Глава 3
ЧЕРНАЯ ТЕТРАДЬ
Тут раздался звонок в дверь. Поглаживая вновь обретенные усы, Зурбаганов открыл дверь.
Перед ним стоял высокого роста мужик в сером длинном пальто, с портфелем. На здоровом, как у Сирано де Бержерака, носяре сидели металлические круглые очки а ля Джон Леннон.
“Это, наверное, Жорик”, – подумал Борис. При этом ясно осознавая, что видел этого типа впервые в жизни.
– Привет, Борис! – сказал тип, – ну, ты даешь – усы, как в молодости, отпустил. Орел! – и протянул руку для приветствия.
– Здорово! – пожимая руку и впуская гостя в квартиру, ответил Зурбаганов. Замечание относительно усов окончательно сбило его с толку. Как это отпустил? Ну не за ночь же! Да и Жорика этого он видел впервые в жизни, а он его, получается, знал неплохо. Концы с концами не сходились.
“Ладно, попробуем у него что-либо выяснить”, – решил огорошенный Зурбаганов и сказал, чтобы выиграть время:
– Кофе будешь? Я как раз вскипятил.
– Почему бы нет? Не откажусь, – снимая пальто, ответил Жорик.
– Жорик, у тебя с собой нет свежей прессы? Я результат вчерашнего футбольного матча узнать хотел, – спросил Борис, надеясь с помощью газеты определиться во времени и пространстве.
– Обижаешь, конечно, есть, – ответил Жорик, открыл портфель и протянул ему пару газет. – Держи, сегодняшние.
Забыв про кофе, Зурбаганов поспешно взял протянутую газету и глянул на дату – 29 октября 1999 года. Если учесть, что вчера было 28 октября 1999 года, в этом не было ничего удивительного. Все опять перепуталось.
– Слушай, Борис, почему ты не на работе? Я и не рассчитывал тебя дома застать, так позвонил, на всякий случай, – сказал Жорик, помешивая кофе.
“На какой такой работе? Я уже несколько лет, после того, как вернулся из Штатов, нигде не работаю. Еще чего не хватало!” – удивился про себя Зурбаганов.
– Если ты мне скажешь по большому секрету, где и кем я работаю, то я был бы тебе признателен, – раздраженно выпалил он. Дипломатические подходы издалека ситуацию не проясняли.
– Не понял?! Ну, ты даешь, Боря! – изумился Жорик. – Ты что, с бодуна?! Несешь какую-то ахинею!
– Да, с бодуна, и с сильного, разве не видно?! Ничего не помню, хоть убей! Видно, палёнка уж очень паршивая попалась, все мозги слиплись, как клеем намазаны.
– С каких это пор ты палёнку стал пить, когда марочный коньяк не особо жалуешь? Боря, что с тобой? Может, ты с женой поругался?
– Так ты ответишь мне или нет?! – Борис раздраженно запахнул халат.
– Изволь.
– Где и кем я работаю?
– Где и всегда. В Институте Арктики и Антарктики, капитаном дальнего плаванья.
Вопросов больше не было. Зурбаганов точно помнил, что окончил биологический факультет университета.
На самом деле, если что и было, так это одни вопросы. В голове все перемешалось, перевернулось, причем не на 180 или 360 градусов, а на совершенно непонятный иррациональный угол. Из прострации его вывел нудный голос Жорика
– Знаешь, Борис, ведь у меня к тебе дело. Я слышал, ты собираешься в Обшаровку на сорок дней. У меня просьба – отвези туда эту тетрадь.
С этими словами Жорик достал из портфеля тетрадь и положил ее перед Борисом на стол. Тетрадь была толстая, старинная, черного цвета.
… Тетрадь была толстая, старинная, черного цвета. Именно старинная, а не старая. Это было понятно с первого взгляда. И что-то в ней было такое, что сразу привлекало внимание. Как только Жорик ушел, Зурбаганов сразу же открыл эту черную тетрадь.
Текст был рукописный, на ветхой, пожелтевшей бумаге. Первые два десятка страниц текста были на латыни, и его жалкие познания в этом языке никак не давали возможности понять содержание. Иногда текст прерывали математические формулы, в которых Борис понимал не больше латыни. Затем несколько листов было вырвано, и пошел текст, написанный другим почерком, на русском языке с ъ и i. Вот он.
… Очень тяжело дышать, ничего не видно, кромешная тьма. Все члены хоть и слушаются, но двигаются очень, очень медленно. Не могу понять: лежу на какой-то гладкой и ровной поверхности или прислонён к ней.
Слышен странный монотонный звук, он то стихает, то нарастает. Не могу понять, где верх, а где низ. Очень тяжело дышать, ничего не видно, кромешная тьма. Отсчет времени отсутствует. Не могу понять, прошла минута, час или сутки. А может, год, десять. Может, меня по ошибке закопали живого в могилу? Где я?
… Кто я? Этот вопрос затмевает все остальные. Кто я? Как меня зовут? Сколько мне лет? Мужчина я или женщина? От всего этого голова идет кругом.
… Вдруг яркая вспышка огня, калейдоскоп разбегающихся хаотично отсветов и оттенков, от оранжево-желтых до багряно-коричневых. Они одновременно снаружи и внутри меня. Все вращается с нарастающей скоростью, быстрее, быстрее, быстрее, пока не лопается струна где-то внутри, под самым сердцем, со звонким звуком, резонирующим на высокой частоте.
… и наступает тишина, мгла мгновенно рассеивается.
Я лежу на берегу чудного ручья, в котором медленно, словно нехотя, течет желтая вода. Трава и листья на деревьях такого ярко-фиолетового цвета, что режет глаза. Я спускаюсь к ручью по черному, как базальт, песку и смотрю на отражение в желтой воде.
Где я видел раньше это лицо, эти глаза? Они мне так хорошо знакомы. …
Зазвенел телефон. Зурбаганов закрыл тетрадь и взял трубку.
– Борис? – узнал он голос старушонки. – Поезд на Обшаровку в шесть вечера с третьей платформы. Так ты едешь или нет, касатик?
Зурбаганов глянул в зеркало и увидел свою растерянную усатую физиономию, потом перевел взгляд на лежащую на столе черную тетрадь и понял, что ехать в Обшаровку придется по-любому.
продолжение следует...