Глава 4
СТРАННАЯ КОМПАНИЯ
Поезд в Обшаровку отходил с третьей платформы, в шесть часов вечера. Зурбаганов купил билет в общий вагон и за десять минут до отправления был уже на перроне. Старушонки нигде не было видно. Не то, чтобы он жаждал с ней встречи, но волей-неволей искал ее глазами в толпе отъезжающих. Дело в том, что куда ехать в Обшаровке, Борис, естественно, не знал. Вся информация сводилась к тому, что завтра сорок дней после смерти деда Николая. Девичья фамилия матери была Казанцева, значит, деда звали Николай Казанцев.
“Ладно, – подумал Борис, – Обшаровка не Токио, как-нибудь найду”.
С этими думами он очутился в вагоне и стал разыскивать свободное место. Его соседями оказались женщина с мальчиком лет девяти, дедок с окладистой седой бородой и рыжая девица в свободных черных штанах с накладными карманами. Девица достала книгу и принялась читать, а дедок, надвинув на глаза кепку, задремал.
Борис хотел последовать его примеру, но сидевший напротив мальчишка уставился на него, а затем выдал:
– Дядя, ты в Обшаровку едешь?!
Прозвучало это не то как вопрос, не то как утверждение.
– Боря, не приставай к незнакомым людям, – дернула его за рукав женщина. Ее голос и, главное, интонация показались Зурбаганову очень знакомыми. Чтобы разрядить обстановку, он протянул мальчику руку и сказал:
– Тогда, попутчик, чтобы не быть незнакомыми, нам надо познакомиться. Меня зовут Борис. Я действительно еду в Обшаровку. Похоже, мы с тобой тезки?
– Конечно, тезки! – открыв один глаз, ехидно хихикнул дедок. – Вот именно, тезки, – при этом глаз его сверкнул из-под кепки ярко-желтым огоньком.
– Конечно, тезки! – оторвавшись от книги, сказала рыжая девица низким грудным голосом.
– Вот именно, тезки, – причем оба ее глаза светились такими же ярко-желтыми огоньками, как и у деда. Но в следующий миг девица опять читала свою книгу, а дедуля дремал в углу.
Мальчишка и женщина, похоже, ничего не заметили, по крайней мере, никак на реплики дедули и девицы не отреагировали.
– Мы тоже едем в Обшаровку, в гости к дедушке Николаю, – выпалил мальчишка.
– Позвольте полюбопытствовать, как вас зовут? – обратился Зурбаганов к женщине, которая, видимо, была его матерью.
– Нина, – ответила та тихо, почти одними губами, и посмотрела каким-то странным взглядом.
Вся эта чертовщина с именами и совпадениями окончательно вывела Бориса из себя. “Они что, специально театр тут устроили с целью довести меня до сумасшествия?” – раздраженно подумал он.
– Мужа вашего, случайно, зовут не Кирилл? – бросил Зурбаганов Нине прямо в лицо. Это было имя его отца.
– У меня нет и никогда не было мужа, – ответила женщина и отвернулась к окну. И тут Зурбаганов ее узнал.
Хотя лицо было другое, но мимика, жесты, голос – ошибка исключалась. Это была она, Инна.
Это была она, Инна. Инна Ярославцева.
Впервые Борис увидел ее в больнице, где находился после автомобильной аварии. Это был самый страшный период в его жизни. Если Зурбаганов получил сотрясение мозга, перелом бедра и ключицы, а его жена Ирина вообще отделалась лишь незначительными царапинами и ушибами, то его мать и трехлетний сын погибли. И виноват в аварии был он.
Жить Зурбаганову не хотелось. Как только он закрывал глаза, возникала картина аварии. Спать без снотворного не получалось. Впрочем, сон мало отличался от бодрствования – картина аварии прокручивалась по кругу и во сне. Зурбаганов все время пытался вывернуть руль, но не мог. В который уже раз, в сотый, в тысячный врезался в бетонный столб.
Жена в больницу к нему не ходила, считая его виновником гибели сына. Видимо, ей так было легче.
Так вот. Инна оказалась лечащим врачом Бориса. Его физические травмы не были так тяжелы, как моральное состояние, поэтому Инна врачевала не столько тело, сколько душу. Надо сказать, что, если бы не она, неизвестно, как бы Борис выбрался из этого кризиса. Пожалуй, можно утверждать, что он обязан ей своим вторым рождением. Когда Зурбаганов выписывался, он подарил Инне огромный букет темно-багряных роз, а вот настоящих слов благодарности подыскать не смог. Все фразы казались ему стандартно-затертыми, а своих слов, идущих от сердца, не нашлось.
– Большое спасибо вам за все, – только это и сумел он сказать на прощание. И что-то важное осталось между нами недосказанным.
Они не виделись примерно полтора года, с тех пор, как Зурбаганов выписался из больницы. С женой Борис развелся, институт, в котором он работал, закрылся. Борис перебивался случайными заработками, часто пил со случайными людьми, в общем, катился по наклонной плоскости.
Здесь следует сказать, что Зурбаганов делил всех людей на две категории – на тех, кто умеет держать удар, и тех, кто нет. И за настоящих, соответственно, держал первых. И вот выяснилось, что сам он удар не выдержал. Смерть матери и сына сломали Зурбаганова. И прежде всего потому, что в их смерти был виноват он, и никто другой. Оправдаться, загладить вину было невозможно.
В этой ситуации атеист Зурбаганов попробовал было обратиться к Богу. Однако из его хождений в церковь, бесед со священниками, чтения Евангелия ничего путного не вышло. Зурбаганов веру понимал умом, а в Бога надо уверовать душой. Уверовать слепо и самозабвенно. А именно этого-то у Зурбаганова и не получилось. Его рациональный мозг исследователя противился изо всех сил. Да, к сожалению, Борис оказался убежденным материалистом. И иначе воспринимать окружающий мир он не мог.
И вот однажды зимой, в феврале, Зурбаганов бесцельно таскался по городу. Шел мокрый снег, но он его не замечал. На душе у Бориса было пусто и муторно. В голове крутились вопросы, на которые он не находил ответов:
“Какой смысл в моей теперешней никчемной жизни? Какая и кому от меня польза? Да мир и не заметит ничего, если меня завтра не станет. А я, что я ищу на этой Земле? Похоже, что я забыл что-то важное, а может, и не знал никогда. Так где же найти самого себя?”
Мокрый снег усилился. Блуждая, он очутился на берегу городского канала. Зурбаганов стал смотреть на черную воду канала, на падающий в нее снег, и ему так захотелось раствориться в ней и забыть мучавшие его мысли.
Тут рядом затормозила красная “восьмерка”. За рулем была Инна.
Надо сказать, что Зурбаганов ее не сразу узнал, а когда сообразил, что это она – обрадовался. Он понимал, что ему нужно с кем-то поделиться своими проблемами, а Инна для этого подходила идеально. Они пошли в ближайшее кафе, где за разговорами просидели до позднего вечера. Да что и говорить, Борис нашел более чем благодарного слушателя.
А потом их закружило в вихре февральской вьюги. В эту промозглую зиму Зурбаганову просто необходимо было тепло. И он его нашел.
Они виделись каждый день. Борис встречал Инну после работы, и они шли гулять по шумному городу, никого не замечая вокруг. Часы пролетали, как секунды, а они говорили, говорили и не могли наговориться. Ночевать они отправлялись к Инне, к Зурбаганову она ехать почему-то отказывалась категорически. Так прошло десять дней, и вдруг Инна исчезла. Без следа. Борис не мог найти ее ни дома, ни на работе. Жила она одна, а коллеги ничего определенного не могли сказать. Мол, забрала документы и уволилась. Вот и вся информация. Куда уехала, неизвестно. Нельзя сказать, что Зурбаганов ее не искал, но все поиски оказались тщетными. Время шло. И тут он получил вызов на работу в N-ском университете в США, которого ждал почти год. Он уехал, а когда через два года вернулся, то попал совсем в другую страну – страну, которую не знал и не понимал.
Инна сильно изменилась. Точнее сказать, у нее было совсем другое лицо, но Борис был абсолютно уверен – это она.
В вагоне выключили свет, и осталось только тусклое ночное освещение. Мальчишка что-то шепнул Инне на ухо, они поднялись и отправились в сторону тамбура.
– Дядя, налей девушке вина, – вывел Зурбаганова из оцепенения голос рыжей девицы. На сей раз он был не низким, а наоборот, высоким, тонким и капризным, как у маленького ребенка. Сама девица тоже преобразилась. Черные штаны с накладными карманами исчезли, их сменили кожаная мини-юбка и сапожки на шпильках. Девица сидела, закинув ногу на ногу, и держала в руках хрустальный бокал на тонкой ножке. От всего этого Борис потерял дар речи.
– Так как насчет вина? – опять хмыкнула девица, на сей раз низким голосом, и показала глазами на бокал.
– Налей-ка вина, милок, – присоединился к девице дедок и достал из кармана телогрейки грязный граненый стакан.
Борис взял в руки бутылку, пробка с хлопком вылетела из горлышка и осталась у него в пальцах. Он стал наливать красное, как кровь, вино девице в бокал. Вино лилось, но бокал не наполнялся до краев. Вино наполнило бокал ровно наполовину и выше не поднималось. Вино в первой бутылке кончилось, Зурбаганов взял вторую, затем третью. Уровень вина в бокале не менялся. Вино заполнило его ровно до середины. Борис уже потерял счет опорожненным бутылкам, когда голос остановил его:
– Ровно половина! – сказала рыжая и нагло ухмыльнулась, сверкнув глазами.
– Ровно полночь, – вторил дедок, поднимая свой грязный стакан. Он тоже был наполовину наполнен красным вином.
Зурбаганов глянул на часы. Маленькая и большая стрелки слились на цифре 12. Действительно, была ровно полночь.
В этот миг в купе ворвались оглушающие звуки встречного поезда. За окнами замелькали его вагоны, которые грохотали по рельсам, как будто унося далеко-далеко что-то очень важное и нужное. Борису показалось, что он видел в окне одного из вагонов самого себя, но молодого, длинноволосого и беззаботно-веселого.
“А может, я видел свое отражение в окне? Скорее всего, так оно и было”, – подумал Зурбаганов.
Встречный пролетел мимо, и наступила тишина. В купе никого не было.
продолжение следует...