Миновав ворота, они тотчас оказались в начале аллеи, похожей скорее на уходивший в глубину чащи туннель. Асфальт здесь сильно растрескался, а из трещин торчали чахлые пучки травы. Свет слабыми струйками проникал сюда сквозь бреши в зелёном своде; здесь пахло сыростью и запустением. В промежутках между кустами виднелись проржавевшие скелеты конструкций, некогда служивших качелями и горками для детей. Теперь здесь не было ни души.
Впрочем, ещё при входе, им попался на глаза какой-то грязный бродяга, в лыжной шапочке, с изжелта лиловой физиономией. Он высунулся из кустов, но тут же исчез.
В конце аллеи Елена остановилась у щербатой скамейки с облупившейся, некогда голубоватой краской. Земля возле неё была густо усеяна старыми окурками, посеревшими клочками газет и прочим мусором.
- Это и есть твоё «любимое место»? – недоверчиво поинтересовался Крапивин.
- Да, оно самое, - с грустью вздохнула Елена. - Вы только не удивляйтесь, раньше здесь было совсем по-другому. Ну, и ладно, и пусть, а я всё равно сюда люблю приходить.
- Как, совсем одна?! – не поверил Крапивин.
- Одна. А, что тут такого? Здесь всё равно никого не бывает… Правда, я уже не припомню, когда приходила сюда в последний раз. По-моему, это было... да, да, это было ещё до знакомства с Ромкой… Знаете, я как-то позвала его с собой, так он только надо мной посмеялся. Говорит: «Лечиться тебе надо». А что, может, он и прав.
«Конечно, прав», - мысленно согласился Крапивин, весьма озадаченный её столь странному выбору.
Собственно, самое это место его ничуть не смущало. Но приходить сюда, в этакую-то глушь, да ещё с малознакомым мужчиной – это ли не странно?
А пока он размышлял, Елена нарвала травы и взялась очистить скамейку от сора.
- Ну вот, - распрямилась она. – Теперь можно и посидеть. – Она разрумянилось, несколько волосков прилипло к повлажневшему её лбу. – Ну, садитесь же, теперь всё чисто.
Они сели. Крапивин стал с любопытством осматриваться, а Елена сидела, откинув голову назад и как бы к чему-то прислушиваясь.
- А знаете, - после долгой паузы заговорила она, - раньше мы приходили сюда с папой. Я тогда была совсем ещё маленькая, а всё помню, как будто это было только вчера. Вот так же, бывало, сядем, папа мне купит мороженое… Обычно он здесь рассказывал мне сказки. Я обожала их слушать.
Крапивин бросил на неё взгляд, но промолчал.
- А ещё, - с грустью продолжала она, - он рассказывал мне о своей жизни. Правда, я мало что из этого понимала, а всё равно было интересно. Вот. А потом... потом папа умер, у него был рак желудка. Помню, я так плакала, мне даже казалось, что я и сама тоже умру. Так страшно. А ещё, как подумаю, что папы больше нет... - Она вздохнула и замолчала. – Я потом лет до четырнадцати сюда боялась приходить, - продолжала она. - Вернее, не то, чтобы боялась, просто... ну, не знаю. А первый раз я пришла сюда, когда влюбилась в нашего учителя по физике. Смешная такая, я даже письма ему писала. Не отправляла, конечно, а все их складывала себе в шкатулку. Её мне тоже подарил папа. А потом мама их там нашла и закатила целый скандал... ходила даже к директору. В общем, мне пришлось из той школы уйти. Но и в новой школе, все обо всём откуда-то узнали… Сейчас даже вспоминать об этом не хочется - так было обидно и одиноко. Вот я и стала сюда приходить. А вы курите, если хотите, это ничего.
- Да нет, я ещё успею, - сказал Крапивин, с интересом слушавший её рассказ. - Послушай, ну, а что твоя мама?
- А, что, мама? – Елена невесело усмехнулась. - Вы хотите спросить, как у нас было с мамой? Так вот, никак.
- То есть?..
- Не знаю, мы как-то никогда с ней особенно не ладили. И вообще, для неё на первом месте всегда был Павлик... это мой старший брат... а меня она, кажется, и вовсе не любила. Да, и папу, кажется, тоже… Она только злилась на него всё время, ну, а заодно и на мне. Потому, что она догадывалась, что папу я люблю больше. И вообще, все говорили, что я очень на него похожа. А он, знаете, какой был добрый... и ещё очень умный. Он был учителем в школе, и его там все дети любили - даже приходили к нам домой иногда. Просто так. Хотя потом перестали, когда мама стала ругаться. А папа, он всегда придумывал какие-нибудь игры и сам с нами тоже играл. Прямо совсем, как маленький. И ещё ходил на площадку, играть с мальчишками в футбол. И меня с собой брал. Правда, в футбол я не играла, но зато мы с девчонками всегда болели за папину команду. Помню, они играют, а мы кричим, как сумасшедшие – весело так. Ой, я сейчас, кажется, расплачусь. Вы, пожалуйста, отвернитесь и не смотрите на меня, хорошо.
Крапивин встал, достал сигареты и отошёл подальше. Рассказ Елены его растрогал. Он напомнил ему о дочери, которая его тоже очень любила. По крайней мере, до некоторых пор. Тяжело вздохнув, Крапивин закурил. Он пытался вспомнить, как же так получилось, что они с дочерью вдруг настолько отдалились? А ведь лет до тринадцати Иришка души в нём не чаяла, а как он её обожал. Да разве можно было её не обожать? Такую непоседу, которая всюду совала свой любопытный носик. С ней хоть и хватало хлопот, но, господи, что это были за хлопоты! Ну, а потом... Что же произошло потом? Чего он ей не додал, чего не досказал? Откуда взялась эта обидная трещина, этот холодок отчуждения? Неужели, всё из-за Оксаны? Нет, Оксана появилась потом. А ещё раньше?..
Он силился припомнить всё до мельчайших подробностей, но мысли его путались, растекались и словно убегали в безбрежный туман. А он тогда и впрямь был точно в тумане. Беспрерывная чехарда проблем – фирма, конкуренты, алчные наскоки чиновников, поборы - и всё это на нервах, на пределе сил. Целый кусок жизни прошёл в этом диком круговороте. Он и себя-то толком не помнил. А потом... Что же было потом? Да, потом, кажется, наступило относительное затишье... но зато появилась Оксана...
Крапивин повёл плечами и покосился на Елену. Та сидела неподвижно, опустив голову и перебирая в руках платочек.
«Да, но, как она могла узнать? – возвращаясь мыслями к дочери, размышлял он. - Неужели, почувствовала? А впрочем, очень может быть. Я ведь до того тогда закружился, что и сам был не свой. Да, это возможно. А всего вероятней, что она просто подслушала наш разговор с Танюшей».
Крапивин вспомнил ту сцену - это после того, как жене всё открылось - вспомнил заплаканное её лицо, и у него вдруг пересохло во рту…
Докурив сигарету, он подошёл к Елене. Та поднялась с лавочки; глаза её всё ещё не просохли, но лицо уже озаряла улыбка.
- Знаешь, - проговорил он, чтобы хоть чем-нибудь её ободрить, - а здесь действительно есть своя прелесть.
- Правда?! – обрадовалась она. – Вам тоже понравилось?
- Да, загадочное местечко. И всё же, - прибавил он, озираясь, - тебе бы не следовало приходить сюда одной - мало ли. Сейчас столько развелось всяких тварей…
- Да, - вздохнула Елена, оправляя на себе платье. Оно как будто стесняло её, заставляя чувствовать себя неловко. - Я и сама об этом думала. – И помолчав, прибавила: - Наверное, я и, правда, приходить сюда больше не буду. А, лучше, выберу другое место, и буду приходить туда.
Они постояли ещё немного и направились к выходу.
На обратном пути Елена вдруг весело рассмеялась. Крапивин покосился на неё с недоумением.
- А всё-таки забавно, - оборвав смех, сказала она.
- Что? – удивился Крапивин.
- Ну, как же, мы уже столько с вами знакомы, а я даже не знаю, как мне вас называть. Смешно, правда? И только сейчас я об этом подумала.
Крапивин улыбнулся.
- Называй меня Леонидом Петровичем, не ошибёшься.
- Хорошо, я постараюсь, - с улыбкой ответила Елена.
По дороге они свернули к кафе. Там съели по бутерброду с сыром и красной икрой, выпили по баночке соку, и Крапивин пошёл проводить её до дому.
Жара тем временем немного спала, но зато сделалось душно. Елена раз за разом прикладывала ко лбу платочек и с виноватой улыбкой посматривала на Крапивина. Ему говорить ни о чём не хотелось. Рубашка прилипла к спине, он устал и желал бы поскорее вернуться в номер.
Продолжение следует http://proza.ru/2010/06/14/162