Некто Брусныцин сидел в пять часов пополудни и тёплых шерстяных носках в своём уютном кресле и, не ковыряясь в носу, думал о серьёзном. (Оказывается, думать о серьёзном можно и, не ковыряясь в носу.) Брусныцин размышлял о судьбах тех отпетых пьяниц, которым каждое утро просто жизненно необходимо опохмелиться. Сам по себе Брусныцин не пил, но страшных историй о внезапных смертях при невозможности своевременно выпить заутреннюю он слышал предостаточно. И вот теперь, сидя в своём тёплом кресле, в уютных носках и пять часов пополудни, Брусныцин моделировал разные гипотетические ситуации: а что если к нему сейчас зайдёт какой-нибудь незнакомый человек, умирающий оттого, что ему не на что похмелиться? Нужно ли ему дать денег, а если нужно, – то сколько? А вдруг этот незнакомец, усвоив нехитрую и слабую на сочувствие душу Брусныцина, повадится хаживать к нему каждое утро? Что тогда? Спасать этого незнакомца всю оставшуюся этому пьянице жизнь? А что если этот алкаш вообще возьмёт да и переживёт самого Брусныцина: как поступить в таком случае? Оставить деньги на счету до востребования? И вот ещё: а вдруг этот забулдыга начнёт приводить друзей? Должен ли будет тогда Брусныцин ежемесячно выделять из своего бюджета энную сумму на поддержание жизни в немытых туловищах местных алкашей? И как же самому Брусныцину тогда сводить концы с концами и жить на оставшиеся копейки, если они вообще останутся?..
Брусныцин так разнервничался, что встал с кресла, сходил на кухню, налил себе тёплого чаю из старого китайского термоса с неведомыми розовыми птицами, вернулся на своё пригретое место и с удовольствием принялся ковырять в носу.