Она метнулась к окну…
Ливень… Господи, какой хлещет ливень! На улице ни души, только темень непроглядная и плотный ропот неистового первого летнего дождя… Он хлещет по стеклам, мутноватыми серыми лужицами затекает сквозь щели на подоконник… Они копятся, крадутся к краю и неожиданно срываются на пол нахальной струйкой…
В другой бы раз Таня их не прокараулила, но сейчас даже не заметила этой маленькой катастрофы…
Сквозь ночь и стену ливня она безнадежно пыталась высмотреть хоть одну живую душу, крикнуть сквозь эту шумящую темень, позвать на помощь… Но тщетно… Улица была пустынна… И только набирающие цвет кусты сирени трепал ветер, да мутные потоки смываемой зимней грязи пузырились на асфальте…
Она не знала, что ей делать… В маленькой душной комнатке «хрущевки», служившей спальней ее детям и матери, они были сейчас изолированы от всего мира – дверь снаружи забаррикадирована тяжелым пианино, а в первой «большой» комнате творится что-то ужасное… Слышен треск мебели, звон бьющейся посуды…
А здесь, у нее за спиной, парализованные страхом, избитые в кровь, ее мать и дети. И только она, одна она может что-то сделать, найти хоть какой-нибудь выход из этой ситуации.
Помощи ждать неоткуда – ночной ливень давно загнал всех по домам, до соседей не добраться, разве только в потолок да по батареям стучать, - но это уж совсем на крайний случай…
А по лицу у нее из рассеченной брови, не унимаясь, течет кровь, заливая глаз и пугая детей… Да и у матери на груди все платье залито кровью – губы вспухли и кровоточат… Досталось и дочке, только до сына, которого Таня успела заслонить, не добрался. И тот сейчас, вскочив на кровати, смотрит на все полными ужаса глазами.
- Господи, помоги мне! – мысленно просила Таня. - Что-то надо сделать… Нельзя здесь ждать, пока он все переколотит и снова за нас возьмется! Нельзя ждать, пока дети от испуга станут заиками или еще чего-нибудь хуже этого с ними произойдет…
- Хоть валерьянки им надо дать… - мелькнула спасительная мысль. Таня с трудом сдвинула пианино, к счастью, дверь спальни открывалась внутрь, и вышла... Аптечка была в кладовке, подальше от детей. Дойти до нее сейчас – было главнее всего… Она перешагивала через ломаные стулья и битую посуду, муж было рванулся к ней с чем-то в руках…
- Пусти, если не хочешь, чтобы сын уродом остался!
Не увидев в ее лице страха, сник и отступил – бить стало не интересно.
Достав капли, она вернулась в маленькую комнату и чуть не до утра отпаивала валерьянкой детей – они никак не могли успокоиться и уснуть.
Понемногу все стихло. Заснули, наконец, дети, задремала мать.
Угомонился и долго бушевавший муж.
А Таня, примостившись на одном диване с матерью, все никак не могла заснуть… Какой уж тут сон?!
Таня так и не сомкнула глаз…
Вадим вечером опять, впрочем как обычно по пятницам, пришел поздно и пьяный, только на этот раз был еще пьянее обычного.
Таня старалась не связываться с ним, когда он пьян. Оставив ему в кухне на столе ужин, она ушла в маленькую комнату к детям.
Все это продолжалось уже не первый год, и она хорошо знала, что на пьяного мужа ничем не угодишь. Он будет придираться ко всему, к любой мелочи, пока дело не дойдет до скандала, а то и до кулаков…
Только «разрядившись», он уснет наконец тяжелым беспробудным сном и проспит чуть не сутки.
Она стала теперь бояться его, пьяного… Справиться с ним, когда он впадал в бешенство, у нее не хватало сил, а зверел он мгновенно, стоило возразить ему в чем-то, даже по мелочам.
Первое время она еще надеялась, что это случайность…
Протрезвев, муж чувствовал себя виноватым, и с ним можно было серьезно поговорить. Но очень скоро она поняла, что толку от этих разговоров все меньше и меньше…
На работе у мужа, в заводской лаборатории, спирта было достаточно, а ключ от сейфа, где держали спирт, был у друга Вадима, Игоря. Стоило задержаться на работе по любой причине – в шахматишки ли сыграть, козла ли забить, а тем более поработать сверхурочно, - как колбочка со спиртом извлекалась из сейфа… Святое дело – «по маленькой»…
И если другим от этого особого вреда не было, то Вадим пьянел моментально, терял контроль над собой, и чем больше он выпил, тем больше хотел еще… А в пьяном виде становился агрессивным.
Таня беду почувствовала не сразу…
Ей вовсе не хотелось уподобляться анекдотичным женам, которые караулят мужей после работы, под конвоем ведут домой и скрупулезно проверяют до копейки приход-расход и содержимое карманов.
Сейчас же Таня, вспоминая их, еще досвадебное, знакомство с ужасом винила себя, что не придавала значения тому, что уже тогда было очевидно – чрезмерную любовь Вадима к спиртному. Ей казалось, что выпивают все мужчины, это неизбежно и вовсе не трагедия, если знать меру. А Вадим казался таким добродушным, обаятельным и эрудированным. Он умел по-джентльменски вовремя подхватить тяжелый чемодан, подать руку ей, выходящей из автобуса…
Обычно ее знакомые парни этим пренебрегали…
Как и она, Вадим любил классическую музыку, и они с удовольствием вместе ходили на филармонические концерты. Он был прекрасным собеседником и очень много знал, особенно о кино, театре, литературе, истории… Нескончаемые разговоры на эти темы были одинаково интересны обоим.
И еще одно их связывало – КВН. Это было самое его зарождение, когда еще даже первых телевизионных трансляций не было… Но на заводе, где оба они работали в разных отделах, встречи КВН становились все популярнее… Оба они были КВН-щиками в двух самых сильных на заводе командах-соперницах.
В финальной встрече они одновременно стояли на разных концах сцены… А зал, набитый битком, наэлектризованный до предела, бушевал, взрывался аплодисментами при каждой удачной шутке, каждом остром слове… Одно это уже бы объединяло
Тогда она не придавала значения, с каким удовольствием он описывает романтику первого опьянения – когда еще не совсем пьян, но появляется небывалая легкость общения, и все вокруг становятся друзьями…
Если бы на этом Вадим умел останавливаться! Беда в том, что аппетит к алкоголю любого качества был у него безразмерный…
С ужасом вспоминает Таня чувство позора, когда Вадим на юбилее таниного брата торопливо допивал все чужие рюмки подряд, пока их еще не успели унести со стола, а гости вышли…
Она тогда пыталась остановить его, чуть со стыда не сгорела, боясь, что его вот-вот застанут за этим занятием…
Вадим был компанейским парнем, гостеприимным и общительным. Любил, когда его друзья вваливались целой толпой и долго засиживались за столом… До него не доходило, как тяжело эти посиделки достаются Тане. Мало того, что всех нужно радушно встретить, так еще и накормить … А потом, после их ухода – грязная посуда, окурки на столе, прокуренная квартира и опустошенный холодильник…
Их семейный бюджет на это не был рассчитан.
Таня приносила на стол, что могла, но Вадим хотел все, что у них было, - для друзей ему ничего не было жалко!
О том, чем завтра Таня будет кормить детей, он не задумывался….
Чем дольше сидели, тем более шумной становилась беседа, не спали дети….
Наконец, терпение у нее лопнуло! Вадим понял, что домашние посиделки придется прекратить, но Таня не знала, лучше ли стало.
Теперь Вадим стал исчезать из дома. С работы он шел не домой – любое кафе, любая забегаловка годились для встреч с друзьями. Круг его друзей постепенно менялся, приобретая все менее приличный вид. Теперь это были просто собутыльники, а Вадим стал завсегдатаем местных забегаловок…
Нет, в дорогие рестораны он не ходил, с женщинами не путался, но пил все чаще, все больше. Он постоянно твердил, что семейных денег не пропивает – его «угощают». Но очень скоро Таня узнала, что до дому он из двухсот двадцати возможных доносит только сто двадцать.
Совсем как в анекдоте: «Наш папочка работает трансформатором – 220 получает, 120 отдает, а на остальное гудит»…
Иногда стала у нее появляться мысль о разводе, но как без отца воспитывать подрастающих детей, особенно сына? Но вскоре поняла, что и это не отец…
Дети, пока были малы, Вадима не просто не интересовали, а раздражали – он не терпел их крика, слез или капризов. Они еще не доросли до задушевных бесед… Но вот они подросли, и первый стакан с вином Вадим поставил перед шестилетним сыном в Сочи.
Таня тогда с детьми прожила «дикарем» на юге уже больше месяца: ютилась на частной квартире, кормила детей в столовках возле пляжа, где в очередях парились по часу, пасла их на переполненном пляже, лечила им простуды и болячки… Вечерами, снова в жутких очередях, торчала в парке на аттракционах… И экономила каждую копейку, чтобы дотянуть до конца отпуска.
Вадим с детьми отдыхать, естественно, не любил. Но тут приехал к ним, когда им оставалось дней пять. По случаю папиного приезда обедать пошли в приличное кафе, заказал он бутылку хорошего вина и попросил принести четыре стакана. Таня удивилась, а Вадим разлил вино всем, и детям тоже…Таня восстала, а Вадим только похохатывал:
- Пейте! На Кавказе все пьют и живут до ста лет – ничего не будет!
Ханжой Таня не была и сама с ним выпить хорошего вина была не против, но детей-то зачем приучать? Малы еще! Если с таких лет начнут, то что с ними дальше-то будет?!
Таня вспомнился другой их отпуск – без детей они вместе были в Молдавии…
Вином там торговали на каждом углу, из бочек, как у нас летом квасом, стоило оно гривенник – стакан. Никакими силами невозможно было Вадима от этих бочек оттащить, он дегустировал из каждой! Для Тани это стало пыткой.- Вадим ходить не хотел никуда – ни в музеи, ни на экскурсии, ни по магазинам, ни даже в ресторан всей группой, так как на эти деньги у бочек можно выпить больше в несколько раз.
Он теперь все измерял бутылками… Стоило Тане потратить себе на кофточку двадцать пять рублей, как он тут же заявлял, что имеет полное право пропить столько же.
Время от времени Таня пыталась его образумить, даже его родителей привлекала для этого в союзники… Отца Вадим уважал, даже побаивался - после разговора с ним наступало относительное затишье, но ненадолго…
Однажды в лаборатории Вадима провожали на пенсию сотрудницу, она пригласила всех к себе домой. Водка тогда еще дешевой была, и она, от широкой души, купила целый ящик, а потом все уговаривала гостей допить всю, а то у нее допивать некому.
Вадима привели домой под руки, сам он дойти был не в состоянии…
Спустя примерно неделю он признался Тане, что у него галлюцинации – он свою голову видит отдельно от себя, со стороны. Видит явственно как голова подмигивает, показывает ему язык, щелкает пальцем из-за щеки, воспроизводя звук вылетающей пробки – его же любимый жест… Он видит сам себя…
Таня понимала, что до белой горячки уже не далеко, но что она могла сделать?
Она было попыталась уговорить Вадима пойти к врачу, полечить расшатанные нервы (заикаться о наркологе было опасно), а приступы агрессии у него становились все чаще и не только у пьяного, но уже и у трезвого.
Он мог в ярости сорвать со стены радио только потому, что Таня слушала передачу, а он не хотел… Пластмассовый черный приемничек разлетелся в дребезги, а он еще долго не мог успокоиться и так и искал повода пустить в ход кулаки.
Мог, в ответ на какое-нибудь танино возражение, схватить ее за грудки и рвануть одежду с такой силой, что она с треском рвалась, а Таня оставалась чуть не голой – и это трезвый!
Таня надеялась, предварительно договорившись с врачом, привести Вадима к невропатологу, но чтоб лечение тот назначил соответствующее. Но Вадим лечиться не собирался, считал, что у него все в полном порядке!
Теперь о разводе она думала постоянно… У нее не было больше сил так жить. Она боялась Вадима, его пьяной звериной силы… Боялась за детей – если сейчас не покалечит спьяну, то потом споит… Но решиться на такой разговор с мужем было трудно – он-то ведь разводиться не думал.
Что муж пьян, Таня чувствовала сразу, он еще и войти не успевал. Стоило только услышать, как он, старательно кряхтя, пытается вставить ключ в замок, но никак не может попасть в скважинку… Потом долго не может повернуть его, куда следует… Он появлялся на пороге, слегка приседая на неверных ногах, покачиваясь… Губы растягивала блаженная пьяная улыбка… Глаза, словно остекленев, упорно смотрели в одну точку, не двигались, словно боясь сбиться с курса…
Одного этого оловянного взгляда Тане было достаточно, чтобы понять, насколько муж пьян.
- У тебя чего, нюх собачий? – удивлялся он, когда она, не подходя к нему, издали молча укоризненно смотрела качая головой.
Она старалась не начинать с ним никакого разговора, если еще не спали дети, все равно бесполезно, только детей травмировать…
Вот и нынче она ушла к детям, оставив ему еду в кухне на столе, но Вадима это не устроило – ему нужен был собеседник.
Он заглянул к ним в спальню и поманил жену пальцем… Она отрицательно качнула головой, знала, что ничего хорошего ее не ждет… Муж не унимался…
- Иди, поешь, я только детей уложу – видишь ведь, не спят еще!
Но она ему нужна была сейчас же, немедленно – он вошел в тесную, заставленную кроватями комнатенку, где пыталась спастись Таня, протиснулся в самый угол к ней, схватил за руку… Он пытался силой вытащить ее, сопротивление только возбуждало его, агрессия нарастала лавинообразно, он переставал соображать…
Детский крик «не тронь маму!» только подхлестнул его, тут же вспыхнуло желание заткнуть эти орущие рты… Кулаки сжались сами собой, пошли крушить все без разбора, подряд… В глаз упирающейся, вышедшей из повиновения жене, по зубам кричащей от страха дочери, по лицу прибежавшей на крики теще… Только сына Тане удалось заслонить собой, до него он не дотянулся.
Видимо это его побелевшее от ужаса лицо, до предела расширенные зрачки отец вдруг разглядел… Увидев кровь на женских лицах, опомнился, выскочил из спальни, хлопнув дверью. Он запер их, придвинув пианино, чтобы не вздумали бежать за помощью, а потом долго еще бушевал и громил все, что под руку попадалось…
Наступило утро. Нужно было как-то выходить, кормить детей, да и вообще, как-то жить дальше…
Открыть дверь – словно войти в клетку со львом…
Но Таня вошла.
Муж спал на диване тяжелым, хмельным сном… Вокруг – следы погрома: переломаны стулья, у стола обломана пара ножек и он похож на детскую полированную горку. На полу – месиво из битой посуды, продуктов и только что выглаженного свежего белья. Оно лежало стопой на тумбочке рядом с аквариумом, которого тоже не стало – водоросли и яркие веселые рыбки тоже в этом месиве.
Уже потом они находили несчастных засохших рыбок наверху, на книжных шкафах, на серванте… Это с какой же силой надо было швырнуть аквариум об пол, чтобы рыбки подлетели до потолка?!
А на чистой стене, только нынче отремонтированной таниными руками квартиры, масляной краской размашисто написано: «Будьте вы все прокляты!»
Когда Вадим наконец проспался, он попытался сделать удивленное лицо: - Что это у нас тут творится?
- Не прикидывайся, сам видишь… Не я же с детьми это устроила! – Говорить больше было не о чем.
- Ты больше не живешь здесь! Лучше уходи сам, а то я посажу тебя за хулиганство в семье – теперь статья такая есть. И ключи выложи…
Вадим, действительно, выложил ключи и ушел.
Но видимо не поверил, что это навсегда… Пару дней он перекантовался у родителей, а потом заявился снова… Таня прощать его больше не собиралась и не пустила, зато поняла, что родителям он ничего не сказал, видимо было стыдно.
Пришлось объясняться самой…
Но теперь она знала, что унижение и страх навсегда ушли из ее жизни, она свободна! Она сама поднимет детей, сама справится со всеми житейскими проблемами – все это было уже ерундой!
Самое страшное было позади!