Моей семье - малой и большой,
всем моим близким (упомянутым здесь и не упомянутым),
- в первую очередь маме -
благодаря которым у меня такое чудесное детство.
Спасибо, что вы есть.
Деревня – это совершенно особый мир. Подготовка к путешествию в те края начинается заранее. В один из дней мы узнаем, что мама купила билеты. Едва ли не за неделю до отъезда приступаем к сбору вещей. Надо вспомнить реалии этого далекого мира и подумать, что там пригодится. Альбом, цветные карандаши? Конечно. Тетради для всякой всячинки? Да! Обязательно - ручки, их всегда дефицит.
Наконец наступает день, когда мы едем на вокзал. Путешествие на поезде – это уже приключение! Можно будет покупать на станциях всякие вкусности и, может быть, получится упросить маму купить какую-нибудь настольную игру в газетном киоске Самары или Пензы. А потом бросать кубик (наверняка немного бракованный) и двигать фишки, устроившись на верхней полке. Хорошо!
Волнующее событие – ночная высадка из поезда. Мы с сестрой по малолетству засыпаем; за полночь нас будит мама. От недосыпа и от необычной обстановки бьет легкий озноб. Собираем постель, сдаем проводнице белье и сидим на голых полках. В плацкартном вагоне довольно душно; в коридоре в полнакала горит желтая лампочка. За черным окном проносятся темные массы придорожных посадок. Лихорадочный стук колес: кажется, поезд чувствует мое нетерпение и хочет поскорее довезти нас до станции с чудесным названием Саракташ. Без остановок проносимся мимо волшебных поселков: Чебеньки, Черный Отрог. Они значатся в расписании, но в графе «время стоянки» - прочерк. Зачем тогда вносить их в список?..
Собираем вещи и пробираемся в тамбур, стараясь не задеть чьи-то высунутые в проход ноги. Позванивание ложек в стаканах с подстаканниками, плеск минералки в бутылках, сопение и храп создают музыку спящего вагона. Скоро мы выйдем, а все эти люди поедут дальше и будут спать до конечной станции, до самого утра.
Поезд замедляет ход… Нет, ложная тревога – это семафор. Вглядываюсь в темноту за окном. Кажется, что вижу огни родной деревни, но это явно игра буйного детского воображения в сочетании с совершенным незнанием местности. Понемногу тормозим… В тамбуре появляется проводница. Да, теперь точно подъезжаем!.. Останавливаемся. Машинист дергает, мы спросонок тычемся в стенку. Страшный скрип раздвижных ступенек – перрона нам не хватило, где-то далеко внизу шуршит щебень. Свежий ночной воздух одновременно бодрит и опьяняет.
Выгружаемся, в нашем распоряжении всего две минуты. Взрослому человеку очевидно, что поезд будет стоять, пока пассажиры не сойдут, но я боюсь, что мама не успеет слезть с высоких ступеней и уедет, а мы останемся – в ночи, среди груды вещей, брошенные всеми, крайне несчастные. Фантазия работает на всю мощь: тогда мы отыщем Саракташскую Свято-Троицкую обитель – там не откажут в помощи - и поживем с ребятами из приюта, пока все не образуется. По составу судорогой проходит грохот и напоминает, что я на станции, а не во дворе обители. Поезд трогается. Заворожено смотрю на громадные вагоны: сначала они еле ползут, потом набирают ход, и вот уже мимо промелькнули хвостовые огни. Нам видно встречающих – обычно это бабуля и ее брат. Бабуля! Обнимаемся, я попадаю бабушке макушкой в подбородок. У мамы забирают большие сумки и несут к машине. У бабули загорелые руки, немного огрубевшие от физического труда, но такие горячие, а главное, родные… Взрослые переговариваются то по-русски, то по-башкирски: неподражаемый признак прекрасных летних каникул. Сейчас жалею, что по непреодолимой стеснительности не освоила башкирский.
В довольно разбитой машине пахнет пылью. Из-под колес вылетает щебень и стучит по окнам и дверцам - это тоже обязательный элемент летних путешествий. В свете фар проплывают указатели с названиями населенных пунктов или речушек. Проезжаем мост. Едем в коридоре между деревьями. Они кажутся черными и от этого имеют загадочный вид. Иногда за мостом бывают милиционеры, они зачем-то проверяют проезжающих. Спрашивают, что в сумках. Мама показывает документы и говорит, что там детские вещи. Знаю, что это обыкновенная проверка, но все равно неприятно: ночь, ни души - и милиционеры.
Едем, едем… Говорят, что ехать полчаса, но от волнения время еле тянется. Наконец, при всем топографическом кретинизме, узнаю места – слева прибрежные заросли плакучей ивы, значит, за ними наша речка! Скоро поворачиваем возле указателя, переезжаем через мост (мне почему-то всегда кажется, что он вот-вот провалится), еще двести метров – и мы на самой окраине деревни. Предпоследний двор, заросший мягкой травкой, поскольку бабушка не держит коров. Забор, через который всегда лихо лазаем, оказываясь в какой-то момент почти вниз головой (подсмотрели такой способ преодоления препятствий в передаче «Царь горы»). Вылезаю из машины. В доме уютно светятся окна, двор выглядит темно-глубоким и дружелюбным; уже слышно журчание речки. И шум деревьев… Этот фантастический шум, по которому можно определить наступление осени… С головой окунаюсь в жизнь, где человек естественно связан с природой. Романтическая грусть по диким первобытным временам.
Заходим в дом. В нем особый запах, который уже наутро перестаешь замечать. Он ассоциируется с каникулами, с жарким летом, с вольной жизнью в кругу родных – бабушки, тети, братьев - с совершенно другой, замечательной жизнью! Обязательное чаепитие – как можно идти спать, когда на столе такой вкусный чай со смородиновым листом, булочки, печенье и конфеты, которых не найдешь в Москве?
Заряд бодрости, вызванный необычными обстоятельствами, иссякает. Нас с Ленкой отправляют спать. Добираемся до кроватей с прохладными одеялами. Где-то по соседству в своих постелях посапывают братья. Безуспешно пытаюсь разглядеть их в темноте. Плюхаюсь на мягкую подушку… Мама желает нам спокойной ночи и идет допивать чай. Из-за прикрытой двери слышны разговоры – бабушка и мама делятся новостями; упоминаются наши недавние попутчики… Сквозь щели на голубой двери виден свет. За моим окном шумит яблонька; где-то скрипит сверчок. Какая-то птица, про которую нам как-то рассказали жутковатую легенду, грустно кукует в ночи. Счастливо вздохнув полной грудью, засыпаю…