
До последнего момента он держал свою затею в глубочайшей тайне. Но вот, одарив свою Регину Егоровну очередным новогодним даром, он огорошил ее сообщением о внезапной командировке и быстро ретировался, радуясь, что затеять скандал она не успела, Вещички он предусмотрительно приготовил заранее: пару сорочек, нарядный галстук, спортивное трико да туалетные принадлежности с электробритвой – портфель даже не раздулся.
На всякий случай, как истинный конспиратор, он сделал крюк прежде, чем нырнуть в заветный ниночкин подъезд. Что будет потом, он думать пока не хотел – главное, что удрать удалось, и эту неделю у него уже никто не отнимет…
Ах, Сенькин! Ведь год Змеи еще не кончился, он об этом не думал, а зря!
У Ниночки все было великолепно!
Тут он упивался уютом и ее вниманием, а она его берегла и порхала вокруг него, сидящего в кресле перед телевизором, наслаждаясь присутствием мужчины у нее в доме.
В новогодний вечер Ниночка захлопоталась на кухне… Ароматы оттуда плыли божественные… Сенькин, не привыкший сидеть без дела, все рвался чем-нибудь ей помочь, но Ниночка его не допускала.
- Лучше пойди, мусор вынеси – нельзя в доме его в такой день оставлять, примета плохая!
Сенькин, не задумываясь ( !!! ), накинул куртку, сунул босые ноги в расстегнутые ботинки и как был, в спортивном трико, спустился вниз, направляясь к мусорным бакам в глубине двора.
Баки были общие – одни на весь двор…
Сенькин только вытряхнул из Ниночкиного ведра, для верности поколотив им о край железного бака, как подошел Витек – его давнишний сосед и приятель. Витек остановился покурить, и они малость потрепались на заводские темы… Потом, перекинувшись еще парой анекдотов, медленно двинулись к дому…
Бедный Сенькин! Хоть год Змеи и был на исходе, да коварство его еще не иссякло…
Так вот, ноги привычно несли Сенькина к дому… Но к чьему дому?! Он, не задумываясь ( !!! ), поднялся на привычный этаж, привычно толкнул родную дверь и удивился, что она заперта… Обычно, вынося мусор, он ее лишь слегка прикрывал, ставя замок на предохранитель. Он нажал кнопку звонка…
Что тут говорить дальше?!
Вот оно где таилось змеиное-то коварство!
Когда на неожиданный звонок Регина Егоровна открыла дверь, то перед ней стоял ее собственный, по - домашнему одетый, и куда-то недавно экстренно командированный муж с незнакомым ярко-красным ведром в руке…
Вот, мужики, и не верь после этого в гороскопы!
Нафталан – Екатеринбург, 1989г.