Лариса Вер
- Мама, а ты честно-честно подаришь мне братика на Новый год? А не заблудишься, как в прошлый раз? Я ему сейчас картину нарисую, ладно?
****
Надо бежать.
Бежать….. Надо бежать……
Ночь. Это только кажется, что ночью все люди и природа отдыхают. Иногда она так насыщена событиями и эмоциями, что кажется длинней и ярче дня…
Алешка шел по бетонке и тупо повторял: «Прости, мама!», «Прости, бабушка!», «Прости, Васильич!»… Пока он разговаривал мысленно с теми, кто остался в прошлой его жизни, было не так страшно идти ночью в темноте по дороге, которую практически не видно. А чтобы ночь и шелест листвы не пугали так сильно, он старался не думать о том, какой длинный путь ему предстоит, и кто может прятаться за стволами берез и вязов.
Он шел быстро, несмотря на то, что позади уже осталась треть пути, и ноги немного закостенели от долгой ходьбы. Но надо было успеть к 9-часовому поезду в город, иначе все, что ему светит – это детдом, а этого он допустить не мог. Все, что угодно, только не это. Мама, бабушка… Самые любимые в его жизни люди, без которых он себя и не помнит, вдруг бросили его: мама навсегда осталась в больнице для душевнобольных, а бабушка… Она сама отправила туда дочь, потому что та стала просто опасна, но пережить это свое предательство так и не смогла. После последнего визита в больницу она проплакала полночи, бормотала себе под нос что-то, утираясь скомканным кухонным полотенцем. Она даже постарела сразу как-то резко. Еще неделю назад бабушка вставала рано, с петухами, и, когда внучок просыпался, его уже ждали любимые сырники или оладушки.
Это утро было и вовсе другим. Тихонько она позвала к себе Алешу и, долго подбирая слова, иногда даже закрывая глаза рукой, спутано и жалобно пыталась снова объяснить, что маме легче ТАМ, потому что и врачи рядом и за него, Алешу, душа не так болит, когда мама вдали. «Бабуля, ты не переживай! Я все понимаю. Ты только не плачь!».
Воспоминания мальчика прервал резкий свет встречных фар. Попадаться на глаза кому бы то ни было - это не входило в планы несчастного путешественника, поэтому он тут же прыгнул в придорожную канаву. Машина проскочила с жутким ревом, разрезав ночную тишину так оглушительно, что Алешка даже уши зажал ладонями. Выбравшись снова на дорогу, сразу почувствовал, как сильно устали ноги. Захотелось сесть прямо тут же, на дорогу, и никуда не идти. Но подстегнула всплывшая в памяти фраза соседки: «За мальчиком завтра приедут из города. Он же ведь теперь сирота несовершеннолетняя! Хоть бы кто-нибудь опекунство оформил на него! Выбросилась Алиса, мама его, из окна. Насмерть. Бедный Алешка! Теперь детдом…»
«Прости, мама, что не приеду к тебе сейчас!» «Прости, бабуля, я тебя очень-очень люблю!» «Прости, Васильич, я тебя обманул. Не могу я попасть в детдом, не могу. Вот и удрал, пока ты плакал и поминал мою бабушку, думая, что я сплю на сеновале». Васильич всю жизнь любил бабушку, всегда входил в избу каким-то праздником, светлым радостным облаком. И становилось весело и тепло в их маленькой избе. Мальчик тяжело вдохнул, вспомнив то беззаботное детство, которое было у него еще совсем недавно….
Просыпающееся солнышко застало его на подходе к городу. Ноги слегка подрагивали, в горле пересохло, рубашка прилипла к телу. А самое ужасное, что кроссовки окончательно промокли от сентябрьских луж – ноги чувствовали теплую сырость, а это не сулило ничего хорошего.
Городок просыпался, потягивался, и уже через полчаса мальчика стали обгонять шустрые автолюбители, такси и хлебные фургоны. Как он добрался до вокзала, он не помнил. Поезд в теплый и далекий город Кисловодск подползал медленно, осторожно, а его так ждал на перроне 13-летний Алешка! На ногах, подгибающихся от почти 16-километрового пробега от беды, дышащей в спину, с пересохшими губами, мальчик стоял в тени куста сирени и ждал…. Он был уверен, что этот поезд увезет его, спрячет, доставит к тем, кто оформит на него опекунство. И он никогда не попадет в детдом.
- На второй путь прибывает скорый поезд № 27 «Москва – Кисловодск». Стоянка поезда 4 минуты.
Проскользнув за спиной проводницы, отошедшей за сигаретами, он побежал по составу. Во втором вагоне его ждала неслыханная удача: на нижней полке спал дедок, а все остальное купе было свободно. Молниеносно сняв с себя рюкзачок, ботинки и куртку, он взлетел на третью полку, вернее, на багажную полку купе. Рюкзак – под голову, куртку и ботинки – в самый дальний угол, и все…. Через пару минут трясущийся от страха разоблачения мальчишка почувствовал, как поезд дернулся…. Еще через секунду усталость одолела беглеца.
До позднего вечера в пятом купе никто не подозревал о подселенце, потому как спал он крепко и ни разу не шевельнулся. Но в десятом часу вечера его нос уловил восхитительный запах жареной курицы, огурчиков и вареной картошки… Сначала всплыло лицо бабушки, зовущей его вечерять, потом лицо мамы: «Солнышко мое, ужинать пора»! Потом в голове прояснилось, мальчик открыл глаза и громко чихнул.
- Ой! Там кто-то есть! – взвизгнула внизу женщина.
Как ни пытался Алеша сдержаться, а насморк снова его выдал. Пришлось высунуть голову, поздороваться.
- Извините, пожалуйста, я билет потерял, вот и забрался сюда. Спать очень хотелось.
- Да когда же ты забрался? – дородная румяная женщина спрашивала и одновременно намазывала бутерброд маслом. – Ты слезь, поешь что-нибудь, парень!
- Да я не голоден, – соврал Алеша.
Но женщина уже протягивала ему ароматную картофелину и бутерброд:
- На, не стесняйся.
И вдруг пригляделась повнимательнее к мальчику:
- Ты как себя чувствуешь? У тебя жара нет?
- Да и отсюдова видно, что у него щеки пламенные! – дедок уже не спал, а попивал чаек из стакана в подстаканнике. – Ты, что же, один путешествуешь?
- Да, я к отцу еду… Мне очень надо…
В этот момент поезд стал притормаживать.
- К станции подъезжаем, здесь стоянка полчаса. Костик, приготовься, надо рыбки копчененькой матери купить… - румяная женщина быстро свернула ужин, ловко прибралась на столике, достала кошелек. Где-то внизу крякнул Костик, одеваясь в поход на перрон за рыбкой. Алеша снова уснул.
Теперь его просто одолевали сны, реальные и фантастические вперемежку. Ему снилась мама, еще до болезни, до того ужаса, который стал все чаще и чаще заполнять их избенку, когда у мамы начинался очередной приступ. Мама наклонялась к нему и трепала его волосы: «Солнышко! Ты точно художником станешь! У тебя так здорово выходит рисовать»! Потом снилось, что он бежит, бежит, а за ним гонятся собаки, и, чем дольше продолжается эта гонка, тем страшнее и злее становятся за спиной собаки. Вот осталось совсем немного, и он впрыгнет в поезд и уедет от их челюстей прочь, но поезд вдруг начинает хохотать, и лопается как мыльный пузырь…
Потом какая-то женщина протягивала ему руки, улыбалась, но он ее не знал, и потому не шел к ней… И она постепенно отдалялась, растворялась в сизом тумане.
Кисловодск
- Эй! Ты кто такой? – больно стукнувшись о потолок, неожиданно разбуженный Алешка, не совсем понимал, что происходит. На него смотрела проводница, всем видом выражая негодование своим открытием на багажной полке.
- А куда мы приехали? – прохрипел беглец.
- Конечная. Кисловодск. Ты откуда взялся?
Алешка почувствовал, как сотня кинжалов царапала и драла в горле. Быстро сочинив еще одну легенду о своем пребывании здесь, он лихо спрыгнул вниз, и, подхватив вещи, выскочил на перрон. Солнце светило так ярко, что он зажмурился и впервые после смерти бабушки улыбнулся.
Потом купил беляш, свернул на маленькую кривую улочку и сел завтракать на лавочку. Но беляш, горячий и жирный, с сочным мясом внутри кончился в два укуса… Пришлось снова идти в то же кафе, еще совсем пустое в такой ранний час. Любопытство пересилило, и он отложил вытащенный из рюкзака блокнот с нужными адресами, и стал просто любоваться городом из окна кафе: привокзальная площадь, на которой энергично бурлила жизнь автобусов, такси, и носильщиков, необычные строения вокруг вокзала навевали мысли о 18 веке, поэзии и, казалось, что в воздухе слышна восточная музыка. Воздух был такой густой, что его можно было пить, а солнце такое яркое – даже глаза слезились. Когда желудок сытно заурчал работой, а горло согрелось горячей бурдой под названием «кофе», все беды и проблемы, казалось, растаяли навсегда….
Периодически сверяя у прохожих дорогу к Физкультурному тупику, мальчишка осматривал на ходу город. Иногда люди не могли ему помочь, потому что сами были приезжие. Отдыхающие. Город был удивительно красивый, очень необычный для взора мальчика из российской глубинки: он был как в ладонях у гор, будто защищен от всех напастей великанами со всех сторон. Каменные лестницы вели к домам-башенкам, улочки извивались, как змеи, и везде торжественно стоял караул из высоких и стройных деревьев, уже потом Алешка узнал, что это пирамидальные тополя. Ему показалось, что он попал в страну сказок. И даже люди были необычными – часто слышалась гортанная речь, а посреди бульвара сидел старик, по-турецки сложив ноги, и продавал семечки… Рядом с красивым фонтаном люди фотографировались в настоящей горской одежде, продавались какие-то странные сладости, которые, казалось, тоже пришли из сказок.
Полчаса пути, и вот мальчик уже стоит перед калиткой с адресом «Физкультурный тупик, 8.» Калитка низенькая, но двор видно все равно плохо, потому что все вокруг - и забор и калитка – обвиты каким-то растением с нежными ароматными цветами. За калиткой видно было только кусочек дорожки, выложенный бетонными плитами, и еще среди цветов колыхался кто-то в синем платье, занятый то ли прополкой, то ли еще какой садовой работой.
- Тебе чего, паренек? – раздался вдруг совсем над ухом женский голос. Незаметная в зарослях дурманящего своим ароматом плетучего цветка, женщина стояла совсем рядом с Алешкой.
- Тетя Вера!
- Да, я – тетя Вера, а ты… Алешик, ты что ли? Ты без мамы? С кем ты приехал? – женщина быстро отворила калитку, повернув щеколду. Волосы у нее совсем выбились из-под косынки, руки были в земле, на лице была грязное пятнышко – она что-то пересаживала… Но это была именно та женщина, которую так жаждал увидеть беглец.
Мальчишка не ожидал от себя, что такое море слез вдруг прорвется наружу. Он плакал и не мог остановиться. Он рассказывал свои беды сбивчиво и путано, но его понимали, кивали, гладили по голове, поили чаем с теплыми оладушками, угощали каким-то вареньем. А он говорил и говорил без остановки, и где-то внутри, под сердцем, таяла глыба льда, становилось легче дышать. А потом он заснул.
Кристина
- Кого ты мне прислала? Что это за дура и о каком портфолио она мне талдычит?.. Почему она артачится сниматься топлесс?.. Послушай, я обещал платить тебе за каждую девушку с хорошей фигурой… Я – заказчик!!! Малышка, учти, я не желаю быть идиотом: или твои протеже делают все, что я им скажу или вполне обойдусь без тебя! - Глеб мерил шагами свою лоджию, хрустел костяшками пальцев, грыз ногти… Но тут дверь в ванную комнату приоткрылась, показалась девушка, - Все! Я работаю с тобой последний раз!
Метнувшись в прихожую, по дороге надев совсем другую маску, длинноногий заказчик преобразился:
- Все хорошо? Можно продолжать? Вы замечательно выглядите! Сейчас мы доснимем…. – девушка что-то мямлила, но он далеко не сразу увидел и услышал ее. Только через пару минут его озарило – она говорила что-то очень важное для нее, - что, простите?
- Мне очень важно сделать хорошее портфолио. Я готова делать все, что скажете… У меня нет денег, но… я вот принесла… это старинное кольцо и … оно, правда, очень старинное… и кулон, - на разжатой девичьей руке лежало кольцо с каким-то большим камнем и что-то еще…
- Пойдемте, - приглашающий жест в сторону комнаты, переделанной в студию... «Хорошо, будет тебе портфолио! Но ты отработаешь по полной программе».
Губы у девушки уже не тряслись. Она приняла для себя важное решение, отступать было некуда. От истерики пять минут тому назад не осталось и следа. Точеную фигурку венчала голова с великолепно уложенной копной иссиня-черных волос, теперь гордо и твердо девушка бросала вызов своей природной скромности. В конце концов, от достижения поставленной цели ее будет отделять на одну ступень меньше.
- Не стоит волноваться! Совсем не стоит. Я работаю в нескольких столичных журналах, опыт у меня уже …почти пятнадцать лет. Так что все будет просто шикарным. Так… Мы отсняли хороший материал в костюме, сарафане, теперь еще часок поработаем в более обнаженном варианте.
- Совсем?...
- Сначала топлесс. Вот палантин… Да, волосы… Надо распустить их и пусть волнами лежат на одну сторону, - фотограф суетился, переставляя свет, настраивая камеру. Девушка выдернула заколки, встряхнула головой… Через пару минут фотограф оглянулся и едва сдержал стон – как она хороша!!! Зеленые, полные огня глаза; волосы, стыдливо укрывшие наготу, румянец от волнения… Грех даже часть такого тела прятать под палантин! Даже губы пересохли и запросили холодного пивка или страстного поцелуя.
- Так?
- Нет. Лучше взять парео… И цвет будет больше играть…
- Парео?
- Да… Я помогу, - профессионал уже включился в работу. Он видел прекрасную натуру, понимал, где и что надо подправить. Перекинув волосы назад, набросив на плечи девушки тонкую синюю прозрачную ткань, он велел взять два угла ткани и натянуть ее вниз. Девичья грудь резко обозначилась сквозь ткань, на трепещущую шею он повесил тот самый кулон, который она принесла в качестве платы. Там был синий камень, он гармонировал…
Последний штрих для создания образа он оставил сюрпризом для нее. Лишь тогда, когда каждый миллиметр будущей картинки был выверен, и камера готова была снимать – легкое нажатие кнопки вентилятора и щелчок камеры были почти синхронны…
- Ах! – волосы отлетели направо, глаза распахнулись, тело дернулось и ожило…
- Шикарно! – щелк,… щелк,… щелк, - теперь повернись немного и подмигни. Хорошо!
Потом были съемки в шляпе с пером, в огромной шали, в мужской рубашке, сидя на стуле и в прыжке, просто в трусиках и в плаще на голое тело… Щелк, … щелк,… щелк… Полтора часа работы. Оба вымотались, как будто смену грузчиками отработали.
- Когда мне прийти за портфолио? – теперь под плащом уже был тот самый деловой костюм, в котором началась эта съемочная эпопея. «Тьфу! Как она достала с этим портфолио!»
- Я позвоню. Напомните мне номер и имя. Алина, кажется?
- Кристина. Номер я записала на конверте с кулоном и кольцом. Через неделю?
- Да… Не раньше…. «Через неделю, детка, я буду уже далеко отсюда. В любом случае, надо сделать ей несколько приличных снимков, а то еще шум поднимет». Всего доброго! Не страшно идти?
- Нет! Я город хорошо знаю, - и Кристина шагнула в ночь.
Если бы она могла предположить, что получится из этой ее авантюры! Но ее чистая душа и тело, не испачканные даже взглядом камеры, никак не ожидали, что впереди еще ждет расплата. Расплата за красоту, за стремление к мечте, за недоданную тысячу… Что не пройдет и двенадцати часов, как острые ногти ревности сдерут кожу с белой груди, а ядовитые слова приправят обиду горьким соусом… Сейчас хотелось только одного – в душ и спать…
Учитель
- Вячеслав Родионович! А я думала, что у Вас сегодня методический день! – в учительскую порывисто вошла синеокая Лиана Львовна, бывшая ученица, а теперь – учитель химии.
- Именно, что методический, Лианочка! Я как раз и занимаюсь методикой… После лета накопилось множество идей, надо же как-то их систематизировать. Да и по кабинету много дел. Вам –то еще не скоро дадут, наверное, кабинет… А это тоже труд, и немалый – создать ауру кабинета. – Вячеслав Родионович потер руки и неожиданно для себя широко улыбнулся. – Обращайтесь за любыми советами, Лианочка!
- Угу, конечно… - девушка списывала изменения в расписании, не обращая внимания на того самого учителя, из-за которого решила идти учиться именно на педагога. Пять лет назад ее глаза были грустными синими озерами во время последнего звонка – она расставалась со школой и с учителем литературы, в которого уже два года была влюблена, - а кабинет мне уже дали. Учителям химии и физики сразу дают кабинет.
Улыбка, скрип двери, и учительская опустела…
Странно, эта девочка уже не такой распахнутый цветок, как раньше. Каждый урок литературы с третьей парты на Вячеслава Родионовича смотрели восторженные и влюбленные девичьи глаза. Ему приятно было вести урок, читать стихи, рассуждать о великом, учить мальчишек и девчонок думать, сопереживать литературным героям, когда он видел неравнодушные глаза своих учеников. Он знал, что многие девочки были тайно влюблены в него, но старался эту влюбленность перевести во влюбленность в литературу.
За окном исчезло осеннее солнышко, стало грустно и неуютно в пустой учительской. Как-то само собой пришло решение не подниматься в кабинет, а идти в библиотеку.
Вот уже два года ноги сами несли его туда всякий раз, как выдавалась минутка. Там и только там он ощущал, что важен, нужен, красив и умен. Во-первых, там стоял компьютер для учителей и был подведен Интернет, а значит, можно было спокойно и с удовольствием поработать; а во-вторых, там хозяйкой там была удивительная женщина – Марьям Исаевна…
Сбежав по лестнице, Вячеслав Родионович практически столкнулся с директором школы.
- А Вы когда собрание проводите, Вячеслав Родионович? Третья неделя сентября пошла, а Вы отчеты не сдали! Сколько можно тянуть? – эта женщина всегда пугала его двойственностью своей натуры. Пару раз он был свидетелем того, как она читала свои стихи и блестяще пела романсы. Это было потрясающе! Эта полная, неинтересная внешне женщина была хорошим руководителем и организатором школьной жизни, но что-то в ней было неправильное… И еще у нее была одна странность: она обожала ходить в мягкой обуви, чтобы не стучать каблуками по гулким коридорам и слушать, как проходят уроки. Часто после таких походов по школе в секунду решались сложные учебные и неучебные вопросы.
- В пятницу родители придут. А в понедельник все сдам! – Вячеслав Родионович не мог остановиться, продолжал спускаться по лестнице. Перед Людмилой Петровной он всегда чувствовал себя кроликом перед удавом и впадал в какое-то заторможенное состояние. И старался испариться, исчезнуть, раствориться…
Пружинистым шагом он подошел к белой двери с надписью «Библиотека», дернул, но неожиданно дверь оказала сопротивление. По инерции дернув еще разок, учитель, наконец, разглядел табличку, говорящую, что по техническим причинам библиотека не работает. Это было крушением всех сегодняшних надежд. Бывать в библиотеке стало для учителя русского языка и литературы Вячеслава Родионовича потребностью, необходимостью, ежедневным радостным событием. Почему-то всегда к концу учебного дня он обрастал важными делами, требовавшими обязательного похода в библиотеку, к компьютеру, к Интернету и к Марьям… Вот и сегодня надо было отправить письма в институт с уточнением даты защиты диссертации, перекинуться парой новых фактов с единомышленниками из Феодосии. Теперь все планы рухнули. В голове стало так пусто, что, кажется, даже зазвенело, а ноги - тяжелыми, ватными. Этим ногам некуда было идти.
В чувство его привело бряцание ведра уборщицы, которая смывала последствия нашествия первой смены. В ведре мутнела черным пятном тряпка, колыхалась вода, а сзади надвигалась вечно недовольная баба Ася со шваброй. Ничего не оставалось делать, как идти к выходу.
Внезапно до слуха учителя донесся девчачий вскрик, приглушенный, но полный боли. Опытное ухо сразу определило, откуда раздался звук – из раздевалки! Поминая недобрым словом того архитектора, который придумал сделать детскую раздевалку в подвале и оснастить это изначально убогое помещение всего одним окном под самым потолком, учитель спустился по лестнице.
- Атас! Дюшес идет!
В полутьме раздевалки две явно девчачьи тени метнулись в самый дальний и неосвещенный угол. На полу остались валяться какие-то вещи, Около правой ноги тихонько всхлипнула куча тряпья. Внезапно вздрогнув, куча выпрямилась в девушку с разодранной на груди блузкой, взлохмаченными волосами и огромными от пережитого унижения глазами.
- Пустите!
Когда всхлипывающая девчушка хлопнула входной школьной дверью, в подвале отчетливо слышалась тишина объявленной войны. Ох, как не любят взрослого вторжения в свою жизнь старшеклассники! Но из любой ситуации учитель обязан выходить победителем.
- Надеюсь, вы понимаете, сударыни, что пропуск на мои уроки возможен только после объяснения? – Он не знал, чьи это были тени, но самым скандальным был выпускающийся в этом году «Б» класс, а с ним учитель русского языка и литературы встречался 6 раз в неделю. «Тени» ведь не знают, что он их не успел узнать… Вячеслав Родионович выждал пару минут и спокойно поднялся в вестибюль школы. День был закончен. Пора идти домой. Тем более, что появилась тема для размышления: он наконец-то услышал, как его величают за глаза. Дети – существа жестокие, но редко, когда они промахиваются с прозвищами для учителей. В эти школьные прозвища дети вкладывают отношение большинства к одной отдельно взятой личности. Тогда почему «Дюшес»? Или он просто не расслышал?
Кроме того, надо еще вычислить, кто же обижал девчушку, и за что….
Хмурое небо грозилось высыпать на Землю пару ведер мелкой осенней хмари. Но думалось хорошо…
- Слава! Погодь! – Иван Захарыч торопливо спускался с крыльца,- ты не видел, хлеб уже привезли в магазин?
- Нет, я из школы, за покупками пойду, но чуть позже… Как спина? – старикам всегда приятно, если у них спрашивают о самочувствии.
- Ох, да некогда сегодня о спине думать, Слава. Моя хозяйка строгая – попробуй ей хлебушка не купить теплого, со свету сживет. А ты, что ж, продукты по дороге не покупаешь?
- Нет, я ж с работы…
- Ну, не всем так с женками везет… - старик, согнувшись в три погибели, запер калитку и побрел вниз по улице, одну руку подняв вверх для прощания, а вторую, с авоськой, запрокинув за спину. Когда-то он учил всю детвору на улице кататься на велосипедах. Это было так давно, что почти истерлось из памяти. Тогда мама звала Вячеслава Родионовичу Славушкой, гордилась каждым достижением сына, будь то первая победа в школьных соревнованиях или впервые сделанный самостоятельно бутерброд. Она же купила своему Славушке велосипед, а Захарыч до позднего вечера возился с ребятами, обучая их крутить педали и падать грамотно. Своих детей им с женой Бог не дал.
Входя в калитку, уставший хозяин дома столкнулся с дочерью, своим огненным домашним ураганом.
- Привет, па! Пока, па! – таща за руку какого-то паренька, дочь проскользнула в калитку, не представив своего приятеля, не спрашивая уже разрешения уйти, как это было раньше.
- Ты надолго исчезаешь? Что мама велела? – вопросы повисли в воздухе, не долетев до адресата. Их скорость была несравнимо меньше скорости той молнии, что звалась его дочерью. Надежда всегда была непокорной отцу и уважала почему-то только свою мать. Поэтому уже давно учитель привык к уважению в школе и к полному непониманию и отчужденности дома. Только Антошка смотрел на папу с обожанием…
Ну, ладно, хотя бы есть время поработать. Антона забирать из садика нескоро, пару часов есть. Встретил его ароматный запах оладушек и сырников. На кухне лежала записка поверх обеда: «Антона надо забрать пораньше, иначе он опять будет плакать. Приходил Иван Иваныч, сделай старику, наконец, щеколду. И последнее: когда твои руки займутся душем, наконец? Третья неделя купания с тазиками пошла!!!»
Как же замучила эта бытовуха!
В результате, поужинав, он отправился к соседу делать на подвале щеколду, потом принялся за душ…. Память почему-то вытряхнула из своих недр картинку, когда он, еще девятиклассник, готовился к олимпиаде по истории, обложился книгами, выписывал даты, искал объяснения фактам истории в трудах большевиков…. Мама ходила на цыпочках по дому, даже умудрилась беззвучно сделать ему сюрприз в другой комнате: передвинула мебель и поставила на тумбочку только что купленный цветной телевизор! Он вышел отдохнуть и вскрикнул от радостного удивления – он давно уже мечтал о цветном телевизоре, но им все никак не удавалось подкопить деньжат. И вот свершилось!
- Мамочка, как здорово! Ты когда купила?
- Сегодня, Славушка! Сегодня! Тебе нравится? – у мамы сияли глаза, она радовалась его радостью. Это была самая замечательная мама в целом свете, он всегда это знал. Именно мама поддерживала все его идеи, какими бы они не были абсурдными, помогала, чем могла. И даже умудрялась заставлять помогать ему других людей, с которыми ее связывали или дружба или служебные отношения – она работала юристом на трикотажной фабрике.
Теперь уже 6 лет прошло с тех пор, как мамы не стало, и он так сильно ощущал эту потерю! Как же не хватало ему теплой маминой руки, пахнущей оливковым кремом и встревоженного взгляда: все ли у него хорошо? Потом вдруг всплыла картинка, как они с Верой пришли знакомиться с его мамой. Вера была в брючном костюме, который сама сшила для этого случая. На улице поднялся сильный ветер, и с ее головы слетела косынка, ветром ее понесло на соседский куст сирени. В несколько прыжков Слава догнал ее, а когда обернулся к своим любимым женщинам, то все знакомство уже состоялось: мама и Вера в обнимку заходили в калитку. А потом была экскурсия по дому: это Славина комната, это место их вечернего чаепития, а здесь маленький Слава в пять лет расписал стену красками, которые три года после никак не хотели оттираться…. Вера понравилась маме, тогда ведь она была еще 19-летней девчонкой, хорошенькая, мастерица на все руки, не болтлива, как многие ее ровесницы. Через полгода отыграли свадьбу….
Вот теперь мамы очень не хватает! Если бы она только знала, что он все-таки нашел свою тему для диссертации, и скоро будет защищаться. Он долго даже и не мыслил писать какой-то труд, но однажды его озарило, тема пришла сама, навеянная каким-то вопросом старшеклассника. И в голове заработали какие-то винтики, завертелись мысли…. Он ведь давно обращал внимание на то, как писатели, поэты, художники говорили о своих чувствах. Как в своих письмах они писали о предмете своего обожания. Читать переписку великих он полюбил еще в школе, но со временем это вошло в привычку, а с появлением всемирной паутины в школе он получил возможность переписываться и обмениваться узнанным с другими любителями истории и литературы.
Когда зимним утром он разбудил жену и захлебываясь словами, стал рассказывать ей идею своей диссертации, то ее глаза, совсем еще сонные, постепенно округлялись, округлялись…..
- Вера, ты понимаешь, люди, которые писали поэмы или переносили на свои полотна даже запах зимнего леса, были или очень несчастны в своей интимной жизни, или, наоборот, таким образом, делились своим счастьем? Только ведь нам со школьной скамьи вбивали, что они там, в 19-том веке лишь вздыхали от неразделенной любви, что все было так целомудренно, сил нет! А на самом деле, все так же, как и сейчас…
- Я тебя не понимаю…
- Муж одевает свою жену в красивое дорогое платье, идет с ней в гости, там ею все восхищаются, но только он имеет право снять дома с неё это платье и залезть к ней под рубашку. Мужчине надо обладать женщиной, быть ее повелителем, а все эти розовые сопли…
- Что ты называешь «розовыми соплями»? – Вера уже не лежала рядом, а сидела, завернувшись в халат, и впервые за многие месяцы внимательно прислушивалась к тому, что он говорил…
- Мужчине не интересны все ухаживания, цветочки, рестораны, он все это проделывает лишь для того, чтобы сократить временное расстояние перед укладыванием женщины под себя до минимума. Он должен быть повелителем, приходится иногда делать усилие и выдавливать комплименты из себя или покупать букетик для растапливания векового генетического льда женщины. Тот мужчина, который состоялся как мужчина, вдруг окрыляется! Он начинает творить! А есть такие личности, что оказываются несчастными в любовных утехах, тогда вся их энергия направляется в другое русло. Вот и все!
- А как же стихи Фета, Лермонтова, Пушкина? Все те, кто писал о любви?…
- Ты что всерьез считаешь, вы девятнадцатом веке все было так невинно? Чушь! И Фет, и Чехов были тоже мужчинами, их рефлексы, мужские рефлексы вынуждены были прятаться под маской обожания! – Слава был вдохновлен своей идеей, а, кроме того, ему показалось, как он понял потом, только показалось, что жена прониклась… - Я буду писать диссертацию на тему влияния интимной жизни на развитие творческих способностей личности.
- Ты – животное! Я никак не ожидала, что животные инстинкты и рефлексы сотрут все чувства, что были когда-то заложены Богом в каждого человека, – только тут он заметил, что все лицо у нее покрылось пятнами. Так бывало лишь, когда она была очень обижена или в ярости.
С тех пор их отношения дали такую странную трещину, и домой идти не хотелось…. Он допоздна сидел в школьной библиотеке, пил чай из горных трав, заботливо завариваемый Марьям и искал материал в Интернете. Или рассказывал кое-что этой милой женщине, она умела слушать.
Глянув на часы, Вячеслав Родионович шумно вздохнул. Пора идти за Антошкой. По дороге он расскажет сыну о школе, ведь ему тоже пора привыкать к школе. Хотя бы мысленно.
Новые знакомые
Через пару часов после того, как огненная фурия Надя утащила его из дома тети Веры, Алеша сидел на пне, где-то далеко за городом и наворачивал сыроватый шашлычок. Надежда, дочь тети Веры, не отличалась избытком тактичности и без всяких сантиментов растолкала его вопросом: «Долго ты будешь валяться? Кстати, меня зовут Надеждой! Я тебя приглашаю на шашлык – у Виктора день рождения, отмечаем на природе…. Идешь или будешь курочек считать и папины теории слушать?» Попутно Надя поправила шторы, собрала на столе посуду, оставшуюся после съеденных оладушков, запихнула в шкаф его рюкзак. Жизнь Алешки в последнее время так резко убыстрила свое течение, что он стал не успевать за ней. Только успевал подчиняться. Вот теперь около него была компания из трех ребят и одной девчонки, и он старался вжиться в новую для него ситуацию.
- Леш, поищи еще пару сухих бревнышек! – именинник Виктор здесь был самым старшим, самым влиятельным. Он ненавязчиво руководил процессом, давая всем небольшие поручения, и как ни странно, но ребята неплохо справлялись без родителей и с шашлыком и с костром, и с вечно острой на язык Надеждой. Впрочем, именно за это она и нравилась Виктору. Когда Алешка перехватывал взгляд Виктора на нее, то сразу отмечал, какое тепло струится из его глаз на огненную шевелюру.
- Надя, а ты мне сочинение написала? Ты не забудь, мне ведь еще переписать его надо, - парнишка с явно грузинским акцентом и русским именем Федор принес охапку веток и скинул около костра.
- Федь, ты безнадежен! Ты хоть одно сочинение сам написал? – Надя откинула прядь волос, - уже готово еще четыре шампура. Кто еще хочет?
- Я! – хором ответило три глотки.
- А я наелся, но было очень вкусно.
- Алеша, а ты откуда? – паренек с серьгой в ухе присел прямо на траву рядом.
- Из Лазоревки, это далеко…
- А как ты здесь оказался, да еще у Надежды в гостях?
- Виталь, не приставай к человеку! – Надя кинула апельсин Алешке – Почисть!
- А ты с родителями приехал?
- Вит, срочно принеси воды! – на колени к Виталию упала пустая пластиковая пятилитровая бутылка. Он от неожиданности выронил шампур на колени.
- Дура! Я брюки испачкал!
- Сам дурак!
- К нам кто-то идет! – Федор встал, почему-то сильно насупился, - все здесь?
- Да, только Вит пошел к реке. Надо его позвать. Я сбегаю! – Надя рванулась было, но ее порыв тут же был остановлен Виктором.
- Сиди!
- Но…
- Я сам…
- Вить, не ори на меня! – Надя села и обиженно надула губы.
Виктор спустился немного к реке и коротко свистнул. И тут же вернулся. К этому времени к костру подошли трое ребят, не очень дружественной внешности. Они были в сапогах, брюки заправлены по-армейски, кожаные куртки накинуты на плечи…
- Чё празднуем?
- Присаживайтесь к нашему костру! Шашлычку? – Виктор сделал приглашающий жест. Незваные гости обошли костер, поковыряли палкой недопекшуюся картошку, перекинулись несколькими фразами на своем гортанном языке, и неожиданно передумали портить им праздник:
- В течение двух часов можете гулять, а потом проваливайте! – Самый мелкий, но и самый наглый по повадкам кавказец, в упор смотрел на Надежду, она же опустила голову и ковыряла в костре палочкой.
Виктор встал так, чтобы закрыть собой Надю, и еще раз предложил шашлык гостям.
С видимой неохотой те развернулись и ушли. Только тут Алешка почувствовал, как сильно накалена вокруг атмосфера. Еще секунда и здесь могла бы родиться шаровая молния. Из-за сосны вышел Виталий:
- Ушли?
- На этот раз даже быстро! – Федя сел снова. Алешка набрался храбрости и спросил, в чем собственно, дело. Почему их так боятся все?
- Бояться? Их? – Федор вскочил, но Виталий хлопнул его по плечу.
- Остынь, кипяток! Это братья Алихановы – страшные задиры и любители подраться, - объяснил Алешке Вит. Он принес воды, успел перекинуться парой фраз с Виктором, взглядом с Надей и теперь, видимо, взял негласное шефство над Алешкой.
Виктор и Надя немного отошли в сторону, обсуждая последние события или что-то более приятное…
- Ты главное никогда не лезь на рожон, понял? Не поддавайся на провокации. Мы просто обычно приходим большей компанией, и они не лезут к нам, - Виталий завязал расшнуровавшийся ботинок и бросил что-то в костер. Костер ответил ему искрами во все стороны и радостным треском.
- У вас обычно бывает больше людей? – спросил Алешка первое, что пришло в голову, только бы нить разговора не оборвалась.
- Да. Странно, что Кристинка не пришла. И Надька не знает, что с ней… Да, вот еще что! Ты если к тебе кто-нибудь будет из ребят приставать, сразу ненавязчиво сошлись на Шкло.
- На что?
- Шкло. Виктора мы так часто называем. Это от фамилии Шкловский. Его все знают и без повода на конфликт не лезут – у него красный пояс по тхэквандо. Он и Алихановым иногда приемчики показывает, так что и они в курсе, что его обижать не рекомендуется. Да и Надька под его защитой. Она вообще-то классная девчонка, только очень бережет свою… Ай! – прямо в темечко ему попала шишка, запущенная Надеждой.
- Ну, Надька, берегись! Сейчас вырву твою гриву! – Вит бросился за девчонкой, а та, смеясь на всю долину, металась между деревьями.
- Лежачих не бьют! – Надька бросилась на шуршащий разноцветный ковер из осенних листьев и стала болтать ногами и руками. Виктор зарычал и, изображая разгневанного дикаря, метнулся на защиту своей девушки. Завязалась потасовка, перемежающаяся хохотом и шутками. С разбегу на эту кучу запрыгнул толстячок Федор, уронив сразу всех друзей на землю.
Через пару минут растрепанная рыжая хохотушка выползла из этой кучи. Потасовка перетекла в новые приемы, которые демонстрировал Виктор, а Надя, вытащив шуршащие приметы осени из своих волос, стала собирать вещи.
- Эй! Темнеет, мне еще два сочинения катать! Собирайтесь!
- Да, скоро станет совсем темно. Пора! – тут же поддержал одноклассницу Федя.
- Федор, как это ты в первых рядах желающих закругляться? К чему бы это?
- Да у него же пара светит за сочинение!
- Ай-яй-яй! Как вы плохо обо мне думаете! Я о вас забочусь. Я – ваш истинный товарищ! – раздул щеки толстенький грузинчик.
- Я подмерзаю, - пожаловалась единственная девушка в компании. Тут же ей протянули ветровку и толстовку два кавказских джентльмена.
На обратном пути все продолжали шутить, веселиться, а Алешка ощущал, что где-то внутри у него что-то трепетало от ощущения, что он - не один, уже не один в этом мире. Он как будто стал частью команды. Как мало надо человеку, чтобы быть счастливым! Если бы он только мог знать, что завтрашний день не всегда является продолжением сегодняшнего! Тучи иногда собираются на небе гораздо быстрее, чем можно было ожидать.
Дома Надя быстро организовала ему душ, а когда он вышел, его ждал чай, беляш и половина огромного арбуза.
- А тетя Вера уже спит? Могу я увидеть ее? – Надя обернулась на его слова, повела плечами и продолжила стелить ему постель.
- А надо ли?
- Ну…
- Они там ругаются, так что не советую…
- Ругаются? – округлил глаза мальчишка. Почему?
- Извечная тема – кто правильнее меня воспитывает. Завтра у мамы первая половина дня – выходная, вот и поговорите. Ты не против поспать в летнем домике, кстати? – перевела разговор девушка.
- Нет, тут очень здорово.
- Ну, пока. Я пойду свой веник прополощу от дыма! – и она встряхнув волосы, ушла в баню.
Мальчишка поел, перемежая арбуз и беляш. «Как же она будет еще два сочинения писать? Я бы не ….» - мысль растворилась в подушке, куда упала голова с куском арбуза во рту.
Тетя Вера
Пробуждение было приятным. Алешка слышал, как бабушка своими легкими бесшумными шагами хлопочет по избе, старался определить по запаху завтрак… «Бабушка!» - прокричали губы то, что им так хотелось прокричать, хотя мысль уже стучала в разум, что картинка не склеивается: не те запахи, не те звуки… Он сел на диване, обалдело смотря на застывшую с пледом тетю Веру.
- Я тебя еще хотела укрыть – утром стало совсем свежо… Как спалось?
- Я… проснулся уже. Сейчас встану. Нормально, - невпопад отвечал Алешка. Глаза еще не совсем фокусировались на реальности. Сон был такой сладкий, но иллюзия картинки из детства таяла без права стать снова возможной.
- Ты еще спи, если хочешь. А проснешься – найдешь меня в конце участка. Я грядку пока вскопаю.
- А можно я с Вами? Я умею, - торопливо проговорил Алешка.
Он быстро оделся, не поддаваясь на уговоры сначала позавтракать. Ведь он сможет, наконец, принести пользу дому, в котором его побег от детдома закончится, женщине, которая отогрела его застывшую от боли душонку. Он был ей так благодарен!
Через десять минут он закатал брючины повыше, с удовольствием взял лопату и грабли, а тетя Вера – ведро для мусора, и они отправились за дом. Там были грядки с морковью, вдоль дорожки были высажены капуста и цветы. А у сарая был сделан малинник, и еще много спелых ягод манили к себе, сочно подмигивая из-под круглых листьев.
- Я умею копать, тетя Вера. Бабушка говорила, что я вполне могу заменить маленький трактор. Я – жилистый.
- Ты помогал бабушке?
- Да.
- А что сажала бабушка? – тетя Вера поправляла заборчик между малинником и грядкой с морковью.
- У нас росли кабачки, свекла, капуста трех сортов… - Алешка копал, наслаждаясь процессом и сознанием того, что он уже помогает. Это его просто окрыляло. Он старательно вонзал лезвие лопаты в податливую землю, со знанием дела приподнимал ком земли, выбирал сорняки и откидывал их в сторону.
Некоторое время они просто болтали, перепрыгивая с одной темы на другую. Потом стало ясно, что подошло время поговорить о главном. Пауза затягивалась, и, боясь так и не успеть задать главный вопрос, Алешка остановился, вогнав лопату в будущую грядку.
- Вы не волнуйтесь, тетя Вера, у меня с собой все документы есть: и мое свидетельство, и копия маминого паспорта, и … это… справка о маминой инвалидности… Я все копии взял, не смог только копию … о бабушке взять, - Алешка посмотрел на сидящую на корточках и молчащую женщину. Тетя Вера перебирала саженцы клубники и почему-то очень долго не отвечала. Когда она собралась с духом и все-таки заговорила, в тот же момент Алешка почти физически ощутил тоненькую и пока что прозрачную стеночку, которая вдруг стала расти между ними. Ему казалось, что он держит свое сердце перед ней на вытянутых ладонях. Пауза почти убила это сердце.
- Алешик, мы с тобой сходим к юристу, обязательно сходим и все узнаем. Ты не думай, я помню… Просто… у меня со временем проблема. Завтра я работаю, а вот в среду у меня будет выходной. – Тетя Вера посмотрела на мальчика, но теперь его голова низко-низко опустилась к грядке. Сердце стало бухать у мальчишки в груди так больно, так сильно, что он уже почти не слышал, о чем говорила эта милая женщина.
Потом они прошлись по дому, попили чайку, посмотрели семейные фотографии… Алешка остался на кухне, а хозяйка ушла и дальше заниматься грядками и думать… Как объяснить ребенку, что не все так просто и легко решается. Что вчера муж два часа «вынимал ей мозг чайной ложкой», как выражается ее подруга. Он таскал ее по дому за руку и спрашивал: «Где? Здесь? Или здесь? А может, мы ему кровать поставим на кухне?» На самом деле, та половина дома, на которой жила их семья, была безумно мала: две крохотные комнаты по десять метров и жутко холодная кухня. С другой стороны дома жил его троюродный брат, человек предприимчивый и деловитый. Он надстроил второй этаж, положил на всей территории двора асфальт и завел себе охрану в виде огромного бульдога. Его жена никогда не сидела на грядках, а он никогда не приходил домой с сумкой, наполненной не до самого верха продуктами и предметами, нужными каждой хозяйке. Вера часто вспоминала свое первое появление в этом доме. Тогда будущая свекровь обняла ее за плечи: «Теперь мы будем ухаживать за Славушкой вдвоем, ведь так?» У Веры не хватило духу развернуться и уйти, даже поняв, в какие сладкие тиски она попадает. С тех пор и ухаживает за выросшим и возмужавшим Славушкой. В самом начале их семейной жизни как-то проще было решать многие возникающие вопросы и проблемы, но чем дальше, тем все больше сваливалось на ее плечи. Она иногда так уставала, что от бессилья незаметно для себя самой начинала плакать. По щекам стекали слезы, руки бессильно повисали, а голова усиленно пыталась поймать хоть одну ускользающую мысль.
- Мама, а давай только чуть-чуть вместе посмотрим этот фильм, и ты пойдешь опять хлопотать?
И она каждый раз велась на эту подначку дочери, но, как только голова касалась подушки или подлокотника, сознание отключалось, и Вера падала в объятия Морфея. А маленькая Надя шла на кухню и варила суп или стирала пеленки братишки, или шла кормить и чистить у кроликов. Иногда она даже пыталась доделывать консервы. А уроки оставались на утро…. Жаль только, что банки с огурцами, закрученные слабыми дочкиными руками, быстро взрывались, а кролики пару раз выскакивали из клеток на грядки с сочной морковкой, но помощь ее ручонок все равно была неоценима.
Вячеслав Родионович - чрезвычайно занятой учитель, он всегда готов помочь отстающим ученикам или оказать помощь подающим надежды молодым талантливым ребятам. Его всегда приглашали в жюри всех конкурсов, школьных и городских. Его уважали, с ним советовались, его ставили в пример коллегам… Только дома дети мечтали повозиться с папой. Вера каждый год надеялась, что аврал в работе кончится вот-вот, а денег к зарплате отцу семейства не прибавлялось, несмотря ни на какие добровольно взятые в школе обязательства.
Быстро развешивая выстиранное белье, Вера вспомнила, как вчера разговор с мужем закончился его фразой: «Делай, как знаешь! Я принимать в этом участие не буду!» Как будто она могла подозревать его в предложении помощи! Смешно!
В час дня тетя Вера убежала на работу, давая на бегу пояснения и распоряжения грустному Алеше. А через десять минут пронзительно зазвонил телефон. Пока Алешка лихорадочно искал, где же он так трезвонит, он уронил вазу, расплескал чай и совсем уже отчаялся сделать хоть что-то правильно, но вдруг обнаружил телефон, спрятавшимся под легким шарфиком тети Веры. В последний момент она решила его не надевать…
- Да!
- Алешка? Ты-то мне и нужен, – Надя говорила быстро и решительно, как всегда, - возьми ручку и листок бумаги. Будешь записывать!
- А где взять?
- Ищи! В письменном столе у папы, например.
- Нашел!
Дальше Надя стала диктовать, что и где взять. В основном, она перечисляла разные медикаменты… Потом диктовала адрес.
- Ты управишься где-то через пятнадцать минут, и еще пять - на дорогу. Жду через двадцать минут. Да, и не забудь: на плите ничего не должно остаться, дверь захлопни, телевизор выключи. Жду.
Ночь в чужом доме
Когда Алеша все собрал и вышел из дома, прошло гораздо больше времени, чем ему выделила Надежда. Он торопился, как только мог. Теперь предстояло найти нужный ему дом. По дороге ему встретился странный пожилой человек, который напевал песни и красил забор. Старик казался таким довольным и счастливым, что привлекал к себе внимание всех, кто появлялся на улице. С ним здоровались, раскланивались, перекидывались парой фраз все, кто проходил мимо. Кисть как будто сама гуляла по забору. Старик относился к своей работе с любовью и радостью, и она платила ему легкостью и красотой исполнения.
- Все принес? – Надежда стремительно выхватила пакет с принесенным и, приглашающе взмахнув рукой, побежала во двор, который был почему-то намного ниже, чем улица.
- Да, только йод не нашел. Вернее нашел, но там пустой был флакончик, - Алеша едва поспевал за этой серьезной и стремительной девушкой.
- Да, послушай… У нас тут небольшая проблема... Короче, ты раздевайся, проходи в дом, но под ногами не мельтеши. Взрослых здесь нет! – бросила на бегу Надя. Эта странная девушка почему-то всегда находилась в пространстве, параллельном миру взрослых. И прекрасно в нем себя чувствовала, как ни странно.
Алешка снял кроссовки, аккуратно поставил в сторонку, огляделся. Неожиданно этот дом показался ему почему-то более родным, чем дом тети Веры. Все было конечно, незнакомым, но здесь под ногами лежал коврик – дорожка, как любила бабушка; на окнах висели занавесочки, более дорогие и красивые, чем в маминой комнате, но они тоже были чуть розоватые. В прихожей его встретило очень красивое старинное зеркало с подсвечниками по бокам. Неслышно ступая по ковровой дорожке, мальчик прошел до приоткрытой двери и заглянул внутрь. Там Надя и еще одна девчонка со смешными хвостиками, врастопырку торчащими на макушке, наклонились над кем-то. Пахло валерианкой, слышались всхлипы, от всего этого сердце тревожно заколотилось в груди. Подуло чьей-то бедой. Так и не решившись войти, Алеша прошел дальше по коридору, где было еще две комнатки. Дверь в одну была открыта настежь. «Вот тут и посижу», - решил неприкаянный путешественник. Окинув взглядом комнату, он пришел к выводу, что здесь живут, наверное, очень богатые и культурные люди – все было так изысканно и красиво! Но больше всего внимание привлек красивый комод, на нем стояли шкатулки из темного дерева, такие разные и такие удивительно изящные, что казались взятыми из какого-то фильма про старых помещиц. Одну Алеша приоткрыл: там лежали такие старинные украшения, что даже дух захватило – только на княгинь такое надеть можно! - потом взгляд перебежал на стену и остановился на картине, висящей прямо над комодом. Два ежика сидели рядышком и улыбались, но только их иголки были вовсе не иголки, а пух перезревшего одуванчика. Невольно Алеша улыбнулся.
- Ты тут? – от неожиданности Алеша вздрогнул. Надя выглядела как-то странно, растерянно, что ли. Устало сев на диван, она разжала руку, - вот деньги на банку какой-то медовухи. Оля знает, что надо купить, но одна стесняется в магазин идти за алкоголем. Сходи с ней.
- А я ни разу ничего такого не покупал, - растерялся мальчишка.
- Только в магазин не ходите, там могут и не продать. В палатку сбегайте.
- Но я…
- Идем? – в дверях появилась та пухленькая девчонка с хвостиками, что протягивала стакан кому-то в соседней комнате. Поняв, что спорить бесполезно, мальчишка поплелся обуваться.
Через пять минут болтливая девчонка ему поведала какую-то странную и кошмарную историю.
- Ты понимаешь, Кристинка - очень красивая, даже, наверное, самая красивая в школе девчонка. А тут на груди такие полосы из запекшейся крови, синяк на плече, - всхлипнула девочка. Она шла сначала очень быстро, но постепенно замедляла свой быстрый шаг. И как будто бы думала вслух, - Надя боится, что ее даже изнасиловали… Как ты считаешь?
- …
- Завтра утром ее мама приезжает из командировки, а Кристинка такая вот… невменяемая. Она плачет все время, глаза стеклянные, как будто видит не нас, а кого-то другого. Мне даже страшно! Я никогда не видела таких глаз.
- А как вы узнали, что с ней что-то случилось?
- Она не пришла в школу сегодня. А у нас контрольная была по физике, - девочка помолчала немного, - самое странное то, что она нам хочет рассказать, но … вдруг начинает плакать. Вот мы и решили дать ей выпить немного «Медовухи». Так у меня сестра, когда с мужем поругается, всегда покупает баночку. И потом уже не ревет, тихая становится…
Купив в палатке золотистую банку с нарисованной пчелой, они пошли обратно. Успокоившаяся уже Оля стала опять подрагивать и всхлипывать.
- Кристинка все бы нам рассказала… Что же произошло?
- А может, ее запугали?
- Кто?
- Ну, не знаю… А вы из одного класса все?
- Нет, Надя из другого, но мы встретились случайно у калитки Кристинки сегодня. Надя – молодец, она все время что-то придумывает. Я сама бы не смогла бы, просто ревела бы и все…. Давай ты первый пойдешь?
- А может, надо маме Кристины позвонить? Она приедет пораньше.
- Она и так приезжает завтра. Кристинка проговорилась, что мама ей не простит…. А чего не простит?
С неба посыпалась мелкая влажная пыль, ветер напомнил об осени, стало неуютно и грустно. Толкнув ногой калитку, Ольга нерешительно прошла во двор и остановилась.
- Так не хочется идти.
- Пойдем, - подтолкнул Алешик, - нас же ждут.
Их встретила довольно мирная и спокойная картина – Кристина сидела, облокотясь на подушки, а Надежда обрабатывала ей раны и синяки. В комнате горела настольная лампа, освещая кем-то попорченное тело 16-летней девчушки. Кухня свистела чайником и ароматно шкворчала поджаренной на сале картошкой. Но так продолжалось совсем недолго, потом Ольга в радостном возбуждении стала рассказывать, что дедушка ей на день рождения подарит путевку в какой-то молодежный лагерь, где можно будет попрактиковаться в немецком языке. И все! Кристинка без всяких предупреждений вдруг завыла, заголосила, и идиллия мирного и спокойного вечера закончилась.
- Кристи, давай медовушки попьем? – старалась перекричать ее Надя. Одновременно девушка открывала банку с пенящейся жидкостью, а Алеша судорожно расставлял стаканы, которые ему подавала дрожащая Оля. Надя плеснула медовухи в каждую подставленную емкость и один стаканчик подала Кристинке.
- Ты понимаешь, мама мне во всем доверяла, а я…. Как я ей скажу? Как? За что они так? Что я им сделала? – Автоматически она отпила из стакана глоток, захлебнулась. Спустя полминуты, Кристинка, зажав ладонью рот, выскочила из комнаты. Ее рвало.
- Ой, девчонки, что же делать – то, а? – Ольга готова была и сама завыть, но Надя пресекла ее попытки резким окриком:
- Ты-то хоть не реви, и так тошно! - потом смягчилась и заговорщицки поманила их пальцем в сторону крыльца.
На крыльце стояло ведро с мусором, закрытое крышкой. За этим ведром лежал пакет, обычный черный полиэтиленовый пакет, но содержимое оказалось не вполне обычным: блузка, вся в кровавых пятнах и остатки бус.
- Вот, что я нашла, когда вы ходили за медовухой.
- Надька, ты была права! – Оля округлила глаза, прикрыла рот ладошкой и тихонечко осела в кресло.
Алеша не совсем понимал их позеленевшие лица. Ему понятно было, что ничего хорошего пятна крови и отодранный воротник блузки не предвещало, но казалось, что девочки что-то понимают без слов, а он болтается между ними, маленький и несмышленый.
Следующие полчаса прошли в напряженном ожидании чего-то страшного – Кристинку то рвало нещадно, то она плакала, то вдруг впадала в оцепенение. Алеша никогда в жизни не пил спиртного, но последние события его жизни понеслись в таком ритме, что ему вдруг захотелось хлебнуть из своего стакана этой жидкости и ощутить себя более взрослым, более готовым к взрослым событиям, что так и валятся на него теперь как из рога изобилия. Стараясь не привлекать к себе внимания, он взял стакан и вышел в коридор. Кухня показалась ему наиболее удобным местом для такой опасной операции. Там горел маленький ночник, широкое кресло за дверью кухни тихонько скрипнуло, когда мальчишка сел в его уютную комфортность. Ком в горле свидетельствовал, что все не так легко дается, как это кажется в первый момент. Но в коридоре зашуршали чьи-то шаги, и они шуршали в сторону кухни! Не хотелось быть увиденным со стаканом в руке! В один глоток опрокинув огненную жидкость в себя, мальчишка ощутил такой взрыв своего существа, что готов был заорать от неожиданности. Но еще очень хотелось остаться незамеченным. Вытаращив глаза и сжавшись в комок в кресле, Алеша медленно стал осознавать себя в пространстве сквозь слезы медовушной радости. Где-то в животе стало горячо, в голове зашумело, а язык стал таким огромным, что никак не ворочался внутри своего родного рта. Алешка решил несколько минуточек посидеть в кресле с закрытыми глазами, как–то он не ожидал такого ошеломляющего действия одного глотка! А еще говорят, что люди и литрами такое потребляют! Чьи-то шаги снова зашуршали в сторону кухни, Алешка вскочил вполне бодро, но нога предательски попала в ведро с очистками от картофеля. Грохот падающего ведра и неуклюжего тела привлек внимание шаркающих шагов. В кухню просунулась голова Надежды.
- Ого! Да ты уже хорош! Это когда ж ты так успел?
- Надя, там не нужна моя помощь?
- Помощь уже здесь нужна… - пробурчала Надя, и, подхватив мальчишку, поволокла его на терраску. Свалив Алешку на небольшой диванчик, девушка вернулась к подругам. Кристина заснула, обняв залитую слезами подушку. В комнате стоял отвратительный запах смеси валерьянки и последствий неудержанной во внутренностях медовухи. Посовещавшись, девчонки решили разойтись по домам.
Очнулся Алешка от холодного сентябрьского асфальта под ногами. Он стоял, наклонившись над какой-то клумбой, и выплескивал то, что не ужилось в желудке. Как он здесь оказался, что это за клумба и в чьем дворе он стоит, он еще не осознал. Вернулся на терраску бегом, потому что ноги в носках околели совсем. «Блин, а брючины запачкал!» Огляделся вокруг, но никак не мог понять, где все-таки он до сих пор спал. Предметы, наконец-то, перестали двоиться и приняли четкие очертания в ночи. «Где же я это все уже видел?» Коридор и крыльцо были немного знакомыми, а на терраске он никогда не был. В темноте он всегда видел как кошка, мог по своей Лазоревке двигаться так, что ни одна веточка не хрустнет под ногами. Бабушка даже ругалась иногда, если он еще до рассвета ходил в козлятник посмотреть новорожденных малых козочек. «Ноги переломаешь!» - грозилась она ему вслед.
Еще все время мешал какой-то звук. Назойливый и мешающий сосредоточиться. После того, как он стянул с себя испачканные джинсы, звук стал еще назойливее. «Ой! Так это же мои зубы стучат! Я замерз!» Теперь голова уже прояснилась, появилась мысль пойти застирать джинсы. Оглядевшись еще раз, Алешка понял, почему так холодно – окно было приоткрыто, холодный предрассветный воздух властвовал и во дворе и в этой маленькой комнатке.
Взяв в руки джинсы, мальчишка выскользнул в коридор. Старинное зеркало, дорожка под ногами, календарь с видом заснеженных гор…. «Я еще в доме у Кристинки!» Теперь ориентироваться стало легче, и он совершенно бесшумно прокрался в ванную и застирал брючины. Очень хотелось кушать и выпить большую мамину кружку горячего чаю. Но в чужом доме, да еще и без брюк как-то неуютно себя чувствуешь. Обидно, что совершенно не приходило в голову, чем же закончился вчерашний вечер. Он должен был остаться в доме у Кристины или так случайно получилось? Где все? Из той комнаты, где на комоде он видел накануне шкатулки, повеяло теплом и мятой. Комната звала его к себе, обещая хоть не накормить, так согреть. В комнате топились батареи! Повесив свои джинсы на теплую батарею, руки прилипли к теплу. Через пять минут зубы немного реже вспоминали свою дробную музыку, а глаза стали снова слипаться. Не зажигая света, мальчик дошел до дивана, на котором сидел днем, улегся голыми ногами на колючий плед, но затем в полудреме замотал себя этим пледом до пояса и сладко заснул.
- А-а-а!!! А-ааааа!!!! Ты кто?
- Ты почему на моем диване?
- …без штанов?
- Ты – Кристинкин друг?
Алешка уже вполне освоил науку просыпаться быстро, но сползающая спиной по стенке шкафа перепуганная женщина так часто сыпала вопросы, что ему некуда было вставлять свои ответы. Он сел на диване, замотавшись в колючий плед, и только открывал рот для ответов. Потом силы у нее кончились, и, продолжая судорожно обнимать подушку, она сглотнула.
- Я – Алеша. Я пришел с Надей, не знаю, как получилось, что заснул…
- Ма, ты чего визжишь, как потерпевшая? – в дверном проеме появилась взлохмаченная заспанная Кристина. Девушка вела себя совершенно естественно, как будто это и не она так рыдала вчера. Алешке даже на секунду все происходившее вчера показалось просто страшным сном. Сладко зевая, девушка поправила одеяло, которым была замотана, ненароком обнажив свои жуткие царапины на груди.
- Кристина, что это? И этот запах…Вы здесь пили? – голос у женщины от неожиданности даже осип.
- Я пойду досыпать, мам. Потом поговорим, - вдруг резко проснувшаяся Кристинка метнулась в сторону своей комнаты. Но не тут-то было!
- Подожди. Я пытаюсь понять, что здесь происходит. Такие царапины не бывают от неудачного падения! – мать с дочкой скрылись в коридоре.
Их голоса еще были слышны, а Алешка уже сдернул с батареи джинсы, натянул их, и, подхватив куртку, через пару минут уже шел по дороге в сторону дома тети Веры. Не хотелось думать о том, какой разговор сейчас происходит в том красивом доме, откуда он сбежал. Не может быть, чтобы мама у Кристины была бы очень жестокой или несправедливой. Зря Кристинка так плакала вчера. Мама ей все простит, ведь она же мама. Когда есть мама, все неприятности можно пережить, даже самые ужасные. «А мама у Кристины очень красивая! Жаль, что я так напугал ее».
Вернувшись в летний домик тети Веры, Алешка поискал глазами что-нибудь съедобное, но нашел только пакет с сушеными яблоками. Спать ложиться не хотелось, хотя было лишь около 6 утра. Неизвестно от какой напасти придется вскакивать в следующий раз! И чьи глаза будут смотреть на тебя в момент твоего пробуждения…. Жуя сушеное яблоко, Алеша вышел во двор. Захотелось посмотреть, что там посадили - на грядке, которую он копал вчера с тетей Верой. Тихонько, стараясь ничем не грохотать, путешественник пошел искать вчерашнее место своей работы. Из окна кухни донеслись отголоски разговора, вернее, напряженного и надрывного голоса мужчины.
- Ты хоть понимаешь, что ты пытаешься взвалить на нас всех? Ты нас всех спросила? А я его и не видел, вообще-то…. Да что ты говоришь? А откуда это известно? Да, может, он сбежал и от бабушки и от детской комнаты милиции. А бабуля-то - жива-здорова….
Насильно не породнишься
Ответов тети Веры мальчишка не слышал. Или она говорила слишком тихо, или и вовсе молчала. Сердце стало колотиться в груди сильно-сильно, в голове нарастал какой-то странный шум. Мир опять пошатнулся перед глазами и закружился. Снова под ногами стала гореть земля. Сквозь шум долетели до его уха последние фразы хозяина дома:
- А я вот не уверен, что он не вор, например. Ты все знаешь с его слов. Конечно, надо сделать запрос, поехать туда, оформить все документы…. Где вот он сейчас ночует? Может быть, гость дорогой уже с корешками потрошит чьи-то карманы! Все, я ушел в подвал - отнесу корзину.
Алешка отскочил от окна. Приложив ладони к пылающим щекам, он метнулся к летнему домику, потом, рассудив, что хозяин может сюда прийти, метнулся к уборной, спрятанной в глубине двора. Заперся на щеколду, сел, и только тут ощутил, что по лицу-то, оказывается, текут слезы! Ладони были совсем мокрые! Сердце рвалось из груди, колотилось, как после заплыва с ребятами на скорость через их речку Вяземку.
«Бежать! Бежать отсюда! Немедленно!» Проводив взглядом спину заслуженного учителя, ныряющего с корзиной в подвал, Алешка выбрался из своего укрытия, добежал до домика, в котором так сладко мечтал о спокойствии всего сутки назад. Наскоро побросав свои вещи в тот же самый рюкзак, с которым он приехал, он выскользнул сначала во двор, потом из калитки прочь, прочь….
Как же легко мы можем сделать человеку больно! Каждый ребенок приходит в этот мир с распахнутыми глазами, доверчиво протягивая всем руки, распахнув свое сердце всем, кто улыбается навстречу. Проходит время, человек взрослеет, мудреет, но его сердце с каждым новым разочарованием укутывается все больше и больше слоями горького жизненного опыта. И перестает слышать чужую боль или крик о помощи. До сердца может докричаться только голос разума. Почему все чаще мы верим только самому себе, но отталкиваем руки просящих? Стало дурным тоном подать немного из своего кармана бомжу, цыганке, попрошайке в переходе. Они притворяются? Они совсем не так бедны, как хотят казаться? И все-таки, лучше ошибиться в другую сторону. Глупее, но лучше, все-таки подать не отягощенному угрызениями совести состоятельному старичку, у которого хобби - стоять в переходе с протянутой рукой, чем пройти мимо с умным видом. А как трудно стало поделиться кусочком своей души, а не кусочками своей зарплаты! Это намного сложнее. Можно найти десятки причин, по которым можно не откликнуться на призыв о помощи, оправдать себя в своих красивых глазах! Все, что нужно 13-летнему мальчишке, чтобы его приняли таким, какой он есть. И не заставляли доказывать, что он не вор, не любитель приключений, не вшивый, а просто человек, которому необходима поддержка.
- Вера! Вера!
- Томка, ты как здесь оказалась? Заходи скорее, - Вера пропустила вперед свою одноклассницу, с которой не виделась уже несколько лет, хотя жили на соседних улицах.
- Ты скажи, у тебя живет парень по имени Алеша? – дрожащими губами спросила женщина, минуя все обычные при встрече женские охи и вздохи на разные темы.
- А что случилось?
- Живет или нет? – школьная красавица Тамара выглядела как-то странно: волосы не причесаны идеально – волосок к волоску, глаза припухшие с темными кругами печали снизу, поверх легкой блузки наспех накинутое пальто и нет привычного для нее шарфика.
- Живет. Только сегодня он где-то у друзей остался, - неуверенно ответила хозяйка дома, - ты проходи в дом, Тома.
- А Надя где?
- Да спит еще. Рано ведь еще…
- Ой, прости, действительно рано. Давай пройдем в беседку – поговорить надо.
Скинув по дороге хозяйственные перчатки в корзину у летнего домика, Вера торопливо открыла дверь и впустила в беседку бывшую одноклассницу.
Через десять минут они вдвоем растолкали Надю и допрашивали сонную и плохо соображающую девчонку с пристрастием. Но и она не знала, где мог быть сейчас Алеша. Кристинкина мама сидела на краешке стула и спрашивала, спрашивала, то, надкусывая верхнюю губу, то, жадно отхлебнув глоток воды, крутила стакан с водой в руке.
Картина складывалась неприятная: в пять утра в доме, где оставалась только девочка, обнаруживаются молодой человек без штанов и странные царапины на белой девчачьей груди, пахнет вином, валерьянкой. Кристина ни о чем не хочет говорить, молчит, как будто она – партизанка в плену врага. И, кроме всего прочего, из шкатулки исчезли драгоценности – семейные, которым 150 лет! Тамара мечтала, что когда дочь будет под венец собираться, она их ей подарит. Там было колье, два кольца и серьги, да куча всего…. Самое странное, что всегда такая открытая дочка вдруг замкнулась в себе, не хочет говорить, а видно, что много плакала - глаза опухшие. А этот Алеша исчез в неизвестном направлении, стоило его оставить на пять минут. И, видимо, семейные ценности ушли вместе с ним.
- Надя, ты знаешь, что же случилось? Ведь он пришел с тобой! Он ее обидел? Ты тоже с ними пила? – Голос у женщины был осипший от нервного напряжения. Она не понимала, что же произошло. Ей так хотелось, чтобы Надя махнула беззаботно рукой и сказала что-то, разом рассеявшее все тучи над головой. И сразу все неприятности оказались бы дурным сном. Но и Надя ничего внятного сказать не могла.
- Господи, что же это происходит? – женщина сделала шаг к девочке, но, натолкнувшись на ее лицо, застывшее выражением полного нежелания говорить, вдруг запнулась. С ее облика неожиданно сползло выражение боли и надежды, руки повисли, убитый голос выдал всю растерянность матери:
- Как же вы можете? Что Криста вам сделала? Прячете парня, делаете вид, что….
- Тома!
- Если вы – люди, то должны понимать: я не пришла бы к вам, если бы могла все у дочери выяснить.
- Тома!
- Я же вижу, что она проплакала всю ночь. Ты всегда в курсе всего, а теперь отмалчиваешься? Надя, не приходи больше в мой дом! А если парень этот обидел Кристинку, я из вас все вытрясу: и Алешу вашего и все, что он взял. Бесстыжие!
Только когда хлопнула входная дверь и через секунду скрипнула от неласкового обращения калитка, мать с дочерью вышли из оцепенения. Несколько минут тягостное молчание еще давило на плечи.
- Надь, а мне-то ты можешь сказать, что случилось?
- Мам, отстань! – устало бросила Надежда. Медленно повернувшись, девочка пошла собираться в школу, убирать постель, но, дойдя до кровати, села и закрыла руками глаза. Что-то не складывалось. Произошло нечто важное, но не поддававшееся логике. Сказать про то, что к царапинам их гость не имеет никакого отношения, Надя не имела права – это не ее тайна. Тогда придется вчерашний день описывать – у Кристины будет больше проблем. Что же случилось? Дурацкий характер требовал, чтобы все и всегда было под ее контролем. Теперь же ситуация ускользала, как вода между пальцев.
Авария во благо
Алешка сбегал со ступенек, практически не глядя под ноги. А зря! В сентябре на Кавказе есть замечательно вкусная вещь – молодые грецкие орехи молочной спелости. Тот, кто никогда не был на Кавказе в середине первого осеннего месяца, не знает восковой вкусности этого плода. Но есть у грецких орехов коварная особенность – они падают на землю в своей зеленой кожуре, выскакивают из нее и прячутся в траве. А зеленое пальто ореха ждет на дорожке свою жертву и частенько служит вместо банановой кожуры…. Так случилось и с мальчишкой. Наступив на кожуру ореха, он не справился с управлением собственным телом и, кубарем скатившись с трех выщербленных ступенек, выскочил прямо на дорогу. Скрип тормозов, гортанное ругательство, мелькнувшее впереди небо, и …. темнота.
Ночью бабушкина прохладная рука часто ложилась на лоб, от этого хотелось заснуть еще более сладко…
Пробуждения требовал странный тревожный шум, нарастающий совсем рядом. Казалось, что-то неумолимо катится навстречу, и, стряхнув остатки дремы, мальчик открыл глаза. Он лежал на диване у окошка. В раму окна снаружи бился дождь, сильный, злой, вкручивая градины в железный карниз, в раму, в стекло. Казалось, что цветы на подоконнике сжались от ужаса быть накрытыми такой стихией. Дождь срывал цветные осенние листья с деревьев и швырял их в окно. Сзади послышался тихий скрип отворяемой двери. А вот поворачиваться резко не надо было – все поплыло перед глазами, заныл затылок, красивые разноцветные круги затмили действительность на некоторое время.
- Проснулся? – Пожилая круглолицая женщина в синем спортивном костюме протягивала ему кружечку, - выпей чаю с лимоном и медом. Чай непростой – на горных травках. И мед настоящий горный.
Неожиданно быстро выпив половину огромной кружки вкусной, пахнущей мятой жидкости, мальчик, наконец, немного огляделся. Комната пряталась в полумраке, туча за окном так нависала над домом, что казалось – врут часы на стене: не может быть сейчас два часа пополудни, дело уже к вечеру. На полу - большой ковер, на стене напротив дивана – две огромные картины, а главный предмет в комнате - телевизор на большой тумбочке.
- Как ты себя чувствуешь? Где болит? – прохладная рука померила температуру.
- Хорошо.
- Голова болит?
- Немного.
- Еще будешь чай пить?
- Спасибо, потом…
- Тебя как зовут?
- А как я здесь, у вас оказался?
- А ты не помнишь ничего?
- Не-а….
- Ты упал прямо-таки под колеса машины Гаспара. Напугал нас всех, Гаспар чуть не умер от перепуга.
- Я не специально.
- Так все-таки, как тебя звать?
Из-за шума дождя за окном они почти кричали. Женщина подошла к окну, задернула шторы. Оглянулась, ожидая ответа.
- Алеша. Я к отцу еду.
- А меня можешь звать тетей Риммой. Далеко отец живет? – ответа не последовало, глаза у мальчика были закрыты. Может, он уснул, может, просто говорить не хотел.
- Ну, проснулся? – Иван Захарович, а жена его просто звала – мой Захарыч, в своем любовно отделанном сарайчике рушил кукурузные початки. Летом старый сарайчик покосился, и, собравшись с духом, старик продумал все, начертил на листике в клеточку весь сарай, потом долго-долго пилил, строгал, ходил за каждой «досочкой» на рынок, и за два месяца сделал замечательный сарайчик с окошком, хорошим освещением и даже кармашками для всяческого инструмента. Конечно, нелепо ждать от мужчины, что там поселится идеальная чистота, но к стене были прибиты консервные баночки от шпрот, и в каждой жили гвоздики определенного размера. А в уголке стояло кресло для Риммушки – она приходила, садилась и смотрела, как чинился утюг, точились ножи….
- Да, мы немного поговорили. Голова еще болит.
- Чай пил?
- Пил…, - с удовольствием сев в кресло, Риммушка пересказала короткий разговор с мальчиком.
- Так и не сказал, как он у нас в городе появился?
- Нет. Пойдем, покормлю тебя борщом.
- Ты иди, я доделаю и приду. Иди, иди, а то спину застудишь….
Поняв, что старик что-то недоговаривает, она пошла в дом, потому что давно взяла за правило - не давить на мужа, сам все расскажет.
Проводив жену взглядом, старик вытащил из-под лавки Алешкин рюкзак. Тогда, два дня назад, сбив мальчишку, Гаспар от страха забарабанил в калитку, не заметив, что старик стоит рядом с забором. Они вдвоем перетащили мальчика в дом, уложили на диван в гостиной, Гаспар по своим связям вызвал своего врача, выкуривая по сигарете через каждые десять минут. Сообщать кому-то об аварии не стали, не зря же Гаспар – майор милиции, а врач успокоил, что страшного ничего нет. И лишь потом в кустах Захарыч нашел рюкзак, который они вечером с женой весь перетряхнули в поисках адреса, телефона, каких-то сведений о семье. Газетка с завернутыми в нее документами их потрясла, но ответа на все вопросы и она не дала. А вот просмотреть внимательно книгу в хорошей кожаной обложке тогда не хватило времени. С каждым часом старик все больше укреплялся в мысли, что книга расскажет о мальчике больше, чем все прочее, что находилось в рюкзаке. И он не ошибся – через пять минут, на второй страничке он нашел то, что искал. Лицо его прояснилось, Захарыч, похоже, даже немного обрадовался. Доделав свое дело, он собрал мусор на совок, прикрыл веником, пересыпал кукурузные зерна в ящик, и пошел есть борщ.
Проснувшись через пару часов, Алеша удивился тишине и темноте вокруг.
-Не пугайся! – чиркнула спичка, высветив лицо тети Риммы. - Этот ураган порвал где-то провода, мы уже два часа сидим без света.
- Я долго спал?
- Спи, сколько требуется, тебе надо сил набраться. Голова болит?
- Немножко.
-А бок?
-…бок?
Алеша сел на диване, прикрываясь одеялом. Он спал всегда на животе, обхватив руками подушку, а коленками – одеяло. Теперь поменяв позу, он почувствовал горячий утюг на правом бедре. Там расползалась противная ноющая боль, сидеть было неприятно. Видимо, он издал какой-то звук, потому что тетя Римма тут же отреагировала:
- Значит, еще болит! Доктор позвонил, сказал, что придет завтра, потому как полгорода без света. Он придет завтра пораньше, перед обходом в больнице.
Повернувшись на другой бок, Алешка услышал в желудке недовольное ворчание. Когда он последний раз ел, вспомнить не удалось. Но желудок отчаянно напоминал, что очень давно!
- Ты кушать не хочешь? У меня картошечка жареная есть и оладушки, и кисель…. Пойдем на кухню. Скоро и Захарыч придет, долго он нынче пропадает у соседей.
Алешка заметил, что тетя Римма тактично отвернулась, когда он взял джинсы, но вот натянуть их не получилось – бок не давал притронуться к себе. Чуткое ухо хозяйки дома тут же уловило всхлип.
- Ты, знаешь, возьми дедовы трико…. Они там же на стуле висят. Чуток велики будут, ну, дома ведь мы… Да и в темноте….
Штаны Захарыча пришлись впору, Алеша был рад, что не пришлось втискиваться в джинсы и сжимать зубы от боли.
- Я возьму свечу, а ты – за мной…
- А дождя уже нет?
- Да, только холоднее стало намного.
- А еще такой чай есть?
- Понравился? – они пришли на кухню, где горело пять свечей, свечи так потрескивали и стрелялись дымком, что казалось – это самое красивое зрелище за последнее время. Почему-то из-за света и потрескивания свечей отчетливо слышалась тишина в доме. На столе тем временем бесшумно появлялись тарелочки с ароматными оладушками, варенье, колбаска, и тарелка с картошкой, пахнущей чесночком. Хрустя маринованным огурчиком, уминая картошку за обе щеки, мальчишка и не заметил, что хозяйка этого гостеприимного дома села тихонько на стул за его спиной и неотрывно смотрит на него. Ей было хорошо! Каждой истинной хозяйке приятно кормить гостя, но кормить за своим столом мальчишку, который по возрасту годился ей во внуки…. Это была тихая затаенная радость, понятная лишь бабушкам, редко видящим у себя на кухне своих дорогих и таких занятых внуков и бабушкам, так и ставшим бабушками…...
Щелкнула входная дверь, дрогнули свечи, и в комнату вошел сильно сгорбленный человек.
- Долго ты что-то…. Я уже волноваться начала! – тетушка Римма помогла снять плащ, повесила его в шкаф, - а мы тут ужинать уже без тебя сели.
- Примерз я маленько…. Ну, здравствуй, Алеша, - старик протянул руку мальчику, и они поздоровались как взрослые мужчины рукопожатием.
Потом хозяйка кормила своего Захарыча картошкой, рассуждала о превратностях погоды этой осенью, без умолку находила новые темы для обсуждения…. И остановилась, лишь когда зазвонил телефон и позвал ее в комнату. Захарыч и Алеша ели в молчании, прислушиваясь к треску свечей.
- Ты тоже позвони, своим позвони – они ведь волнуются, - Захарыч посмотрел на мальчика как-то осуждающе. – Тебе есть, кому позвонить?
- Мне некуда звонить, - голос дрогнул и выдал волнение перед следующей фразой, - у меня бабушка умерла, а мама в больнице. Я – один. Но у меня есть отец, я к нему еду, он поможет…
- А ему ты позвонить можешь?
- Позвонить? – растерялся Алешка, - я не знаю его телефон. У меня только адрес.
- А здесь ты как оказался, приехал к кому-нибудь? У тебя родственники здесь? – голос у старика был какой-то бесцветный, но теперь он знал о мальчике гораздо больше, чем мог предполагать этот юный гость…
- Нет, мамина подруга. Но я уже с ней встретился, спасибо.
Алеша боялся, что вопросы продолжатся, тогда все выползет наружу. Но тут вдруг дали электричество: зажурчал холодильник, свет загорелся в комнате, а на кухне над столом лампочка чпокнула от радости и испустила дух.
- Эх, милая, ты чтой-то так неуважительно к нам? Мы по твоей милости снова будем кушать в темноте? – старик тяжело поднялся, вышел в прихожую, долго шуршал там и вернулся с новой лампочкой. Рука уже потянулась к стулу – отодвинуть его, но мальчишка был проворнее:
- А можно, я сам?
- Сам?
- Я умею.
- А не боишься менять?
- Это было моей обязанностью дома! – Ловкие пальчики выкрутили старую, еще не успевшую нагреться, лампочку и поменяли ее на другую. На кухонный стол полился свет, свечи померкли, таинство живого огня было разрушено.
- Ой, хорошо-то как! – Тетя Римма радостно стала собирать грязную посуду, опять что-то щебеча, как будто отвлекая внимание от важного и неприятного разговора. Но разговора никакого уже и не было – ужин закончился, Иван Захарыч расчесал усы маленькой расчесочкой, крякнул и, задвинув стулья под стол, пошел в комнату – сериал должен был вот-вот начаться.
- Ты спать не хочешь, я думаю…. Так пошли с нами посмотрим сериал, такой хороший, исторический… - женщина мягко подтолкнула гостя в комнату, которая была крохотной спаленкой. Там на тумбочке тоже красовалось самое любимое и дорогое украшение домов и квартир по всей России – телевизор! Но комната была махонькой, и чувствовалось, что вместе им как-то тесно и неуютно. Алешка ютился на низенькой табуреточке, а старики сидели на кровати, как в приемной председателя колхоза.
- А пошли в ту комнату, где Алеша квартирует? - подал идею Захарыч. А потом неожиданно для всех запел:
- Поле, русское поле! Я – твой тонкий колосок!
- Фу! Старый, напугал аж!
- А ты меня не бои-ись! – старик неожиданно резво включил телевизор и зашторил окна. Чувствовалось, что у него душа пела от какой-то внутренней радости, и было прекрасное настроение.
В такой семейной идиллии прошло еще два дня. По утрам приходил врач, осматривал мальчишкину голову, потом бок. Он был очень неразговорчив, уходил быстро, оставляя какие-то рекомендации старику уже около калитки. После его ухода оказывалось так много дел, которые старик не мог сделать один, везде требовалась Алешкина помощь: покрасить заборчик, утеплить на зиму курятник, починить кухонный стол… Все у них спорилось, Захарыч с удовольствием давал советы и объяснения на все вопросы. Алешка же старался поесть быстрей, чтобы сбежать в дедов сарайчик. Он так много узнал за эти дни: как правильно зашкурить штакетину для заборчика и для чего это надо делать; зачем топору иногда надо принять ванну; как безопасно пользоваться электродрелью…
А Захарыч…. Дед цвел, как майская роза! Даже спина казалась не такой сгорбленной, и руки на удивление не ныли по ночам. Вместе с парнишкой они получали безмерное удовольствие от труда бок о бок. Первый раз в жизни старик не поделился всем узнанным о мальчике ни с кем: ни с Вячеславом Родионовичем, ни даже с женой – что-то мешало ему это сделать. Не хотелось верить, что мальчик не так прост, каким хотел казаться. Алешка смотрел распахнутыми глазами, и это совершенно обескураживало. Только грустно становилось, когда время от времени они возвращались к разговору о будущем… « Я к отцу поеду!» - твердил, наклонив голову, подросток. «Конечно, сынок!» - отвечал, сжавшись внутренне в комок, старик. А хозяйка дома вообще ни о чем не спрашивала – она пекла ватрушки, вязала Алешке жилетку, смотрела на них через кухонное окошко – она наслаждалась ролью бабушки, и не хотела думать ни о прошлом, ни о будущем…. Сад звенел осенней прохладой, листья отрывались от своих деревьев и наперегонки танцевали, стараясь задержаться в последнем полете подольше.
Странная встреча
Все закончилось в понедельник утром. Алешу разбудили крики и визг детей – они стайками сбегали по улице в свою школу. Когда вошла в комнату тетя Римма, Алешка уже натянул джинсы, свернул постельное белье….
- Ты куда-то собрался? – тетя Римма вытирала пыль и поправляла вазочки на полке.
- Надо на вокзал сбегать - билет купить в Москву. Все в школу идут, а я еще до отца не добрался.
- А тебе на билет хватит?
- Да, деньги у меня есть…
- Захарыч сегодня еще с дежурства не пришел. Подождешь его, так он и проводит.
- Не, я сам…
- Ну, тогда пошли завтракать!
Но не суждено было вернуться назад с билетом юному путешественнику – билетов не было на две недели вперед! Что делать? Бок зажил, голова уже совсем не напоминала о падении, так что пора было собираться в дорогу. Пройдясь по устланным пестрыми коврами из листьев улицам, мальчик забрел в парк, к красивому резному мостику через быструю говорливую реку…. На берегу на маленькой лавочке сидела старушка, около нее играла девчушка лет пяти. Девочка такая миленькая, что Алеша залюбовался и остановился. Потом присел на корточки рядом и заговорил с малышкой:
- Тебя как зовут?
- Алиса.
- Получается перекинуть на тот берег камешки?
- Угу.
- А можно я тоже покидаю?
- А тебя как зовут?
- Алеша.
- А моя бабушка говорит, что все люди добрые.
- Это твоя бабушка?
- Да, и она знает, что будет завтра…
- Как это?
- Не знаю. Только она не любит говорить об этом. Но я слышала…
- По-моему, она спит…
- Нет, она не спит. Пойдем, - и Алиса потянула за рукав нового знакомого, доверчиво глядя в глаза.
Они набрали камешков: плоских и округлых, побольше и поменьше… Целых полчаса вдвоем они резвились у самой кромки воды, перекидывая на другой берег то по одному камешку, то сразу несколько. Река бурлила и шалила у их ног, казалось, что и она не прочь поиграть с детьми… Время остановилось. Визжа и перепрыгивая через большие камни около реки, дети довольно далеко отошли от бабули на лавочке.
- Алиса, - тихонько позвала бабушка.
- Иду, бабушка…
- Как ты ее услышала, сквозь этот шум? – удивился Алеша.
- Я всегда ее слышу.
Девчушка вприпрыжку помчалась к лавочке, а Алеша почувствовал, что стал лишним.
- Подойди ко мне, - позвала его бабуля. Женщина оказалась совсем слепой.
- Вы меня звали?
- У тебя впереди три тяжелых месяца. Но они кончатся… Поверь. Главное, никогда не впадай в отчаяние. Иди, тебя ждут! – и бабуля, взяв за руку Алису, пошла по дорожке.
- Меня ждут? – ветер швырнул листья и песок в лицо мальчику, а когда он потер глаза, то ни старушки, ни Алисы нигде не было видно.
Две задиристые белки так отчаянно ругались прямо над той лавочкой, около которой он стоял, что отвлекли внимание, но стоило ему сделать шаг, как два рыжих хвоста взметнулись вверх по стволу и исчезли. Как ни грустно было, но надо было идти к Ивану Захаровичу. Может, вдвоем они придумают, как теперь быть. За эти несколько дней мальчик и старик подружились, и Захарыч уже не казался Алеше таким безнадежно старым как при первой встрече. Закинув рюкзак, мальчишка поспешил из парка, он уже немного соскучился по Захарычу.
Вторая авария
Захарыч встретил его около калитки вопросом:
- Купил?
- Нет.
- А в машине тебя сильно укачивает?
- …не знаю. Я не пробовал.
- Ты знаешь, тут соседка наша раз в месяц ездит до Москвы. Она не против тебя подвезти, если ты машину переносишь хорошо.
- Здорово! На машине до самой Москвы? А сколько это дней?
- Двое суток, кажется, - дедок хитро сощурив глаза, позвал его за собой, почему прижав палец к губам, - пошли - пособишь маленько.
- А что случилось?
- Да я тут решил порядок навести, пока Риммушка пирогами занята. К ней лучше сейчас не соваться – не любит она лишних людей в кухне.
Иван Захарыч, оказывается, развел в саду бурную деятельность – из кирпичных обломков он сооружал ограждения для клумб с цветами. Получалось очень даже красиво! Только он уже так устал, что кряхтел от каждого шага, а из рук все вываливалось. Оставалось доделать только половинку бордюра вокруг клумбы с огромным кустом розы. Груда обломков кирпичей на дорожке, цемент в тазике, мастерок, проволока…. Алеша понял, что его бабушка о таком бордюрчике когда-то мечтала, и сразу решил: «У меня должно тоже так получиться!»
- А как это делается?
- Тише! Я еще не заходил в дом, Римма не знает, что я тут чудачу! Так ты потише кричи! – Иван Захарыч, кряхтя, присел на низкую табуретку, - вот возьми мастерок и кирпичик. А теперь намазывай!
- Мне нравится! А тете Римме понравится?
- Ты только не перепачкайся, а то нам точно влетит… - полчаса они, тихонько переговариваясь, занимались творчеством.
- Дед! Ты что тут творишь? – за спинами появилась хозяйка сада, раскрасневшаяся от общения с духовкой, в вышитом фартуке и настоящем поварском колпаке.
- Риммушка! С днем рождения! – ноги старика отказывались слушаться, подвернулись и вместо красивого поздравления он рукой смел только прилепленные три звена бордюра, завалившись на розовый куст.
- Старый! Ты в своем репертуаре! Ты после работы, уже падаешь… Я…, - Римма огляделась, одновременно приподнимая старика под левую руку, - не знаю, что тебе и сказать. Спасибо, родной. Ты знаешь, как мне угодить!
Это так необычно: два пожилых человека, стоящих и держащихся за руки. Глаза в глаза, нежность в нежность…. Для того, чтобы сделать человека рядом счастливым, надо так много и так мало. Пара минут, и в это время перестал существовать мир вокруг них. Вспомнилось все, что было за долгие годы под одной крышей!
- Спасибо тебе!
- Спасибо мало, - Захарыч кряхтя, снова сел на свое место, - а вот покормить пирогами – это как раз! Вот только доделаем, так и придем чай пить. И мне по два куска: с яблоками и мясом.
- С днем рождения! – Алешка встал, но что дальше делать – не знал. Тетя Римма, со слезами обняла старика, чмокнула его в макушку, потом Алешку обдала запахом вкусной сдобы, поцеловала и в приказном порядке велела:
- Через десять минут угощаю пирогами! Марш кушать! Опоздавшим - штрафной кусок! Заканчивайте тут, оба ведь голодные и уставшие….
Но завершить начатое удалось только через полчаса, а потом пили чай только именинница и Алешка, Захарыч ушел отдыхать – у него уже не было сил пробовать свои любимые пироги. Когда вечер спустился на город, домик на маленькой улочке Кисловодска радовался смеху и шуму внутри себя: Алешка был в ударе – ему вдруг захотелось рассказать о себе, бабушке, Васильиче, он захлебывался историями своего детства:
-А однажды мы пошли в лес: я, бабушка, сестры Ведищевы и Аркашка. Пришло время груздей, бабушка их очень любила солить. А Аркашка давай рассказывать страшилки, - глаза у мальчишки горели воспоминаниями, а щеки пылали от возбуждения,- так мы его же Пирата испугались. Он из кустов зашуршал, а девчонки так завизжали, решив, что это медведь…. Потом сестры, перепужавшись, бросились наутек, но столкнулись лбами аж до шишек! И грибы рассыпали и потоптали половину. Пират потом даже лаять в присутствии девчонок боялся….
- А еще я один раз искупался в апреле в ручье, а потом шел в девчачьем пальто через всю деревню.
- Ой! Холодно же!
- Ага! Мы с ребятами поспорили, выдержит мостик или нет. Все прошли, а у меня нога подвернулась, и я бухнулся в ручей. Я даже не сразу понял, что холодно. Но ноги тряслись и зубы стучали. Хорошо, соседка несла пальто для племянницы, вот и одела меня в розовое пальто…. Потом долго вся деревня потешалась! – эту историю Алешка рассказывал впервые, и совсем не смущался. Он хохотал вместе с тетей Риммой и Захарычем, и вспоминались все новые и новые истории из своей такой далекой прошлой жизни: о том, как бабушка огрела соседа ведром, приняв его за вора; а он хотел лишь подсмотреть, есть ли у нее уже цыплятки. Как полмесяца тайком Алешка подкармливал раненного ежика, выносил молоко в сени, а его, оказывается, лакала Мурка. А ежик уже давно удрал. И Мурка была такая любезная с мальчишкой - каждый вечер давала себя погладить, хоть и считалась самой зловредной кошкой на улице.
Посиделки продолжались бы еще, но в калитку громко и требовательно постучали.
- Дед, кто бы это?
- Я гляну, а вы не высовывайтесь, - Захарыч стал таким серьезным, будто его на трибуну зовут. Через две минуты слышно стало, как знакомый, с акцентом голос возмущенно кричал: «Слушай, Захарыч, дорогой, почему я тридцать лет за баранкой, ни разу никого бампером не задел, а здесь, у тебя под калиткой второй раз пешеходов давлю? Они каждый день будут мне под колеса бросаться, да?»
- Ой, лишенько! – всплеснув руками, тетя Римма метнулась во двор, а за ней, конечно, увязался и Алеша.
- Ну почему, а? Почему они меня так не любят? Они пытаются умереть у меня под колесами, а то, что я после спать не смогу – их не волнует!
- Гаспар, кого ты на этот раз…, - тетушка Римма отодвинула размахивающего руками соседа в сторону, и стало видно что-то большое и очень грязное, лежащее на земле и не подающее признаков жизни. Присев на корточки, тетя Римма умело и быстро ощупала это грязное и бесформенное нечто. Раздался всхлип, голова поднялась, и мутные глаза уставились на людей.
Степан
- Вроде бы ничего не сломано. Ты что, его не заметил, Гаспар?
- А что же я, по-вашему, специально черные очки надеваю у вашей калитки? Тридцать лет за баранкой…. А ты почему, родственник, еще здесь? – насупленные брови уставились на мальчика.
- Что ты к нему привязался?
- Я привязался? Они сами ко мне привязываются, отбиваться не успеваю! Он обещал уехать и больше не задумываться у меня перед капотом. А сам опять здесь ходит!
- Раз ты свободен, Гаспар, то помоги псу операцию сделать, - невинные слова бывшей ветеринарной медсестры произвели эффект взорвавшейся бутылки с перегретой газировкой:
- Я? Да я спешу! А меня в тюрьму хотят посадить из-за какого-то незрячего старого кобеля! - Кепка осела на лысеющем затылке, руки стали беспомощно хватать воздух. Через секунду уже от калитки Гаспар прокричал что-то про тридцать лет и про «делайте с ним, что хотите»!
- Это собака? Но у нее уши длинные….
- Да, это песик и, причем, породистый. Породы бассет-хаунд. Только вот не помню я в городе такой собаки…. А, дед? У кого-нибудь есть такой песик, не знаешь?
- У Саши спросим. К ней на рынок все собачники до сих пор ходят и за советом и за намордниками. Хоть и открыты теперь зоомагазины на каждом шагу, да там же ничего про собак не знают. А Саша каждую породинку знает. Что с ним, Римма?
Собака опять подняла голову, грязные уши тряпочками свисали вниз, посмотрела вокруг мутным взглядом и неожиданно чихнула.
- Совсем на собаку не похожа. А уши такие и должны быть или это оттого, что их машиной переехали?
- Да нет, с ним все в порядке, только шок и ушибы. Вот, пожалуй, и все. Сейчас мы его в сарай перенесем дружно и в дом пойдем, а то я озябла уже, - тетя Римма принесла старое большое полотенце, на него перевалили пса и отнесли все вместе, кряхтя то дружно, то по очереди, в сарай. Весил этот грязный и неприятный мешок с костями как новорожденный теленок. Он немного подстанывал, и все время пытался контролировать происходящее поднятой головой, но она предательски падала, сопровождая падение клацанием челюстей.
- Все! Ух, и тяжел ты, братец! – старика пошатывало от такого привалившего счастья. Отдышавшись, вся компания отправилась в дом - вечерний холод пробирал до костей.
Незаметно напряжение спало, и темная ночь убаюкала всех: и старика, и хозяйку дома, а Алеша заснул, даже не успев раздеться. Так, прикорнул на диване «на пару минут», и проснулся уже от крика петуха где-то позади сознания. Проснулся с ощущением того, что сегодня его уже ждет что-то очень хорошее. От этого захотелось сразу же вскочить и …. Вскочив, чуть не упал – мысли путались, пытаясь сконцентрироваться на осмысливании того, что сегодня за день, а взглядом надо было попытаться идентифицировать себя в пространстве. « А почему я одет? Где все?» Собравшись с духом, сконцентрировав оба глаза в сторону пола, Алешке удалось обнаружить тапки.
- Собака! – вылетев пулей из комнаты и на бегу стряхивая остатки сна, Алешка рыскал глазами по всем сторонам – дом был пуст.
Все домашние обнаружились в дедовом сарайчике. Картина была впечатляющая: Захарыч сидел на «Риммушкином месте» и любовался происходящим действом посередине его сарая. В большом зеленом тазу стояла задняя часть вчерашнего длинноухого теленка на коротких ногах, которого хозяева упорно величали породистым псом. Передняя часть уже была вымыта, и выглядела почти прилично: длинные коричневые уши, черная полоса посередине лба и мутные от удовольствия глаза… Пес тащился!!! Это читалось во всем его пёсьем облике! Он получал безмерное удовольствие от водных процедур – тетя Римма в это время смывала грязь с его боков, одной рукой поливая пса из кувшина, второй рукой скребя его бока щеткой. Вода, стекающая с живота и боков, больше напоминала грязный кисель.
- Ой, а думал, он тут умер!
- Да как бы не так! Он еще и лай устроил ночью, оклемался – и давай перегавк с соседями устраивать! Не слыхал? - Старик поежился от утренней прохлады. - Ты, Алешка, помоги мне потом воду вылить под вишню. С него столько земли смыли, что не поднять одному…
- Угу. А как вы его назовете?
- Пусть пока Степаном побегает, а хозяева найдутся, так вспомнит свое имя, - сказал Ивин Захарыч.
- Да, знатная псинка! Ну, кыш отряхиваться! – легонько шлепнув пса по мокрой шерстяной попе, тетя Римма отправила его из сарая. Пес слушался так, как будто не вчера появился у этих людей, а всегда жил с ними под одной крышей. Он без удовольствия вытащил половину своего туловища из таза и потрусил во двор. Тщательно стряхнув с себя воду, смачно и с удовольствием чихнув пару раз, он снова появился в сарайчике и подставил себя под полотенце. Чувствовать себя бароном, так уж на всю катушку! Только не давал вытирать правый бок – видимо, там еще болел ушиб. Вытертый почти досуха пес сел, всем своим видом изображая довольного собачьего философа. Плавно переведя взгляд с Захарыча на тетю Римму, он принял решение, что надо именно у нее просить благосклонности. И пару раз вильнул хвостом, преданно глядя на нее полными вопроса глазами…. Тут Алешка не выдержал и сам стал чесать мокрого пса, вдруг перестав его опасаться, трепал его за ушами, гладил большой черный нос. Шерсть была мокрая, неприятно прилипала к пальцам, а пес почему-то нервно стал переминаться с лапы на лапу. Все выяснилось через пару минут: стук ложки по миске все собаки всех мастей и пород не спутают ни с чем! «Гав!» - был ответ на такой чудесный звон алюминиевой миски, и длинноухое и чрезвычайно коротколапое существо выскользнуло из сарая.
Всего несколько мгновений, и миска опустела; теперь Степан, вылизывая ее досуха, гнал ее к калитке.
- Вы его оставите себе? – звон миски застыл в воздухе, пес настороженно настроил ухо на разговор.
- Да как же его оставишь? Он ведь ест больше нас! – Хозяйке – смех, а псина от неожиданности сел прямо в лужу, непросохшую после ночного дождя.
- Да, поесть он – не дурак! – Захарыч принес две доски из сарая, - поможешь сколотить домишко для этого друга, Алеша?
- А может все-таки хозяин отыщется, а? – тетя Римма вынесла добавки Степану: вчерашний борщ и шкурки от сардельки. Надо было видеть собачьи глаза! Как сделать приятное желудку и не уронить себя в глазах новых хозяев окончательно? Уши стали еще более длинными, глаза – еще более томными, а хвост готов был оторваться от виляния.
- Иди уж!
- Гав!
- Проглот!
- Он просто не ел, наверное, вчера…, - Алешка никогда не видел таких собак. В деревне много было разных Бобиков, Дунаев, Найд, Чернышей, но все были похожи как родственники и довольно серьезные животные. Только старый Пират из соседнего двора позволял себя гладить и ел с рук. Теперь же рядом был пес, который все понимал, давал себя гладить, и руки прямо-таки чесались от желания его тискать, чесать и угощать вкусненьким! Пес его покорил. Даже вся нелепость его облика уже не казалась странной и отталкивающей. Теперь Алеша находил его очень милым и обаятельным.
- Как же он так перепачкался вчера?
- Мне кажется, что его нарочно выкинули, а он оказался слишком живучим, - тихонько произнесла тетя Римма.
- Как это: выкинули?
- Да так, Алеша, наигрались дачники летом с собачкой, а осенью в квартиру не захотели везти. Выкинули по дороге в какое-нибудь болотце. А он ведь их любил… Хотя ему уже лет пять или шесть… Какие-то хозяева были у него приличные. Он не запущен. И в детстве с ним правильно занимались – он воспитан. И очень мил! – Хозяйка грустно проводила взглядом пса, сытого и довольного, который обследовал и обнюхивал двор.
Замечательный день получился! Вся жизнь тринадцатилетнего парнишки состояла из лоскутов впечатлений и воспоминаний, как бабушкино одеяло. И этот день был ярким лоскутком, наполненным осенней пряностью и собачьим лаем. За один день он успел: подружиться с четырехлапым Степаном (отличный пес!), сколотить самостоятельно первую в жизни будку (Захарыч пилил, а Алеша сколачивал), отбить молотком палец (тоже ощущение - ничего себе!), кроме того, он целый час бродил со свечой в полном тайн и паутины темном подвале. Захарыч искал ему какой-то сюрприз. Это, оказалось, был фирменный рюкзак. Алешкин был маленький и весь порванный. А этот - просто шикарный! Темно-синий с яркими металлическими вставками и кучей карманчиков. О таком сюрпризе можно только мечтать…
- Спасибо! Он такой… самый настоящий!
- Носи на здоровье!
- Только деньги не клади в рюкзак, носи с собой, а то уведут вместе с ним, - почему-то тетя Римма казалась сегодня очень грустной и молчаливой. Всегда улыбчивые глаза прятали в глубине печалинку.
- Я сюда ручки положу, а во внутренний большой карман, что на молнии, документы. А в самое большое отделение – свитер и вещи…
…Потом был еще сборы, пирог с яблоками и вечерний чай на свежем воздухе, и знакомство с Мариной – завтрашней попутчицей. Хороший день!
Лоскутное одеяло воспоминаний
У каждого человека есть такое лоскутное одеяло воспоминаний. Вот только почему иногда память не вовремя подсовывает тот или иной лоскуток? Так и Алеша вдруг в конце такого хорошего дня вспомнил два черных дня из своей короткой жизни: когда бабушку искусала собака на городской ярмарке, даже зашивали рану! А потом, уже лежа в тихой комнате, он увидел тот кошмар четырехлетней давности. Даже ладони вспотели от ужаса. Мама тогда добыла ему путевку в санаторий, они долго тряслись в автобусе в соседний район вместе с мамой. Потом она уехала, едва сдерживая слезы – первый раз ее сын оставался без их с бабушкой опеки. Но надо было вылечить, наконец, кашель и, кроме того, мама считала, что мальчику настала пора уметь справляться с трудностями общения с незнакомыми людьми. Сначала все было хорошо, но потом он стал уставать от шума и постоянного гомона ребят. Хотелось забиться в какой-нибудь уголок и просто подумать о бабушке, помечтать… И такой уголок нашелся на самом заброшенном участке за корпусом. Там рос всеми забытый куст крыжовника, старый и наполовину засохший, но, хоть ягод было и немного, они вызрели и были очень вкусные! И еще там был пень. Широкий тополиный пень, на который Алешка садился и рисовал по памяти маму или веточку крыжовника со спелой ягодкой. Он приходил сюда вечером, когда все играли в бадминтон, резались в карты или читали книги, садился, и все события, которые сегодня происходили, мельчали и отступали, давая место его разговору с природой и листом бумаги с карандашом.
Но однажды он услышал голоса! Громкие, с вызовом и один нервный, плачущий. Оказалось, в тридцати сантиметрах от пня была сетчатая ограда, за которой начиналась территория летнего лагеря какого-то детского дома. Про детский дом все в санатории знали, конечно, но не общались с детдомовскими. Теперь же Алешка услышал, как они разговаривают! А через пять минут он увидел, как они бьют того, кто слабее и провинился!
- Я тебе говорил, чтобы ты к моим наушникам не прикасался? Говорил?
- Я не трогал…
- Серый, поддай ему, он еще тявкает что-то! – Звук удара болью отозвался в Алешкиных ушах. Но это было только начало! Тяжелый мат перемежался с всхлипами жертвы и тупыми звуками ударов, все это сопровождалось издевательствами. Стараясь не дышать, Алеша отодвинул немного ветку одичавшей малины. Там в четырех шагах от него били скрючившегося мальчишку пара детин с сигаретами в зубах. Били и получали от этого удовольствие. Били, чтобы бить. Лежащий и скорченный мальчишка пытался что-то сказать, но это вызывало гогот его мучителей, и они продолжали над ним издеваться.
- Дебил!
- Вставай, придурок!
- И запомни, что ты сегодня упал с лестницы. Понял?
- В следующий раз, когда захочешь дотронуться до моей вещи, подумай: хочется ли тебе умереть в тот же день! – Парень пытался встать, но смог только подняться на одно колено. Сильный удар ногой под задницу сбил его снова. После этого парни ушли, сплюнув окурки прямо перед его носом. На тропинке в четырех шагах лежал всхлипывающий мальчишка – его ровесник, но Алешка не смог найти в себе сил - окликнуть его. Он выполз из своего укрытия и, не разбирая дороги, рванул в свою комнату. Ночью у него поднялась температура, он кричал во сне. Даже пришлось медсестру звать, она дала ему валерьянки и посидела рядом, пока он не заснул снова.
Самое обидное, что туда, в укромное место, придется вернуться – там потерялся карандаш. И нечем теперь рисовать. Без зарисовок он и дня не мог прожить. Мучился, переживал, но, делать нечего, после тихого часа, перед полдником – пошел. Все-таки, это место какое-то магическое! Не слышно гомона детей, ударов мяча на площадке… Зато шелест первых слетающих листиков, пение пичужки слышались отчетливо! Пень опять его околдовал и настроил на художественный лад… И карандаш нашелся сразу – он лежал на кустике подорожника. Внимание привлекла огромная черно-желтая гусеница, которая свисала с листика. Алешка сел и приготовился зарисовать ее…
- Люд, ты хоть понимаешь, что ты их обворовываешь?
- Ой, я тебя умоляю!
- Накликаешь ты на нас комиссию какую-нибудь….
- Я всегда очень осторожна. Подумаешь, недодала им фруктов или печенья! У меня свое дите есть, тоже яблок хочет, а с нашей зарплатой ему светит яблоко раз в неделю.
- Это да…
- Я уже не помню, когда себе что-то покупала. Только сыну каждый месяц требуются то кроссовки, то свитер, то прибамбасы какие-то к компьютеру. Будто у меня печатный станок есть в подвале.
- У тебя - один сын, а у меня две девки! То туфли нужны к платью, то сумка – к туфлям. Это только одна подросла, командовать начала, а вторая вырастет…..
- Ты не сравнивай! У тебя мужик зарабатывает, а я одна кручусь. Вот и тащу в дом, что могу.
- … вообще без трусов оставят!
- Ну и нечего из-за безродных так убиваться! Вот и подумай о дочках!
- А детей жалко. У них и так никого на белом свете…
- Жалостливая? А как пацаны сумку твою обчистили, забыла? И завхозину шубу изрезали из вредности?
- Да они ж как волчата…
- Вот и я говорю. Никогда ты им мила не будешь. Пока малые, так еще и не кусаются, а потом - держи ухо востро!
- Я так не могу.
- А я считаю, что пороть их надо, а не книжки умные читать на ночь…
- Ты докурила? Пошли тогда, там еще гора посуды ждет.
… Рядом, совсем близко только что сидели две женщины и курили. Раньше бабушка всегда говорила, что самые светлые люди работают с брошенными детками и на «Скорой». Теперь он из первых уст услышал о совсем другом отношении к детдомовским детям! Нет там совсем ничего светлого! Именно тогда он мысленно поставил знак равенства между понятиями «детдом» и «смерть». И понял, что сюда попадать нельзя ни при каких обстоятельствах. Никто не защитит тебя здесь, потому что у «безродного» есть только пара своих кулаков для защиты и своя подушка, чтобы выплакивать боль и обиду.
Обняв подушку, Алешка улыбнулся завтрашнему дню – его ждали дорога, путешествие, встреча с отцом, о котором он, собственно, ничего не знал. Но хотелось верить, что тот будет рад увидеть сына и не откажется помочь. Если бы мальчишка только мог предположить, что ко всему этому прилагается погоня, стрельба и прочие приключения! Впереди много событий, хороших и не очень, встреч с чудесными людьми и с теми, которых язык людьми не поворачивается назвать…. Все! Хватит на сегодня! Спать!
Марина
Неожиданности начались прямо с утра. Захарыча прихватил радикулит. Да так, что он только тяжко охал и грустно вздыхал, лежа на своей кровати. Тетя Римма собирала Алешке на дорогу вкусненькое, сопровождая каждое движение советами:
- Пирожки на дорожку…. Огурчики….Банку не переворачивай, а то рассол вытечет, они малосольненькие. Так, вот к огурчикам хлеб черный…. Режь, только, когда остановка….
- Мне столько не надо, - пытался возразить против корзинки с пирожками Алеша.
- Еще вот яблоки, - и опять корзина нарисовалась рядом с вещами. Рюкзака уже не было видно за горой того, что рекомендовалось съесть.
Мальчишкой овладела паника. Его не возьмут в машину с таким довеском!
- Гав!
- Ой, я совсем забыла! Степан на улицу просится, сейчас приду и упакую котлеты и бутерброды…
- А вдруг он сбежит? – но тетя Римма уже вышла на крыльцо и не слышала вопроса.
- Ты, знаешь чего… Ты возьми большую сумку за дверью на крыльце, слышь, Алешка?
- А?
- Возьми, ох, сумку… Переложи, сколько надо продуктов, а остальное - вынь. Риммушка часто так увлечется, что караваном не увезти…
Переполовинив все, что ему надо было одолеть в пути, Алеша немного успокоился: все вместилось в одну сумку, да еще и рюкзак будет.
- Да… Ты прости, я к тебе в записную книжку еще и наш адрес вписал, без спросу. Чтобы ты хоть написал нам, как дела твои сложатся. Не-не, сейчас не доставай, скоро Марина подъедет, не соберешь все на место,…
Вернувшаяся тетя Римма всплеснула руками и начала было по новой упаковочно-утрамбовочный процесс, но сдалась, увидев на глазах у парня слезы. Она пекла всю ночь, жарила и парила, но перестаралась…
- Так, и где же тут мой компаньон? – В дверях показалась голова Марины, - Ого! Вот это я понимаю! Сумочка - что надо! А ты на крыше поедешь?
- По-почему?
- В машине места хватит только на щупленького паренька типа тебя или на вкусные пирожки.
- А разве на крыше можно?..
- Мариш, не пугай его. Это она шутит просто, - тетя Римма вышла в другую комнату и тотчас же вернулась с вязаной жилеткой. – Алеш, я тебе связала тут,... жилет не простой, а с секретом.
Жилетка была иссиня-черная с вышитой белой яхтой на левом плече. Вывернув жилетку, Риммушка показала потайной кармашек для денег. Жилетка еще хранила тепло заботливых рук, Алешка с удовольствием ее натянул на себя, а куртку снял.
- Ну, в путь? Ты все собрал? Пойдем, я тебя с Машкой моей познакомлю, - Марина, похоже, не умела молчать больше минуты в сутки. Но в данном случае это было даже к месту – такая болтливость – потому что все чувствовали неловкость перед расставанием. Захарыч упорно пытался сесть или хоть как-то приобщиться к сборам и прощаниям…
На улице рядом с калиткой стояло чудо!
- Ух, ты!
- Хороша? Девочка моя, - Марина тихонько о чем-то перешептывалась с тетей Риммой, но взглядом она ласкала свою любимицу.
- А сколько ей лет? – обойдя со всех сторон и чуть не прыгая от радости, парнишка готов был бежать наперегонки с Машкой, но сейчас, сию минуту.
- Она у меня живет всего полгода, а вообще-то возраст у нее приличный: 6 лет. Но по ней ведь не скажешь, что она уже взрослая, правда?
- Марин, что-то в ней изменилось, а что – не пойму…, - тетя Римма обошла машину, - цвет, что ли…
- Так я же стекла сделала тонированными, теть Рим. Так лучше. Уже не все будут совать нос в салон. А то, раз фургончик, обязательно каждый мент поинтересуется, не травкой ли он набит…
- А что это? – внутри салон был забит до потолка какими-то яркими пакетами. Алешка не мог понять, как можно такой замечательный фургончик заваливать всякой всячиной.
- Это, дорогой друг Карлссон, творения женских ручек. Они творят, а я раз в месяц отвожу, - одновременно распихивая вещи по всем уголочкам свободного пространства, Марина отвечала на вопросы, проверяла масло, стучала по колесам, чтобы убедиться в накачанности шин, - трикотаж это. Женщины вяжут, а я распространяю эти произведения искусства по всей России. Так-то.
- Там пирожки, Марин, - пыталась успеть предупредить тетушка Римма шуструю бизнесвуменку. Но та, ничего не отвечая и не церемонясь с пирожками, сделала последние расталкивания Алешкиных вещей.
- Ну, по коням?
Алешка ждал этой команды, аж взвизгивая от нетерпения где-то в глубине своего сознания. Он часто ездил на тракторе, дед Василь иногда сажал в свою «Ниву» - за продуктами мотались в город. Но чтобы вот так!!!
Мгновенно оказавшись на сидении, рядом с водительским местом, он спохватился – выскочил, обнял порывисто тетю Римму, поблагодарил ее за все и снова нырнул в салон. Он готов ехать! Ну, поехали же уже!!!
Дорога
- Ты готов? От винта! – Шурша щебнем, темно-вишневая Машка породы «Пежо» плавно выехала на дорогу, - пристегнись, пожалуйста.
«Какая интересная женщина! И сама водит машину! » - подумал Алешка, растворяясь в мягкой и плавной езде машины. Толком и не разглядел хозяйку этой замечательной Машки, все внимание было поглощено машиной.
- А Вам не трудно управлять машиной?
- Вам?... - сморщилась Машкина хозяйка, - и хотя я и новоиспеченная бабушка, прошу называть меня просто Мариной, - я не настолько стара… Да куда же ты прешь, Опель – замухрышка? Я тебе обгоню! Как же, раз немец, так все можно? Брысь с дороги!
Она резко обогнала старый серебристый Опель, потом свернула куда-то в проулочек…
- Кто … «бабушка»?
- Я – бабушка! Каково! У меня две недели, как появился первый внук, а я его еще не видела.
- Разве бабушки такими бывают?
- В смысле?
- Ну… Вы… Ты… Вы – такая молодая, вы не можете быть …
- Ха! За комплимент спасибо. Но это уже факт! У меня растет внук, скоро бабушка приедет и будет гулять с маленьким два раза в день… - Марина улыбалась, нежно-нежно, одними глазами…
Бабушка в понимании мальчика – это уставшие натруженные годами руки, это запах блинчиков и улыбка по утрам, это тихая шаркающая походка, это седые волосы, уложенные под платочек… Но рядом сидела женщина с иссиня-черными волосами, собранными в высокий хвост на затылке, она уверенно водила машину, ходила на каблуках и в бриджах, красила губы и глаза. И никак не тянула в Алешкином понимании на бабушку!!!
«Компаньоны» быстро ехали по кривым и узким улочкам городка, некоторые места Алешка уже узнавал, но все равно не переставал удивляться этому городу. И люди здесь не такие, к каким он привык. Все оказалось сложнее, чем ожидалось, не так однозначно. За несколько дней столько хороших, даже замечательных людей встретить – это не шутка! Надя, Захарыч, тетя Римма… И на тетю Веру он уже совсем не обижался, и даже было немного стыдно, что сбежал, не сказав ей ни слова. Замечательная тетя Вера, просто нет в ее жизни места ему, сыну давней подруги. Но ведь это же не преступление…. Ушел, не простившись с ней, но так надо было. И даже хорошо, что с ее мужем так и не пришлось ближе познакомиться.
- Ты не куришь? Сейчас я на дорожку пару блоков прихвачу…, - резко вырулив к маленькому магазинчику, энергичная и порывистая бабуля выпорхнула из-за руля, даже не услышав тихого попискивания компаньона…
- Нет, не курю….
Около магазина, привалившись к нему спиной, стояла девушка, казалось мило беседовавшая с высоким и статным парнем. Что-то неуловимо знакомое промелькнуло и в ней, спрятанной за мощными плечами собеседника, и в жестких нотках женского голоса с лавочки за кустом жасмина… Кристина! Надя!... Рука поднялась приветливо помахать знакомым, но …ох,… слишком многое придется объяснять! Нет, не надо их звать! Он уезжает, сегодня город Кисловодск и Алешка распрощаются друг с другом навсегда. И пусть эти люди, этот город забудут о нем! Ведь невдомек было тринадцатилетнему пареньку, что не все истории заканчиваются, если о них просто не думать. Мама Кристины подняла на уши полгорода, чтобы найти обидчика дочери, вернуть похищенные из дома фамильные драгоценности. И нужные заявления написаны, и свидетели опрошены…. Конечно, больше всего досталось Наде. Хотя она, как это ни печально, сама ничего не понимала. И, когда парень в кожаном плаще отодвинулся, Кристинин взгляд сфокусировался на пареньке в припаркованном автомобиле.
- Так, ну… все! В путь! – больно стукнувшись лбом о боковое окно, мальчишка пришел в себя. Марина бросила на колени Алеше пять блоков сигарет, - убери под сидение.
- А?
Машка рванулась вперед как застоявшаяся лошадь. Алешку прижало к сидению. Но в памяти все еще стоял взгляд, такой странный и непонятный, Кристинкиных распахнутых глаз. Оглянувшись, Алешка увидел, что Кристина, Надя и эти два громилы сели в белую машину, и она также рванулась с места…. Машка уверенно петляла по улочкам города, подчиняясь требованиям Марины, а та без умолку что-то рассказывала. Кажется, о том, для кого она купила эти блоки сигарет. Только что-то важное от этой трескотни постоянно ускользало из головы. Так трудно было поймать ускользающую нить…. Ой! Да ведь за нами … погоня! Самая настоящая! Белая машина иногда почти догоняла их, иногда отставала, но снова и снова проглядывала в зеркале заднего обзора. Как-то неприятны были эти догонялки… Хотелось понять, что случилось. Но вот машина вынесла их на открытую и широкую улицу, светофор пропустил их, а потом моргнул остальным спешащим разноцветным друзьям человека красным глазом. Стремительно удаляясь от преследователей, мальчишка сглотнул ком в горле и прошипел:
- За нами все время едет какая-то белая машина.
- О! Да ты, я гляжу, ментовских сериалов насмотрелся! Это излечимо! – Марина была так уверена в себе, что напряжение немного спало, и Алешка расслабленно разжал пальцы рук, которыми вцепился непроизвольно в джинсы.
На следующем повороте белая машина опять появилась в поле их зрения. Новоиспеченная бабушка решила, что ей эти игры совсем не нужны. Прибавив газу, попыталась оторваться и увеличила скорость, но белая тень - тоже.
- Что за чертовщина. Мне не по душе такие странности. Это, парень, твои проделки… Я права? – Алешке нечего было отвечать, но, похоже, это Марину никак не огорчило.
Вот уже позади последний поворот, теперь город остался за их спинами. Машин на дороге все меньше, но белое пятно все-таки мелькало на некотором расстоянии.
- Ну, погоди, я сейчас тебя накажу, - очень раздраженно пробурчала Марина. Доехав до какого-то поселка, женщина , не разжимая челюстей, буркнула:
- Держись крепче!
Дважды на приличной скорости Машка повернула на девяносто градусов, потом резко въехала задом в какую-то темную нишу. Марина заглушила мотор.
- Не лето, конечно, но эта виноградная беседка меня уже выручала…
-А где мы?
- Под шатром из винограда. Я тут иногда прячусь от гаишников. Класс? – Глаза, и без того узкие, теперь превратились совсем в щелочки от удовольствия. - Теперь тихо.
Белая «Лада» промчалась мимо, не рассмотрев в кустах, уже наполовину безлистных, спрятавшуюся Машку. Только, через несколько минут преследователи повернули обратно и медленно, будто в раздумьях, проплыли до шоссе, потом также неторопливо поехали восвояси… И вот уже прошло еще пять минут, а «Лада» больше не нарисовывается.. Можно расслабиться! Только тут Алешка понял, что почти не дышал, ожидая чего-то необычного, нереального и кошмарного.
- И чем же это ты наших джигитов так разозлил? А? - Марина приоткрыла окошко и, чиркнув зажигалкой, закурила. По салону расползся аромат сигарет. – Не хочешь рассказать?
За окном становилось все теплее, солнце высушило осеннюю свежесть и на листьях дикого винограда, который их спрятал. Дети спешили в школу, на ходу поправляя рюкзаки, стекаясь в стайки. Поселок, видимо, был невелик и школа только одна. Поэтому все друг друга знали и радостно приветствовали приятелей.
Алешка не желал рассказывать о Кристинке, Наде…. Промолчал, хоть Марина явно ждала объяснений.
Машка рванула с места, распугав толпу школьниц. Дорога снова любезно стелилась ковровой дорожкой под колеса Марининой любимицы. Ехали молча. То ли Марина обиделась за необъяснение инцидента, то ли свои думы думала, но полчаса пролетели в гробовом молчании.
- Я так засну! – Несколько быстрых манипуляций правой рукой, не глядя, и вот уже салон наполнился бешеным обаянием мощного ДДТ:
Что такое осень - это небо,
Плачущее небо под ногами.
В лужах разлетаются
Птицы с облаками,
Осень, я давно с тобою не был.
- Ты любишь петь? Прости, но я после дежурства спала всего три часа, поэтому не могу в тишине… Подпевай!
Песня настолько была в тему, так вплелась в их дорогу и чудесно растопила ледок молчания, мальчишка заулыбался, Марина и вовсе расшалилась: выстукивала ритм прямо на руле:
… Осень, мне бы прочь от земли….
Пикник
Километры мелькали, картины за бортом менялись – исчезли горы, теперь справа и слева ширели поля, разрезанные ленточками лесополос. Машин было немного, и все они дружно спешили, каждая к своей цели. Уже остались позади какие-то деревни или поселки, пара городков, маленьких и пыльных.
А музыка все звучала. ДДТ сменилось на Аллегрову, потом пришел черед Любэ. Тут Алешка не выдержал, потому как все песни, а уж тем более «Комбата» он знал наизусть. Украшая свой путь дружным подвыванием, они с Мариной почти сроднились…. Через три часа пути в желудках стало подстанывать, пирожки постоянно о себе напоминали теплым ароматом, но Марина упорно ехала. Так протянулись еще минут сорок, но песни уже угасли, стали вылезать анекдоты. Начала Марина, у которой во время исполнения «Позови меня с собой…» вдруг перехватило дыхание, закашлялась и уже петь не смогла.
- Так, чем бы еще заняться. Анекдоты знаешь? Давай так: я – один, ты – один…. Ты про что любишь анекдоты?
- Ммм….
- Тогда я – первая. Слушай: Привезли мужика в травматологию, голова замотана вся-вся бинтами. Спрашивают у него: «Упал?» - «Нет. Жена шутку не поняла.» -«Как это?» - «Да вот подшутить хотел над женой, подкрался и газеткой ее шлепнул, а она утюг в руке держала…».
Детский анекдот не вызвал смеха, но захотелось тоже вспомнить что-то в ответ. Алешка так напрягся, что аж задымился. Васильич часто байки всякие и анекдоты рассказывал, но все как-то из головы выветрилось…. Потом просто вспомнилось то, что слышал от соседа:
- Сидит рыбак на берегу Нила и рыбу ловит. Жара жуткая, духота, - голос почему-то дрожал. Непривычно рассказывать анекдоты взрослому человеку, эти истории бабушка всегда брезгливо пресекала, - да еще и рыба не ловится. Вдруг всплывает крокодил и так участливо у рыбака спрашивает:
«Что, жарко?» - «Угу...» - «Тогда поныряй!»
- А мой любимый, знаешь какой? - Марина легко обогнала Мерседес, из окна которого слышался тяжелый и очень громкий рэп, - погоди, давай-ка, от этих подальше отъедем – целее будем.
Но мерс не хотел уступать, стал прижиматься все ближе, подпихивая Машку к обочине. Это была вполне рядовая ситуация, поэтому женщина не волновалась, а лишь усмехнулась: «Мальчишки!»
Из окошка мерса высунулась давно нестриженная голова:
- Погоняем?
- Сейчас, только сына прокурора отвезу до хаты, и погоняем, - улыбка на лице Марины была ясная, просто детская….
Мерс больше не предлагал соревноваться, уступив место на дороге.
- Что-то покушать охота… Ты не против? – Слегка сбросив скорость, Марина ехала, высматривая тихое местечко для пикника. Узкие глаза покраснели немного, наверное, от усталости.
- Я раньше гоняла на братовом мотоцикле, теперь вот его машина мне досталась в наследство…
- А на мотоцикле уже не ездите?
- Так…. Повторяй за мной: «не ездишь?» Понял? Я не училка, чтоб ты меня на «Вы»; ишь, внучок нашелся!
Справа появился какой-то спуск, круто уходящий под заросший кустарником обрыв.
Аккуратно, шагом спустившись под эту горку, Марина вдруг рассмеялась:
- Анекдот еще один хочешь? Звонок в магазин «Мотоциклы». «Здравствуйте. Мы Вас слушаем». – «Это из травмотологии звонят. Сколько мотоциклов Вы вчера продали? «- «Девять.» - « Та-а-ак! Один ещё где-то носится!» Так вот история эта про меня! Я одна осталась и даже без царапины после выпускного, когда четыре мотика нырнули в канаву, а я свернула в последний момент. Эх, брат отобрал своего коня навсегда…. Как я с ним ругалась!..
- Приехали! Отдыхай!
С удовольствием вытянув ноги из открытой дверцы, Марина до хруста потянулась, зевнула сладко до истомы…. Она давно приняла решение – нужно жить сегодняшним днем, какой бы он не выдался. Появилось мгновение поспать – спи, не планируя кучу дел, а надо работать – работай без оглядок на резвящихся коллег. Вот сейчас она получает удовольствие пригоршнями: солнце, воздух, пропитанный запахом выжаренной листвой и пожухлой травы. Впереди ждет малыш, которому еще и имя не дали. Ее ждут. А сейчас есть немного времени для вкусных пирожков, терпкой радости от плодов барбариса, под кустиком которого она расположила Машку на пикничок. Как здесь умудрился вырасти этот кустик? По дороге, прямо над головой пронеслась легковушка, Машку качнуло волной.
- Алеша! – мальчишка разминал ноги поиском отдаленного кустика. Обернувшись на ее голос, не заметил ямы, и левая нога хрустнула, застряв в какой-то дырке в земле.
- Ой!
- Давай проедем… С тобой все в порядке?
- Я … ногу… подвернул. Ох!
- Ой, это прямо ко мне. Позвольте представиться: медсестра Марина Хегай к вашим услугам. Больно? – Марина быстро осмотрела ногу. Видно было, что усилием воли парень чуть не плачет, но держится из последних сил.
- Эка невидаль! Чичас! – уверенно выполнив свою ежедневную работу, Марина снова ощутила, как здорово приносить облегчение людям – поймала полный благодарности взгляд паренька. Потом усадила его в машину:
- Мы немного сдвинемся от дороги…. Вон там, похоже, будет ручей.
- Вот это великан! - Марина легко выпрыгнула из машины, и, забыв про все на свете, задрала голову вверх.
У самого ручья открылось бесподобное зрелище – царственной осанки клен раскинул руки-ветви во все стороны и изредка осыпал пригоршнями своего золота окрестности. Ветерок лениво шевелил самые тонкие веточки, они делились своей осенней красотой с землей, укрывая ее шикарным ковром. Всех остальных кустиков и даже деревцев как будто и не было рядом. Они меркли рядом с царем этой поляны. Они пали ниц… И даже самый воздух был наполнен золотым светом!
Марина обошла великана вокруг.
- Это же настоящее чудо! Как он, такой… огромный и красивый, … здесь вырос? – Погладив шершавую мантию клена, женщина повернулась и, шурша ногами по листве как в детские лучистые годы, вернулась к машине. Алешка тоже разглядывал эту фантастическую красоту. Нога еще немного ныла, идти не хотелось. Расположились прямо рядом с машиной, положив прорезиненный розовый коврик на золотой ковер. Пирожки были вкуснющими, а огурчики малосольненькие закончились все же первыми… Котлетки, бутерброды…. На свежем воздухе елось и пилось замечательно.
- Ты не забывай кваском запивать. Ну, Риммушка…. Здорово она печет, да?
- Угу.
- Сейчас поедим и дальше - в путь. Нам еще пять часов пути, - Марина ела спокойно, не кусая пирожок, а отщипывая по кусочку. Так она поступала со всем тем вкусным, что сейчас лежало и пахло: маринованный чесночок, бутерброды, пирожки….
- А где мы будем спать ночью? В машине?
- Нет, у моего брата. Мы в восемь вечера приедем в Новочеркасск, там обитает мой…- Марина закашлялась: бутерброд с горчичкой и колбаской даже слезу вышиб - … братец Роман. И все его большое семейство… Ох, и громогласное!
- Почему?
- Четверо детей мой братец завел, да еще всегда гостей полон дом. Как он умудряется высыпаться – не знаю… А у тебя есть братья или сестры?
В этот момент солнце убежало из легкой дымки не небе – золотой великан над головами путешественников вспыхнул с новой силой. А один солнечный лучик застрял в Алешкиной шевелюре.
- Ну, ты и опенок золотой! В кого же такой яркий? Мама или отец – рыжие?
- Мама – не рыжая, она … совсем светлая. А папа… не знаю …
- А братья, сестры?
- Нету у меня их…
- А с кем ты сейчас живешь? – Марина почувствовала, что мальчик напрягся, и вопросы задавала тихонько, осторожно, боясь, что мальчик не раскроется. А материнское чутье – она ведь мама со стажем в 21 год - подсказывало – на больной теме стоит она…
- Сейчас к отцу еду, - мальчишка не смог сдержать внутреннего вздоха, прорвавшегося так не кстати… Но женщине этот вздох сказал больше, чем пацан мог предположить. Теперь ей стал понятен этот малый: нервозность, стеснительность и напряжение – он старался сохранить в тайне неприятности внутри своей семьи и … свое одиночество.
- А мои дети все как я – черноволосы, чернобровы, узкоглазы, - Марина закурила, с наслаждением затягиваясь поглубже.
- А сколько же детей у …Вас?
- У меня? Трое.
- И они сейчас одни дома?
- Ну, мой старший, Валерка, сам уже мальчик большой! И я всегда была спокойна, когда девчонки с ним оставались. Он и строгий и рассудительный. Как только настоящий мужик без отца таким замечательным вырос – не понимаю.
- Почему «без отца»?
- А, папаня себя их воспитанием не утруждал. Но Валерка у меня – золото, а не парень. Иришка уже вот замуж выскочила, а младшая до сих пор на его попечении. Он и уроки проверит, и полы вымыть заставит… А как он борщ варит!!!
- Он учится?
- Нет, не поступил…. Но, по-моему, не жалеет. Работает в какой-то конторе по установке стеклопакетов. … Наелся?
- Ой, а к нам гость!
Виляя хвостом так сильно, что вся задняя часть описывала дуги, к ним подкрадывался пес. Шел на полусогнутых, чтоб успеть удрать, если судьба в виде жующих вкусноту людей, окажется неблагосклонна… Грязный, весь в репьях, глаза просящие, он передвигался заискивающими рывками.
- Эй, ты это откуда нарисовался? – Пес снова вильнул попой.
Марина быстро собрала псу объедки и отнесла в сторонку. Потом спустилась к ручью и долго умывалась холодной водой. Спать хотелось смертельно после сытного обеда, а впереди еще несколько часов за рулем. Нельзя расслабляться! А мальчишка-то не прост! Надо с ним поговорить по душам. Но не сейчас, вот приедем в Новочеркасск, тогда и поговорим. Братец кого хочешь, разговорит.
Марина курила, закрыв глаза, и размышляла. Что-то тронуло ее в этом пацане. Его непосредственная радость, опушенная рыжими ресницами, и нервное стискивание джинсов во время погони доказывали, что он скорее деревенский, чем городской житель. Городские дети чаще остаются на воспитание улицей в силу занятости родителей; обязанностей и, соответственно, ответственности у городских подростков существенно меньше, а соблазнов – больше. Как-то так получилось, что Марина, воспитанная тремя детьми, стала очень хорошо понимать все те трудности, с которыми сталкивается оперяющийся подросток. Друзья ее детей, попав в трудную ситуацию, шли к тете Марине за советом, добрым словом или просто попить чайку и поболтать. И, когда-то оставшись на свете без поддержки взрослых, Марина дала себе слово не отталкивать детей, а, отложив все дела, выслушать… Мир подростка не был для нее чем-то непонятным, хотя девочкины капризы и страдания все равно были более понятны, видимо, в силу женского начала. А сына она с трех лет пихала в любую мужскую компанию: к брату на все лето, к дежурному сторожу под крылышко. Мужчину должны воспитывать мужчины. Хорошие. Правильные. Сильные. Раз уж их папаня не удосужился заниматься детьми, то на ее плечи легло и зарабатывание денег и воспитание в детях всего, что по ее мнению обязательно должно быть в человеке наряду с необходимыми компонентами. Очень жестко в семье был поставлен вопрос взаимопомощи, чувства локтя, сострадания. Валерка с детства был приучен к тому, что девчонок надо защищать любой ценой, поэтому никто не смел даже шепотом на улице обозвать Иришку или Люсю. Иришка уже в пять лет варила компот и чистила картошку, потому что была старшей по полдникам!!! А Люся, как самая маленькая в семье, всегда получала больше всех конфет и … оплеух. Все ею командовали, отдавали распоряжения, а потом наперебой вытирали ее зареванные щеки и отдавали самое любимое и дорогое, лишь бы малышка не плакала. Марина снова вспомнила, как тогда в метель, завернув в одеяло трехмесячную младшенькую, уливаясь слезами, она прыгнула в машину к соседу и помчалась разыскивать в очередной раз непутевого папашу троих детей. Бррр… До сих пор, если надо избавиться от депрессии и истерики, достаточно вспомнить картину, которую она увидела в том ноябре. Турбаза, пьяная компания, девица на голых коленях Тимура, его размазанная по лицу улыбка: «Маришка, а ты как меня нашла?» Одним махом Марина обрубила все концы, завтра же подав на развод. Четырнадцать лет ожидания нормальной семейной жизни, боли, безденежья, разочарований и слез… Терпелка кончилась! «Лучше вообще у детей не будет отца, чем такой!» - с таким девизом, сцепив зубы, женщина работала на трех работах, падая от усталости, но рассчитывая теперь только на себя и лишь иногда сваливаясь на руки брата или подруги. «Прорвемся!» - Роман помогал всем, чем мог. Вот только жилья не было нормального, только комната в общаге, которая числилась за непутевым кормильцем. Но когда отобрали и это из-за того, что Тимур сбежал на северные заработки, Марина сломалась. Никогда не просив ничего у государства, теперь сдалась: написала письма во все возможные инстанции. А потом прорвалась в Кисловодский Белый дом, оставила в приемной двухлетнюю Люсю и пошла на работу. По дороге обливалась слезами, сердце выло от такого кошмара, который творили все власть имущие, а она вдруг подставила свою кровиночку. Но Люся с задачей справилась: от ее криков, плача и горестных причитаний: «Зыть нам негде, люди доб-лые!!! Ой, как нам зы-ы-ыыть? Плёва хачу-ууу!!А не-ту!!» - вся мэрия жужжала как растревоженный улей. Завтра им выделили жилплощадь аж в две комнаты в коммуналке!
… Теперь Люська уже школьница, Валерка – рабочий человек, а Иришка стала мамой….
- Поехали, Алеш?
- Ага.
Снова дорога
Дорога снова лентой убегала под колеса, мелькали поселки и города, день был таким ярким и красивым…
- А тебе в Москву или пригород какой?
- ??
- Адрес какой у твоего отца? В Москву я не поеду, уж извини… . Там такие менты – не приведи Господи…
Алешка изловчился и достал свой рюкзачок, выдернув его из-под корзинки с остатками вкусностей.
- Сейчас…
- Мы доедем в любом случае до Иришки, переночуем, а потом…
- Мытищи, улица Новая, дом 21, квартира 2, - прочитал Алеша, но вдруг из его гордости – кожаной записной книги - выпала записка, написанная незнакомым бисерным почерком: « Алеша, это тебе на обратную дорогу, если не найдешь отца. Приезжай!» Раскрыв на последней записи блокнот мальчик прочел тем же почерком адрес и фамилию Захарыча и тети Риммы. И там же лежали две тысячные купюры, приколотые скрепкой к адресу…. В глазах защипало, хотелось их обнять так сильно, что…. «Я вас никогда не забуду!» И адрес, вписанный в адресную книгу мелким мужским почерком, так врезался в память, даже булькающую слезами, что и через месяцы, мальчишка видел эту страницу, а в руках ощущался хруст тех купюр. Ему ведь было невдомек, что в следующий раз свой блокнот он увидит после стольких событий!!! И не спроси Марина адреса отца сейчас, Алешка навсегда бы потерялся в пространстве, не встретившись ни с отцом, ни с семьей Руковых, принявшей его как внука…. Мальчик бережно сложил купюры пополам и положил в потайной карман жилетки, которую подарила на дорогу тетя Римма.
Продремав пару часов в обнимку с ремнем безопасности, мальчишка чувствовал неловкость: он спал, а Марина все это время ехала, как только сил хватало?..
Еще через два часа обоим нестерпимо захотелось горячего кофе или чая. Городок, раскинувшийся на двух берегах какой-то грязной речушки, встретил их хмуро и безрадостно. Грязь, пустые бутылки вдоль обочины, переполненные мусорные контейнеры… Только ближе к центру этого сонного городка они наткнулись-таки на кафе, в которое захотелось зайти.
В кафе было восемь столиков. Свободных - два. Но один прятался в глубине, оттуда Машку никак не увидишь в окошко, поэтому, не сговариваясь, женщина и мальчик пошли к тому столику, что как раз напротив их красотки.
- Тебе чего: чаю, кофе или какао? Есть еще газировка всякая, но я в кафешках никогда не покупаю… Говори.
- А кофе со сливками можно?
- О, девушка, два кофе и мороженое. Будешь? Получится вкуснее, чем просто со сливками.
Машка стояла под окном, грустно заглядывая в человеческий мир музыки, мороженого и болтовни. Она тоже отдыхала. Небо укуталось в розовые облака, вечер тихонько оседал на город…
- Ваш кофе… - тетка в переднике, уже не слишком свежем, смахнула крошки со стола, поставила кофе и мороженое.
Тема возникшего разговора была совсем не для слабонервных. Алешка интересовался, видела ли Марина отрытые переломы, страшно ли это выглядит. Для медиков вообще нет «невкусных» тем, потому медсестра спокойно рассказывала о гнойных ранах, переломах, неправильно сросшихся костях…. Что надо сделать, чтобы кость не смещалась во время перевозки, как правильно накладывать швы… А мальчишка жадно впитывал новую информацию, прихлебывая маленькими глотками кофе из махонькой чашечки.
- А вообще я работаю в санатории сейчас, так что для меня вся эта чернуха уже далеко в прошлом, - маленькими глотками Марина отпивала раскаленный напиток. Потом все-таки не выдержала и тоже положила в чашечку кусочек мороженого, - но, однажды научившись перевязывать, уколы колоть, вывихи вправлять, уже не разучишься никогда.
- Я уколов боюсь. И еще – зуб дергать, - потупил глаза парнишка.
- Слушай, Опенок, допивай, и прыгаем в машину. В дороге еще поболтаем. А то мне ведь еще разгружаться. Пока ты дрых, я уже часть товара скинула в Тихорецке.
- А я спал?
- Как младенец. Ты не заметил, что сзади стало больше места? – на растерянном лице парня явно читался ответ, поэтому Марина хохотнула:
- Детенок ты еще! Поехали!
За соседним столиком три кавказца мирно и тихо ворковали на своем наречии. Как получилось, что эта троица вышла сразу за ними, почему ни Марина, ни Алешка не заметили, что весь их разговор внимательно был выслушан и проанализирован, уже не узнать. Но дальше все завертелось так стремительно, так беспросветно кошмарно…. Зачем их только понесло в это кафе?!
- Девушка! Твоя машина стукнула нашу! Кто так водит, да?
- Вы мне говорите? – Марину удивил тон, которым эта тирада была сказана. И хоть сто раз говорила себе сама: никогда не заводи таких разговоров, не ловись на крючок, но не удержалась, - моя машина не двигалась … без меня.
Настойчивый кавказец подошел вплотную:
- Ты так поставила машину, что не проехать, не пройти. Ты первый день за рулем?
Марина сделала очередную глупость, видимо, усталость брала свое, – она открыла машину, намереваясь сесть на свое место. Но грубая мужская рука схватила ее за шею и швырнула не в эту дверцу, а назад.
- Сидеть! И без глупостей!
С другой стороны в салон швырнули Алешку. Тот влетел лбом женщине в подбородок.
- Ай!
- Молчи, - небритая физиономия с водительского места цинично оглядела парочку, - жить хотите – сидите смирно.
- Марина, почему они…
- Щенок, я сказал, замолкни! Ты, женщина, правда, медсестра?
Марина кивнула. Сидеть было неудобно потому, как сидение было сложено для удобства перевозки узлов с трикотажем. Железяки впивались в ноги, но ситуация не позволяла двинуться ни рукой, ни ногой.
- А этот рыжик, - кавказец широко улыбнулся, - тебе не сын ли?
От улыбки глаза похитителя стали вдруг лучистыми и добрыми, а рот сверкнул золотыми коронками на весь салон.
- Нет. Племянник.
- Слушайте меня внимательно, - кавказец говорил со странным акцентом, картавя и пришептывая. Одновременно прохаживался циничным взглядом по женщине, начиная с шеи и заканчивая коленками, обтянутыми джинсами. Мерзкий взгляд мужика, на который любая женщина захочет сплюнуть всю свою униженную сущность.
Дверца машины открылась, и рядом плюхнулся еще один тип, до сих пор отчаянно жестикулировавший и гортанно объяснявший что-то по мобильному телефону.
- Поехали, Таус!
- Таус не умеет водить тихо, так что…. – Машка истошно завизжала колесами, и остаток фразы умер в ее отчаянии. Марина стукнулась о стекло, но промолчала. За пять минут она неуловимо изменилась – вытянулся и заострился нос, скулы покрылись нездоровыми пятнами, от улыбчивости и смешливости не осталось и намека. Алеша сидел рядом, соприкасаясь с Мариной бедрами. Тепло, возникающее в месте их соприкосновения, было больше чем ощущение человеческого тела рядом. Это – мостик между реальностью, кошмарной и мерзкой, и тем, что только недавно было нормальным человеческим существованием.
Плен
Их привезли в обычный захолустный двор колодцем. Пятиэтажки образовывали правильный квадрат…. В песочнице дрались три карапуза, пока бабушки на лавочке обсуждали свои проблемы. Там, за тонированным окном жизнь текла своим чередом.
- Ну-ка, нюхни, - тип вдруг резко протянул под нос марине какой-то пузырек, а второй рукой сделал резкий удар по шее. От неожиданности Марина дернулась, резко вздохнула и … обмякла. Ее рука безвольно повисла; пальцы, длинные и тонкие, казались белыми-белыми, неживыми.
- А ты, если сделаешь резкие движения, тут же пожалеешь, понял? – Таус снова улыбался, но это было больше похоже на оскал хищника.
- Я…
- Пошел вперед, голову вниз наклони, - сначала два амбала подхватили Марину под руки и выволокли из машины. Ноги волочились по земле, из правой руки выпал мобильник, мягко плюхнувшись на подорожник.
Алешку пнули сзади так, что он почти ткнулся носом в старый асфальт, машинально поднял мобильник, сунул в карман. Страшно было повернуть голову, а в голове тикало столько вопросов: как сбежать? Что будет? Что с Мариной?
Карапузы пищали в пяти метрах от него, отвоевывая желтую лопатку, над головой истошно чирикала пичужка…. никому не было никакого дела, что в десяти шагах творился беспредел! Подумаешь, баба напилась, и ее тащат домой под белы ручки! Эка невидаль! А паренек тоже пьян, раз спотыкается на ровном месте. Вот и все размышления окружающих.
Подъездная дверь скрипнула, вонючее жерло пятиэтажки проглотило их, ослепив своей безнадежной темнотой. На втором этаже справа открылась дверь, но мат, перемежающийся с гортанными выкриками, сработал так, как хотели кавказцы – дверь поспешно закрыли. Помощи ждать неоткуда!
На пятом этаже распахнутая дверь указала, где их ждут. На пороге стояла девушка лет двадцати, тоненькая и молчаливая. Она всего лишь сделала шаг, пропустив Алешу. Белое лицо, обрамленное шикарными черными волнистыми локонами, никак не отреагировало на появление нового человека, доставленного явно насилием. Алешка опять споткнулся, зацепившись за какой-то коврик, но девушка и не дернулась, когда он упал на одно колено рядом с ней.
- Ты не зыркай, а сюда иди! – Из комнаты справа зашипел на него Таус. Длинная, темная комната встретила странным тошнотворным запахом. Марина лежала в кресле, свесив руки до пола.
- Марина! – Алешка тормошил ее за плечи, тряс, как когда-то в саду старую сливу.
- Где я? – рывком сев, женщина огляделась.
- Ты как?
- Зачем мы здесь? Что им надо?
- Не знаю…
- Почему такой запах? – мягко соскользнув с кресла и потирая затекшую спину, она приблизилась к кровати. Под каким-то уродливым пледом изредка стонал парень, отвернувшись от всего мира. Марина приподняла плед – запах стал четче… Вонь была странная – то ли лекарственная, то ли … запах гниения.
- Женщина, ты, говорят, медсестра, - неслышными шагами подкрался мужчина лет шестидесяти. Седая аккуратная бородка, грустные глаза, пронизывающие до глубины души…. Казалось, что это сама доброта и печаль в одном флаконе. Наверное, это его сын стонал под пледом.
- Что с ним случилось?
- Это тебе знать необязательно. Выходишь – будешь жить. Умрет – ты умрешь тут же. Осмотри и скажи ребятам, какие нужны медикаменты, приборы, шприцы… Ну, я не знаю, что там надо… Учти, сбежать вам никто не даст, а здоровье попортить можем, если сами на неприятности полезете.
- Сколько ему лет?
- Семнадцать.
- Я осмотрю, но…, похоже, надо в больницу срочно!
- Напиши список, чего привезти, - старик развернулся и, ссутулившись, вышел.
- Белла! Присмотри и … дай бумагу и ручку.
Тоненькая девушка появилась в дверном проеме с тетрадкой и ручкой. Молча протянула все мальчишке, отдала и осталась стоять, не заходя в комнату.
- Помоги мне! – Марина осторожно откинула плед, потом размотала грязный бинт на бедре. Зрелище было кошмарным: рана полосой тянулась вдоль ноги, края развернулись и выглядели подсохшими, а середина раны как будто подернута белой плесенью. Парень стонал, метался в жару. Марина диктовала Алеше, что надо привезти из аптеки и, покачивая головой, осторожно, мягко и профессионально быстро ощупывая раненого. Странный запах волнами стелился от парня – то ли они мазью какой-то вонючей его смазывали, то ли рана гноилась. Алешка с трудом сдерживал позывы желудка, сглатывая противный комок и пытаясь не думать об этом. Когда медсестра также профессионально стала заниматься явно пулевым ранением правого бока, Алешка не выдержал – прижимая ко рту обе ладони, отпрыгнул в сторону.
Проведя весь осмотр, Марина вернулась к уже высказанному мнению:
- Надо в больницу, и срочно….. Просто срочно.
Но говорила она впустую…. Никому было слушать ее мнение. Вдвоем с Алешей, осторожно накрыв пледом стонущее и иссушенное болью тело, они передали список девушке, так и ждущей в двери. Та, кивнув, быстро ушла в соседнюю комнату; сказала на ходу на своем языке резкую фразу, смысл оказался понятен через минуту: откуда-то появилась громадная белая собака. Зевнув и почесав за левым ухом, туша свалилась на пороге, перегородив даже мысль о том, чтобы пройти за девушкой дальше по квартире.
Две уже знакомые личности вышли со списком из соседней комнаты, хлопнули входной дверью. Белла появилась в коридоре, но Марина не смогла привлечь ее внимание – девушка не отвечала и, вообще, кажется, не замечала пленников! Собака подняла голову, обнажила зубы, всем своим видом показывая, что вцепиться в горло кому-то – явление настолько обычное, что уже стало даже скучным. Жизнь опять подкинула гадкое испытание …..
Потянулись минуты ожидания. Марина села в одно из двух кресел, подогнув под себя ноги. Алешка последовал ее примеру. Между ними пылились на маленьком журнальном столике женские журналы. Вообще, это была явно женская комната: туалетный столик, журналы по вязанию, фотообои на стене с видом пруда, заросшего кувшинками. На полу красовался единственный предмет, претендующий на современность – толстое ковровое покрытие с такими же желтыми кувшинками как на фотообоях. От всего остального веяло бытом пожилой работающей женщины. Услужливое воображение рисовало картинку: вот она приходит с работы, неспешно садится в кресло, прихлебывая кофе или, скорее, травяной чай, звонит близким. Под ноги можно подставить вон ту маленькую скамеечку. Проходит с полчаса – пора в гости к телевизору: любимый сериал начинается. И так изо дня в день…. Теперь в этой комнате на кровати, без постельного белья валяется молодой парень, у которого смердят раны, а два ни в чем не повинных человека оказались здесь в незваных гостях или, скорее, в плену!
Марина осунулась, черты лица стали совсем другими. Всегда со смеющимися глазами, радостно протягивающая каждому дню руки, женщина помрачнела, лицо вдруг стало неживым, серым. Очень мерзли пальцы рук, хотелось подсунуть их под струю горячей воды, а на голову, наоборот, вылить ледяную…. За окном нехотя ночь окутывала планету. Темнота вползала в комнату черной кошкой. Тишина. Только слышно, как храпит на пороге собака, а в соседней комнате скрипело кресло или диван. Казалось, что время застыло…… Да, еще иногда парень на кровати у окна стонал и облизывал губы, хрипя. По коридору часто сновала туда-сюда девушка, но так тихо, будто бабочка крылышками по абажуру шелестела каждый раз. На обращения к ней не отвлекалась.
Алешку еще немного трясло где-то внутри тихой мелкой и противной дрожью. Почему-то разговаривать не моглось: как будто язык перестал подчиняться его воле. Тишина давила, очень недобрая и липкая тишина.
Когда в комнате стало совсем темно, около порога послышалось шуршание – Белла неслышными шагами подошла, пнула собаку и прошелестела немного скрипучим голосом:
- Ужин. Справа от столика есть выключатель от маленькой лампы.
Марина нащупала в указанном месте выключатель, щелкнула, и свет почему-то из-под стола осветил комнату и стоявшую в дверях девушку. В руках у нее было две тарелки с какой-то едой.
- Белла, мне надо …. в туалет. А я боюсь собаку.
- Возьмите.
Белла передала ужин, подождала, пока женщина все поставит на столик поверх журналов. Потом короткой и тихой командой подняла собаку, но из вида не выпускала
медсестру до тех пор, пока она не вернулась на свое место. Собака также заняла прежнюю позицию, опустив большое тело на тот же бок.
Еда была вполне приличной – по куску колбасы и по три вареные картофелины, ароматные, но холодные. Поев, Алеша ощутил, что перестал дрожать. И это объяснялось очень просто – раз кормят, значит, из этого кошмара есть выход. По крайней мере, сегодня они не станут пушечным мясом. Обведя в который раз глазами маленькую комнатку, Алешка заметил то, что не углядел раньше. Над фотообоями было несколько странных выщербин в стене, аккуратных дырочек. «Здесь стреляли!» От комнаты пожилой женщины смрадно повеяло смертью.
Незаметно тишина убаюкала и, уронив голову на плечо, мальчишка заснул. А Марина продолжала сидеть, каждой клеточкой своей ощущая ту беду, в которую они вляпались по ее вине. Что с ними будет теперь – сказать трудно. Помощи ждать неоткуда. Сбежать? А как? Парень метался на кровати все больше – видимо, боли с приходом ночи стали сильнее. Но помочь ему опытная медсестра никак не могла. Она вся ушла в свои мысли: как там дети, как внук, как сообщить, что она жива и пока здорова. Ведь будут думать, что разбилась….
- Вот, почти все, что писала, - Таус опустил на колени Марине пакет с медикаментами. Дальше уже ей некогда было думать и горевать. Когда она работала, все чувства и мысли куда-то пропадали. Так как помощников больше не было, женщина разбудила Алешу.
- Алеша, будешь мне ассистировать. Только не думай о нем. Представь, что парень - это манекен.
Через полтора часа эмоций не осталось совсем. Только следуя всем указаниям Марины, Алешка смог немного забыться, но вот колени предательски хотели согнуться и уронить его на пол. Раненый стонал так, что отзывалось где-то под сердцем. К полуночи все было закончено.
- Теперь он выживет?
- Не знаю…
- А нас сейчас отпустят?
- Терпи. Жди. И не канючь.
- Марина, - не выдержал Алеша,- я не пойму – что нас ждет?
Их едва слышный шепот привлек внимание: седой кавказец, теперь уже в спортивном костюме, вошел в комнату.
- Как он?
- Завтрашнее утро покажет. Я сделала все, что могла: и антибиотики проколола, и перевязку. Жаль, что для капельницы лекарство не нашли.
Седой наклонился над кроватью, постоял так пару минут. Когда развернулся, его взгляд был настолько тяжел, что по спине мурашки побежали. Не посмотрев даже в сторону Марины, Седой вышел.
Им кинули два одеяла в комнату. Молча. Потом влетела какая-то подушка, замызганная и драная. Надо было укладываться на ночлег. Одна надежда, что утром что-то будет в этой жизни лучше, чем сегодня.
- Эй, парень! – с порога комнаты на Алешу смотрел его сегодняшний похититель.
- А?... – холодок неприятностей опять потек по спине у мальчика.
- Иди сюда. У нас тут веселушка небольшая – у меня день рождения. Присоединяйся,
- кавказец лыбился своими золотыми коронками и, обняв мальчика на плечи, тащил в соседнюю комнату. Переставляя ватные ноги, мальчик сделал шаг.
В комнате сидело два человека – водитель Таус и еще один, маленький и грустный кавказец. Он откупоривал бутылку шампанского. Алешу усадили рядом с этим грустным («Зови меня Русланом, брат!») , налили бокал шампанского. Белла принесла блюдо с жареной курицей. Как-то все было странно. Неестественно. Неправильно.
- Брат, давай пей до дна. Почему за моё здоровье не пьешь?
- Я не умею.
- Ты не стесняйся. Сейчас попьем , поедим, потом кататься поедем. Мне друзья новую тачку подарили – смотреть поедем.
- А Марина? Тоже поедет?
- Нет, - хохотнул сосед справа, - у нас женщины наравне с мужчинами не бывают. Они – при кухне. Белла внесла кастрюлю с ароматной картошкой. Молча разложила по тарелкам. Потом принесла два батона. Разговоры смолкли – мужчины ели так, будто голодали неделю. Затем смели колбасу и сыр.
- Ты ешь, брат. Ты же нам почти брат, правда? Только рыжий,- снова толкнул его локтем грустный сосед.
Через полчаса на столе ничего не осталось. Бутылка шампанского тоже была пуста.
Сытые, довольные мужчины закурили…. Алешка понимал, что где-то таится подвох – все разительно отличается от того, что было только что, полчаса назад. Но додумать до конца мысль ему не дали: дружно подпинывая мальчишку то справа, то слева, мужчины вывели его из квартиры.
- Брат. Ты что-то не радуешься…. Я к тебе как к брату, - золотозубый переговаривался на русском с Алешей, а потом тут же переходил на родной язык и быстро-быстро говорил своим друзьям. Приобняв мальчика за плечи, золотозубый болтал без умолку. Так они и вывалились из подъезда. Алеша не успел и глазом моргнуть, как оказался в машине. Это была Машка. Таус снова прыгнул за руль.
- И-хэхей!!! Поехали кататься!
Машка пхыкнула от невежливого обращения, но тут же рванула с места. Улицы ночного города расступались перед мчащейся машиной. Сзади на хвосте висела еще одна – минивэн с тонированными стеклами.. Так они проскочили по главной улице, освещенной фонарями и иллюминацией: на деревьях висели световые гирлянды, как на елке в Новый год.
Убить и обокрасть, не ведая…
Город собирался спать, только молодые парочки, зябко обнявшись, прощались у подъездов. И дважды им встретились компании веселящихся молодых людей. От их веселья особенно чувствовалась странно-напряженная атмосфера в машине. Парни переговаривались на своем языке, даже не глядя на Алешу. «Что они задумали? Куда мы так мчимся? Почему ночью?» Вопросов много, а ответов – нет. Вот уже и город остался позади, темнота вплотную обступила дорогу. Только знаки иногда приветливо выскакивали справа, напоминая правила выживания на трассе. Разговоры смолкли – кавказцы что-то искали. Остановились они перед въездом на мост, о том тоже подсказал дорожный знак. Больше никакой информации Алешка не мог выудить из темноты южной ночи.
- Выходи, брат.
Минивэн не остановился, а поехал дальше, только медленно…
- Ты помоги нам немного, - Таус подошел и похлопал по плечу, одновременно закуривая.
- Что надо делать?
- Понимаешь, мы ждем одного еще друга. Сейчас откроем шампанское, а ты, когда я тебе крикну, останови машину. Выйди, выйди на дорогу. Только смотри, чтобы тебя не сбили…
- А какую машину?
- Я ж сказал: я тебе крикну…
Алешка сделал несколько шагов вперед, и тут же машина вынырнула из-за бугорка моста.
«Что же он молчит? Останавливать эту или нет?» - Алешка нервничал, не понимая своей роли в этом странном спектакле. Машина, проскочила мимо, обдав его мелкими брызгами и ослепив светом фар.
- Таус!
- Жди.
Вот опять сверкнул свет фар поднимающейся на пригорок мостика машины. Дорога здесь была в ямах и колдобинах, поэтому даже самые шустрые автолюбители не жали на газ изо всех сил.
- Останавливай, идиот! Быстрей!
Алешка выпрыгнул прямо под колеса от такого окрика. Завизжав тормозами, Субару резко остановился. Из окна высунулась лысеющая голова:
- Ты в порядке? Какого лешего ты бросаешься…., - тяжелый удар по голове остановил его речь.
- Нет! – бросился мальчишка к белоснежной машине, из которой парни быстро вытаскивали тело водителя. Дальше все происходило молниеносно. Машину тотчас же куда-то отогнали, Алешка оказался рядом с тем самым грустным Русланом, теперь тот уже не искал повода разговорить мальчишку. Сейчас он только отдавал короткие приказы:
- Поддержи его за ноги. Неси. Теперь повернись. На счет «три» бросай его с моста. Не будь телкой! Раз, два, три!
Тело упало в канаву, зашуршав каким-то мусором в темноте.
- Зачем? Что он сделал?
- Лоханулся… Пошли, нам надо ехать. Ты – молодец, да и кто же мог не остановиться перед таким … рыжим…. Поехали!
- Я не могу, - Алешка даже не сообразил, почему-то вдруг ноги стали совсем ватными. Он рухнул на колени, внутренности выворачивало наизнанку прямо на обочине. Мир рухнул – он сам помог убить человека! Он его выкинул в канаву! Он сейчас уедет и никогда не вернется помочь или что-то узнать о водителе, потому что и сам не знает, где находится. Убийца!!!
Ночные исповеди как лекарство
Когда Алешка снова вошел в комнату- темницу, Марина только взглянула на большие как блюдца глаза, волосы, торчавшие дыбом, трясущиеся пальцы….
- Говори!.. Не молчи!.. Говори!
- Я помог его… убить.
Марина обняла голову вздрагивающего мальчишки, выключила его сознание тихими словами. Так только мамы умеют:
- Тшш… Тихо-тихо… Мы сейчас сядем и ты все расскажешь, не держи в себе. Говори!
Алешка и не мог держать. Иногда подвывая, иногда вздрагивая всем телом, он выговаривался. Марина выключила ночник. В темноте было легче вспоминать и легче говорить… Ночь накрыла их исповедальным покрывалом. От пережитого иногда стучали зубы, и эта дрожь мешала произносить связные предложения. Теперь Алешка рассказывал уже все вперемежку – о поездке, о том, почему он один, о маме….Когда дрожь зубов у мальчишки становилась такой, что тряслось все щуплое тело, Марина начинала рассказывать о себе. О том, как родители разбились, и у них с братом осталась на свете одна родная душа – тетка. Старенькая и почти слепая, та воспитывала и учила жизни, частенько гоняя их тряпкой за шалости. О том, как умерла тетка у нее на руках, когда Марине было всего 16 лет. Брат был в армии, а девчонке пришлось стать взрослой – похоронить тетку и жить в домишке одной, боясь каждого стука ветки в окно. О том, как она потеряла все документы и ее чуть не выселили из дома…. Как ждала мужа, вечно ждала его с гулянок, попоек, из чужих постелей… Потом эстафету подхватывал согревшийся Алеша. Ему вдруг захотелось рассказать, что мама - очень хорошая, он ее очень любил, но…
- Почему «любил»? Она умерла?
- Соседка проговорилась, что она выбросилась из окна в тот день, когда бабушка ездила в последний раз к ней…
- Ты так странно говоришь… Как это? Надо надеяться….
- … соседка говорила, что она …
- У матери нет права даже умереть, если ребенок еще не стоит крепко на ногах. С тех пор, как женщина стала мамой, она всю себя подчиняет своим детям. С чего ты взял, что она умерла?
- Так говорили…
- Пока сам на могиле не побудешь – не говори о ней как о мертвой.
- Угу… но…
- Ты не должен…
- …мама любила смотреть, когда я рисую. А вечерами мы раньше часто пили чай из огромного самовара. Бабушка пекла пироги, Васильич приходил… Почему все так плохо? – снова начинал тихонько подвывать запутавшийся паренек.
- А я совсем не умела рисовать, зато пела так, что говорили: певица из меня получится! Потом заболела, и голоса не было три месяца…
… Они говорили и говорили, перебивая друг друга. Казалось, что утро наступит только тогда, когда эти двое вывернут свои души изнанкой наружу. Раненый спал, не тревожа их своими стонами. Что двигало в стремлении рассказать, поделиться сокровенным, выговориться? Почему это было так важно для обоих? Марина начала разговор с целью успокоить, отвлечь, найти время придумать план действий… А, как часто случается, чужая откровенность вдруг раскрыла и свои потайные шкафчики. Скелеты стали сыпаться из всех тайников души, не успев побыть мыслями, с языка слетали обиды и надежды… Что-то мрачное в глубине таяло, испаряясь на языке. Минуты бежали…. Уже рамка окна стала светлее, а пес на пороге принялся зевать и чесаться, привлекая внимание к нуждам своего организма. …. На полу, укрывшись одеялом, тяготясь тяжким сном воспоминаний, дремали мать троих детей и оставшийся один на белом свете мальчишка…
Утро принесло новости: за окном резко похолодало, в раму яростно колотила смесь дождя и снега. На полу было неуютно и холодно. Марина не выдержала первой – она встала к раненому. Пока измеряла ему температуру и пульс, пританцовывала от холода. Парень выглядел получше, но был такой бледный и слабый, что было непонятно, кто победит: он или раны. Алешка открыл глаза, но так хотелось не просыпаться… Вчерашнее навалилось на грудь огромным булыжником. Выть хотелось от содеянного.
- Привет, - Марина наклонялась до пола, потом тянулась к потолку. Кровь начинала двигаться чуть быстрее, - холодно очень.
- Да. Я тоже замерз.
Марина подсела поближе, наклонившись к самому уху. Левой рукой она крепко взялась за плечо паренька, правой сделала тихий предостерегающий жест.
- Ты должен убежать. Понял? Обязательно убежать!
- Как?
- Не знаю… Только здесь ты пропадешь.
Алешка вспомнил, что в кармане куртки лежит телефон Марины.
- Вот. Может, в милицию позвонить? – одними губами прошептал.
- Ух, как хорошо, что ты его нашел.
- Но он не работает.
- Я его отключаю в дороге. Так что это даже хорошо, что он не пищал. Теперь, - Марина нахмурила брови, обдумывая что-то, - я научу, как с ним обращаться.
- Я без тебя не побегу.
- Надо. Меня не тронут, пока я им нужна. А ты сможешь мне помочь…. Ты должен позвонить моему брату. Помнишь? Роман…
- Я без тебя не побегу…
Прошло еще двое суток, прежде чем они вернулись к этому разговору.
- Алексей, придвинься поближе…
Две замотанные в грязные одеяла фигуры сдвинули головы так, что согревали друг друга дыханием. В комнате уже невозможно было спать на полу – осенние холода давали себя знать. Теперь они ютились на креслах, поджав ноги под себя.
- Я буду говорить очень тихо – у Бэллы очень уж слух хороший! Ты должен убежать…
- Я…
- Подожди… Не перебивай! Я отправила брату три смс-ки и телефон сдох. Он поможет. Это точно. Только нужно знать адрес этого дома.
Марина прислушалась к дыханию раненого. Он всхлипнул, но потом опять тихо-тихо засопел. Ему становилось с каждым днем все лучше, и это настораживало. Что ждет их после? Когда он окончательно победит ранения?
- Ты ведь в отличие от меня выходишь за пределы квартиры. Так что надо изловчиться и узнать адрес. Тебе по-прежнему закрывают глаза, когда выходишь?…. Но я и вовсе не могу знать адрес этой дыры…
- Марина, а как ты передашь адрес брату?
- Не я. Ты передашь. Вот тебе номер, - женщина нашла руку парня. Скомканная бумажка перекочевала в его ладонь, - там плохо видно, но ты постарайся прочитать. Марина вдруг порывисто сжала пальцы товарища по несчастью.
- Ты… только постарайся… уцелеть. И вытащи нас отсюда.
За эти два дня и две ночи много с ними еще чего было. Алешку опять таскали с собой «братья». При этом не один раз упомянув, что это с его помощью они обзавелись белым субару. И что именно он останавливал на шоссе машины, и именно его видел водитель предыдущей машины. Теперь ему доверяют! Но…. он – главный подозреваемый в ночном разбое, а значит, им нужно держаться вместе…. И все же, выводя Алешку из подъезда, по-прежнему Таусова рука сильно наклоняла ему голову, только носки кроссовок видны были. А, возвращаясь сегодня после набега на киоск с водкой и коньяком, Алешка так сильно споткнулся, что плюхнулся в лужу. Оказалось, его кроссовки не выдержали позора последних дней, и подошва совсем оторвалась и просила каши. «Брат» Таус отдал ему свои утепленные туфли, похлопывая его по плечу: «Как можно так ходить, а? Я тебе отдам свои теплые туфли. У тебя нога меньше моей?» Туфли действительно оказались впору. Правда, они были в стиле кавказцев: с заостренными носами, начищенные до блеска, пижонские… Но теплые! Таус довольно потер руки, предложил по такому поводу выкурить «по паровозику». Так и выяснилось, почему иногда в квартире наступала странно-сонная тишина: выкурив травки, кавказцы впадали в полусонное состояние витания в наркотических снах. А, проснувшись, они накидывались на еду, неприхотливо сметая все, приготовленное Бэллой. Но с Алешкой просчитались: того так мутило, шатало и бросало из стороны в сторону после выкуривания сигареты с какой-то дурью, что даже вывод ночью на свежий воздух не помог. Пришлось сгрузить его в комнату как мешок. Парень проспал четыре часа, а перед рассветом Марина его разбудила поговорить….
- Ты присмотрись, кто менее быстрый, что ли…. От кого можно удрать. Но лучше хитростью действовать, м-даа… ,- Марина завернула пальцы внутрь сцепленных ладоней и задумалась. Полагаться на парнишку трудно – он практически ребенок. Но не было выхода. Нет у нее права сгинуть: ее ждут дома дети, а далеко, за тысячу километров отсюда ждет внук. Неужели она не сможет подержать на руках своего первого внука? Этого нельзя допустить.
- Как я смогу передать потом тебе, что дозвонился?
- Не знаю….
- Попробую узнать наш адрес сегодня вечером и позвонить.
- Да, Алексей, надо…
- Я так есть хочу…
- … рискнуть..… Есть?... В четыре утра?
- Угу. Аж живот сводит.
- Вот также я курить хочу. Давай поспим, может, сном заглушим…
Следующий день прошел как-то быстро и без того жуткого отчаяния, в котором парень пребывал все дни плена. Теперь вдруг начло приходить осмысление событий. В памяти возникали разные картинки из жизни в этом ее отрезке. Видно было, что кавказцы вообще-то не разбойники. Но, видимо, из-за раненого они вынуждены были здесь осесть и ждать. А чтобы быть сытыми и довольными, да и кровь погонять впечатлениями, они устраивали эти ночные вылазки. Для них не было большим грехом обмануть доверчивого или обокрасть имеющего деньги. Русские были заведомо людьми далеко не первого сорта, потому с ними не стоило церемониться. А между собой они обращались по совсем другим законам: Седого уважали, слушали его, склонив голову. Седой приходил два раза в день – утром и вечером, брал собаку и полтора часа гулял с ней. Бэлла прислуживала за столом и по дому, но ее никто не обижал, все ее хозяйские поручения выполнялись как-то сами собой: продукты и бытовые мелочи закупались и сгружались на кухне без споров и выяснений отношений.
Алексей этот день протянул до вечера, обдумывая план действий. Но когда грубый окрик позвал его в новые ночные приключения, в груди екнуло, дернулось что-то, и, оказалось, что он вовсе не готов к решительным действиям.
- Удачи! С богом! – женские теплые руки прижали его на секунду к себе, доверяя решать свою судьбу пареньку тринадцати лет. Ответственность уже не только за себя придала парню решимости, и где-то внутри отступил страх. Растаяла неуверенность. Надо выручать Марину. С этой мыслью он обошел белые лапы собаки, лежащей на пороге комнаты.
Вечерний промозглый ветер плеснул в лицо горсть мокрого снега. Довольно рано в этом году наступили холода, но оценить это парень никак не мог – все в его жизни в этот год менялось с такой скоростью, что ему казалось: все происходящее происходит не с ним. Он – жил с бабушкой, Васильич по выходным у них чай пил, перед сном планировался на завтра поход за ягодами в березовую рощу…. Вот картинки из его жизни, а сейчас – какое-то кино, в которое он попал и теперь вынужден играть чью-то роль. И каждая последующая серия круче предыдущей. Как отсюда выпрыгнуть? Как добраться до отца? Очень хочется прижаться к чьему-нибудь большому и теплому плечу и отдохнуть от кошмара….
- Эй, рыжий! А как тебя зовут? – Руслан хлопнул по плечу и приобнял. «Опять будут нагибать голову, чтобы я ничего не успел заметить!»
- Алексей.
Выйдя из подъезда в обнимку, как сильно захмелевшие собутыльники, двинулись к машине. Машка стояла совсем близко, надо было что-то придумать…
- Ай! – в глаза бросилась какая-то выбоина на асфальте. Повинуясь едва мелькнувшей мысли, дернувшись, как в замедленной съемке, Алеша так поставил ногу, что она подвернулась, и он выскользнул на тротуар из-под контроля «брата» Руслана.
- Э… Ты чего падаешь?
- Ох, нога! – Алексей изобразил боль на лице, хотя никаких болевых ощущений не было. Но зато теперь у него прямо над головой освещалась табличка: «Советская ул. №162» Увидел, увидел, увидел!
- Давай шевелись!
- Уже иду….
Первая часть плана была осуществлена, даже настроение поднялось. Потом была дорога из узких неосвещенных улочек. Машку бросало из стороны в сторону – Таус пытался на приличной скорости обогнуть в темноте все выбоины. Два стука об дверцу головой примирили его с действительностью, и он снизил скорость до черепашьей. Попетляв немного, остановились у высокого забора из железных прутьев. Таус вышел. Руслан остался в салоне. Достал из бардачка диски, поставил музыку. Но песня в исполнении Аллы Пугачевой не понравилась. Проскрипев что-то невразумительное, Руслан перешерстил все диски и нашел танцевальную музыку, почему-то неприятную Алешке в такой неподходящий танцам вечер. Ждали они долго. В соседских домах уже погасли окна. Собаки, и те брехать перестали. Мотор у машины тихонько урчал, согревая их машинным теплом. Алешу сначала немного утомляло бездействие – он только настроился на решительные поступки, потом он стал придумывать доводы, которые помогли бы ему отлучиться на полчасика из-под контроля. Чтобы иметь шанс позвонить Роману…. Неужели тогда все закончится?
Побег
…Таус шуганул околачивающуюся около машины белую собаку с обреченным взглядом. Псина тявкнула, но отпрыгнула в сторону. И снова дорога, едва освещенная редкими фонарями…. Дальше происходили какие-то необычные события: Таус купил шикарный букет белых роз в ночном цветочном магазине, потом снова долго петлял по ночным улицам, выловил на выходе из кафе девушку в блестящей куртке. Алексей и Руслан из машины наблюдали, как он обхаживал девушку, чем-то павлина напоминая. Потом вдвоем с этой длинноволосой блондинкой вошли в кафешку, которую незнакомка отперла своим ключом…. Ничего хорошего и сегодняшнее начало не сулило. Алексей почувствовал: пора. Ладони вспотели липким и холодным потом, сердце заколотилось так, что невозможно стало дышать.… Надо решаться. Правая рука нащупала ручку на дверце и плавно, медленно до судорог потянула ее на себя.
- Эй, рыжий, ты чего притих?
- Руслан…. Я …. это…. мне выйти надо.
- Потерпишь!
- Ну, пожалуйста!
- Ты чего, совсем оборзел? Сядь!
- Мне надо…. в кустики. Я быстро, - легкий щелчок доказал: обратного хода нет. Дверь открылась. Алексей вытек из салона; сердце колотилось так, что он не слышал , как матерился и орал Руслан. Лишь увидев его злое лицо уже снаружи Машки, парень взорвался. И сразу успокоился, как будто резкий сквозняк выдул из него страх и неуверенность – пора бежать!
- Руслан, не ори. Я вернусь через пять минут.
Прыжок в сторону - куст сирени принял его как родного. Мокрая листва успела лизнуть лицо, но вдруг куртку сильно дернули сзади.
- Пацан! Ты решил, что можешь ноги сделать?... Мы к тебе как к брату. Скотина, в салон!
- Руслан, отвали!
- Ах, ты…
Рука сама нашла лицо Руслана – хрясь! Тут же получив ответный удар в плечо, Алексей дернулся изо всех сил и прыгнул в кусты. Мат и гортанные ругательства, хлопок, мокрая листва по лицу… Ноги несли, не разбирая дороги, глаза не осознавали то, что видели. Еще хлопок где-то за спиной. Ой!.. Кусты кончились неожиданно крутым обрывом. Не успев затормозить, ноги только малодушно согнулись в коленях. Земля запахла где-то очень близко. Остановиться было невозможно – кубарем и просто на пятой точке Алексей стремительно летел вниз по круче. Ветки хлестали по лицу, плечам, ноги разъезжались на когда-то выжженной, а теперь мокрой от дождей траве…. Разглядеть что-либо впереди было невозможно. Чпок! Хрусь! Налетев на что-то в темноте плечом, паренек не успел увернуться и от выросшего на пути широкого пенька, коленкой приложился со всего разбега к остаткам дуба…. Вспышка света в глазах сменилась темнотой, удивлением: что это было? и жуткой болью в колене… Осев на грязную жижу позднеосеннего ковра, Алексей тихонько завыл, ощупал дрожащими руками ногу. Больно, но хотя бы не сломана! Удар пришелся под колено, кость выдержала. Надо двигаться дальше. Погони не будет, но надо дозвониться до Романа. Блин! Куртка осталась в руках Руслана, а в ней мобильник! Жаром безнадежности обожгло это открытие, но тут же мелькнуло лицо Марины: «Бумажку с номером Романа положи в носок. Так вернее будет». Пальцами нащупал бумажку в носке. Боже, как холодно! Руки, мокрые и противнохолодные, подсказали, что без куртки он скоро даст дуба – не август, однако! И где он? Куда идти? Вокруг такая жуткая мокрая темень. Выставив вперед обе руки и сцепив зубы от боли в колене, парень сделал несколько шагов вперед. Руки уперлись во что-то металлическое, какой-то железный вертикальный прут. Еще один. Еще…. Кладбище!
Побродив по пристанищу умерших еще полчаса, Алешка выбрался на пустырь. Ура! В нескольких метрах от него горел костер! Просто подарок судьбы. Подтягивая ногу и трясясь всем телом, Алеша двинулся к огню. У костра сидело двое.
- Садись, парень! А ты че такой… Случилось чиво?
- Можно я погреюсь? Зз-замерз.
- Эт, щас нальем, - судя по заплетающейся речи, эти двое уже давно «грелись»! Старик выглядел отвратительно: седая всклокоченная борода торчала во все стороны, у куртки был оторван левый бок и болтался, на ногах то ли драные валенки, то ли изношенные сапоги. Но самое главное, от старика разило за километр перегаром и какой-то еще мерзостью. Этот запах перебивал горечь прелой листвы, дым костра, вонь непросыхающего горла старика… Огонь осветил давно немытое опухшее лицо, пьяные глаза и отвисшую нижнюю губу.
Алексей сел. Идти дальше все равно не было сил. Болела нога, во рту пересохло и замерзло все, вплоть до зубов. Вторая фигура не двигалась все это время. Но по позе и чему-то еще Алексей понял, что это девушка. Она полусидела-полулежала, облокотившись об большую коробку.
- Ирка, налей человеку.
- А в-вы здесь д-давно сидите?
- Ирка, налей!
Фигура пошевелилась. Качающаяся голова икнула. Потом оказалось, что это – девчушка немного старше Алексея. Помятое и безликое лицо посмотрело на пришельца пустыми глазами. Через пару минут в руках у Алешки оказался стакан, а Ирка наплескала в него немного из бутылки. Остаток опрокинула в себя.
- Пей, чё ждешь?
- Что это?
- Па, он, чё, придурок?
- Дочь, и мне плесни… И дай ему… чего-нибудь. Он совсем раздет… А ты, не дури: пей. Здесь нельзя не пить - холодно. Водка хорошая, братан угостил. Мы с дочей вечерком выпьем и до утра спим. А утром…ик… опять греемся.
Ирка оказалась молчуньей, а вот старик чрезвычайно словоохотлив. Он проследил, как мальчишка пытался тихонько высосать водку из стакана. Пресек безобразие, потом проруководил процессом, подсунув в качестве запивки сок из банки. По горлу, желудку и всем внутренностям поползло тепло. Старик все комментировал, сдабривая свою шепелявую речь русскими выражениями. Рявкнув еще раз на дочь, заставил принести куртку, бывшую когда-то голубой. Она была мала на пару размеров, но сейчас это было совсем неважно. В теплой вязанной Риммушкиными руками жилетке было замечательно две недели назад. Сейчас она не спасала.
- Вот и посиди с нами. Мы послезавтра переедем в новую квартиру. Да. Ик…
- Па… Не трепись ты всем!
- А почему не сказать хорошему человеку?
- А сейчас вас выгнали, что ли?
- Нет! Врешь! Просто там жена чего-то мухлюет…. Мы ей мешаем. Но она нас позовет. Она – хорошая, хоть и стерва, - тут старик наклонился к уху мальчишки, - ты не говори, что она – дрянь-баба. Ирке она все ж мать!
- Па!
- Дочь, ты поспи, а я п-поговорю с человеком… Она очень любила мать, а та нас на улицу выгнала, квартиру поменяла… или продала, паскуда!... и сбежала. И мы уже месяц здесь живем. Но ты Ирке ни гу-гу! Я ее все равно найду эту дрянь. Ты пей. Пей…, - неожиданно старик уронил голову на грудь и затих.
Костер потрескивал и выбрасывал искры во все стороны. Странно было находиться в обществе этих выплюнутых городом людей. Немытых, вонючих, пропитых до кончиков волос, но со своими переживаниями и, между прочим, отзывчивыми – куртка и водка согрели беглеца. Только мозг затуманился, согревшись…. «Позвони Роману!»
«Как же я забыл! Надо бежать. Снова бежать!» Алешка зевнул, огляделся… Старик сопел во сне, сильно наклонившись вперед. Девчушка спала, свернувшись калачиком на каких-то ветках. Даже костер, и тот уже спал. Только у него еще важное дело есть на сегодняшнюю ночь.
- Разрешите позвонить, пожалуйста! – в дежурку забарабанило какое-то странное существо. Куртка грязно-голубого цвета, из которой торчали худые грязные руки, взъерошенная шевелюра рыжего цвета горела волнением. Только 5-40 утра…
- Опять на кладбище алкоголики порезвились, а к утру кого-то в живых недосчитались, - зевнул старший лейтенант Зорюхин, - Саш, спровадь его, а…. Так лень тащиться на кладбище на вызов в такую рань.
- И-эх, - ответил зевком на зевок толстый и ленивый Саша. По званию он младше Зорюхина. Значит, на него сейчас свалится радость от пробежки на кладбищескую сходку, чтобы опознавать труп, вызывать труповозку…. Ну когда же это дерьмо закончится? Как надоело при этом кладбище служить! Хоть бы один приличный человек постучался в эту дверь, а не жертва алкогольных разборок!
- Ты кто? – паренек никак не тянул на алкоголика или дитя алкоголиков. Лицо довольно разумное, хотя одежда ….. мда…. Голубо-грязная куртешка явно не с его плеча, вся перепачкана глинистой грязью с кладбища. Что за новый подарок судьбы?
– Чего надо?
- Мне очень надо позвонить. Пожалуйста!
- Кто-то умер?
- Нет. Но Марина в опасности…. Только один звонок!
Утренняя прогулка среди рядов могил отменилась – это уже хорошо. На радостях Саша, даже не задумываясь, впустил раннего гостя к телефону. Но, уходя в сторону дивана, решил-таки прислушаться к разговору.
- Роман! Я – Алексей. В общем, я с Мариной ехал… Да? Вы знаете?... Нет, она жива, просто телефон я потерял…. из милиции…. да. Советская, 126.… этаж пятый, а подъезд …угловой, и квартира…. Что? Да, сейчас…. Вас просят поговорить, - и мальчишка передал трубку заинтересовавшемуся младшему лейтенанту. Тот уже стоял рядом, с интересом пытаясь понять обстановку.
- Младший лейтенант Порошин слушает. Да! Слушаю, - лицо вытянулось, сон окончательно рассеялся, - да, товарищ генерал. Да. Слушаю. Одну минуту.
«Вау! Роман – генерал?! Ничего себе!»
Дальше все происходило быстро и стремительно, но четко, без суеты и лишних движений. Алексей не совсем понимал, что происходит. Но внутри все успокоилось. Наблюдая со стороны за быстрыми и уверенными движениями милиции, мальчишка чувствовал себя внутри киношного боевика. Видимо, все знали свои обязанности на зубок - очень уверенно действовали люди в форме. Только сам совсем не был похож на юного спецназовца- ощутилась боль в колене, острое чувство голода и холод ног в промокших туфлях. В милиции сначала хотели оставить на диванчике спать, но потом старший лейтенант Зорюхин решил отвезти его к себе домой.
… Утро встречало их уазик туманом и свежестью. На краю города в маленьком голубом домишке уже мычала корова, и кричал хриплый петух. Дорожка была подметена только что, несмотря на раннее утро. Хризантемы караулом выстроились вдоль подмерзшей лужицы, а около крыльца серый кот лениво и томно выгибал спину, встречая хозяина….
Спать в домашних условиях
- Ты отдыхай, после поговорим, - крикнул на бегу Зорюхин Алексею.
- Ты позавтракай сперва, - жена у Зорюхина была такая смешная: маленькая, толстенькая, смешливая в сарафане в горошек. Но после двух стаканов парного молока и бутербродов Алексея так разморило, что разговаривать с милой женщиной он уже не мог – язык заплетался.
- Тебя Алексеем зовут? Подойди – ка. Примерь вот эту куртку. Я купила сыну, а он вырос за лето так, что она совсем мала стала. Так и лежит неношенная…. А тебе впору! - Алеша уже не удивлялся… ничему не мог ни радоваться, не удивляться щедрости и радушию посторонних людей. Он хотел спать. На кровати. В тепле. Под одеялом…
- Ты совсем сонный. Пойдем. Я постелю тебе на террасе. Там хорошо спится. Свежо, но одеяло я дам пуховое… А то мои оболдуи сейчас проснутся в школу, и разбудят… Пошли, куртку можешь здесь оставить.
- Спасибо…
- Спи. Я отправлю их в школу, а потом буду в саду. Выспишься – там и найдешь меня. А штаны дай…. Да не смотрю я на тебя!... давай! И ботинки…. Ой, совсем сырые!
Что еще она щебетала женщина в горошек, мальчишка не слышал. Голос звучал где-то далеко, как сквозь вату. Ароматно пахнущая сушащимися травами терраса приняла сонного паренька, обняла и нашептала сладкие сны. Нежданный подарок – куртка - так и осталась зажатой в руке.
- Спит еще? Покорми меня, Люда…. Да, дельце оказалось серьезным. Скольких обчистила эта группа?...
Постепенно разговор мужа и жены втек в сновидения настолько требовательно, что, повернувшись на жестком диване, Алексей прислушивался и обдумывал услышанное, не заметив, как проснулся. Разговор не сулил ему спокойной жизни. Жаль – слышно было плохо, и только голос старшего лейтенанта. Жена говорила тихонько, у нее вообще тихий и мелодичный голос. Из того, что просочилось сквозь стены, Алексей понял: все уже закончилось. Генерал давно был готов к решительным действиям, Марина в порядке, в квартиру нагрянули сразу и группа ОМОНа и милиция. Вот только надо выяснить все разбойные нападения этой шайки.
- Помнишь, твоего одноклассника в канаве нашли, а машину угнали? Вот. Это их рук дело!
И разбой в цветочной палатке на рассвете….
Снова под ногами горела земля. Как хотелось, чтобы все было по-прежнему: мама, бабушка, Васильич с его удочкой и соседский Пират…. Единственный человек на свете, который может признать Алешку – его отец. А кому нужен сын, почти законченный разбойник? Вот то-то и оно! Ведь, к сожалению, он, Алешка, в части этих разбоев принимал наиживейшее участие. Ему не отвертеться! Этот мужик в канаве – его рук дело! Щеки горели стыдом - его преступлениям даже есть свидетели.
Тихонько, чтобы диван не скрипнул, Алексей сполз на пол. В ногах у него лежала та самая куртка, что поутру ему подарили.
«Надо ее оставить здесь. Я ее не возьму!» Но одного взгляда в окно было достаточно, чтобы усомниться в таком опрометчивом решении: снег хлопьями валил с неба, укутывая землю и цветущие хризантемы. «Как все надоело! Как заяц – вечно в бегах». Непонятно было, сколько он проспал и который сейчас час. В такую погоду приятно сидеть в теплом доме и наблюдать из окна за слякотным первым снегом из окошка….
Хрря-ясь!
- Ой! Наша груша! Ты посмотри…. От этого снегопада та-акая ветка отломилась. Ой, как жалко!
- Да…. Пойду посмотрю, может что-то смогу спасти в саду.
- Да что ж в этом году снег-то такой ранний! Ты лучше постряхивай снег, а я груши соберу.
- Только не таскай, а то раньше времени родишь…. Я приду – отнесу груши. И оденься потеплей…
Хлопнула дверь. Под окном прочавкала мокрым снегом чья-то фигура.
Алексей на цыпочках пробрался в дом – забрал джинсы, заботливо вычищенные и спокойно висящие на стуле. А вот туфли пришлось поискать! Алексей обшарил все уголки, заглянул даже в шкафчик, где могла стоять обувь. В отчаянии выглянув в окно – показалось, что скрипнула калитка – одновременно путешественник обнаружил свою обувь, сушащуюся на батарее под подоконником.
На крыльце кто-то затопал обувью, стряхивая липкий навязчивый первый снег. Ноги топали, загоняя Алешкину совесть под крыло страха разоблачения. Сначала в соседнюю каморку, потом за шкаф, потом за штору…. Очень хотелось спрятаться! Так отчаянно хотелось, что даже ноги хозяйские испугались и ушли куда-то….
Наспех влезть в джинсы, застегнуться, натянуть теплые туфли на ноги – пять минут от силы. Поколебавшись еще пару минут сомнениями: брать куртку или нет - Алексей обнял ее и рванул на выход.
Вперед, к отцу!
…Еще пару дней он упорно добирался до своей цели. К сожалению, его замечательный рюкзак исчез безвозвратно. Но вот адрес отца он помнил. И два дня трясся в электричках, планируя свой путь на всех узловых станциях. К концу первого дня его вдруг нашел первый привет из солнечного Кисловодска: в жилетке, что подарила тетя Римма, вдруг зашуршали те самые две тысячные купюры! Почему они так тихо себя вели все эти дни? Это уже неважно… Как же хорошо и сытно жить, когда в руках есть деньги! Мысленно поблагодарив Захарыча и его заботливую Риммушку, Алешка на радостях купил три беляша и два стакана чая, а потом вкусный блин с мясом. К концу второго дня он уже въезжал в Москву. Казанский вокзал встречал его хмурой слякотью и горстями снежной хмари в стекла вагона. Электричка согревала на прощанье теплой лавкой попу, но город манил и звал и огнями сквозь мокрые хлопья, и встречей с отцом и ближайшим окончанием всех скитаний. Осталось немного: пересесть в другую электричку, добраться до Мытищ… Вот только уже дело близится к полуночи. Куда же идти под снегом и в таком огромном чужом городе? На перроне он один стоял, оглядываясь и ошалело тычась во все стороны. Остальные спешили, на ходу невнятно отвечая на его вопросы. Город и вокзал жили совсем не по провинциальным законам: ночь здесь начиналась не с приходом темноты, а людей было столько, что в голове не укладывалось: почти полночь и так много спешащих женщин, стариков и даже детей.
- На пятый путь прибыл фирменный поезд «Кавказ» из Кисловодска. Повторяю….
Точно! Рядом стоял поезд, на который он несколько недель назад пытался купить билет. Зелененький, пыхтящий жаром пройденной дороги…. А кто это идет по перрону? Не может быть! Так не бывает! Это был второй привет из города Солнца, винограда, длинноухого Степана и города взросления Алексея – по перрону шла Кристина!
Приветы из солнечного города
- Кристина!
Высокая фигура в ярко-белой куртке застыла, растерянно обвела глазами перрон со спешащими в ночь людьми. Только один человек стоял неподвижно. И смотрел из-под капюшона на Кристину долгим взглядом малознакомого человека. Мальчишка лет восьми не рассчитал и ткнулся ей в куртку.
- Ты зачем остановилась? Нас папа ждет!
- Погоди, Денис.
- Кристина, - Алеша подошел поближе, и только тут осознал, что она вполне может его и не узнать. Ведь она-то его почти и не видела! Когда плакала – вообще вряд ли что-то осознавала, потом - при матери - была сонной, а последнее мгновение было слишком коротким… Но она остановилась, значит, надо что-то сказать…
- Ты меня позвал?
- Да. Я – Алеша, был однажды … у тебя… Но ты не помнишь, наверное… Я пришел тогда с Надей…. Просто так рад видеть кого-то из Кисло….
- Это опять ты?.. Ты меня преследуешь, что ли? – Резкий взмах копны черных волос выдал, насколько эта встреча была ей волнительна. Девушка вцепилась взглядом сквозь пелену снежных хлопьев в незваного встречающего. Несколько минут слушала его сбивчивые объяснения, нервно стряхивала с волос снег… Денис тряс за рукав Кристину и мешал ей сказать что-то важное в ответ Алексею. Неожиданно сменив гневный тон на улыбку, прошептала:
- Тссс… Ничего не говори, я все сама объясню.
За спиной у Алексея выросла огромная мужская фигура:
- Кристина, Денис! Вы здесь долго болтать будете? Нам еще ехать почти час.
- Дядя Витя, меня тут еще брат моей подруги встретил. Но он не успевает домой вернуться. Можно ему одну ночь переночевать у вас? А утром уедет?
- Разумеется. Только в его распоряжении окажется пол – все диванные места будут заняты, - огромный дядя Витя смахнул с плеча у сына целый сугроб снега и легко подхватил Кристинкин чемодан, - ты согласен, «брат подруги», на жестком спать?
- Да…., - озябшие пальцы Кристины сжали его правую руку.
- Тогда быстрей двигайте к машине, а то мы сейчас сугробами станем. Денис, не спи на ходу! – мужчина пошел вперед, рассекая мощным телом ноябрьскую непогоду. Чтобы успеть за ним, пришлось прекратить разговоры и шлепать по жиже, не оглядываясь и не думая. Огромная серебристая тойота проглотила и Кристинкин чемоданчик, и Кристину с Денисом на заднем сидении. Алешке повезло как никому – он сел рядом с водителем. Шикарно! Следующие полчаса Алексей не слышал, о чем тихо переливался разговор от водителя к Кристине – он пожирал глазами Москву. После площади трех вокзалов тайота петляла по неоновым улицам, потом вдруг выскочила на шоссе, в столь поздний вечер совсем не пустое… Машины убегали от них, на прощание мигая красным светом, дядя Витя ехал довольно осторожно и тихо. В салоне было так тепло и уютно, что через пять минут Дениски уже не было слышно – он заснул на заднем сидении, повиснув на ремне безопасности. Остальные дальше ехали молча, боясь разбудить бедолагу.
Три поворота вглубь дворов и двориков, и они остановились у подъезда дома из красного кирпича. Кодовый замок преградил им путь в подъезд.
- Инна, это мы, - дядя Витя придерживал сына, Алеша нес Кристинин чемоданчик.
Встретила их высокая женщина в лиловом халате. Волосы цвета спелой ржи укрывали фигуру почти до колен. С гостями успела только парой слов переброситься - Дениска совсем раскис и хныкал по всякому поводу: сапог не расстегивается, джинсы внизу мокрые…. Уводя ребенка, хозяйка лишь успела сказать, чтобы они шли на кухню – ужинать. Дядя Витя тоже быстро снял верхнюю одежду и исчез. Видимо, переодеваться в домашнее…. Кристина и Алеша остались вдвоем и, оглядевшись, онемели.
Еще одна ночь исповедей
Сказать, что прихожая и коридор были красивые – это ничего не сказать! Стены серого бархата, огромное зеркало в тяжелой деревянной раме, мягкий ковер под ногами, лампочки не обычные, а как маленькие звездочки на потолке… Все было такое изысканное и дорогое, что Кристина не удержалась и провела по стене рукой – хотелось ощутить тепло бархата и реальность такой обеспеченной жизни. Ванная персикового цвета с теплым полом и запахом сандала, который появлялся , стоит только войти в нее – покорили Кристину окончательно.
- Блин, живут же люди!
- Посмотри: они любят слоников. Все в ванной в виде слоников – и мыльница, и коврик и даже… кран в виде головы слона!
- Обалдеть! А как им пользоваться-то?
Вдвоем они учились регулировать температуру и напор воды, жутко боясь сломать такое чудо! Вау! Сколько ароматных баночек и бутылочек на полке! Это же целый магазин! Кристина понюхала две баночки и тихо застонала… Как-то нелепо и не к месту на стиральной машинке, притаившейся в углу, стояло ярко-оранжевое ведро с лейкой, вертолетом и бегемотиком синего цвета.
На кухне их ждали еще сюрпризы: стеклянный столик был сервирован к их появлению блюдом с бутербродами – маленькими многослойными башенками из хлеба, колбаски, сыра и какой-то зеленой ягодкой сверху. Еще были какие-то вкусности, накрытые крышками. Большой серебристый чайник бурлил, вещая о своей готовности.
- Как в музее…
- Или во дворце…
- Даже дышать стесняюсь, - Алешка переводил взгляд с одного предмета на другой, всей шкурой ощущая запах своего давно немытого тела и жуткую неуместность себя здесь.
- Так, ну давайте перекусим чуток и спать, - на кухне появился хозяин. Быстро ткнул что-то в микроволновку, сдернул с салатниц крышки, отточенными движениями разлил всем чай в синие чашки, - мне завтра вставать рано, так что все разговоры перенесем на утро, ладно?
Вот чего-чего, а спать хотелось только ему. И Кристина и Алеша с удовольствием продолжили бы исследовать квартиру, но их развели по комнатам. Алешке достался диванчик в комнате с огромными книжными шкафами и тихо урчащим компьютером.
- Ты в компьютер не лезь. Он сам выключится через десять минут. Туалет, ванную найдешь? – У хозяина явно косил один глаз. Видимо, спать он и впрямь хотел ужасно.
- Да. Спасибо.
- Отбой.
- Спокойной ночи.
- Кристина, до завтра.
- Да, дядя Витя. Спокойной ночи, - девушка улыбнулась и неожиданно долгим взглядом проводила хозяйскую спину. Ей было очень приятно такое обращение- «как со взрослой». Никаких сюсюканий, все очень четко и без лишних церемоний: поели – вымыли посуду – разошлись по спальным местам. Чистые полотенца – в ванной в шкафчике, курить – только на балконе и тепло одетыми, туалет для кота оставлять незакрытым, иначе потом самим за ним убирать, когда он нагадит в отместку на кухне… Всю жизнь мама считала ее маленькой, решала за нее , что носить, с кем дружить, куда поступать после школы. Ей была протоптана дорога в медучилище – «Станешь медсестрой, а потом косметологом, как я. Сытно и самая красивая женская профессия!» Замуж предполагалось выходить не раньше двадцатилетия, детей - не больше двух…
- Ты спать собираешься? – От громкого шепота Кристины Алешка выронил книгу, которую разглядывал. Та спланировала на ковер, не издав ни звука. Длинный ворс съедал все звуки.
- Не-а, пока что не хочется, - признался мальчишка. Кристина была уже в спортивном костюме и тапочках на босу ногу.
- Пойдем на кухню. Разговор есть.
- Пошли.
- А как ты попал в Москву? С тем же поездом? А где вещи? – плотно прикрыть дверь кухни почему-то не получалось. Промучившись минут пять, ребята решили поговорить на балконе. Накинув куртки, отперли дверь на балкон и захлебнулись свежестью прохладного вечернего воздуха.
- Тут холодно. Долго не простоишь…
- Да, но мне нужно тебе кое-что сказать….
- Ты босиком….
- Да, ногам холодно. Я сейчас вернусь…
Девушка неслышно сходила в прихожую еще и за сапогами. Теперь ничто не мешало разговору. Два уютных летних кресла как будто специально для них оставлены на балкончике.
- Так как ты оказался на вокзале, ты же ехал в машине…. Я видела тебя.
- Да, я ехал с Мариной, но … Когда ты обратно, в Кисловодск?
- А я туда не собираюсь, и … тебе не советую. Ты там в розыск объявлен.
- Как? Кем?
- Так, давай-ка сначала…., - Кристина вздохнула и поправила прядь иссиня-черных волос, - моя мама тебя разыскивает через милицию. Я заявила, что ты украл те самые бабкины драгоценности из шкатулки.
- Я? Украл? Я ничего не брал! Честно!
- Тише, дурень! Перебудишь всех. Я знаю, но не могла же я сказать, что это я сама их взяла. Кулон и кольцо отдала этому идиоту фотографу, а остальное… я же не думала, что мама так быстро хватится украшений. И не предполагала, что они взаправду такие старинные. Блин! Мать из меня душу вынула – что случилось, что произошло?
- Но я не брал…
- Надо было на кого-то стрелки перевести, а ты так удачно подвернулся. Вот еще понять бы, откуда взялся этот громила? Он меня преследовал, пытался запугать, я еле смогла от него отбрехаться. Знаешь, по его словам, кольцо не очень старинное, а вот кулон… якобы черкесской княжны…. Мама так плакала. Ей это досталось по наследству от погибшей старшей сестры. А мне должно было достаться в день свадьбы.
Несколько минут молчания повисли тяжелой ношей на плечах. Алешка ощущал, как горели щеки. Его так легко обвинили в воровстве, причем нарочно. Никогда не брал он чужого, никто не мог ему такое в лицо страшное обвинение бросить. И вдруг эта девчонка перед всем белым светом так его опозорила. За что?
А память девушки подкинула ей картинку того дня, когда вечером после тяжелого разговора с мамой, она сидела на лавочке у дома. Подъехала машина, высокий мужчина спросил, как найти Кристину… Потом он не отпускал ее два часа, говоря, что перевернет весь дом и найдет еще «камешки с кровавым следом». Якобы, они краденные… Зудел в ухо, пугал дружками, даже в ухажеры набивался. Но он просчитался – родословную этих камней обесчестить было трудно: они уже пять поколений передавались старшей дочери в их семье. Кристинка старалась изо всех сил его прогнать или хотя бы спрятать кустами от бдительного ока мамы. Но она все равно поняла, почувствовала, что мое сердце неспокойно. Увидев, как целый квартал на хвосте плелась его машина, мама совсем расстроилась и растерялась…. Пришлось напрягать фантазию и убеждать, что это непризнанный поклонник чудит. Мама, не понимая, что, собственно, происходит, испугалась, боялась вечером в сад выходить.
- Ты и Наде все рассказала так же?
- Да. И никогда не изменю своих показаний. Эти кольца и серьги так и сяк должны были достаться мне. Вот и пусть у меня похранятся… А тебя я уже не думала и встретить. Так что в Кисловодск не суйся, я не хочу вытаскивать эту историю наружу.
- Надя и тетя Вера считают меня вором.
- Они тебе что, родные? Почему это важно? Ты, вообще, откуда?
- Из Лазоревки.
- А как тебя в Кисловодск занесло?
- Надо было…
- А сейчас возвращаешься домой?
- Нет.
- Я тоже не вернусь.
- Вообще?
- Да.
- А мама?...
- Она и отправила меня к дяде Вите – это ее брат, чтобы подальше от неприятностей…. А эта громила – единственный, кто не поверил, что ты украл. Представляешь, все поверили, даже менты, а он считает, что я сама спрятала остальное, что в моем доме надо просто хорошенько поискать мои заначки украшений…. Его так и не смогла я убедить, что все у тебя. Вот мама и отправила меня сюда заканчивать школу. Дядя Витя – директор какой-то гимназии, так что проблем не будет…
- но…
-… а потом я пойду во ВГИК. И стану известной актрисой. Жаль, что эти уродки помешали стать моделью, но актрисой – тоже ничего, да? Я вернусь в Кисловодск только тогда, когда буду смотреть с обложек глянцевых журналов…. А до тех пор мне там делать нечего. Самодовольные курортники со стаканами и фотоаппаратами, нарзан и скука!!! Жуткая скука. Не хочу. Не хочу переклеивать обои, мести до одурения листву во дворе и учиться в медучилище, не буду я..., - Кристина поджала ноги в кресле и унеслась в мечтах в свое замечательное будущее…
- Ты расскажешь Наде, что все наврала!
- И не подумаю. А где ты был все эти дни? Если до Москвы добрался одновременно со мной?
- У нас были неприятности… Все. Я иду спать.
Гаденько осталось на душе от такого разговора. Противно! Едва вышел в коридор – вспыхнул свет, хоть никого и не было, чтобы нажать выключатель. «Автоматически, наверно…» - уважительно подумал парень. Как же неприятно на душе – как будто еще более грязным стало тело. Кот, белый и безумно пушистый, вышел из ванной. Сел и, видимо, пытался разглядывать постороннего. Не понятно только, удавалось ли это ему - шерсти было столько, что и глаза, и уши, и вообще все утонуло в белой одежке. Знакомиться кот не стал и от потянутой руки отодвинулся. И даже брезгливо дернув хвостом, удалился.
Компьютер уже не урчал и не светился. На диване Алешу ждала стопка белья и теплый белый плед. Но от ярости он даже сесть не мог, так и мерил шагами комнату. Вор! Он – вор! Теперь и тетя Вера, и Надя считают, что он что-то там украл у Кристины и разодрал ей грудь. Бред! Боже мой, какой кошмарный бред! Значит, и Захарыч скоро узнает…. Там всего несколько домов разделяют дом Руковых и дом Нади… Стыдно- то как! Конечно, он вообще вряд ли когда-то смог бы вернуться в Кисловодск, он не уверен и в завтрашнем-то дне, а уж такие далекие планы… Но быть в их сознании вором так… мерзко…
Сон
Часы пикнули где-то на полке, отсчитав уже час следующего дня. Было чувство, что он должен что-то сделать… Вот только - что?... Сладко и от всей души зевнув, Алексей решил, что надо все-таки лечь спать. Но не только обиженная честность мешала лечь на диван, носки пахли просто жутко. Кавказцы так и не дали возможности принять душ и выстирать свои вещи. А потом было два дня жизни в электричках и сна на вокзале. Теперь носки можно было ставить как валенки в уголок, а шея тоже претендовала на общение с водой….
Тихонько выйдя из комнаты, Алексей еще раз вздрогнул от предупредительности освещения в коридоре. В ванной он обнаружил, что труба, змейкой извивающаяся вдоль стены, очень горячая. Значит, до утра все высохнет… Следующие полчаса Денискино ведро использовалось для смывания полумесячной грязи, пота и получения то прохладного, то горяченького блаженства… Как переключить кран в виде слона на функцию душа, Алексей так и не уразумел. Решив не привлекать внимание к себе сломанным в пол-второго ночи краном, просто взял оранжево-радостное ведерко. Выстирав белье, намотал все на горячую трубу. «Вот еще хорошо бы, чтоб высохло все это к утру!» Струи воды стекали по телу, обновляя и смазывая бальзамом чистоты царапины побега от кавказцев, вымывая горечь от разговора с Кристиной. Алешка не знал, как назвать поступки этой девушки. Слова «эгоизм» или «эгоцентризм» были не из его лексикона, но его до глубины души оскорбила та легкость, с которой она перерубила возможность писать старикам Руковым и опозорила его честное имя. Теперь это неприятное ощущение отошло на второй план. Сейчас имело значение только удовольствие от аромата мыла и невероятное чувство чистой кожи. Мыло пахло жасмином, а шампунь, который попался ему в руки, имел такой терпкий и чисто мужской запах, что Алешка минут пять просто нажимал на флакончик, держа его у самого носа.
Намотав свое белье на трубу, горяченную как печь, парень тихонько прокрался в кабинет, где ждали его сна белый плед, мягкая подушка и…, очень некстати, небольшой каменный столик для шахмат. Может, он был и не из камня, но приложился Алешка к нему как к булыжнику – со всего размаха больной коленкой! Искры посыпались из глаз, освещая все вокруг.
- Ексель-моксе-еееель!
Так всегда вскрикивал Васильич, если ронял на ногу бревно или молоток случайно пролетал мимо гвоздя, да на палец. Глубокий ворс ковра мягко щекотал голые пятки, а зеленый свет крохотной лампочки над диваном так приглашающе звал…. «В чистом теле – здоровый дух!» - говорил Васильич после баньки. Потом, покряхтывая, шел чаевничать. Иногда он брал с собой и Алешку попариться. У него в избе тоже лампа излучала ровный зеленый свет, как здесь. Она стояла у окна, и бабочки из форточки целыми табунами летели на ее свет. Но дедуля любил, когда по избе носились бабочки. «Что-то Васильич сегодня все время вспоминается….» Пару раз запутавшись в постельном белье, Алеша устроился-таки на ночлег. Пришлось повозиться с этим светильником – у него не было кнопки. Вытащив его вилку из розетки, Алексей аккуратно положил на полку. Еще две минуты воспоминаний… Но вдруг его кто-то взял за руку! Дернувшись от неожиданности, Алешка повернул голову и обрадовался: Васильич приложив палец к губам, второй рукой его куда-то тянул. На старике была его любимая вязаная шапочка и штормовка, а щеки, как всегда гладко выбриты…
- Как ты меня нашел? – от радости Алешкин голос дрогнул. Так хотелось все-все рассказать любимому Васильичу! Но тот обернулся:
- Ежели хочешь со мной на рыбалку, то помалкивай! И ступай точно - след в след.
«Странно, что он ничего не спрашивает, как будто мы вчера расстались…» Но додумывать некогда – они шли по густой траве, под ногами хлюпало. Видимо, река совсем рядом. Васильич раздвигал осоку и камыши руками и шел довольно быстро и уверенно. Алешка едва поспевал. Потом трава кончилась сама, а открывшийся вид заворожил бы любого: река перед закатом нежилась в малиновой ласке вечернего солнца. В небе наматывали круги какие-то птицы, собираясь в стаю, потом распадаясь на отдельные кучки. Самая первая звезда уже проснулась…. Ажурный мост перекинут на ту сторону, но около перил прямо на нижней ступеньке сидела женщина. Сердце тревожно ойкнуло…. Старая женщина что-то бормотала… Поискав глазами своего спутника, Алешка подошел к мосту. Хотел спросить у женщины, не видала ли она старика тут. Но женщина подняла на него глаза, и стало совсем не по себе: глаза были пустые и опухшие от слез. Черное одеяние этой горестной фигуры и потухшие глаза говорили о том, что беда настигла ее недавно. Алексей прошел мимо, поднялся на мост. Солнце стремительно закатывалось за горизонт. Холодало. Подул неприятный ветер, пронизывая всю душу насквозь. С другой стороны на мост поднялась пара: мужчина и… Кристина! Как она была хороша! В великолепном вечернем платье, грудь украшена какими-то драгоценностями, в ушах сверкали серьги, но ярче камней светились глаза! Они подошли совсем близко…. Алешки как будто и не было рядом – они не бросили на него ни одного взгляда. Мужчина ласково обнимал ее за талию, шептал на ушко нежности. Кристина откинув роскошные волосы назад, громко смеялась. Остановились у ажурных перил. Девушка оживленно рассказывала о наследстве, что досталась ей от прапрабабки и демонстрировала браслет на изящной ручке…. Дальше случилось что-то невероятное: колье с шеи девушка передала своему спутнику, но тот, не глянув, засунул его в карман, дернул девушку за уши, за руку и потом сильно ударил в солнечное сплетенье. И ее крик захлебнулся в боли. Несколько движений, быстрых и точных… Вода обняла и унесла на дно тело легковерной Кристины…
«Нет!» - Алешка не умел плавать, но побежал по мостику, чтобы с берега поплыть за ней. Мужик исчез, как растворился… «Ты можешь…. Помоги ее остановить…. Ты можешь…» Теперь парень понял бормотание старухи. Ее глаза смотрели прямо в душу. «Это же ее мама!» Сильный порыв ветра сбил его с ног. Алешка дернулся и….
…. упал с дивана.
Сердце колотилось и заглушало все остальные звуки мира. Ошалело уставившись на электронные часы, долго осознавал, что такое: 02:50. Какие-то мысли и ощущения проснулись и заставили подняться с мягкого ворса ковра. Пересохшие губы требовали воды…. Но усталость валила с ног. Примостившись снова на диване, Алешка вспомнил вдруг слова Васильича: «На новом месте спишь – снам верь. Они вещие!»
Молодость брала свое – еще три минуты повозившись на диване, парень снова сладко засопел. Только голова, видимо, спала не в полную силу. Она думала, решала поставленные задачи. Потому что, очнувшись перед рассветом, мальчишка ясно представлял свои дальнейшие действия. Так четко, будто они лежали инструкцией перед ним.
Страдания одинокого мужчины
Не одному Алешке не спалось из-за кошмаров в эту ночь. Мучился нервными переживаниями и метался по кровати еще один интересный человек – Глеб Антонович Озеров. Нет, это переживания не касались его работы. Тут у него все было тип-топ. Все подчиненные – а это, на секундочку, полсотни девушек, дам и прочих очаровательных женщин, - в нем души не чаяли. Стреляли глазками, стоило только появиться в call-центре. Каждая тут же приводила осанку, прическу в порядок, и ждала одобрительного его озеровского кивка или улыбки. Не сказать, что он выглядел как голливудский актер, но его соломенный ежик, распахнутые ярко-синие глаза и холостое положение всегда покоряли женские сердца. И начальство тоже не выказывало неудовольствия его персоной, поскольку было либо дамой – коммерческий директор, она же разведенная Инга Васильевна, либо такой же любитель ночной московской жизни как Глеб – финансовый директор Антон. И с начальством и с подчиненными полная любовь и взаимопонимание! Так что ежедневный поход в компанию Билайн не доставлял Глебу неприятных моментов, и зарплата его тоже вполне устраивала.
Беда пришла, откуда не ждали…. Мама. Всегда четко знающая, чего она хочет от себя, сына, окружающих, вдруг постарела…. Конечно, это произошло не вдруг. Пять лет назад Глеб, сжавшись в комок, заявил, что купил квартиру и переезжает из родных Мытищ, из их с мамой трешки в однушку, но существенно ближе к работе. Он догадывался, что ему предстоит выдержать нелегкий бой с мамой. Властная женщина, привыкшая руководить другими, сыном она управляла самозабвенно: проверяла содержимое его карманов каждую пятницу; обследовала сумочки его девушек, чтобы вынести вердикт – грязнуля и неряха, не смей с ней встречаться!; планировала его отпуск и трату зарплаты…. А тут сынуля выходит из-под контроля? Никаких переездов из родного дома! Но он был настойчив…. После боя, длившегося ровно год, мама стала сдавать позиции. И сама стала стареть стремительно и жалко. Теперь она лишь просила жениться поскорее, чтобы она могла увидеть внуков и хоть немного поруководить невесткой. Даже внешне не осталось сходства той старушки с растерянным взглядом, что встречала сына на пороге их бывшего гнезда и прежней Юзы Францевны. Куда делась стать и горделивая осанка? Где высокая прическа темно-каштановых волос, уложенных заковыристо и сложно? Когда что-то совсем жалобное проскакивало в телефонном разговоре с сыном, он убегал с работы пораньше и ехал к маме, пересекая по диагонали Москву и ближайшее Подмосковье. Иногда оставался ночевать дома. Но редко. А вчера ее голос показался совсем растерянным: «Глебушка!... Я почему-то не смогла встать с кровати, упала. Ноги не держат».
«Все, что угодно, только не это!» - Глеб был в полной растерянности. Он не мог, не умел и катастрофически боялся необходимости заботиться о ком-то. Это выше его сил! Как же страшно! Почему неотъемлемой частью совместного проживания с кем-либо является забота? Он не может брать на себя ответственность о маме, жене или, не дай Бог, детях!!! Да, ему сорок лет, да, он не только что со школьной скамьи…. Но он ведь не отказывается выполнять поручения начальства или мамы, но принимать решения и отдавать распоряжения – это немыслимо. Мама всегда знала сама, что надо делать. Но вот она сдала свои позиции главы семьи, а он не готов подхватить бразды правления. Не готов! Как они все не понимают этого. Он никогда не заходил в своих отношениях с женщинами до того, чтобы вставала речь о каких-то обязательствах. Только по молодости на него дважды имели виды, но Бог миловал. Дамы сами отказались от того, чтобы начать проживать одной ячейкой общества. И замечательно! И вот теперь мама стала того возраста, когда за ней понадобился уход. Что прикажете делать? Снова переезжать, нанимать сиделку, а может - жениться и оставить жену там, при маме? Голова пухла от мыслей, старший менеджер по персоналу метался по кровати в холодном поту. Завтра он поедет в Мытищи, но что надо будет делать? Как разрешить эту ситуацию?
На кухне в холодильнике иссякал запас пива, любимые орешки улетали в рот с угрожающей скоростью, телевизор включался и выключался, а решение все не приходило. Забывшись на полчаса тяжелым сном, Глеб Антонович просмотрел кошмар, связанный с суднами и пеленками…. Очнулся он на полу, обнимая подушку. Телевизор моргал, на лестничной клетке опять орал соседский кот, а в висках стучало: «Нет! Не может быть! Не могу! Не хочу!» Хлебнув пива пару глотков из огромной немецкой кружки, Глеб пересел на кровать. В памяти всплыло какое-то приятное лицо юной женщины. Оно было смущено и светилось тихой радостью. «Кто такая? Почему не помню имени? Новенькая?» В Билайне была жуткая текучка операторов. Не успеешь запомнить имя и фамилию, как человек уже увольняется, не выдержав графика работы или объема обязанностей. Но это лицо было не с работы. Напрягшись, Глеб вспомнил! Это девушка из дома в Мытищах. Точно-точно! Она жила этажом ниже. Мама говорила, что на меня заглядывается какая-то малявка. И даже спрашивала его фотографию. Кажется, ее зовут Варя, а может, Ксюша…
Пройдясь по комнате из правого угла в левый, Глеб схватил пачку сигарет (для лучшего думания) и выскочил на кухню. Курил он исключительно здесь, открыв настежь окно или форточку. Просто заядлым курильщиком никогда не был, курил только в самых тяжелых случаях. А дышать затхлостью старой пепельницы терпеть не мог. Сейчас в мыслях был такой разброд, что без сигареты или дружеского участия не разобраться. Трещать о своих планах кому бы то ни было он не любитель, да и друзей-то особенно не было. Осталась подруга сигарета. Сделав пару затяжек, Глеб решил размышлять вслух:
- Если я женюсь на этой малявке, то она будет счастлива, мама присмотрена, а я… я могу и здесь жить. Мне от работы сюда удобней. В конце концов, что нужно этой девчонке? Мужа с зарплатой, статуса, законный букет цветов на восьмое марта. Мама будет рада, что женился. Девчонкой управлять ей будет легко и приятно. А малявка вполне справится с обычными домашними заботами, на вид ей лет 20- 22. Голова уже должна проветриться от избытка романтики, и суп сварить сможет наверняка. Интересная мысль! Надо обмозговать хорошенько, - побегав по кухне, он шлепнулся на стул от того, как чесалось где-то внутри и хотелось посоветоваться с мамой. Она всегда знала, что и как надо делать. Но тут случай, блин, как раз тот, что не позволяет пошептаться с мамой.
- В конце концов, все будут счастливы. А дамочку я предупрежу, что… Что что? Как объяснить ей такое необычное предложение: пожениться, но так, чтобы она не слишком чувствовала себя ….ммм… женой, но о маме заботилась, как о родной свекрови… Голова треснет сейчас…. Я не смогу один ухаживать за мамой! – Вскрик напугал его самого. Глеб увидел себя со стороны, как в зеркале, и вздрогнул.
Хряпнув коньячку грамм под двести, Глеб отправился в кровать в надежде поймать продолжение такой интересной идеи во сне. Раз мысль родилась на подушке, может, она додумается там же…. Да и вставать уже через четыре часа. Завтра совещание, нужно еще продумать свое выступление. Иначе Инга так глазами стрелять начнет, так припечатывать своим острым язычком, если ей настроение подпортить…
Московское утро
Промозглое московское утро встречало первых работяг и дождинкой и снежинкой. Все это норовило упасть на лицо, мокрая мерзость забивалась в каждое пальто и пряталась во все куртки. До рассвета было еще далеко, но улицы постепенно заполнялись людьми, которые как зомби, брели к метро и остановкам. Никакого выражения на лицах, кроме обреченности. Поднятые воротники, мрачные взгляды, утренние покашливания – будний столичный день начинает свой разбег. Праздного человека в это время на улице не встретишь. Да и просто человек, который стоит и никуда не бежит, уже выбивает всех из привычного зомбированного движения к дырке в земле с буковкой «М» над норой. Паренек метался от одного прохожего человека к другому с одним и тем же: «Как проехать в Мытищи?» Люди выдергивались из полусонного состояния, но пробегали на автомате дальше…. Не возвращаться же, чтобы этому ненормальному отвечать! Да еще надо подумать! Нет, не в шесть утра! Парень отчаялся совсем. Теперь он стоял у остановки автобуса и тупо ждал человека, который тоже остановится, и тогда его можно будет расспросить. Наивный! Людской поток становился все плотней, но никто не задерживался. Снег вдруг развернулся и стал лепить не в спину, а в лицо. Люди согнулись еще более обреченно, но продолжали стремиться вперед, на рабочие места.
Алешка пару раз наступил кому-то на ногу, столкнулся с теткой в огромной шапке. Потом застыл на одном месте, понимая, что надо как-то по другому разговорить бегущего москвича. Не до обеда же здесь торчать! Может, он слишком тихо спрашивает? Или надо спуститься в метро? Там нет ветра и снега, и люди, наконец, увидят и услышат его? Дернувшись на ступеньки, Алешка ткнулся носом в странную особу в фиолетовой куртке, ярко-зеленой шапчонке и немыслимого размера серебристых сапогах.
- Чувак! Смотри чуть дальше носа! – Особа оказалась девчонкой, в принципе довольно милой. По крайней мере, она не побежала дальше. Присвистнув от поставленной задачи, она смерила его взглядом:
- Впервые в Москве? Спустись в метро. Там есть мент. Он точно знает. Только смотри, чтоб не затолкали совсем. Локтями работай!
Она нырнула в толпу, как рыбка лавируя в этой серой людской реке. Алешка тоже шагнул в этот поток, и он его понес в стеклянные двери. Там получил пару пинков, крепких словечек в адрес своей неловкости…. Свист милицейского свистка был как нельзя кстати!
Теперь он шел плечо к плечу с каким-то парнем, стараясь не забыть название станции, где нужно сделать переход. Потом надо еще ехать три перегона до станции «Комсомольская». Потом из метро нужно выйти, там найти Ярославский вокзал. Оттуда идут электрички в Мытищи. Метро его раздавило, оглушило, лишило способности думать. Сначала он наступил на ноги всем, кто был рядом. Ему даже уступили место, лишь бы он не падал сразу на все четыре стороны. Потом уши заложило так, что казалось: все, натолкали ваты в самый мозг. Но, вот нужная станция. Надо перейти…. Метро выплюнуло его на «Комсомольской» так же бесчувственно, как пережеванную жвачку школьник. Бомжатник Ярославского вокзала был еще неприятнее. Постояв пару минут и собираясь с мыслями, Алешка решил не отвлекаться и сразу поискать милиционера, чтобы снова выведать дорогу дальше. Тут людей в милицейской форме было много. Только в электричке, на удивление пустой, но страшно холодной, Алешка вздохнул спокойней. И пощупал через куртку тяжесть тех украшений, которые перекочевали из Кристинкиной сумки в пять утра к нему. В потайной карман его жилетки. Да, перекочевали! А не надо было его вором выставлять! Сама сказала, что он украл. Вот и украл! Может, и зря. Но не зря же Васильич говорил всегда: «Мужчиной становится пацан тогда, когда сам научается решения принимать. Свои собственные!» Вот Алексей и принял решение: отправлю всю эту красоту обратно маме Кристины. А девчонка пусть пожалеет, что такая злыдня. Колье, кольца и массивный браслет камнем висели всю дорогу на уровне солнечного сплетения, не давая забыть о себе ни на секунду. Когда Алексей вытащил ее сумку в кабинет, где ночевал, красный мешочек с украшениями сам выпал из бокового кармана. Переждав хозяйский уход, парень быстро собрался, запихнув под самое сердце драгоценности. Тихо сбежав из теплой и благополучной квартиры, мальчишка сначала чувствовал гордость от принятия собственного решения и оттого, что утер задранный до ВГИКа нос Кристины. Огорчало только то, что в последний момент своей неловкой попой сшиб с рабочего стола хозяина какую-то фотку в красивой рамке. Девушка на той фотографии смеялась, прячась в огромный букет тюльпанов. Черно-белой фотографии его неловкость не причинила вреда, а вот рамка и подставка оказались очень непрочными – рассыпались на десяток каких-то кусочков. Беда! Но зацепило его лицо той смеющейся девушки. Казалось, что он где-то видел ее. И для хозяина стола она была важным человеком. Это чувствовалось. Человек не спросил, кто он такой, дал ему возможность выспаться, наесться и вымыться, а взамен ему устроили небольшой погром…. Кристинку не было жаль нисколечко! Так ей и надо!
- Следующая станция «Москва третья».
Электричка дернулась, провода побежали, как волны рядом с окном. Столбы в полумраке раннего утра брали разбег, испуганно заглядывая в душу. Почему-то не кусты и столбы, а картинки своих тринадцати лет увидел в окне мальчишка. Конечная цель его путешествия была так близко, что, с одной стороны, он немного успокоился. С другой, в голову упорно пыталась влезть мысль, что отец мог сто раз переехать, отправиться в командировку, не обрадоваться сыну, в конце концов. Но он не пускал эту мысль, перекрывая ей дорогу картинкой жаркого летнего дня, когда мама с ним, шестилетним, отправилась в магазин. Они накупили массу вкусностей! Полную сумку! Даже торт! А вечером встречали автобус из города.… Приехала мамина подруга – хохотушка Верочка.
Мама к полудню уходила в библиотеку на работу, и тетя Верочка была в полном Алешкином распоряжении. Ох, и весело было! Они сколотили две лавочки в саду, она доверяла ему стучать по гвоздикам. Потом ходили за земляникой к реке. Лето грело их, развалившихся под яблоней в саду, когда эта всегда готовая посмеяться мамина подруга учила его правильно держать руку с карандашом и писать буквы не кое-как, а правильно. Потом они босиком бежали к роднику за водой. Бабушка подарила тете Верочке спицы и учила ее вязать, когда Алешку днем укладывали спать. А он, засыпая, думал, что вот бы мама задержалась в своей библиотеке – тогда они с тетей Верочкой сделают большой костер. Потому что с мамой это не получается уже несколько вечеров подряд. Они с мамой уходят гулять за околицу, а его не берут. Вот бы она всегда с нами жила, эта тетя Верочка!
- Нет, мой хороший. Меня дочка дома ждет. У меня всего шесть дней отпуска. Я уже соскучилась по дому. А ты… ты приезжай ко мне. С мамой. Я тебе адрес напишу, ты его сбереги, - и она быстро набросала несколько слов в блокнотике, что лежал рядом с телевизором.
С того адреса все и началось. Все люди, которые нравились Алеше, вынуждены были давать свои координаты приставучему мальчугану. И адресок с того письма, после которого мама так плакала, тоже был занесен в теперь уже важный блокнот с адресами. Потом уже мама сказала, что это было от папы письмо.
- Следующая станция «Северянин»!
Тетка с большой сумкой плюхнулась напротив на сидение. Достала большой ароматный пирог, завернутый в салфетку. Пахло мясом. В животе заворчало и заурчало. Пришлось отвести глаза в окно насильно. Огромная рыжая собака бежала за вагоном, лая на бегу…. Отстала.
А однажды мама принесла с работы большой сверток, покрытый шапкой снега. Она прижимала сверток в себе и хитро улыбалась.
- Алешик, иди сюда. Посмотри, кого я принесла…., - из тряпки выглянула рыжая мордочка. Щурясь, вылезла небольшая собачка. Только лапа и хвостик были черненькие. Зевнув во всю ширь пасти, рыжая кроха подошла, нисколько не стесняясь к Алешке. Тот обалдел от такого чуда. С другой стороны, его мучило сомнение, что такая собака может существовать на самом деле: размером не больше кошки, лапы крошечные… Разве это – собака?
- Тебе не нравится собачка? Сидела два часа на остановке и тряслась. Наверное, кто-то потерял, – Мама раздевалась и попутно ставила на стол сковородку с жаренкой. Чайник уже вскипел и тихонько насвистывал носом свою кипяченую песенку. Мама удивлялась безрадостности сына, а гостья тем временем спокойно и обстоятельно обследовала избу. Подошла и к двери. Та неожиданно распахнулась – вошла бабушка. Тявкнув пронзительно и испуганно, малышка забилась маме под ноги, окончательно отвратив от себя мальчика таким позорным бегством.
Прожила малышка у них только две недели. Потом объявилась хозяйка – увидела в автобусе мамино объявление и прибежала в слезах. Эта странная женщина целовала собаку, тискала ее как куклу. И всячески благодарила маму. Даже подарила ей новый кошелек. Собачку звали Огонек. Алешку аж передернуло от такого мультяшного имени. Посадив Огонька в сумку и укрыв теплым пуховым платком, тетка заторопилась на обратный автобус. С тех пор Алеша очень зауважал всех собак, имеющих нормальный размер и голос…. Как там Степан? Защемило от желания потрепать Степана за длинным ухом.
- Следующая станция «Лось».
Согревшись и тихонько покачиваясь в такт стуку колес, Алешка вспомнил, как они с бабушкой и Васильичем поехали в город. Была важная задача: найти и купить телевизор. Чтобы был цветной, не слишком дорогой, но с пультом. Как у всех. Бабушка откладывала деньги по сотенке долго на такую покупку, но тут Васильич подмогнул: с премии дал тысячу. Алеша напросился в последний момент, ему очень хотелось успеть еще одно важное дело: купить кисти новые, краски и бумагу большого размера. Пробегав по магазинам три часа, бабуля и Васильич, были как выжатые лимоны преклонного возраста. Телевизоров не было. Вернее, те, что были в наличии – не укладывались в сумму. А магазин, в котором были на любой кошелек товары, закрылся на учет. Совершенно разбитые неудачей, втроем зашли в хозяйственный магазин за мышеловками. А там… Телевизор мечты! Красивый, с пультом, большой…. Привезли домой, а мама первый раз была такая…. странная…. Она то хохотала, танцевала вокруг телевизора, то вдруг называла его совсем не Алешей и все порывалась идти, спешить куда-то, к сыну…. Шумно ела варенье, роняя везде липкие капли. Алешка вконец запутался, растерялся тогда. И лишь, когда увидел на лавочке тихо плачущую бабушку, осознал, что, действительно, в дом стучится беда…. Сбегал за медсестрой. Мама за это время изрисовала несколько листов драгоценного ватмана, то хохоча, то всхлипывая… Так любовь к удачной покупке – телевизору - угасла, едва зародившись. Телевизор включали, но как-то без радости. А мама стала часто уезжать на машине скорой помощи в больницу. И они жили вдвоем с бабушкой. Бабуля стала еще нежнее относиться к Алешке, но иногда он ловил на себе ее пристальный и серьезный взгляд.
- Следующая станция … - Название парень не расслышал. Окинув взглядом вагон, обнаружил, что почти все спят, кто, наклонившись вперед, мотая головой в такт дорожному вальсу. Дядька на соседней лавке спал, запрокинув голову и храпя на полвагона. Женщина вошла в вагон, толкая коленом тяжелую сумку:
- Газетки… Пресса… Московский Комсомолец… Почитать в дороге…. Программа….
За ней девчушка с огромным рюкзаком топталась, ожидая, когда тетка освободит проход.
- А Вы не знаете, какая сейчас станция? – Но девчушка никак не отреагировала на вопрос. Она вся ушла в музыку, бухающую в наушниках. Ответил мужчина в вязаной шапочке:
- Перловская.
Мытищи встретили рассветом и дождем. Народ спешил, толкаясь и работая локтями, по делам. Опять пришлось искать людей, сведущих, где находится улица Новая. Перед тем, как сесть в автобус, захотелось оглядеться. Город ему почему-то внушал тревогу. Необъяснимую, но заставляющую сердце стучать мелко и часто…. Ускользающая тревога никак не поддавалась осмыслению. Побродив вокруг вокзальной площади, Алексей сел-таки в автобус и, глядя на лица попутчиков, пытался представить отца. Какой он? Высокий, кудрявый? Толстенький и с лысинкой, как мужчина напротив? С усами? Вот незадача: нет ни малейшего представления, каков он.
Панорама Мытищ была такая мрачная и безрадостная…. С каждым поворотом тревога росла, а уверенность в правильности своего решения приехать к отцу падала.
- Кто спрашивал Новую улицу? Здесь выходите, через дорогу…. Там в конце забора проход, - водитель заглянул в салон автобуса.
Старушка шаркала к выходу, благодаря «касатика». Алексей тоже выскочил на этой остановке. Где здесь могла прятаться улица? Справа тянулся на километры пустырь какой-то, а слева – огромный забор, спрятанный в зарослях красивого кустарника, зеленеющего даже в такое мерзкое время года. Бабуля кряхтела рядом, вертела головой в обе стороны и готовилась к перебежке дороги. Машин было немного, но их скорость ужасала. Согнутая судьбой в три погибели старушка выглядела как крючок. Опиралась на коричневую палку, перебирала ногами мелко- мелко. Вцепившись в Алексея сухонькими пальцами, старушка раз десять назвала его «касатиком», и, подняв свою клюку, остановила движение спешащих машин.
Незаметно для себя, по словечку парень выложил ей всю свою жизнь. За это время они перешли дорогу, спустились по трем кошмарно-скользким ступеням к забору, потом по бетонным плитам медленно обошли жуткий забор. Открылась прямая и просторная улица: с одной стороны – маленькие дома с садами и яблоньками за низкими заборами, с другой – ребра двухэтажных домов. Это и была улица Новая. Идя рядом с этой бабулей, Алексей чувствовал себя большим и неуклюжим медведем. Он делал один шаг, пока бабуля догоняла его тремя семенящими шажками. Она повисала на его правой руке, поскользнувшись на металлических скобах, стягивающих плиты. Почти невесомое тело, слабые руки, согнутая фигура…. И вроде бы разговор ни о чем… Но перед тем, как расстаться, старушка остановилась, перекрестила Алешу:
- Иди, касатик. Бог не даст тебе больше, чем ты можешь выдержать. Потерпи. Скоро все образуется.
Алешка невольно улыбнулся – бабулька была сказочная какая-то. Добрая, старенькая, но такая цельная внутри. Спешила к своей подружке юности, надо же! Он махал ей, пока та шла к нужному ей дому, иногда оглядываясь на него.
Теперь пора искать дом номер 21. Двухэтажные дома по нечетной улице были так неприветливо мрачны, что парень почувствовал какую-то зябкость и одиночество. Ни души не было в этом старом районе. Дома пугали своей неухоженностью и остатками краски мерзких цветов на стенах.
- …семнадцатый, девятнадцатый…. А дальше?
А дальше четыре дома были удостоены легкого ремонта – их покрасили в цвет грязной листвы. Не желтые, не зеленые, не серые смотрели на мир стены. Казалось, что это мир списанных на пенсию домов. Людей – ни души. На подоконниках – цветочки, у подъездов – сломанные наполовину лавочки, три облезлых кота выясняют отношения, примостившись на старом, искривленном дереве. Краской уничтожены все опознавательные знаки на домах: номер дома, список квартир в подъезде. «Надо у кого-нибудь спросить. Только у кого?»
Подарочек
Бах! Бах! Бах! В дальнем углу дворика мужчина вытряхивал из мусорного ведра содержимое, немилосердно стуча им по контейнеру. Уже рассвело, поэтому видно было, что он даже без куртки, в одной водолазке. «Значит, из этого дома. И сможет мне подсказать». Парень пошел навстречу. Мужчина двигался бодро, слегка размахивая пустым ведром. Когда между ними оставалось три- четыре шага, Алексей спросил почему-то осипшим голосом:
- Извините, как мне найти адрес: улица Новая, дом 21, квартира 2?
Мужчина остановился, слегка наклонил голову. Бровь поползла вверх, вторая отстала – видимо, еще спала. Внимательно оглядев мальчика и не торопясь с ответом, мужчина чуть заметно улыбнулся:
- Зачем тебе квартира номер два? Ты – курьер?
- Нет, я к отцу приехал. Там у меня отец проживает. Глеб Антонович Озеров.
Святая детская наивность! Это нерадивая женщина-мамашка может отказаться от детей, вычеркнуть их из своей жизни или случайно растерять в коловерти судьбы. Но точно знает, сколько у нее наследников! Мужчина же далеко не всегда знает, сколько его кровинок может вот так запросто к нему обратиться ранним утречком. И потому надо первый раз с осторожностью произносить слово «папа» рядом с мужчинами. У них очень нежная психика, а это обращение может запросто конкурировать с ударом под дых.
Уронив ведро, мужчина резко наклонился поднять его, но разгибался потом как в замедленной съемке – мелкими рывками. Лицо с остекленевшим взглядом напоминало больше маску, чем лицо живого человека. Тем самым он выдал себя. Эта реакция была, конечно, не случайна. И Алексей понял, что нашел того, к кому ехал. Вот только дальше слова застряли в горле. Мужчина выпрямился, бросил пару взглядов по сторонам. Схватил мальчишку за рукав и потащил в сторону трех калеченых временем лавочек. От всего мира их отгораживали наполовину голые кусты сирени.
- Ты – кто? Откуда? Что за шутки?
- Я из Лазоревки, - Алешка сам удивился своему голосу. Он был сиплый или скрипучий, но такой чужой… Мужчина снова пробежался по нему пристальным взглядом, цепко выдергивая то, на что мальчишка не обратил бы внимания. Кудри соломенного цвета из-под шапки, родинка под правым глазом, узкий тонкий нос… Можно безо всяких документов определить, что сходство явное. Фантастика! Как такое могло случиться? Пальцы не слушались, пачка сигарет сопротивлялась, высовывая то четыре сигареты, то ни одной.
- А мама твоя где? - Неудобно было как-то спросить: кто твоя мама.
- В больнице.
Дурацкая ситуация. Оба переминались с ноги на ногу, не зная, как себя вести. Алешка смотрел на отца во все глаза, просто такой долгий в тринадцать лет путь к отцу вдруг закончился. И как-то ничем… Он стоит перед ним, большой, статный, слегка растерянный, и такой … отстраненно-чужой. Бледно - салатовая водолазка обтягивала рельефный торс, озябшие пальцы нервно трясли сигарету. На голове короткий ежик светлых волос покрылся бисеринками туманной взвеси. Уже не хотелось обнять и вообще… ничего не хотелось. Только спать захотелось с жуткой силой. За последние месяцы к резким поворотам судьбы Алексей уже немного привык, и они уже не выбивали из-под него почву. А вот Глеб Антонович был раздавлен, размазан по асфальту, и с трудом контролировал свои мысли. Это было заметно. Мысли, как тараканы от включенного света, стремительно разбегались в разные стороны в его светлой голове. Мир рушился стремительно и, похоже, безвозвратно. Сначала мама…. Теперь еще одна забота свалилась на него. Когда обоих пробила дрожь, мужчина очнулся.
- Пойдем, - подъездная дверь услужливо скрипнула, встречая их.
- Только… Здесь живет моя мама, Юза Францевна. Она немного приболела, - мысли так хаотично двигались, что приходилось их искать в своей собственной голове. Ведь деть мальчишку пока некуда, надо завести его в квартиру. А голова у мамы работает не так как ноги – вмиг раскусит его нового знакомца! Блин! Но не здесь же его оставлять, на улице?..
- Я… Мне некуда больше идти…. Можно я зайду?
- Да. Только пройди на кухню. Мне нужно дать ей лекарство.
Странно, мир стал ватным. Сквозь эту странную бесформенную массу не доходили звуки, не рождались мысли, не возникали желания. Алешка ощущал себя окруженным со всех сторон плотной ватной завесой. Сколько он просидел на стуле, поджав по любимой привычке под себя правую ногу, он не знал. Потом взгляд, видимо, блуждающий от нечего делать самостоятельно по кухне, вырвал из пространства блокнот, рядом с телефоном, и острозаточенный карандаш. Повинуясь желанию не мозга, но пальцев, мальчишка подтянул с другого края стола блокнот. Рука стала сама делать уверенные резкие движения. Из окоченевших пальцев карандаш так и норовил вывалиться, но с каждой секундой на листе проявлялись очертания самой лучшей машины на свете – Машки. Она неслась по горной дороге, там были внутри, за тонированными стеклами спрятаны Марина, Алешка и музыка из динамиков… А сзади им смотрел вслед Машук…. Как давно это было! Следующий лист украсился портретом Степана, чешущего лапой правое ухо…. Потом память вернулась еще дальше – появилось желание костер нарисовать, шашлыки и огненную фурию по имени Надя… Рука рисовала, а мир постепенно возвращал краски, ощущения, звуки. Уронив карандаш, Алексей впервые огляделся. Его стал раздражать какой-то звук. Он капал на мозг. Капал.. Точно! Это кран отмерял каплями минуты об нержавеющую раковину. Спустив ногу на пол, Алексей в один прыжок оказался рядом с текущим краном. Закрыть не удалось, но, свернув ему шею набок, получилось заставить его капать так, чтоб было не слышно. Ногу пронзил холод. Пол был смертельно ледяной! Из-под балконной двери дул ноябрьский ветер. Отопления еще не было, вот и жили в квартире холод и неуют. Запрыгнув двумя ногами на стул, парнишка еще раз осмотрелся.
Родные люди
Кухня как кухня: стол и стулья, да еще большущий холодильник – современные, а остальное – как будто из дома деревенской модницы Елизаветы Марковны. Хорошее, добротное, но уже не модное. Обои под ломаный мрамор, изящная хлебница, часы в виде большого мишки с бочкой меда наполняли кухню духом былого достатка и вкуса. Но былого… Самым приятным в этом пространстве была огромная картина на стене над столом – пейзаж спокойного озера и двух оленей: оленихи и олененка, выглядывающих из-за золотых осенних берез. Этот вид вносил какое-то тепло в кухонное пространство. Правда, березы были немного тусклые. Невыразительные. А вот синь озера, пожухлая трава и малюхонький грибок в листве были как настоящие. Картина - не репродукция, она писана кистью мастером. И, видимо, подарена хозяйке этой квартиры. По всему видно, что хозяйка когда-то раньше была уважаемой яркой личностью, модницей и состоятельной дамочкой. Чайник со свистком, красивый графин с виноградной кистью – мечта мамы – говорили о том, что каждая вещь была куплена не просто так, а в угоду и вкусу и общественному мнению.
За окном опять повалил снег, мокрый и вперемежку с дождем… Вспомнилось, как бабушка с первым снегом всегда устраивала генеральную уборку: чистила и убирала летние вещи. Тихонько она напевала при этом старые песни. А Алешка над ней подшучивал: как можно такое старье петь? Столько современных певцов, а она все репертуар Шульженко мурлычет и Бернеса…. Карандаш в правой руке снова зачиркал по листу. Бабушкины руки, такие теплые и морщинистые, встали в памяти. Она всегда теребила рукав, когда смотрела по телевизору душещипательные моменты. А когда приходил Васильич, руки часто гладили друг дружку… Сядет бабушка у печки, а Васильич ее веселит, рассказывая всякие байки. Бабуля на него платком машет. А руки все время в движении. Карандаш опять упал…
Наклонившись за ним, парень почувствовал, как затылок вспыхнул: кто-то смотрел в спину. В дверном проеме стояла женщина. Пожилая леди в спортивном костюме светло-серого цвета молча смотрела из открытой двери… . Седые волосы убраны в красивую прическу, на губах - ни улыбки, ни недовольства. Лицо вообще ничего не выражало. Или, наоборот, там столько всего, что вся гамма чувств смешивалась в один клубок, а на выходе был ступор. Под локоть ее поддерживал тот самый мужчина. Но видна была лишь его рука. В комнате стояла по-прежнему тишина. Вернее, кто-то посторонний, оказавшись здесь, услышал бы оглушающую тишину. Но участники этого свидания слышали свои мысли под стук своих же сердец. Грохот внутреннего голоса у каждого был устрашающе громок.
«Ой! Это кто? Мать моего папы? То есть бабушка? И что мне делать?»
«М-да, прав сын. И документы не нужны, чтоб родство увидать. Одно оттопыренное ухо стоит полпаспорта. Да и родинка под правым глазом мне оч-чень знакома. Неожиданно, однако!»
«Мама совсем сдала. Только бы этот пацан не расстроил ее».
«А я ведь не доказал, что я им родственник. Может, они меня за проходимца считают. Вот ведь как стыдно. Я совсем без документов!»
«Парнишка – ничего… Может, даже и хорошо, что у меня внук объявился. Жаль только, что к нему мамашка прилагается, наверное….»
«Как же я лопухнулся-то! Надо было бы у него спросить какие-то документы…. Вдруг мама сейчас в обморок упадет – она так слаба , что делать?»
«Какая она строгая!»
«Очень уж грязненько выглядит мальчишка! Может, он -… детдомовский?»
«У мамы глаз наметанный, пусть уж лучше она…. А я продукты разберу….»
«Идиот я! Безо всяких бумаг и доказательств приперся!»
«Я никогда своего ребенка до такой худобы и грязи не доводила… Наверное, наврал он про семью. Детдомовский?!»
«Надо бы на работу позвонить. Скоро рабочий день начнется, а я здесь надолго застрял…»
«Что же я молчу? Мне столько всего рассказать надо! Как к ней обращаться-то? Бабушка?… Нет, на МОЮ бабушку она совсем не похожа. Мама, бабушка, помогите мне!»
«Так. Может, он – наркоман? Сейчас все подростки такие стали…. непонятные…. Так ведь он и обворовать может!!! Вот и ищет папаню, чтоб потрясти на счет денег? Надо его на чистую воду вывести! Ох, вот незадача-то…»
«Господи, кто ж его мать-то? Может, это в те два года случилось? Я даже не спросил, как ее зовут. Неудобно как-то спрашивать такое. Может, это как раз то, о чем упорно молчит мама. Знаю, что что-то случилось, пока я был, как в бразильском сериале, без памяти. Вот только что тогда стряслось еще?...»
Запел чайник, сначала тихонько, потом уже громче. И тем вывел всех из оцепенения. Глеб быстро и умело метал на стол тарелки: с хлебом, шпиком, бужениной, ломтиками форели…. Заехав с утра в супермаркет, он затарился на две квартиры, как всегда. Сахарница и вазочка с любимым вареньем мамы – яблочным – тоже оказались на столе в считанные секунды. Только наливая чай в чашки, он услышал, насколько громко льется в тишине чай.
- Так ты откуда прибыл и как тебя зовут? – Юза Францевна, конечно, первая нарушила эту звенящую тишину молчаливых криков.
- Алексей. Алексей Узорцев. А маму – Алиса, … то есть, Василиса Узорцева. Я не хотел…, - Алешка замолк, не зная, что дальше сказать: что не хотел вот так вторгаться и пугать своим появлением? Что не хотел вообще искать родства? Что не хотел появляться на рассвете на пороге, не предупредив?
- У тебя документы есть? Покажи!
- …нету. Я все потерял. Я не знаю, как объяснить… Это долго…
- Мама, тебе валерьянки принести?
- Все хорошо. Сиди, и не пытайся сбежать от судьбы за валерьянкой…
Мужчина хлопотал с чаем, одновременно заботливо накинув на мамины ноги плед и тщательно закрыв балконную дверь. Он не хотел вмешиваться в такой разговор. Раз уж мама в курсе, то пусть она и спросит все у него. Вот только вспомнить бы, что же происходило в те два года…..
Алешка поднял голову и по взгляду этой, возможно … бабушки, понял: скорее всего, сейчас придет наряд милиции – неласковым было то лицо. Ох, неласковым. Скорее всего, они решили, что этот прием – назваться родственником – лишь для какой-то цели. И никак не доказать, что имя, история жизни – подлинные. Видимо, пришло время снова искать …. Нет, не надо искать - надо ехать в Лазоревку. Кроме мамы и бабушки вряд ли он кому-то еще нужен. Значит, надо учиться жить одному в мире, а не разыскивать родных по белу свету. Пальцы отогревались на чашке с чаем, а внутри поднимался девятый вал обиды и разочарования: ну почему?!... Почему все так?... Решение созрело, и он снова поднял глаза, теперь уже не виноватые и неуверенные. И наткнулся на чудо! Старушка разглядывала его так, как будто давно не видела: изучающее, придирчиво-внимательно, но так … по-доброму! Он не мог знать, что сказал то самое имя, которое многое прояснило. И в те минуты, когда парнишка отрывал себя, не прикипев, от новых родственничков, Юза Францевна, наоборот, мысленно здоровалась с внуком. Алиса! Именно это имя слышала она однажды в телефонной трубке…. Да…. Значит, тогда она все-таки ошиблась. Но тот день был сплошным кошмаром. И от собственного горя не увидела, не поверила той телефонной плачущей Алисе…. А ведь это и было примерно 14 лет назад, в августе…. И мальчику примерно 13… Все сходится!
Тогда, 14 лет назад….
- Мам, ты же собиралась к четырем. А сейчас … еще двенадцати нет. Что-то изменилось?
- Да. Совещание перенесли. Я в парикмахерскую. Тебя подбросить?
- Ну… До метро, если только…. А когда вернешься? У меня есть новость. Хотел … тебе одного хорошего человека показать.
- Рыжик, я к восьми приеду. Ты готов?
- Угу. Ну и жара – асфальт раскаленный…. Как ты в такой раскаленной машине поедешь? Ты же собиралась кондиционер поставить.
- На следующей неделе обещали.
«Москвич» Юзы Францевны был очень ревнив – начинал фыркать, если она садилась не одна. Хоть смейся, хоть плачь…. Глеб не часто ездил с мамой, почему-то привычнее было на метро. Там же он и познакомился с чудесной девушкой – Алисой. Она ждала подругу, чтобы прогуляться по Александровскому саду. Но Глеб не смог пройти мимо… Вернее, сначала прошел, отметив про себя тоненькую фигуру в белом пальто и огромную копну волос, взметающуюся от подземных ветров. Но дошел до эскалатора и оглянулся…. Через два дня он уже бежал на свидание, еще через полгода и дня не проходило, чтобы он не заскочил к ней или они не встретились где-то в центре…
Маме нравилось ездить с ветерком, а еще больше нравилось садиться и выходить из собственной машины – не так много было в те годы женщин за рулем, да еще на пороге пенсии. Каждый раз она ловила все взгляды в свою сторону, подпитывалась энергией чужого удивления. А Глеб постоянно вжимался в сидение, как только стрелка спидометра пересекала цифру 60.
В тот полдень у Глеба было очень важное дело. Он нервничал. Мама тут же его нервозность учуяла:
- Что у тебя? Чего нервничаешь?
- Все нормально.
Они расстались у Алексеевской. Мама высадила сына, махнула рукой…. Секунды обычной жизни, и вдруг – визг колес, звук удара, скрип…. Глеб оглянулся: «Камаз» расплющивал мамину машину! Половина бордовой легковушки уже под огромными колесами смялась и превратилась в искореженный металлический хлам. Свой собственный гортанный крик привел в чувство, и в три прыжка Глеб уже был рядом с громилой «Камазом». Нет! Мама! Нет! Сердце в груди готово было выпрыгнуть. Нет! Неправда! Зачем? Задний, а может, боковой борт машины вдруг открылся. Длинная труба поехала на Глеба, ткнула в грудь. Казалось, легонько. Но сил на сопротивление было так мало, что мир покачнулся. Затылок с разбегу налетел на асфальт. Белый свет выключился. Темнота спрятала кошмар аварии - Глеб потерял связь с внешним миром.
Очнулся он в палате. На груди как камень лежал. Или раскаленный кирпич. Но больше никаких ощущений. Первое, что увидели глаза – две пустые койки и капельницу рядом с третьей…
- Где я?
- Сейчас я позову доктора, - молодая заплаканная женщина встала со стула, вышла в коридор. Память тут же подала последнюю картинку, что помнила.
- Мама! – Глеб спустил ноги с койки. Но врач – бородатенький мужичок в больших очках – тут же зацыкал на него, появившись на пороге.
- Что с женщиной в легковушке? Она жива? В реанимации? – Глеб ждал ответов, но их не было. У врача недоуменно подпрыгнула одна бровь вверх, но это и был весь ответ.
- Вам нужно….
- Подождите. Я хорошо себя чувствую. Но мама… Я видел…
- Вы из той аварии, что на Алексеевской? И что Вы видели?
- Мамину машину смял «Камаз». Я видел. Как она?
- В той легковушке не было женщины. Только трое мужчин. Двое погибли, один – в реанимации.
- Нет. Там за рулем была моя мама…. Я сам только что вышел из этой машины.
Мужичок почесал бороденку, потом похлопал по руке:
- Дайте-ка я сначала посмотрю Вас. А потом поговорим, обещаю.
Переждав традиционные контроль пульса, холод стетоскопа и фонарь в каждый зрачок, Глеб опять засыпал врача вопросами.
- Я сейчас схожу и все, что смогу – узнаю. А Вы как себя сейчас чувствуете?
- Нормально. А почему я здесь?
- Вас толкнула труба из груженого «Камаза»…
- И что?..
- Вы упали и ударились.
- Это пару часов назад? – но утреннее солнышко в окно смутило ответ, - Я… когда сюда попал?
- Позавчера. В том-то и дело.
- Позавчера????
Пришла медсестра. Села рядом, записала адрес, домашний телефон, телефон близких друзей. Он, выбежав из дома, не взял никаких документов. И поэтому никому о нем и не сообщали… Но Глеб думал не об этом. Его беспокоило то, что про маму тщательно скрывают. К чему бы это? На соседней койке застонал человек, женщина заохала и захлопотала. Палата наполнилась медсестрами и врачами….
Через полчаса полная до безобразия медсестра заглянув в палату, буркнула грубым шепотом:
- Озеров! Подойдите на пост.
Глеб встал без особого труда. Грудь немного горела. И чуток кружилась голова. Но уже в коридоре он пришел в себя окончательно. На посту девчушка в белом халатике на голое тело проверещала:
- Позвоните домой. Доктор разрешил.
Махнув рукой на допотопный белый телефон, снова занялась писаниной.
Объяснять, что дома кроме него и мамы никого не бывает, Глеб не стал. Набрав номер, настроился ждать неласковость гудков… Но трубку взяли сразу:
- Алло. Слушаю!
- Мама! Мамочка!
- Глеб, да где же ты?
- Мама, как ты себя чу….
- У тебя совесть есть?
- С тобой все в п…
- Я жду-жду… А он и в ус не дует.
- Мам, я приеду через пару часов. Только никуда не выходи…
Пару часов превратилась в четыре. Но домой его все-таки отпустили, под расписку… Мама ждала у порога.
Осыпая вопросами, ощупывая, осматривая друг друга прямо в коридоре, мама и сын в обнимку отправились по русской традиции встречи - на кухню. Мама его ждала: в коридоре ноги на нужном месте встретились с новыми тапочками, на кухне в оранжевой салатнице дожидались своей очереди вареники с картошкой…. Чайник – на плиту, чашки, сахарница, хлеб… Пока Глеб прямо на кухне мыл руки и рассказывал о том, что видел аварию, мама накрывала на стол и вспоминала свои двое суток, что ждала сына….. Сначала недоумение ( Глеб никогда не задерживается, не позвонив); потом – раздражение, потом - ярость и обида вперемешку, и уже после наступления утра – беспомощность…. Все друзья в семь утра обзвонены, девушки у него нет (иначе бы я знала!). Что делать? В милиции на ее просьбу поискать сына – хохот: «Всего лишь первый раз выскочил из-под маминой юбки? Поиски начнем только через трое суток, мадам! Дайте парню погулять!» А тут еще и фраза Глеба вспомнилась: «Хотел тебе одного хорошего человека показать». Может, этот «хороший человек» заманил его на пьянку? Может, в драку втравил? А тут еще девица эта на рассвете масла в огонь подлила своим звонком: «Мне Глеб нужен. Позовите его, пожалуйста!» Да не отстает, просит, потом рыдать начала в трубку. Говорила о том, что Глеб сам такой жестокости придумать не мог, только если «мамочка его отговорила». Пришлось ее отчитать как следует. На прощание она назвала свое имя – Алиса, и бросила совсем какую-то тихую фразу, смысл которой дошел до матери ближе ко второй бессонной ночи: «Я все равно рожу!» Но это все мелочи… В то утро хотелось только сына найти – живого и здорового.
- Мам, а ты купила новый холодильник? – вопрос сына вернул ее к действительности.
- Ты успел забыть квартиру? – хотелось шутить вместе с сыном.
Но, обернувшись, наткнулась на недоуменно- обиженный взгляд сына. Он видел и новые тапочки, и выкрашенную дверь на балкон и теперь вот – новенький холодильник. Как-то много за два дня перемен. То есть ждать она его – ждала, но, попутно занимаясь столькими вещами…. Ждала между всеми заботами? А он так волновался!
- Ты не помнишь … как мы покупали холодильник?
- Я?.. Неет.
- А еще что ты забыл?
- Ну…
- Что-то новое есть еще в квартире?
- Тапочки мои.
Юза Францевна осела на стул – в голове шумело. Она обратила внимание на то, что он ткнулся в стол на кухне со всего маха (наверное, до синяка хорошего!), но списала это на неуклюжесть возвращения. Теперь подумалось: стол мы с ним переставили только несколько месяцев назад. И оба пару недель по утрам натыкались на него, когда, не успев проснуться, спешили чайник поставить… Что все это значит?
- Мама, а ты на работу не опоздаешь? – опять не в точку… Последний год она ходила на работу по собственному графику. В основном, ее обязанности заключались в подготовке смены: консультировала девчонок и проверяла их работу. Поэтому шла тогда, когда весь поток спешащих к началу рабочего дня людей уже иссякал. Тогда почему Глеб так спросил?
- Рыжик, а… сам как ты думаешь: почему я не спешу?
- Не знаю…
- Ты чай пей, вареники ешь, а я пойду умоюсь…
- Угу.
Но все заданные и не заданные вопросы повисли в воздухе. И в ванной матери легче не стало – с сыном что-то случилось. Это факт. Потерять память, как в сериале, он не мог. Это глупо и нереально совершенно. Ведь сам сказал, что никакого сотрясения у него нет. Так, пара ушибов… А в чем тогда дело? Ванная комната на вопросы не отвечала, из зеркала смотрело зеленоватое перекошенное лицо…
- Глеб, я на минуту к соседке забегу. Обещала. Ты только не выходи без меня, - лестничная площадка крохотная, но дыхание здесь в первый момент восстановилось, пришла способность думать.
- Юзочка Францевна, случилось чего? На Вас лица нет, - бабулька из квартиры напротив медленно поднималась с тяжелой сумкой по лестнице, ощущая каждой клеточкой своего тела очередную ступеньку.
- Можно мне от Вас позвонить? – втянув соседку к ней же в дверь, напрягла всю свою хитрость и изворотливость, чтобы обзвонить знакомых врачей - друзей покойного мужа. Надо было что-то делать с сыном, но сообщать все подробности последних дней еще и любопытным соседкиным ушам не хотелось. Поэтому эзоповым языком объясняясь с людьми на том конце провода, спиной чувствовала нарастающее недовольство бабули. Та так и не понимала сути разговора, сколько не прислушивалась.
- Милочка, мне непонятно…., - но Юза Францевна уже встряхнулась, уже благодарила, уже уходила…
Вечером «на чаек» пришли чета Буховых – муж и жена, много лет они проработали в одной клинике с отцом Глеба. Она – психиатр, он – офтальмолог. Заглянул и ее бывший одноклассник, а ныне профессор, специальность которого тоже близка к ее сегодняшней беде. Поговорив с Глебом о том, о сем, они дружно покачали головами на ее немой вопрос. Непонятно, что именно случилось в голове у Глеба от падения, стресса или еще чего-то, но два года жизни стерлись из головы молодого парня, как будто их там и не было. И не ясно, когда этот пробел восстановится. Бразильские страсти и амнезии в московском розливе!
Утром Глеб по будильнику вскочил, потянулся, ощутил боль на месте поцелуя трубы. Надо было спешить на занятия! Но в коридоре наткнулся на очень серьезную маму. Произошел странный разговор, перевернувший спокойный мир в душе у Глеба Озерова. Оказывается, спешить надо было в компанию, где он уже семь месяцев трудился на хорошей должности, а не на учебу. Он уже специалист дипломированный, только вот из памяти стерлось все: и компания, и защита диплома, и, как ни печально, его первая и сильная любовь. Он так и смог вспомнить, с каким «хорошим» человеком он хотел познакомить маму. Только авария осталась в памяти перед глазами…
Пришлось строить свою жизнь заново. Искать другую работу, потому что страшно тяжело встречаться с людьми в коридорах вокруг рабочего места и не знать, что нужно сделать: кивнуть блондинке, улыбнуться тетке с соколиным взором или попытаться стать невидимкой в их присутствии из-за своих прошлых прегрешений. А рассказывать о том, что ты – практически из бразильского сериала выпрыгнул, этакий мачо…. – не возникало желания.
Мир рухнул
«Хороший» человек… Вот у кого была тогда трагедия! Алису выселяли из общежития – негоже в девчачьем царстве находиться даме на шестом месяце беременности. Комендант общежития предупредила: до понедельника чтоб исчезла – на квартиру, к мужу, к хахалю – к кому угодно! Алиса позвонила Глебу. Тот, помолчав минуту, тянущую душу беременной женщины как вечность, сказал: «Хорошо. Сегодня заеду за тобой. Собирай вещи пока, Алисик!» Алисик! Так он называл ее после совместного похода на лыжах, когда она обогнала его с легкостью лихой спортсменки. Нет, сначала на свиданках он обращался строго и уважительно к ней: «Василиса», но постепенно их отношения стали настолько теплыми и нежными, что в употреблении осталось только нежное «Алисик» в ответ на «Глебушку».
И что? Куда он делся, этот Глебушка? Почему она сидит уже три часа, отбрехиваясь от коменданта и смотря в окно. Глеб не разрешал звонить домой, говорил, что мама – очень жесткий человек, не надо с ней говорить без его ведома. Вот и полночь…. Что делать? Когда терпелка кончилась окончательно, Алиса спустилась в холл общежития, набрала номер… Но мать Глеба ответила то, о чем предупреждали девчонки хором: «Его нет! Сама не знаю, где он!» Вспомнились все история неудачливых подруг, подходящие под одну гребенку – поматросил и бросил. Где Глеб живет, как его найти – Алиса не знала. Пришел понедельник. Комендант вышвырнула ее чемоданы за дверь…. Приютил на время старый, с первого курса, ухажер. Вот только Алиса и думать – не думала, что человек может потерять облик человеческий за два года. Борис спился практически, давно вылетев из института. Хмуро и недовольно, он зарабатывал на жизнь урывками и тратил вместе с друзьями все сразу на закусон и выпивку. Идти больше Алисе было некуда. Надо хотя бы забрать документы из института, чтобы домой возвратиться….
А дальше начался новый кошмар: пьяный дружок Бориса ее избил. Нет, ему показалось, что он всего лишь женщину друга учил уважению к мужчине. Наверное, спьяну не заметив круглого животика у дамы, он хлестнул ее ладонью наотмашь. Рядом с животом оказался большой бак для чистой боды, чугунный… «Скорая» успела довезти ее до больницы. А вот ребенка спасти не успела….
Зато Борис совсем другой стал, когда она вернулась из больницы – заботливый, внимательный. Компанию разогнал, работать пошел, заглядывал ей в глаза, как щенок… Прожила у него три месяца, ничего не чувствуя и не видя. Жизнь казалась конченной. Любимый предал, ребенка не смогла сохранить, возвращаться с позором домой страшно не хотелось. Что делать? Ответить ухаживаниям Бориса? Вон как он рад ей. Ест все, что она даже сожжет по причине своей растерянности. Гладит ее руку, безучастную к любой ласке. Глаза горят, когда она заходит в комнату. Долго так не могло продолжаться…. Ответив на его ласку, ощутила лишь пустоту внутри себя. Уговаривала себя на нормальную семейную жизнь, пусть не с любимым, но любящим мужчиной, еще месяц. Но однажды сердце не выдержало оков: найдя фотографию Глеба, где он смеялся, распахнув руки в стороны, как будто обнять мир хотел, она завыла. Долго выла как дикое животное, всхлипы прорывались сквозь вой, и ей стало страшно, что не плач, а вой исторгается из груди… Налив себе отвара пустырника, она села у окна, ожидая Бориса для разговора. Но тот не пришел в восемь, как обычно. Уже заснув в кресле, она осознала: он почувствовал, что не люб. Гражданский муж пришел почти в полночь. Он был трезвый, но страшно усталый. Переложив Алису на кровать, быстро разделся и через пять минут уже храпел. Алиса пролежала под одеялом до пяти утра. Сон кончился вместе с началом его храпа. Теперь она не могла слышать эти свистяще-назойливые звуки – то ли кошка в трубе воет, то ли на чердаке форточка скрипит… Несколько месяцев женщина не обращала внимания на эти звуки – была живой только наполовину. Теперь ни слушать этого человека, ни смотреть на него не хотелось. Тихо встав, стала собирать вещи. До тошноты хотелось выть. Она собиралась, понимая, что, уезжая домой, – навсегда лишается Глеба. Там, в Лазоревке, он ее не найдет, даже, когда захочет.
Двери в счастье захлопнулись. Приоткрылась чуть-чуть щелочка, и все закрылось, больно прищемив сердце и душу. Глебушка предал ее, смалодушничал к тому же: не приехал даже объясниться. Как гнусно! Борис… Ничего у них не получится – она по-прежнему каждый вечер ловит себя на том, что с языка готовится спрыгнуть имя, которое она так давно не произносила. Зачем Бог создал любовь? Это же так больно! Борис любит ее, обожает. А в сердце живет другой. О котором она не знает, по сути, ничего…
Когда Борис проснулся, квартира уже опустела. Записка на столе состояла из пяти слов: «Спасибо. Прости, я не смогу».
Вернувшись домой, Алиса была крайне удивлена: ее ждала не только постаревшая мама, но и бандероль. С его почерком! «Уважаемая Василиса! Я нашел эту сумочку у себя. Высылаю Вам, потому что не помню Вас и не знаю, как передать Вам в руки. С уважением, Глеб Озеров». На бандероли был штамп общежитского почтового отделения, а там решили, что она выбыла домой и переслали в Лазоревку. Тем самым напугав пожилую женщину до умопомрачения. Внутри бандероли лежала дамская сумочка и письмо…. Это письмо Алиса писала маме, радостно сообщая, что скоро приедет с женихом. Он потрясающий, красивый! Он самый лучший! Письмо было запечатано еще полгода назад, подписан адрес – письмо с вестью о счастье не успело улететь из ее рук в Лазоревку, но дало адрес.... Тогда Глеб стоял в очереди на какую-то кинопремьеру, а она грела пузико на лавочке рядом с кинотеатром. Но потом забыла эту сумочку в зале. Глеб посадил ее в троллейбус, а сам побежал за потерей рассеянной беременной… Вот она вернулась к хозяйке через полгода. Таких длинных полгода. За это время столько было горя и разочарований. Алиса читала и перечитывала строчки писем, своего маме и Глеба к Василисе. «Василиса, значит… Даже не Алиса… Это уже совсем конец!» - Алиса сползла в снег под яблоню, пальцы обжигались холодом брошенности и свежестью снега. Почему? Почему так жестоко? Почему не пришел, почему так поступил? Он ведь любил ее, любил! Только что-то недоговаривал, но чтобы так жестоко…
Новый жизненный виток на троих
- Глеб, давай-ка переедем в залу. Там не так холодно, - женщина приподнялась, привычно опершись о подставленную руку сына.
Глеб довел маму до двери из кухни. Шла она нетяжело, но как-то очень осторожно. Что-то в атмосфере кухни резко поменялось – как-то теплее стало, что ли…. Алешка застыл с чашкой чая в руке, не понимая тонкости происходящего момента. Потом пошел следом, любопытно оглядывая квартиру: большое зеркало в коридоре, корзину для зонтиков, настенный фотокалендарь с видом Эйфелевой башни. В большой квадратной комнате действительно тепло – обогреватель работал посреди комнаты, изредка мигая и щелкая оранжевым глазком.
Усадив маму в кресло, прилежный сын вернулся на кухню за чаем. В голове роилось такое количество мыслей и ощущений, как в растревоженном муравейнике. «Ему приблизительно 12-13 лет, значит, он мог быть зачат как раз в те проклятые два года! Сколько еще я буду получать приветов из прошлого?» Мужчина ходил из угла в угол, пытаясь вернуть прошлое на место, влезть в захлопнувшуюся комнатку памяти. Что-то вспомнилось, о чем-то рассказали ему, и теперь не разобраться в том, восстановил он это сам или составил картинку в памяти по рассказам. Бесполезно биться головой, не приносит облегчения и нормальная размеренная жизнь. Будто идешь по тонкому прозрачному льду – вроде идешь, но в любой момент можешь случайно провалиться в ледяную воду. Зыбко как-то. Неуверенно. «А где его мать? Вот беда – я ж совсем не помню ее! Совсем! И спросить ее имя еще раз неудобно, а не расслышал…. Идиот!.. Я выгляжу идиотом!» Чай готов, можно идти в комнату, но что говорить? Лучше порезать еще сыра. Да, и маме пора пить лекарство! Надо накапать.… Отвлечь себя от нежеланных мыслей и действий можно многим.
Объект тайных женских вздохов компании Билайн четко и уверенно резал сыр, разливал чай, готовил лекарство и свято верил в то, что он абсолютно не приспособлен к семейной жизни. Семечко комплекса, когда-то давно поселившись в его душе, дало огромные корни. Он не просто сыр и хлеб нарезал, он и крошки вытер! Правда, полотенцем, но зато стряхнул не на пол, а в раковину. От этого зрелища многие женщины бы застонали, но Глеб Озеров все же считал, что он никак не может считать себя способным на семейную жизнь. Вот сегодня надо проявить характер – заставить этого мальчишку вывернуться так наизнанку, чтобы … чтобы он исчез! «Я не хочу сына! Что мне с ним делать? Мне на работу пора…. Ну держись, сейчас устрою тебе допрос…» Мужчина опять начал метаться по кухне, продумывая свое поведение в разговоре. О чем надо спросить, как эту информацию проверить, как маме помочь с потрясением справиться. Накачав себя на разговор, он решительными шагами пошел вперед, грозно неся впереди торса поднос с чаем.
Через десять минут новоиспеченный сорокалетний папашка отряхивался, как нашкодивший котенок от шлепка, на … лестничной клетке. Его отправили на работу! Что-то в комнате происходило, пока он готовил поднос с чаем и лекарством. Мама выглядела помолодевшей и бодрой, смотрела на мальчугана как на чудесный подарок. Взяла из рук сына поднос и тут же защебетала, что негоже на работу опаздывать. В коридоре быстро прочирикала обычные прощевальные слова и выставила его за дверь, пообещав позвонить. Во! Он видел ее такой только в последние минуты перед «Что? Где? Когда?» Тогда все в мире становилось для Юзы Францевны мелким и раздражающим, кроме экрана телевизора. Что ей наплел этот поганец? «В конце концов, я тоже хочу знать!»
Таким растерянным и нелепым Озерова на работе никогда не видели. Конечно, он жутко опоздал, но Инга даже не осмелилась его ругать – видно было, что у него что-то случилось. Безропотно она отпустила его на два дня, подписав заявление молча и без своих томных взглядов.
По дороге снова в сторону Мытищ, Глеб набрал номер мамы. Та схватила трубку сразу и шепотом стала просить его взять блокнот и ручку. Она кое-что продиктует.
- Ма, я за рулем. Говори, я запомню.
- Нет, Рыжик, остановись где-нибудь… Надо!
- А что стряслось?
- Он мне рассказал…
- А чего ты шепчешь-то так? Я слышу плохо.
- А мальчик уснул. Пока я тебя провожала, он и заснул. Прямо в кресле.
- И сейчас спит? Уже четыре часа прошло…
- Спит.
Завернув во дворик, Глеб притормозил. Достал ручку и блокнот из бардачка.
- Так, ему нужно купить смену белья: майку, трусики, тапки….
- Ты хочешь, чтобы я детскую одежду покупал? С какого перепугу? Я не умею! А разве он без одежды?
- Около Новиковых помнишь, магазин есть: «Подростковая одежда», вот там и…
- Да не буду я…
- Сына, - голос стал совсем тихим, шипящим, но настойчивым,- ты же знаешь, я не терплю в квартире лишних вещей. У меня и тапок лишних нет. А всю твою одежду я уже аннулировала, из которой ты вырос. Пожалуйста, сынок!
Так началась новая жизнь для Глеба Антоновича, его пожилой мамы и Алешки… Кошмары, которые гнались от самой Лазоревки, кусая за пятки и мучая по ночам, немного отодвинулись. Затаились… Драгоценности! Вот что тяготило теперь его душу. Сначала спрятал в куртку красный мешочек Кристины. Но не засыпалось тогда – чувствовалось, что эта милая бабулька вывернет все карманы для полноты картины. А объясняться не хотелось совсем. Нужна передышка, чтоб прийти в себя. Не в трусы же прятать? Весь первый вечер Алексей был под перекрестным допросом: Юза Францевна и отец наперебой задавали вопросы. С каждым их словом мешочек на груди тяжелел и тяжелел…
Потом Алексей привязал к мешочку большую петлю и стал носить мешочек, как носила их почтальон – перекинув через плечо и на противоположном бедре. Но под футболкой! Теперь было не страшно, что дотошная бабушка отыщет то, о чем ей знать не нужно. Во всем остальном жизнь текла спокойно и размеренно. Все привыкали друг к другу. Алексею досталась комната отца, и, беря в руки предметы, которыми когда-то занимался Глеб Озеров, он пытался представить, чем они были для отца. Сживался с новыми близкими людьми. Отец приезжал по вечерам, привозя продукты, какие-то мелочи. Иногда его глаза начинали светиться, когда Алексей спрашивал разрешения посмотреть что-то из личных коробок детства Глеба Озерова, ведь целое отделение шкафа было заполнено картонными коробками разных размеров и расцветок. В одной жили книги и вырезки из газет – все с описанием фокусов. Тут же лежали длинные черные перчатки, плащ на маленького фокусника, сломанная пополам волшебная палочка…. В другой прятался целый замок! Фанерный замок был разобран на много частей. Эта гордость 13-летнего Глеба позволила ему когда-то заманить к себе домой самую хорошенькую девочку класса – Олесю. Но она ушла через полчаса вся в слезах и обидах: не сошлись во мнениях: Олесе нужен был принц и принцесса в замке, а Глеб устраивал бои и захваты этажей замка рыцарями меча и огня. Не срослась у них дружба на почве замка!
Отец чувствовал себя напряженно и необычно в комнате, где он вырос - теперь там спит практически посторонний, трогает его вещи, по вечерам разглядывает альбом с фотографиями…. Отец и сын притирались друг к другу медленно, изредка бросая в спину взгляды. Но с каждым разом стенка из отчужденности становилась тоньше, несмотря на удивление и недовольство Глеба Антоновича. Ему без сына было проще жить, на самом деле. А в статусе отца – непривычно и страшно. Нужно было чувствовать себя по-другому, уметь себя вести как отец…. А как это?
Новоиспеченная бабушка
Но истинная песня в этой троице была, конечно, бабушка! О таких женщинах нужно или песни слагать или держаться от них подальше. Польские корни да в сочетании с воспитанием до совершеннолетия на одесской земле дало такой потрясающий результат, что в юности все мужчины падали ниц перед ней. Но она преданно и молча любила только одного человека в мире – сводного брата своего отца. Когда его не стало – вышла замуж за юношу, похожего на него внешне. Но на том схожесть и заканчивалась. Красивый и статный Антон был кумиром ее грез очень недолго. Разочаровавшись в любви, женщина перекинула свои силы не на сына, копию уже нелюбимого мужа, а на работу. Стала профессионалом в своем деле, о сыне всерьез подумала лишь на пороге его четырнадцатилетия. Достаточно амбициозная пани Юза занялась будущим своего отпрыска со свойственным ей темпераментом и энергией. Все планы рухнули в тот день, когда он стал свидетелем аварии. Она приписала ему звание: «Слабак!» и зачеркнула свои планы на его карьеру и славу. Сын же так любил маму, как бывает редко: до трясучки, до потери памяти за два года. Но напрочь был лишен карьеризма, и воспитать это в себе не мог даже ради мамы. Наверное, именно потому, что особенно не стремился, все замечательно получалось. И он тихо, но верно шел по карьерной лестнице вверх.
Алешке первые три дня с «бабушкой Юзой» показались одним сплошным кошмаром. Та никак не могла решить для себя: принесет ли ей наличие внука кусочек радости, или это станет наказанием для ее спокойствия в расцвете старости. Вот не было у нее внука, и опорой должен был стать Глеб. А теперь, поди пойми: подпоркой ли Алексей той опоре станет или обузой на ее шее? Но мальчишка о таких душевных метаниях бабушки не догадывался и потому воспринимал все за чистую монету. Ее вздохи и тяжкие стоны разбудили его на второе же утро раньше, чем лучи небесного светила. За окном было темно, но бабуля в другой комнате стонала и скрипела.
- Вам нужна моя помощь? – вопрос мальчика висел несколько минут в воздухе.
- … да… не очень-то тебя позовешь на помощь! Спишь ты крепко, надо признать.
- Я могу помочь? – Алешка робко просунул голову в дверь.
- Нет. Спи уже. И я сосну часика на два… - Через минуту донесся мерный храп старушки - полчаса назад она задумала и осуществила теперь некий тест…. Первый тест Алешка прошел со скрипом…
- Ты яичницу делать умеешь? Из целых трех яиц? У меня сковородка меньше твоих запросов…
- А чай с сахаром пьешь?
- Я на обед оставлю тот кусочек сыра, можешь не доедать…. Итак расход увеличился вдвое…
После «ласкового» завтрака, когда Алешка давился даже чаем, ощущая каждую крупинку сахара в своем стакане, наступило время уборки. Тут бабуля сообразила, что если уж судьба-злодейка не дала ей в помощницы невестку, а плюнула сразу взрослым оболтусом, то его надо учить уму-разуму. То, что нет невестки – даже хорошо: а то бы на кусок коврика в прихожей еще запретендовала! А с внуком без невестки даже лучше! Интересно, а в какой она больнице-то? Вдруг в психушке? Тогда и малец может быть со справкой о невменяемости? И как же жить с ненормальным под одной крышей? Но он выглядит разумным и послушным…
- Алеша!
- Да.
- Иди ко мне, мой хороший! Я так давно мечтала о внуках, ты себе не представляешь. А ты рад, что нашел отца и меня?
- Рад.
- И я рада. Ты можешь порадовать бабушку тем, что заткнешь щели в окне на кухне вот этими лоскутками? А то я переживаю, что ты там простудишься. Спасибо, мой хороший! Ножик бери с серебристой ручкой – остальные слишком острые. Ну, ступай, ступай. Я сейчас новости посмотрю и приду к тебе.
Потом она долго обнимала его на кухне, прижав к себе и оглядывая одновременно сделанную работу. Что ж, недурно! Пожалуй, пусть поживет у меня внуком.
Алешка же ощущал лишь то, что его обнимают и не отталкивают уже. Не прогоняют. Значит, признали своим. Хоть и документов у него не оказалось. Теперь у него есть отец и новая бабушка.
Хорошие мысли приходят и в пьяную голову
Глеб не мог сделать над собой усилие – рассказать на работе, что стряслось. Все ждали объяснений, а у него язык почему-то не поворачивался. Наконец, в четверг у новоиспеченного папы в пивном баре развязался-таки язык через час возлияний:
- Я попал в глупейшую ситуацию, Антон.
- ммм… Колись, что с тобой происходит. Вторую неделю у тебя вид стукнутого пустым мешком из-за угла, - финдиректор с облегчением выдохнул.
- Я стал отцом.
- Ни фига се новость! Поздравляю! Кого родил?
- Мальчика. Только ты не понял…
- Да ладно… Чего тут непонятного. Все мы становимся отцами когда-нибудь. Иногда даже не знаем об этом, - хохотнул Антом, не понимая, насколько попал в самое яблочко.
- Вот именно. Я и не знал.
- И кто у нас мама? Из наших девчонок, что ли?
- Не знаю. Ик, - пиво не помещалось внутри Глеба. Там все место было занято ужасом ситуации.
- Как это? – Антон знал, что кто-кто, но только не Глеб будет шутить: чувство юмора у этого рыжего здоровяка отсутствовало. Так что ко всем словам можно относиться серьезно. История обещает быть интересной, а здесь так шумно.
- Пошли покурим?
Проходивший мимо студенческого вида волосатик чуть не уронил шляпу на Глеба. Тот вздохнул, вырвавшись из плена мыслей.
- Да, пойдем… Но только ты должен как друг дать совет. Я совсем запутался. - Глеб кивнул бармену, что столик еще занят. И мужчины отправились на балкончик освежиться, покурить и поговорить вдали от шума бара.
Рассказав вкратце историю своего отцовства, Глеб с надеждой посмотрел на приятеля, как щенок на хозяина. Выкурено по три сигареты, выпито еще по поллитровке пива…. Мир опять грохотал вокруг музыкой и весельем. На балконе в начале декабря долго не простоишь в пиджачках, пришлось вернуться в бар. Лицо Антона плавало, прячась в облаке сигаретного дыма.
- Не, я не понимаю, как можно совсем не помнить даму, с которой были шуры-муры? В каком состоянии надо быть, старик?
- Да, тут еще одна история, прямо сериальная, - Глеб пробовал шутить: он ненавидел эту историю с потерей памяти. Пришлось тоже вкратце рассказать.
- Тью-юютушки, - присвистнул Антон. Таких страстей он не ожидал! Похоже, приятель, и правда, влипает в истории по уши.
Бармен уже несколько раз поглядывал с раздражением в их сторону: терять в будущем хороших клиентов не хотелось, а этих скоро надо будет выкидывать вон под белы ручки. Потому через десять минут он подошел с вопросом: не вызвать ли такси?
Ночь встретила их иглоукалыванием летящих крупинок. Поземка выплясывала на дороге странный танец. Ветер выветривал постепенно хмель из головы и тепло из тела… Но мысли в головах проснулись от пивного угара и зашевелились. Антон, высунув нос из мехового воротника куртки, вдруг родил шикарную идею. Все оказалось безумно просто! О! В понедельник завертится машинка по выяснению личности парнишки, ура! Такси увозило домой почти протрезвевшего и почти счастливого Глеба.
Глеб знал один секрет: знаешь, что впереди пьянка – выпей аспиринку! И утро после гулянки- пьянки обычно не становилось для него тяжелым кошмаром.
Сегодня замечательное утро четверга. Часть пива, конечно, отложилась в мешках под глазами, но голова была свежей, а настроение – шикарным! Так, что творится в жизни? Вытянувшись и позевав до хруста в челюсти, Глеб огляделся. Холостяцкая квартира – зрелище не для слабонервных, и в лучах утреннего яркого солнца берлога холостяка Глеба Озерова испугала даже хозяина. На деловую встречу нужно прибыть только к трем часам пополудни, значит время на то, чтобы причесать немного квартиру – есть. Перестелив белье, выбросив в мусоропровод четыре пакета с пивными бутылками, старыми журналами, прочей ерундой, очистив холодильник от испортившихся в прошлом веке продуктовых припасов, мужчина занялся борьбой с пылью. И заодно сделать перестановку нужно! Передвинув диван подальше от окна, из которого дуло нещадно, Глеб обнаружил на полу под диваном свой личный дневник (!) школьного периода. Как он сюда попал? Ведь школьником он жил в Мытищах! Перелистывать страницы отрочества было так здорово! Там же хранился билет в кино, который он вытащил у Олеси, чтобы она не смогла пойти на сеанс очень страшной фантастики. А когда она расстроилась потерей – он пригласил ее в Сокольники. Здорово получилось. А вот его жуткая обида на маму – она отказала в покупке велосипеда из-за трояка в году по физике. Ему тогда тоже было 13 лет, как этому Алеше. Мысли свернули с ностальгических рельсов на Мытищинские… Сегодня надо будет приступить к выполнению плана по установлению отцовства. Вечером придется заехать к маме. О! А ночевать там уже негде!
…Шли дни, похожие друг на друга, как близнецы. Алешка заставлял себя не паниковать от волн какой-то непонятной тоски и безрадостности. Целыми днями он болтался по квартире, иногда бабушка отправляла его в магазин, а пару раз – в торговый центр. Чтение занимало его вечера: миска с сушками и увесистый том приключений вместо учебников. Дни летели, все постепенно приноравливались друг к другу. Алешка уже не давился после фраз бабули. Она не от жадности, а просто в силу характера бросала:
Просто жизнь
- Бери, бери конфетки, даже две бери! А остальные заверни и положи в холодильник – вдруг кто придет…
Три из четырех полок в холодильнике были заняты тем, что хранилось под девизом «Вдруг кто придет!». Ей трудно было смириться, что с потерей мужа, а потом с пенсией и отъездом сына это «вдруг» происходило все реже. Приходил сын, иногда заглядывала соседка… А командные нотки в голосе девать было некуда. Юза Францевна и стареть-то стала с того момента, когда осознала, что она – генерал без армии. Муж умер, сын уехал из-под контроля… В пустой квартире на пенсии можно только тараканами командовать. Теперь пожилая женщина обрела второе дыхание с появлением внука.
- Ты зачем задул спичку? Так еще же и под чайником нужно газ зажечь… Чего зря спички тратить?!
- Тапки ставим справа, туфли – слева. Когда же ты запомнишь!
- Ты ешь помедленней – лучше усвоится пища! Чего ты глотаешь кусками? Я не отберу, ешь спокойно…. Ладно, доедай, и пошли работать: некогда рассиживаться.
- А я теперь здесь всегда жить буду?
- …ммм, а почему ты спросил?
- Ну… Время идет, и я уже три месяца школы пропустил. Вдруг меня оставят на второй год?
- Да, надо поторопиться с твоими документами. Сегодня скажу Глебу. Ты – способный мальчик, тебе надо обязательно учиться.
С тех пор, как Глеб отвел в парикмахерскую сына, подстриг, купил кое-что из одежды, мальчишка преобразился. Видна стала и хорошая фигура, и воспитание. Мысли о том, что дитя наркомании ищет себе спонсоров, уже не терзали Юзу Францевну. Она поверила этому пареньку. Ее квартира наполнилась теплом от оживших, наконец, батарей, а жизнь постепенно наполнялась смыслом и теплом от этого огненно-рыжего внука. Она – снова генерал в квартире, сын заезжает уже не раз в неделю, есть о чем поболтать с племянницей…. Рядом с молодостью и сама как-то молодеешь… «А парень-то совсем не безрукий: и картошку чистит, и в магазин сбегать может. Сдачу не прикарманивает. Читает только много - свет жжет по вечерам. Надо ему поменьше лампочку вставить. А Глеб что-то не договаривает. Чего он тянет с документами? Приехал вчера какой- то смурной».
Алешка не знал о том, чем он окончательно покорил свою «новую» бабушку! Он же не видел, как по вечерам, когда он бороздил с капитаном Немо моря и океаны, Юза Францевна доставала те, первые рисунки. Нацепив на нос очки, старушка придирчиво разглядывала наброски, сделанные на ее кухне явно талантливым мальчиком. Именно его талант совершенно покорил ее амбициозную натуру. Искренне переживая, что не сможет дожить, чтобы побывать на персональной выставке Алексея Глебовича (с фамилией потом определимся!), она перебирала листки. «Бабушкины руки», «Собачьи глаза», «У костра»,… - она уже дала им название. Почему-то боялась попросить еще что-то нарисовать: вдруг это было только сиюминутным порывом и только? У Глеба не было ярковыраженных талантов, и это было очень огорчительным. Теперь же появился внук! Почти художник!
- А чем ты занимался дома по вечерам? Чем увлекался? – наконец, в пятничный вечер она не выдержала.
- Я рисовать люблю, - юное дарование разливало чай.
- А почему не рисуешь сейчас? – чай в тонкой фарфоровой чашке был обжигающе горяч, но настолько ароматен, что пани Юза даже глаза закрывала от удовольствия. При этом внимательно слушала…
- А что мне нарисовать?
- А что ты любишь?
- Не знаю….
- А можешь нарисовать зимний пейзаж?
- Ну, пейзажи я редко рисую. У нас в школе хороший учитель был по рисованию, это он меня научил…
- Ты художником хочешь стать, наверное?
- Не знаю…. Но по учителям я соскучился, - неожиданно закончил Алексей.
У бабушки и внука образовались новые традиции: по утрам бабушка делала бутерброды с яичницей, варила кофе и разрезала тонкими полосками сыр… А обед был на совести Алексея: он варил картошку, кипятил чайник, нарезал овощи. Вечер был посвящен чаепитию и разговорам. Пани Юза с юности приучила себя по вечерам только к чаю с ложкой меда. С ужасом наблюдая количество бутербродов, исчезающих в растущем организме внука, она вела подсчет где-то в глубине сознания. На пятом ее терпение лопнуло:
- Алексей, пора бы остановиться. Ты же не заснешь с полным желудком!
- Угу. Просто я замерз, и горло немного болит – хочется горячего чая постоянно.
- Ой, только не заболей! Грипп – неприятная вещь… Я редко хожу по городу, но всегда замечаю - многие молодые чихают, кашляют, с красными носами.… И так легко одеты.
- А у Вас был муж?
- Да. Конечно.
- А фотка осталась?
- Да, там, в серванте альбом лежит. Принеси. Я тебе всех покажу.
- И папа есть маленький? – на бегу спросил парень, уже автоматически сказав слово, столь непривычное, в принципе, для своего языка.
- …папа…, - Юза Францевна была удивлена. Паренек ей нравился все больше. Но кое-что еще непонятно ей. И об этом нужно поговорить с сыном. Только странно – Глеб не приезжал уже три дня, а по телефону отвечал так неохотно, что это настораживало. Что – то у него не клеится в жизни, ей теперь неведомой. Совсем от рук отбился….
- Вот мы ездили в Ригу, - любовно переворачивали морщинистые руки альбомные листы, - Там так все красиво было!
- А это кто? – мальчишкино любопытство прыгало через страницы.
- Так твой папа еще в 13 лет жениться собирался. Это Олеся – подружка его. А что?
- Она немного на маму похожа…
- А какая она?
- Кто?
- Мама твоя? И чем больна? Все спросить забываю: она что, буйная что ли, была?
- К-какая?
- Ну…. Она не буйная была? В какой она больнице? Что с ней?
- Она перестала спать по ночам и много плакала. А потом стала забывать, где живет. Врач сказал, что ей нужно полежать в больнице и не нервничать…
- И когда ты видел ее последний раз?
- В июле. Потом бабушка повезла ее к врачу.
- И назад мама не возвращалась? И диагноз какой? – вопросы остались без ответа. Мальчик не знал ответов.
Фотографии – странная вещь: проходит много времени, а что-то в душе расслабляется. А дышится легче и как-то радостней. Вот и сдержанная бабушка Юза стала мягче через свои воспоминания, запечатленные на старых фотографиях. Фотки – не зеркало, тут ты и сейчас яркая, деятельная и в окружении поклонников, семьи, коллег…
- А ты можешь нарисовать маму? Почему ты не рисуешь сейчас?
- …. Не знаю. Но вам хочется увидеть маму? Правда?.. Я обязательно нарисую.
- Правда. У тебя это очень хорошо получается. Ты рисуй. И я буду знать, как выглядела мама моего внука…. А теперь давай- ка спать. Ой, уже и новости кончились! А я погоду не посмотрела! – Пани Юза решительно отложила фотоальбом, тяжело поднялась со стула. Кухня теперь была согрета теплом батарей, здесь пахло печеньем и колбасой. Чайник почти всегда горячий. Но, надо во всем меру знать! И Юза Францевна знала. Быстро убрали посуду, Алексей вымыл чашки, она перетерла их… Обычный вечер.
Путь к себе
- А где можно взять бумагу?
- Какую бумагу? – старушка уже совсем клевала носом, так надолго она уже много лет не задерживала свою встречу с постелью.
- Чтобы маму нарисовать…
- аааа….. Давай завтра у Леночки спросим, у соседки, она учится в школе – у нее будет, наверное, несколько листов. А сейчас – спать!
Но Алексею было не до сна. Он ощущал такой бешеный зуд в пальцах, что перерыл все отцовские коробки. Старался делать все бесшумно, чтобы не потревожить бабушку. Коробка, коробка, ящики стола, стеллаж с книгами…. Но все тщетно! Не было альбомных листов! Не было, и все. Желание написать мамин портрет было таким осязаемым, что случилось все же маленькое чудо: подставив табурет, Алешка заглянул на шкаф. О! Там лежала папка, пожелтевшая и безумно пыльная, но внутри прятались 4 листа бумаги – чистой, чуть постаревшей, но вполне пригодной…. Прокравшись в кухню, Алексей взял карандаш. Вернулся к себе, плотно прикрыл дверь, бережно достал один лист. Сердце в груди колотилось, он как будто был на пороге какого-то важного события. Закрыв глаза и положив руки перед чистым листом бумаги, он вспоминал маму…. Сначала ему мешал какой-то шум, суматоха, звуки или ….. Нет, это не звуки. Это воспоминания. Они теснились, наслаивались, мешали друг другу, звали его. Потом вдруг он вспомнил: мама сидела на крыльце, накинув шерстяную шаль на спину, и тихо улыбалась. Она восторгалась ежами, всегда с нежностью звала их вечером: «Егорушки! Ну-ка ужинать….. ко мне, ко мне, ко мне…». Постукивала ноготками по миске с молоком и хлебом и ждала. Пять минут, десять …. И вот, вся трава и кустарники в саду начинали шевелиться – ежики всех возрастов спешили на ужин! Однажды их собралось у миски восемь штук! Мама придумала им общее имя «Егорушки» и они отзывались. Спешили, топали и потом смешно чавкали. Маму не боялись совсем, а больше никого не признавали – и Алешка и бабушка пытались их тоже позвать и покормить. Но не тут-то было! Признавали только маму. Мама….
Карандаш шуршал по листу, сначала немного неуверенно, потом все быстрей. Вот уже контуры фигуры и дверной проем стали из памяти перекочевывать на лист бумаги. Мама сидит на крыльце, прислонившись к дверному косяку, затаенно улыбаясь. Около ноги стоит миска, и три ежа уплетают ужин из молока и белого хлеба. На маме бирюзовый халатик, волосы тяжелой волной укрывают правое плечо. Лучики из глаз освещают и вечернюю трапезу колючих гостей, и ее счастливое настроение. Родинка на щеке, скрещенные руки на коленях, тихая радость в глазах – и вот мама оживает. Несовершенство штрихов заменяется где-то фантазией, и сердце готово кричать от радости: «Мама!»
Сам того не ожидая, Алексей вдруг стал мысленно разговаривать с мамой:
«Мама, мамочка! Как я давно тебя не видел! Ты знаешь, за это время столько всего случилось. Ты прости меня, пожалуйста…. Я не знал, что мы больше не увидимся. Сейчас я бы уже не дал бабушке тебя отвезти…. Прости…. Я раньше был… маленьким, теперь я совсем другой. Мама, я нашел папу. Ты на него обиделась, да? Он не знал, что я есть. Ты специально не сказала ему? Ты не сердишься, что я разыскал его? Знаешь, он, наверное, хороший, только….. он откажется от меня, когда узнает о том, что я помогал угонять автомобили. А еще….. Я теперь и вор. Сначала меня Кристина оклеветала. Потом я вправду украл. Что теперь делать – не знаю. У меня мало денег, чтобы посылку оформить. И паспорт нужен…. Мама, я так соскучился!»
Карандаш подправлял штрихи, дополняя оттенками родное лицо, а мысли бежали вскачь, хотелось рассказать обо всем, поделиться и пожаловаться…
«Мам, а знаешь, я у тети Веры был. Помнишь, она говорила о своем «рыжем тигренке» - дочке? Так я видел эту Надю! Она очень серьезная и совсем взрослая уже. А еще я познакомился с Захарычем и тетей Риммой. Они добрые, только старенькие. Захарыч мне рюкзак подарил. Я его…. потерял. В общем, я такой оказался дурень. В такое ввязался…. Мам, я же не хотел! Только Марина может подтвердить, что я – не из этой банды. Но для того, чтобы Марину разыскать – нужно к Руковым позвонить. А они считают меня вором! Мама, неужели только 2,5 месяца прошло после…. бабушки? А кажется – так давно! Мама, ты снись мне, пожалуйста! Я очень хочу тебя во сне увидеть. Еще хотел про Марину рассказать…»
В два часа ночи Алешка почувствовал, что пальцы уже не слушаются. Глаза слипались каждую минуту. С трех листов старой бумаги смотрели портреты самых близких ему людей: мама рядом с ежиками, мама и бабушка на картофельном поле, и Марина…. Кисловодскую, уверенную и сильную духом, Марину он уже не смог вспомнить; только ту, которая сидела на краешке кровати больного. Темные круги под глазами, сбившиеся волосы, руки, бережно и спокойно делающие промывание и перевязку… Хотелось спать и говорить с этими близкими людьми, хотелось говорить, и спать тоже хотелось….
Утро удивленно заглянуло в окно солнечным лучом: парень спал, сидя на диване и облокотившись на подушки. Тихий стук в дверь его не разбудил…. Бабушка долго рассматривала две ночные картины, перекладывая их из одной руки в другую. Третья, явно незавершенная, была в руке у Алексея. Он так и заснул с карандашом и наброском. Две женщины на законченных набросках были похожи между собой, сразу видно: мать и дочь. У женщины помоложе - правильное русское округлое лицо без единой морщинки, открытое и немного усталое. Взгляд удивлял: не куда-то конкретно, а внутрь себя. Как если бы женщина прислушивалась к неслышной музыке. Улыбка не скрывала грусть. Ежи копошились у миски, крыльцо на заднем плане было немного кривым…. Или так получилось просто? Старушка – типичная сельская бабулька: в косынке, в платье пошива послевоенных лет. Никакого изящества, типичная сельская старуха….
Еще один, пустой, лист бумаги ждал своей участи на столе. Но до него Алексей не добрался специально. Лист очень пожелтел, на нем только красками выйдет хорошо. Покрутившись около парня, спящего в такой неудобной позе, бабушка Юза ушла. Будить мальчишку не стала, только укрыла покрывалом.
«Талант у мальчишки налицо! Надо позвонить Глебу – почему он так тянет с документами? Темнит что-то или, в самом деле , так некогда? Надо же ехать на родину к мальчишке, раз по-другому документов не найти…» Сын снова отбрехался от визита, и даже от объяснений о своем отсутствии.
У Глеба были свои размышления на тему сына. Маме говорить о своем расследовании не стал. Он ждал. Почему-то ему казалось, что дети появляются немного не так. Все было неправильно. И принять Алексея как факт, от которого никуда не деться, он не мог. Все существо было против. Хотя паренек ему был симпатичен. И даже без анализов мудрых генетиков видно то ярко-рыжее и кудрявое сходство, что было между ними. Но пусть лучше сейчас подстраховаться, считал Глеб Озеров, чем потом локти кусать… Его догнали события тех дурацких двух лет. И совсем не хотелось становиться рабом неизвестных дней на всю оставшуюся жизнь. Девчонки в компании уже так шушукались за спиной, что и глухой бы еще раз оглох. Надо было что-то решать: или объявлять о своем отцовстве или прикидываться веником и трещать о дальних родственниках, которые «понаехали» к нему на дармовщинку. Непонятно, почему маме так приглянулся этот пацан…. Нет, все понятно, в принципе, но почему она требует ускорить их породнение?
Московские соблазны
У Москвы редко бывает снег – белый и роскошный – и солнце в небе, и все это в декабре. Обычно зима дарит такие дни на прощание, а декабрь плаксив и мрачен. Алексей вышел по поручению бабушки за картошкой и хлебом, но пьянящий свежестью и солнцем день был так прекрасен, что остро захотелось в лес - к сугробам, стуку дятла, белым шапкам на маленьких елочках. Настроение летало где-то в облаках. Казалось, что мама только что поцеловала его, провожая в магазин.
- Би-биб!
- Эй, парень, ты по сторонам будешь смотреть? – на Алешку едва не наехал велосипедист! Такого он не видел никогда – по снегу мчался мужичок, отчаянно давя на педали.
Свернув много раз, носом идя на запах тишины и нетронутого леса, Алешка пришел на какой-то пустырь. Снег здесь не был разметен, лежал огромным белоснежным ковром, птицы гонялись друг за другом, перепрыгивая с ветки на ветки. И стояла тишина…. Никаких технических звуков, только дыхание природы. Под огромным дубом пряталась скамейка, укрытая таким же белым покрывалом. И ни одного человека! Алексей огляделся и вдруг …. подпрыгнул как мог высоко! Все хорошо! У него есть отец, бабушка, мама сегодня приснилась. Все образуется! Он обязательно съездит к Васильичу в ближайшее время. И потом сразу же – к врачу, который лечил маму. Марина права: надо знать, что было с мамой. Какой диагноз и почему такое стряслось с ней. Все замечательно! «Мама, я исправлю все свои ошибки!»
Алешка скакал и прыгал, лепил снежки и стрелял ими в ствол дуба! В случае «десятки» пустырь оглашал его победный клич. Полчаса такого сумасшествия - и легкие наполнились чистым и морозным воздухом. Энергия била ключом, хотелось что-нибудь разбить, подраться, залезть на дерево.
- Эй, ненормальный! Долго ты еще орать будешь? – Какое-то странное, совсем невесомое создание окликнуло Алешку из-за сугроба. В белой куртке и серебристой шапке с помпонами тоненькая, как иголочка девушка и …огромная сумка рядом! Разминая руку, это неземное существо тяжело дышало.
- Ты кто?
- Меня зовут Даша. А ты ничем не занят, кроме метания снежков? Может, поможешь чемодан дотащить до дома? Он такой тяжелый, что у меня руки отрываются.
- Конечно! Давай!
- А зачем орешь?
- Настроение …. хорошее просто. А ты переезжаешь, что ли?
- Нет, просто ушла от парня. Достал своими причудами.
- ???
- Ну, ты чего, маленький совсем?
- неет…
- Ну, мы три месяца вместе прожили, а сейчас я от него ушла. Дурак он просто: интересуется всем, что движется… И ноги воняют жутко. А какой у него бардак в квартире!
Девчушка трещала без умолку, ей не помешала даже сигарета, на ходу закуренная. Алешка тащил чемодан, надеясь вставить хоть слово….
- А ты забавный. Почему не в школе? Ты ведь еще школьник?
- Так получилось… Тебе куда?
- В тот двухэтажный дом. Мы там с подругой квартиру снимаем. Ой, спасибо тебе! Удачи! – Подхватив свою ношу, дюймовочка с сигаретой исчезла в проеме подъездной двери.
Очарование этого дня погасло, или было убито дымом сигареты этого обманного видения….Такая тоненькая и нежная, а дымит и трещит, как Трындычиха с кирпичного завода. Фу! Зато рядом обнаружился огромный магазин. О! Супермаркет светился и играл огнями – впереди были новогодние праздники. Все, что можно украсить иллюминацией и новогодней атрибутикой – уже сияло, сверкало и звало! Алешка такой красоты никогда не видел. Ноги понесли его помимо воли в яркие раздвигающиеся двери. Огромный белый медведь встречал всех как швейцар. Снегурка в синей шубке со звездами радостно раздавала какие-то листовки. Музыка, мигающие огоньки в витринах, аромат праздника…. До нового года еще полмесяца, а он уже попал на территорию сказки! Вид у парня был совершенно ошалелый. Он и сам это чувствовал. Но так приятно оказалось здесь: весело, красиво и нарядно, даже шум был праздничный. А какие модели вертолетов лежали в отделе «Все для детского творчества»! А сколько пастели, мелков, красок, какие необыкновенные наборы кистей! Фантастика! Можно бродить часами по этому торговому городу. Все можно брать в руки, смотреть…. Жаль, что все просилось в корзину, только денег было мало совсем. От той суммы, что подарил Захарыч, оставалась жалкая горстка. Но ее хватило на бумагу, восковые мелки и ластик. Да и несколько простых карандашей разной степени мягкости тоже перекочевали в корзинку. Продуктовый отдел так ошеломил, что желудок тут же скукожился от жалости к себе, пришлось хватать картошку и хлеб, и бежать от обилия вкусностей к кассе. Выходить не хотелось. Он еще пару раз оглянулся, якобы что-то забыл. Пытался обмануть себя. Но, поторчав еще пару-тройку минут, взглянул последний раз на Снегурочку и вышел. Двери сказки за спиной мягко сомкнулись.
- Ты куда запропастился? Хоть в розыск подавай! Это что – два килограмма картошки? М-да…. Выглядит, как один….
- Тут кило триста.
- Вот что…. Тебя привлекли яркой оберткой эти прохиндеи?
- Что?
- Ну, и тебя купили прохиндеи из супермаркета. «Спасибо», «Приходите еще!», пакетики, рекламки…. А в результате – все стоит втридорога. А картошка- то поганенькая….
- Я еще хлеб необычный купил: пикантный называется.
- Ой, а он съедобный? Или это так – для …гостей?
- Да обычный хлеб. Но мне название понравилось. И вот… я мелки восковые купил. Доделаю мамин портрет.
- А что это за узкоглазенькая у тебя там? На недоделанном портрете? Какая-то замученная…
- Это замечательная,… Марина…. Я потом расскажу как-нибудь.
- Ты чаю попей, а потом я тебе кое-что покажу.
- Что?
- Да, книги я нашла. Вспомнила, что хотела выбросить три стопки книг. Да никак не одолею – они тяжелые. Тут словари всякие, - пожилой женщине тяжело было наклоняться так низко, но она постаралась дотянуться до нижнего отделения платяного шкафа. Там стоял ящик неимоверного размера, который совершенно невозможно было сдвинуть с места, - справочники по разным вещам и учебники….. Ох!
- Учебники…
- Да, у меня как-то полгода жила племяшка, лечилась и училась. И остались книги. Как ты нашел те листы бумаги, так я и вспомнила: полно всяких книг у меня. Вот и будешь учиться пока дома. Если учебники тебе подойдут. Ты в каком классе?
- В седьмом.
- Вот она тоже была то ли в седьмом, то ли в восьмом….. Не получается? – женщина была бы рада помочь, но нога плохо сгибалась.
- Сейчас я весь ящик вытащу.
- Осторожно, он очень тяжелый. Ногу отдавит!
Алексей потянул рывком на себя ящик. Трудно было только в первый толчок, потом что-то хрустнуло внутри, и ящик сильно выдвинулся из шкафа. Три стопки книг, перевязанных веревками, неохотно качнулись навстречу из темноты шкафа. Они уже так привыкли быть никому ненужными…. Им не хотелось снова на свет.
Здесь оказались книги по ботанике, анатомии, учебник по химии, справочник по химической номенклатуре… Куча всего по разным наукам – но для десятого класса.
- А почему она у вас жила?
- Да, ногу лечила, и училась….
- Эти книги можно посмотреть?
- Смотри.
Телефон запиликал на кухне своим безумным визгливым треньканьем, и бабушка Юза оставила Алексея. Слушая ее охи и вздохи в телефонную трубку, он просматривал корешки книг, не развязывая стопки. Но, увидев книгу по технике рисунка, забыл обо всем. Пролистав книгу, изданную пятнадцать лет назад, остальные поспешно ткнул снова в коробку. Ничего интересного! А эта – истинная радость. Уу- уу! Сколько качественных набросков с объяснениями каждого штриха. Надо сегодня перед сном почитать. Здорово!
Алексей был почти счастлив от такой находки. И до двух часов ночи маленькая настольная лампочка светила над головой мальчишки. За окном тихо и бесшумно падали белые хлопья. В соседней комнате подхрапывала пожилая женщина, а где-то далеко женщина видела сон, в котором она наконец-то треплет шевелюру Алексея, нежно проговаривая: «Ну, вот! Здравствуй же, солнышко! Я нашла тебя!»
Мужчина в доме
- Алеша, вставай! Беда! Ой!
- Что?... Почему?..
- Ой, да быстрей! Трубу прорвало в ванной. Помощь твоя нужна…
- А… да….
- Скорей…
Алексей бросил взгляд на будильник: 02:49. Он недавно заснул, поэтому так трудно сфокусировать взгляд на чем-то конкретном. Ой! Не вписался в дверной проем…. Блин! Больно!
- О!.. – Алексея встретил густой пар, густо вырывающийся из двери ванной. Бабуля беспомощно металась между ванной и кухней.
- Надо в аварийку позвонить. Там, на кухне поищи…. О, Езус- Мария!
- Надо собрать воду…
- Нет, ищи … там… в блокноте на столе зеленой ручкой я писала «Аварийка» и номер… Пожалуйста! – старушка выглядела беспомощно и жалко в длинной рубашке, с голыми худыми ногами, трясущимися руками… А вода в ванной шипела и плевалась, волны кипятка иногда переливались в коридор. Дымящийся ручеек все увеличивался.
Алексей с трудом сонными руками листал блокнот. А, вот!
- Аварийка! У нас трубу прорвало… Адрес? Сейчас…
- Давай я дальше, - бабушка вернулась уже в длинном халате и неожиданно уверенным и бодрым голосом провела переговоры. От беспомощности и растерянности не видно было даже намека:
- Да. Улица Новая…. Да, входная труба… И что, что ночь! На то вы и аварийная служба. Не задерживайтесь.
Два малахольных ремонтника нарисовались только через час. Все это время Алексей собирал совком горячую воду и сливал в ведро. Бабушка приносила тряпки, чтобы хоть как-то задержать потоки воды из взбесившейся ванной. Она совсем перестала паниковать, и, когда слесари перекрыли где-то воду, очень решительным голосом руководила процессом.
- Я должна … заплатить? Вы – частная служба, что ли? Что значит «надо ставить хомут»? Надо – ставьте.
- Не буду я платить. Потому что я – пенсионерка, а это – ваша работа.
- Нет, вы сами позвоните в ЖЭК и передадите о происшедшем. Не я , а вы…. Потому что я могу быть и немой и слепой, а в ваших интересах, чтобы ваша работа не прошла даром. Да, вы сами все передадите: что случилось, и что вы сделали… А я - … слабая женщина, в сантехнике ничего не понимаю.
В коридоре и ванной стояла такая парилка, что даже говорить было трудно. Алексей еще разок припечатался к двери лбом. Сонные глаза открывались только наполовину. Он был готов здесь и заснуть – на полу, почти в луже.
- Потом, утром остальную воду… да?
- Золотко, надо бы собрать и в ванной… Ты спишь совсем?... Ну, иди. Ладно!
…. Алексей проснулся поздно. И за окном и в квартире стояла необычайная тишина. Будто мир перестал существовать. «Не нравится мне такое безмолвие!» Тихонько поскребся в дверь к бабушке – тишина…. Но, заглянув, увидел отвернувшуюся к стене и мирно посапывающую бабушку Юзу. Сопение было очень вдохновенным, даже захотелось вернуться к себе под одеяло. Но внук решил доделать ночную работу. Перед тем, как закрыть дверь, глаз зацепил бутылочку коньяка на столике рядом с кроватью и вазочку с зефиром. «Во дает!»
В ванной все было влажным, но лужи исчезли. То ли впитались, то ли она их вытерла…. Запах сырости и неуюта чувствовался даже в коридоре.
Ожил телефон. Чтобы он не разбудил бабушку, Алексей метнулся в кухню.
- Да!
- Алексей? – голос отца сух и пуст…
- Да.
- Мама отдыхает еще?
- Угу. У нас трубу прорвало. Ночью приходили из «аварийки». Я сам вызывал.
- … Я приеду после … семи вечера. Мне надо с тобой поговорить.
Одеяло, хорошее и теплое, как приятно спрятаться под него с головой! Алешка забрался с головой, ногами и неприятным ощущением холода внутри себя под ватное одеяло, и даже закрыл глаза. Реальность еще какое-то время дышала в лицо, потом все поплыло перед глазами. Хотелось думать о чем - то приятном и вспоминать тех, кого давно не обнимал. Васильич, как ты там? У друга их семьи всегда был в кармане какой-нибудь сюрприз для маленького Алешки. И тогда же на пару лет к Васильичу приклеилось имя, которое Алексей для него придумал, но не смог выговорить: «Де-пком», что означало «деда с подарком». Только лет в восемь почтительное обращение соседа «Денис Васильевич, просьба: зайди на минутку. Посоветоваться нужно!» изменило Алешкино обращение к весельчаку – деду…. Потом появилось лицо Марины. Скорее, не лицо…. Очертания фигуры на фоне светлеющего окна плена….
Первая любовь
В то утро было так холодно, что спать стало невозможно. Они сидели в креслах или ходили по комнате, когда совсем невмоготу было терпеть внутреннюю дрожь. Старались все делать тихо-тихо. И разговаривали так, что их шепот едва долетал до собеседника. Часто просто понимали по губам слова. Великолепная прическа у женщины превратилась за эти немытые дни в паклю. Волосы не слушались и путались, лезли вперед и торчали в стороны. Скрутив из бинта тонкий жгутик, она положила его перед собой и на ощупь пыталась собрать волосы и заплести косичку.
- Знаешь, в Кисловодске есть такой мостик «Дамский каприз». Это было мое любимое место. И потом… когда я познакомилась с самым замечательным человеком на свете, то мы часто бродили по аллеям около речки. Там я впервые поняла, как это великолепно, когда есть человек, который тебя любит, и ты можешь ответить ему тем же. Виктор был старше меня на четыре года, за плечами уже был Морфлот, но мы говорили на одном языке….. Как же мы были счастливы! Как давно это было!..
- А где он сейчас?
- …как давно…. Именно он научил меня верить в себя. Считала, что моя мечта – стать детским модельером – вещь недосягаемая. Даже старалась не говорить никому о своей тайной потребности шить платьица и юбочки. На взрослых мне не хотелось придумывать одежду, даже на себя. А вот детишкам….. Только Виктор меня понял и не обсмеял. Мы так странно познакомились с ним….., - Марина перехватила жгутиком волосы сзади, укрыла ноги подушкой. Казалось, что она говорит сама с собой. Не слыша и не видя Алексея.
- Он убедил своим примером, что всего можно добиться упорным трудом. Сам работал до глубокого вечера, а с утра – самостоятельно учился, чтобы поступить в МГИМО. Видел себя только там. Учил историю, язык, раз в неделю ездил на урок испанского языка в Пятигорск. Я взялась за себя и за учебники. Смешно!... Все влюбленные видятся по вечерам, а мы – по утрам. Потому что бегали по парку в целях закалки тела и духа. В пять-тридцать подъем. Ужас! Но я готова была летать от его нежности и поддержки. Я зубрила физику и историю, в результате закончила всем на удивление школу с двумя «тройками»… Мы дышали в унисон. Я и не знала, что могу радовать кого-то своим появлением, а он готовил мне сюрпризы. … Представляешь, однажды с вечера спрятал под «Дамским капризом» огромный букет. А утром изобразил, что у него что-то упало в воду. Я спустилась к громыхающей горной реке и нашла букет. Это так приятно!
- А где сейчас Виктор?
- Ох!... Где сейчас Виктор… Сама себя я корю уже десятилетия…. Как тебе объяснить, ведь и себе я не могу ответить на вопросы: «Где он?» и «Почему?» Что я сделала не так? Чем обидела? Так не бывает, чтобы двое мечтали…. и даже планировали… жить вместе после поступления. Я тоже готовилась поступать. Я не мыслила жить без Виктора, а он спокойно и рассудительно вел меня тогда по жизни. Говорил как о чем-то давно решенном, что можно будет выбрать: в какой общаге жить окажется лучше – у меня или у него. Или снимать жилье… Мы были неразлучны, хотя иногда не виделись по два-три дня. Он ко мне домой не приходил, сам жил почти за городом. Но мысленно мы всегда были вместе. Всегда. Я знала о его планах, он был в курсе моих дел. Когда старенькая тетка умерла, именно Виктор был рядом, утешал, помогал, не бухтел. А потом был май, мой последний звонок…. Первый раз я была в ресторане, мы танцевали ночь напролет: сначала в ресторане, потом – на аллеях парка. Виктор подарил мне колечко на окончание школы. «Следующее будет обручальным!» - пошутил и поцеловал. У меня кружилась от счастья и шампанского голова…. Я летала…. Потом мы слегка повздорили по поводу детей: можно ли любить чужого ребенка, как своего… Но это была не ссора, просто размолвка. Первого июня я отправилась на сочинение, а он – писать заявление на отпуск. Ему тоже пора было выходить на финишную прямую подготовки к поступлению. И все! Он пропал. Я сдала экзамен, его не было. Я готовилась к следующему…. Сдала, но он не пришел…. Помчалась к нему на работу – уволился. Побежала к его родителям – они передали письмо.
«Любимая! Прощай! Желаю тебе стать счастливой.» Вот так все и закончилось. Что я не так сделала? Его отец прожигал меня взглядом, пока я шла к остановке автобуса. Но ни слова не добавил. Шла, как оплеванная… Человек исчез. Растворился, испарился, растаял. Общих друзей у нас не было. Как узнать, куда он делся? Уехал поступать, а меня бросил? Почему?... И, знаешь, за эти долгие годы я поняла: этот человек дал мне много, я любила его, получала любовь в ответ… Нельзя не поставить точку! Нужно найти его и поговорить. Родители его через полгода уехали на постоянное место жительства в Германию. А я осталась, думая каждый день…. Непростительно терять тех, кто тебе дорог. Я тебе так скажу: надо беречь каждую душу, что тебе открыта. Беречь изо всех сил!
Марина замолчала. Потом медленно подняла голову, пристально вглядываясь Алеше в лицо. Кажется, в глазах блестели слезы….
- Я только тебе признаюсь: кроме внука меня тянет еще и мысль поискать Виктора. В МГИМО должны быть сведения о тех, кто когда-то там учился. Я ничего не хочу. Просто понять, почему наша сказка так оборвалась. Я прошла все стадии – от растерянности, обиды, вины до простого желания еще раз увидеть или узнать, что у человека все хорошо. Я буду мечтать об этом до конца жизни. Надо поставить точку….
Перед Новым годом
…. Два дня Алексей и бабушка удаляли следы потопа. Вдвоем вытащили мокрый коврик-дорожку на балкон. Вымыли прихожую, навели небольшой марафет на кухне. Отец не приезжал. Телефон не звонил.
- Надо было к его кроватке также часто подходить сорок лет назад, как он сейчас меня навещает, - бухтела бабуля. Нервничала, переживала, Алешка видел, что она держится из последних сил, чтобы не позвонить и не устроить разнос сыночку!
Кроме работы по дому в эти дни вместилась прогулка на рынок, поход в химчистку за одеялами, и такое развлечение, о котором можно только мечтать! Путь к их химчистке пролегал мимо реки. На берегу маленькой речушки, замерзающем уже в самой своей серединке, ребята устроили горку. Круто спускающийся к реке берег был населен детьми всех возрастов. Не на санках, а на картонках и кусках линолеума мальчишки и девчонки с визгом неслись вниз по горке. Человек пять ребят было Алешкиного возраста.
- Ты чего стоишь? Бери вон там картонку и ехай! – Шапка набекрень, куртка непонятного цвета, потому что вся в налипшем снеге, один сапог со сломанной молнией нахлебался снега до самого верха…. Но парень излучал столько радости и задора, что Алешка отпросился у бабушки на полчаса и, забросив одеяла, через три минуты уже был снова на берегу. Дети бегом взбирались наверх, бросали на снег свои ледянки, картонки и, толкаясь и смеясь, кубарем съезжали вниз. Алешка включился в эту возню. Три часа пролетели незаметно…. Темнело. Маленьких детей мамочки уже забрали, а это даже лучше: теперь ребята не боялись растоптать мелюзгу и веселились на всю катушку.
- А давай вместе съедем? Только надо подрезать Илюху! Готов? – Пацан, разогнавшись, врезался в Алешку, а потом вдвоем они врубились в другую пару мальчишек и кубарем съехали почти к воде.
- Ты компактней садись, колени подожми! – И снова бегом наверх….
- А завтра с утра тоже на горке будешь? – Алешка был счастлив: горкой, приятелями, промокшими ботинками.
- Не, ты чего… Я учусь в первую смену. Но после трех я уже буду… Выходи!
- Ага.
- Осталось всего два дня и каникулы! Вот тогда накатаемся!
- А сегодня… какое число?
- Ты чего, совсем заучился? 29-ое….
- То есть скоро уже Новый год?
- Давай быстрей! Сейчас догонят. Держи-ись!
- Алешка! А давай в снежки?
- Ой, уже темнеет. Мне домой пора. Я у бабушки отпросился только на полчаса. И ноги замерзли.
- А… Ну до завтра тогда…
Небо задумалось на несколько минут и вдруг стало сыпать снегом. Большими лохматыми белыми плюхами. Они мягко опускались на тротуар, укрывали место их вечерних забав. Не хотелось уже кричать и визжать. Природа мягко разгоняла их по домам. Горка пустела. Мальчишкам не хотелось спорить с тишиной. Все как-то устали сразу.
Отряхнув снег с куртки и ботинок, Алешка быстро пошел в дом, который считал уже немного своим. Хотелось чаю, горячего и ароматного.
Бабушка Юза стояла у плиты. Пахло пельменями. Быстро сняв с себя промокшую одежду, развесив ее в ванной, Алешка пошел виниться:
- Бабушка Юза, а куда можно ботинки поставить сушиться. Они тоже мокрые.
Жестко поджатые губы, молчание и поставленный на плиту чайник были ему ответом.
- Бабуль! – Сегодняшний вечер и настроение так не располагали к выяснению отношений. Классная компания, веселые игры, приближающийся праздник – все поднимало настроение. Парень покрутился на кухне и пошел самостоятельно решать свои проблемы: ботинки поставил к батарее, натолкав внутрь старой газеты. Так бабушка всегда делала – влага уйдет в газету. Надо только менять газету иногда.
- Иди на кухню. Я тебе пельменей сварила. Поешь горячего. Ты же не обедал, - бабуля не задержалась в дверях. Сказала и пошла обратно.
- Бегу!
Опять затренькал телефон на кухне. Войдя туда через пару минут, Алексей застал бабушку с трубкой в руке и безумно удивленным взглядом в никуда. Разговор с Глебом оставил какое-то волнение, что-то важное она упустила, а этого женщина себе в юности никогда не прощала. Она совсем не выглядела сейчас старой бабулей: лиловая блуза в белый горох и сарафан делали ее совсем другой, чем теплый спортивный костюм, в котором она была в день знакомства. Но уже не могла слету поймать психологические тонкости в голосе сына. А кроме всего прочего, женщина терпеть не могла готовить. Но, по неписанному закону страны, к новогодним торжествам все равно вставала у плиты. И это ее раздражало. Нервность проявлялась в плохом настроении, поджатых губах и обиженном молчании. А результат - две банки замаринованной капусты и замаринованное на шашлык куриное мясо - уже отправились в холодильник. Телефон выбил ее из обычной предпраздничной хандры. Что-то она услышала там необычное. Но не поняла…
- Глеб приедет завтра вечером. Просит тебя после обеда никуда не уходить…. М-да…
Пельмени были как нельзя кстати. И чай, и бутерброд…
Следующий день начался метелью. Мело за окном, дуло в оконные щели, самые наглые снежинки влетали на застекленный балкон. Завывало больше всего в спальне у бабушки. Что-то случилось с антенной – телевизор рябил по всем каналам, от этого казалось: мир ограничивается квартирой, а дальше нет никого и ничего. В такие минуты ясно ощущаешь себя не царем природы, а маленькой и немощной песчинкой в чьей-то воле…. Как-то само собой получилось: сначала заклеили окна, потом он подкрутил все разболтавшиеся шурупчики, починил вилку утюга. Домашние мужские заботы давались легко – Васильич научил многому; как-то ненавязчиво, своим примером, да с прибаутками дело спорилось у старика и юного помощника в той жизни, спокойной и мирной. А теперь пригодилось. После полудня все изменилось: выглянуло солнышко, захотелось снова на горку… Но ботинки еще не были готовы к новым испытаниям. И отец должен приехать. Странно казалось то, что бабушка Юза расспрашивала о многом, ей было интересно…. Отец же не задавал вопросов. Совсем! Даже не спросил ничего о маме. Как будто знать ничего не хотел. Почему? Алешка расслабился – с бабушкой отношения как-то выстроились. Это придало уверенности. Тяготило только то, школа была только в будущем. Теперь все от отца зависит.
У каждого своя боль!
- Мама, я и … Алексей… мы немного прогуляемся, потом я привезу его и чайку все вместе выпьем, ладно? – Таким серьезным и обстоятельным Юза Францевна не видела своего сына. Он на пороге какого-то важного решения. Это видно. Только какого? Оставив удивленную маму дома, отец и сын сели в серебристую Ауди и умчались в яркую и праздничную Москву. Только перед самым отъездом Алешка, запыхавшись, вернулся в квартиру и, поспешно сняв ботинки, метнулся в свою комнату. Задержался там всего на пять минут, и выскочил обратно. Бабушка Юза закрыла за ним дверь, постояла пару минут в тишине. Что-то назревает. Что? Алешка выглядел смущенным и очень обрадованным, но немного встревоженным.
На самом деле Алешка был страшно рад: они едут вдвоем с … отцом куда-то. Значит, Алешка ему нужен! И все хорошо! Вот только сумочка уже на лестнице скользнула по боку, оторвавшись от веревочки. Пришлось вернуться домой. Поискав глазами место, где до вечера могут полежать Кристинкины драгоценности без бабушкиного меткого взгляда, Алексей вложил их в наволочку.
Москва распахнула руки проспектов и встречала их огнями иллюминацией. Завтра Новый год, и толпы людей и машин в одной безумной суете поиска подарков и поздравлений и последних приготовлений…. Ауди двигалась немного нервно, наталкиваясь каждые пять минут на преграду из сочетания узкой дороги и сугробов после вчерашнего ночного снегопада. Уборочные машины старались изо всех сил, но там где они еще не поработали, пробки возникали постоянно.
- Куда мы едем? А почему не взяли бабушку?
Вопросы остались без комментариев. Мужчина вел машину сосредоточенно и отстраненно. И будто не слышал вопросов. Вернее будет сказать, что … будто бы стараясь не замечать вообще пассажира на заднем сидении. Смотрел только на дорогу, хмурил брови на поворотах и пробках, курил и выпускал дым в узкую щелку своего окна. Черная кожаная дорогая куртка состоятельного человека с коротким благородным мехом на воротнике скрывала от Алешки растерянность и злобу взрослого, поставленного в тупик мужчины. Да, он был зол. Он кипел яростью от дурацкой ситуации и собственной беспомощности.
- Я тебя хочу познакомить со своим другом. Его зовут Антон. Мы вместе работаем. И посидим в кафешке немного. Надеюсь, ты не против?
- Я? Нет, я не против.
Еще пару раз резко вывернув руль, мужчина притормозил у подъезда, к которому вела совершенно зеленая дорожка, будто из летней травы. Пальмы в кадушках, манекен чернокожей негритянки, любезно зовущей внутрь какой-то пещеры. По крайней мере, выглядело это как вход в древнюю пещеру. Над арочным входом из красных камней лежала застывшая черная пантера, свесив лапу.
- Что это?
- Ты осторожно иди… По сторонам поглядывай, тут плохой подъезд.
В подтверждение этих слов резко вырулила к зеленой лужайке белая шикарная машина, едва не царапнув Ауди бампером. Из кафе навстречу этой красавице выскочил паренек, худощавый и чем-то напоминающий кузнечика. Паренек галантно встретил даму, сопроводил ее в кафе-пещеру и вернулся к машине. На его светлом костюме таяли снежные хлопья, оставляя мокрые следы.
- Пошли? – Чуть повернул голову в сторону мальчишки, Глеб не сказал, а процедил эти слова сквозь зубы.
- Да. Я готов.
- Только что-то я не подумал…. Ты ведь не куришь…. Ладно. Посмотрим.
У входа их встретил швейцар, в гардеробе ухаживала негритяночка. Алешка совсем растерялся. Он не готов был к мерцающему освещению в виде разноцветных полукругов над головой, и к нежному аромату тропических цветов, и к заботе полуобнаженной негритянки.
- Антон. Да, мы здесь, наверху. Поднимись к нам.
Через пару минут к ним вышел из-за пятнистой шкуры-занавеса высокий мужчина в белом свитере.
Почему-то Глеб не стал снимать куртку, поговорил пару минут с Антоном, мимоходом представив Алексея. И вдруг Антон резко повернулся и ушел обратно, а Глеб позвал сына обратно в машину.
- А мы уже уезжаем? А тот мужчина… Вы поругались? – было жаль уходить так и не узнав, как же там внутри, наверное, интересно…
- Мы решили, что лучше поедем покатать шары.
- ???
- Боулинг!
- А что это?
- Я научу. Там будет тебе интересно, а еще…. мы поговорим, - вырулив снова на шоссе, мужчина помолчал немного, сосредоточенно глядя вперед. Но неожиданно у него вырвался вопрос, который поставил в тупик Алешку.
- А почему ты решил, что я – твой отец? Тебе мама так сказала?
- Нет. Мама про …Вас ничего не рассказывала. Никогда. Только раз я видел письмо у нее в руках. Тогда она на мой вопрос ответила, что оно от папы. Вот.
- Письмо? От меня?! Точно?
- Ну да. Я и адрес списал с того письма. Мама прятала его в Энциклопедию домоводства.
- Почему?
- Я не знаю.
- Ничего не понимаю. Неужели ничего не говорила? Ну, обо мне?..
- Не-а. Я не спрашивал. Нет, когда маленький был – спрашивал, но вырос - и перестал задавать вопросы. Все равно мама не отвечала. А адреса я у многих записывал. Сам не знаю зачем…. А Вы маму помните?
- Нет. В том-то и дело. Я потерял два года из памяти.
- Как это?
- Объясню сегодня…. Приехали.
Неоновая вывеска «Боулинг» подмигивала всеми буквами на верхнем этаже пятиэтажки. Здесь не было столько экзотики при входе, но для мальчишки из маленького села нашлось, на что поглазеть.
- Даже дорожка освободилась. Ну надо же! – Глеб делал заказ. Антон подошел почти сразу к ним, а потом, взяв за рукав Алексея повел его в сторону:
- Тут нужно переобуться в их ботинки. Наша дорожка под номером три. Переобувайся, сдавай обувь и иди за столик.
Приглядываясь к действиям других, Алексей справился со всем новым, что сейчас на него навалилось. Только чуть не присоединился к чужой компании, неправильно вычислив третий столик. Молодые официанты сновали взад-вперед, и на столике за несколько секунд образовалось и блюдо с фруктами, и пиво с салатами, и три тарелки с обжаренной картошкой. Мысленно сопровождая шары компании столика номер два, Алексей учился в теории боулингу. Даже шестилетняя девчушка иногда сбивала пару шаров. Значит, и у него должно получиться. Глебу за него не будет стыдно…. Назвать его папой, или обратиться на «ты» не получалось. Антон же оказался очень легким в общении человеком. Пока Глеб делал заказ, Антон обучал спокойно и с юмором азам боулинга. Получалось ужасно. Мяч укатывался то в правую канавку, то в левую. Но до цели докатился только на девятый раз. Когда терпение кончилось, и рука не старалась. Вот тогда-то и получилось докатить шар и сбить сразу все! Разминка закончилась. Теперь табличка появилась на экране с их именами, показывая начало соревнования. «Глеб, Антон, Алексей». Минут пятнадцать они сосредоточенно гоняли шары. Потом принесли что-то ароматное в горшочках. Пришлось прерваться на еду. Мужчины говорили о работе, Алексей слушал вполуха, потому что на шестой дорожке происходило нечто интересное: два парня лет пятнадцати пытались обставить подружку. Но она только потешалась над их жалкими попытками, потому что ее броски были точны всегда! «Как у нее получается? Шары нелегкие! Я уже немного устал, а она только хохочет!» Девчушка была хороша: немного пухленькая, с двумя детскими хвостиками черных волос. Полосатые колготки и блузка в вертикальную полоску под коротким сарафаном придавали ей какой-то Пеппи-вид. Как из детской книжки выскочила…. Алексей не мог от нее глаз оторвать. Захватывало дух, когда она смеялась, запрокинув голову, или сосредоточенно целилась, чуть высунув кончик языка….
- Алексей, мы скоро…. Пойдем покурить выйдем, - Глеб наклонился к парню. Взгляд! Взгляд был такой, что Алешку обожгло: они о нем будут говорить! Точно!
Мужчины спокойно поднялись и направились к выходу: видимо там, на лестнице они что-то будут обсуждать. Что-то важное для них и для него. Алексей в этом не сомневался! И потому пошел следом. Он дождался, когда они выйдут за дверь из волнистого зеленоватого стекла. И вытек следом, сначала осторожно выглянув. Отца и Антона видно не было, но слышно, что они говорили где-то внизу. Наверное, спускались по лестнице.
Алексей даже не ожидал от себя такого шпионства. Тихо, как кошка, стекая по ступенькам, он настроил уши….
- Да, по-моему, ничего пацан. Я с ним немного поговорил.
- Пришли результаты анализов.
- И что?
- Ничего. Ни-че-го! Я тут ваще не при чем! Понимаешь?
- Ну дела…..
- Что теперь делать? Мать летает-порхает: у нее внук есть! А я? Про меня никто не подумал! Мне что делать?.. Говорит, что есть письмо, которое я писал его матери…. Прикинь!
- А ты не помнишь?
- Я ж тебе рассказывал…., - чиркнула зажигалка. Недолгая пауза оставила пожар на щеках. Мало того, что подслушивать нехорошо. Но услышать такое!... Щеки полыхали, в ушах начало шуметь.
- И что ты намерен делать?
- С тобой советоваться. Ты же в курсе всех моих новостей. Мож, присоветуешь что-то…. Я полностью оглушен.
- Глеб, давай думать. И взвешивать все варианты.
Снова пауза.
- Знаешь, а ведь он похож на тебя. И это сразу видно.
- Угу. Знаю.
- Так, может, анализ еще раз пересдать? Может, напутали?
- Сам думаю пересдать. Только сдается мне: мальчонка про меня и свое сходство знал. И на том сыграл. Забыв, что генетический анализ может расставить все на места.
- Он на такого хитрюгу не тянет! Нее…
- А я тяну на придурка, воспитывающего неизвестно чьего отпрыска?
- Не горячись…
- Да почему я должен чувствовать себя отцом, если я – не отец? – Глеб почти визжал.
- А ты… может быть… просто не хочешь быть семьянином вообще? Девчонки наши уже из кожи вон вылезают, чтоб тебя захомутать… Но ты не приглашаешь ни одну примерить на роль своей. Ты – холостяк навсегда?
- Кстати, не ты им раззвонил про Алешку? Шушукаются в голос!
- Нет. Вичка тебя видела в магазине, выбирающего подростковую одежду.
- аааа…..
- По-моему, парень неплохой. Но…
- Эй, ты чем тут занимаешься? – Алешка, оказывается, сидел, прижав лицо к решетке лестницы. Пожилая тетка с подносом грязной посуды возникла за спиной неожиданно. И ее окрик прогрохотал с такой ужасающей громкостью, что показалось: мир взорвался!
- Подкарауливаешь? А потом в наши карманы полезешь? Ишь, бродит тут! В зал иди! Отпрыск богатенького папы!
Как в замедленном кино, мальчишка подпрыгнул: «Да пошли Вы все! Видеть никого не хочу! Уроды!» Звон перевернутого подноса, разбитых чашек и надежд переплелся с огромной обидой на весь белый свет. Ноги понесли по лестнице вверх. Еще один паренек- официант попался на пути с коробкой новых бокалов. Успел отскочить. Дверь не открывалась, зал встретил музыкой азарта и веселья. Куда дальше? В гардероб! Номерки у Антона…. Блин…. В этих ботинках не выпускают. Шкаф в форме охранника поймал его в объятия. Пусть! Все. Пусть ловят, сажают в тюрьму, делают анализы. Пусть…. Кристинкины драгоценности! Вот еще одно доказательство того, что он – человек конченный для всех. Вор, мошенник, безродный….
Нет худа без добра – 2
…Алексей не помнил, как его привезли домой к бабушке Юзе. Чем закончилось его буянство в клубе, кто его привез, или он сам пришел – ничего не помнил…. Утро 31 декабря встретило его шумом за стеной. В соседней квартире гремела музыка. Ощущение, что на нем лежит весь земной шар – на груди, огромным кирпичом. Тихо в квартире. Двигаться не хочется, видеть никого не хочется. «Я должен уехать домой, к деду Васильичу! Я всем на свете чужой». С трудом подняв себя с дивана, Алексей стал собираться, стараясь двигаться бесшумно – даже Юзу Францевну видеть не хотелось. Ее острый язычок, наверное, служил ей хорошую службу в спорах с соседями или на начальственной должности, но слышать колкости, когда тебе больно – нет желания. Они подружились, это правда. Но сейчас она вряд ли будет его внуком называть. Так что обойдемся без обманчивого дружелюбия. Жилетка, связанная Риммушкой. В потайной карман легко прячется красненькая сумочка со старинными драгоценностями. Надо вернуть. Как? Хорошо бы булавкой приколоть, чтобы не выпала. Как тихо сегодня в квартире. Да, вот еще что! Картины, что он рисовал - маму, бабушку, Марину – это нельзя оставлять им. Им незачем. Это все чужие для них лица. Но это хранится у бабушки…. Ладно. Все! Теплые вещи, купленные отцом он не оставил – зима диктует свои правила. Шарф на шею пригодится, носки шерстяные и перчатки с черепом на тыльной стороне – на память. Фу! Потом разберемся. Пора в путь! Ой! Кто-то звонит в дверь. Только бы не Глеб!
- Алексей, ты спишь? – стук в дверь, и на пороге застыла бабушка Юза. Не ожидала увидеть его одетым и с шарфом в руке, - к тебе пришли.
- Кто?
- Ну, здравствуй, Солнышко!
- Марина!.. Марина!.. Как ты нашла? – Алешка бросился на шею, сжал женщину так, что та взмолилась:
- Ой! Ты же меня раздавишь!
- Как я рад! Как ты нашла меня?
Все беды растаяли! Как хорошо! Господи, как хорошо! Марина, самая лучшая на свете Марина! Она тоже светилась, глаза сияли и лучились. Она была ему рада! Как же это приятно! Юза Францевна стояла в дверях, удивленно разглядывая эту странную парочку. Из прихожей появилась еще одна фигура: Глеб. Тоже удивленно-недоверчиво смотрящий на этих обнимающихся. Да и фиг с ними! Теперь рядом Марина! И не нужно ни отца, которому он на фиг не нужен, ни бабушки, если она с ним заодно. Марина пахла морозом и кожей – на ней была новенькая куртка огненно-красного цвета. И еще … Эта женщина пахла чем-то приятным до одури, родным что ли.
- Ты меня искала?
- Солнышко, как же тебя не искать, после того, что мы с тобой пережили. Нет уж, мои дети тебя к нам требуют. Люська картину тебе на Новый год нарисовала. В машине лежит.
- В Машке?
- Угу.
- Я сейчас умру от счастья!
- Алексей, ты не познакомишь нас? – Юза Францевна тихонько осела на стул. Мальчишка своим счастьем сбил ее с толку. То, каким его вчера внесли в квартиру, совсем не вязалось с видом сегодняшнего Алешки. Разбитость, раздавленность, серый цвет лица и, вот теперь, такая бурная детская радость…. Потрясающе!
- Это Марина! Моя Марина! Та, что я рисовал. Самая лучшая Марина на свете!
Только что-то в ней сильно изменилось. Алексей напрягся. О! Волосы! Теперь на голове у Марины не длинный-длинный хвост, а короткая стрижка. От этого она стала еще моложе. Только от улыбки сеточка мелких морщинок около глаз стала гуще. Но это так красиво!
- Твой рюкзак тебя тоже в Машке ждет.
- Рюкзак? Уу-уууу!
- Ты собираешься ехать с этой женщиной, Алексей? – вопрос Глеба даже не успел повиснуть в воздухе.
- Да!
- Тебя здесь что-то держит, Солнышко? Это тебе родные люди? – Узкие глаза смеялись и блестели то ли слезами, то ли радостью…
- Нет. Я им не родной… Возьми меня с собой.
- Так, а иначе зачем бы я пол-России проехала? За тобой! Я тебя уже никому не отдам! Согласен?
- Марина, как я соскучился!
Алеша окинул взглядом комнату: бабуля настолько растерянной и немощной старушкой криво сидела на стуле; Глеб застыл в дверном проеме, теребя молнию куртки. Но ощущение праздника влетело Алешке в грудь, окрасив все в мире в другие – яркие и шальные цвета. Озеровым этого радостного ощущения не досталось, поэтому они были по-прежнему серыми и потерянными. А его уже нашли….
- Ну, Солнышко, будешь моим четвертым детем? – у Марины все так легко получалось. Даже то, что мучило его несколько месяцев, решалось влет!
- Да!
- Тогда вперед. Мои дети ждут нас у новогодней елки. Прощайся, что ли…
Руки бабушки Юзы поднялись и обратно упали:
- Ты уже не вернешься, Алеша? А как же Алиса? Ведь твою маму звали Алисой, значит…., - она совсем растерялась.
Музыка в соседней квартире перестала бить по мозгам басами. Тишина провисла в комнате.
- Не болейте, бабушка Юза. Счастливо оставаться! Я уже не вернусь.
На человека, которого еще вчера парень считал своим биологическим отцом и на кого был похож как на отца, Алексей не стал смотреть. Ему нечего было сказать. Тот просто посторонился, пропуская их с Мариной…
Машка неслась по улицам, стараясь изо всех сил. У Алешки в душе уже вовсю били новогодние фейерверки - он чувствовал себя абсолютно счастливым!
- Но как? Как ты меня разыскала?
- Ну вот… Ты же сам мне диктовал адрес. Забыл? Я еще подумала, что улица с названием «Новая» наверняка обнаружится в каком-нибудь старом-старом районе. Да… Чуть не забыла. У меня есть еще одно дело: знакомые моих знакомых попросили передачку довести. Сейчас по одному адресу съездим. И домой – Иришка ждет. Мы все приехали к ней с Борисом знакомиться и за тобой. Сегодня под елочкой все и перезнакомимся.
- А как малыша-то назвали?
- Внука? Борисом. Царское имя, правда?
Дежавю
Как же хорошо жить на свете! Вот всю жизнь бы так и ехал…. Мелькали дома, магазины, улицы и площади. Там, за стеклом, пусть все летит и мелькает. Главное, что в сердце - праздничный покой. Умиротворение. Кайф! Счастье!
Тайком парень иногда гладил чехол на заднем сидении, как символ своей будущей, такой же бархатной, жизни. Так о многом хотелось поговорить, но Марине тяжело было искать дорогу в незнакомом месте, поэтому она попросила помолчать немного.
Выглянув в окно, Алексей насторожился: они въезжали в какой-то двор, смутно знакомый. Как будто где-то в прошлой жизни он уже был здесь…. От улицы в Мытищах этот двор разительно отличался ухоженностью и чистотой: территория была расчищена, только справа высился сугроб в два метра. Дверь в подъезд не свисала на одной петле, а была металлической и благородного малинового цвета. Рядом с дверью – пластина с кнопками. Алешке досталась непомерная коробка с приветом из Кисловодска. Потому он рад бы еще оглядеться, но передачка из Кисловодска тянула руки… Кирпичи там что ли? Или банки с кизиловым вареньем?
Точно! Точно такая же дверь вела в подъезд, где остановилась Кристина! Пока Алеша вертел-таки головой в поисках каких-то еще опознавательных знаков, говорящих в пользу его догадки, Марина поговорила с кем-то по домофону, потом они поднялись на лифте на какой-то этаж. Да, дверь направо от лифта… Белая, с глазком в двери, звонок большой белого цвета…. Да… Снова застучало в висках, зашумела на всю голову мысль: «Кристина, ой, как же она его теперь костерить-то будет! При всех орать, что он – вор. А ведь теперь-то он точно вор. И Марина узнает. Стыдоба!..»
Снова замедленная съемка: дверь открывается, медленно и тихо. Мужчина в дверном проеме сначала застывает с глупой вежливой улыбкой, берет у Алексея коробку, потом отступает в коридор…. Вежливость во взгляде сменяется удивлением и страхом. Приглашающий жест застывает в воздухе. Да, это именно та квартира, откуда однажды перед рассветом Алешка сбежал, унося под курткой мешочек с драгоценностями. Вот такая она, судьба! Сама привела его в эту квартиру, к Кристине, еще раз! Но почему ее дядя так смотрит на Марину? Ой! Марина падает! Она, такая тяжелая, опускается на руки Алексею… Мужчина бросает коробку, подхватывает женщину, втаскивает в коридор и … начинает целовать ей руки!..
Наверное, мужчина (кажется, его звали тогда дядя Витя) вскрикнул. Но из-за шума в ушах, Алексей мог только догадываться о происходящем… Но увидел, как из кухни пулей вылетела Кристина и вслед за ней – Денис (кажется, так звали мальчишку). Марину усадили на пуфик. Кристина с кулаками не бросалась, никто пальцем на него не показывал, и Алешка немного расслабился. От ушей отлегло. Оказалось, все говорят одновременно:
- Папа, папа, ей плохо? А почему она смеется и плачет одновременно?
- Так не бывает! Столько лет ждать встречи… и совершенно случайно…. Так не бывает!
- Как же ты меня нашла?
- Она и меня сегодня нашла! День находок! – включился Алексей.
- Может, на кухню? – Черные Кристинкины локоны обнимались с бигудями, а растопыренные пальцы кричали, что их нельзя трогать: они в маникюре!
- Так не бывает! Это немыслимо….., - у Марины, и правда, и слезы и смех рвались наружу одновременно. Виктор сидел перед ней на корточках и качал головой.
- Ты потрясающая! Ты как всегда потрясающая….
- Может, все-тки в гостиную пройдете?
- Марина, тебе лучше? – До мальчишки дошло, наконец, какого Виктора они видели… Фантастика!
Еще пару минут продолжалось это безобразие в прихожей…. Потом Кристина дернула за рукав и утащила Алексея в свою комнату.
- Ты ничего мне вернуть не хочешь?
- Хочу. Сейчас достану, - быстрым движением снял куртку, но до потайного риммушкиного кармана сразу не удалось добраться.
- Зачем ты их спер?
- А не надо было из меня вора делать! Вот я и спер.
- Дурак!
- Сама такая. Твоя мама меня попросила...
- Чего?.... Ты когда маму видел?...
- Ааааа…. Ты все равно не поймешь.
- Кристинка, ты мне поможешь папе открытку нарисовать? – В комнату ворвался Денис,- ты обещала.
- Отвали! Меня ждут. И украшения бабкины очень кстати, - промурлыкала уже себе под нос девчонка. На вешалке ждало новогодней ночи черное платье. На столике раскрыли рты косметички…
- А куда ты собираешься?
- Не твое дело!
- Ты учишься?
- Ага, - Кристина примеряла серьги, - и в театр хожу в массовке играть. В молодежный. И сегодня в театре вечеринка… Надо бы у дяди Вити денег стрельнуть, - сама себе промурлыкала довольная собой маленькая женщинка, - я сейчас….
- Не ходи туда!
- Вот еще!
- Ты не будешь им мешать. Нельзя. Она столько лет его искала…
- Да мне выходить через двадцать минут.
«Нельзя ей было отдавать украшения!» Алексей окончательно пришел в себя. Он вышел в прихожую, запер ключом дверь и положил ключ в карман. Сейчас почему-то легко стало принимать решения. Даже такие, как это. Рядом с человеком, который тебя знает, и просто так любит, как мама, бабушка, просто так, ни за что, легко стоять на ногах. А Марина относилась к нему как к сыну: спокойно и по-матерински. И это придало ему сил и уверенности. В ванной кто-то тихо всхлипывал. Денис!
- Ты чего хнычешь?
- Мне надо нарисова-ать…. Она же обещала.
- Я тебе помогу.
- Ты, придурок, чего сделал? Куда ключ дел? – Взбешенная девушка как фурия пронеслась по коридору, едва не растоптав кота.
- Ты пойдешь на вечеринку только после разрешения дяди Вити.
- А почему ты командуешь?
- Потому.
Девушка повертела пальцем у виска, оттолкнула мальчишку, наступила-таки на хвост пушистому белому коту и заперлась в своей комнате. Уверенность в своей правоте заставила эту фурию поверить в решимость действий мальчишки младше нее!
- Пошли рисовать, - мальчики подхватили обиженного кота и пошли в комнату к Денису.
Счастье – это когда тебя любят!
- Надо же…. Я все еще не верю, что нашла тебя. Как ты?
- Я виноват перед тобой. Мариша….
- Чаю дашь? Тогда прощу. А то у меня в горле пересохло от радости.
- Пошли. И чай, и кофе… И я должен тебе…, - от нехватки слов мужчина описал руками в воздухе полукруги.
- Брось! Ничего ты не должен, - Марина разглядывала кухню. Как–то дорого, но грустно выглядела душа квартиры, что-то в ней было неправильно. Рука хозяйки в ней не чувствовалась. Но было чисто и стильно.
- Чай черный или зеленый? Или кофе?
- Черный, и с молоком…. А ты… у тебя дети, да? Я видела мальчишечку. Жена не будет возмущаться моим чаевничанием?
- Марина, у тебя все та же фигурка! Ты вообще совсем чуть-чуть изменилась.
- Это называется - постарела.
- Дай я на тебя посмотрю….
Двое сидели на кухне, забыв про всех своих детей, Новый год, вскипевший чайник…. Им сейчас было намного меньше лет – они смотрели кино воспоминаний. Кадры вспыхивали то у одного, то у другого. Они спешили поделиться картинками молодости… Визг детей вывел их из оцепенения.
- Знаешь, я всегда хотела тебя спросить…. А как ты тогда ко мне относился? Я жила с ощущением того, что ты – просто часть меня. Я дышала тобой. Ты был моим воздухом. Но … потом…. Я уже не знала, не понимала, чем была для тебя.
- Марин…
- Да нет. Без обид и намеков. Просто скажи как есть. Как было, вернее… Я же понимаю…
- Марина, я…..
- …у тебя семья, налажена жизнь. И хватать тебя в объятия не буду. Но мне важно понять.
Высокий, чуть полноватый мужчина тяжело поднялся со стула, отошел к балконной двери, отвернулся…
- Ой! Прости… Я тут накануне праздника дурацкие вопросы задаю. Нам ехать пора, - Марина вскочила со стула, уронив полотенце.
- Подожди. Если я сейчас не расскажу все и не повинюсь, то и следующий год буду мучиться от того, что сделал тогда, двадцать лет назад. Посиди еще десять минут. Прошу, - голос звучал тихо, но очень жестко. На просящий, по крайней мере, похож не был. Скорее, на отдающий приказание.
А дальше…. Марина сидела и слушала, вернувшись в прошлое и удивляясь, как одно и то же событие совершенно по-разному воспринимают и видят люди. Иногда она вставляла свои замечания, но, похоже, они не были услышаны…
- Ты всегда была сильной. Такой … с жестким внутренним стержнем. Ты могла заставить себя встать в половине пятого и бежать на пробежку, а потом в школу… Сама умудрялась выкручиваться с деньгами и бытовыми проблемами, а я до сих пор был за родительской спиной.
- Так, я же на тебя смотрела, пыталась дотянуться…
- … Я видел твое упорство и целеустремленность. Понимал, что я на экзаменах могу провалиться, а ты – ни за что! Завидовал силе воли и характеру. И уверенности в себе…
- Это я видела рядом с собой твою уверенность, потому и грызла все эти учебники!
- … Я занимался, работал, бегал и постоянно думал о том, что я тебя недостоин. Что ты сильнее меня духом. Что я провалюсь, а ты поступишь и будешь шагать по курсам: первый, второй, третий… А я буду работать грузчиком и снова готовиться в студенты. Ты была такой самостоятельной, жила одна, у тебя взгляд был взрослый. Я сбежал! Каюсь. Я сбежал! Однажды собрал вещи, попросил купить мне билет и бросился в Москву, взяв с родителей слово, что о моих планах и победах они расскажут всем желающим только после того, как я поступлю в МГИМО. И ни днем раньше. Но я провалился! – Теперь мужчина уже не стоял на одном месте, а все время ходил, немного прихрамывая.
- … Я не сдал историю! Двери института выпинали меня наружу, не признал своим студентом. Но вернуться домой, к родителям с позором, к тебе – с двойным позором я не мог! Надо было зацепиться за что угодно, только не смотреть всем вам в глаза. Моя гордыня потом очень будет наказана, поверь!
Марина уже не вставляла свои замечания, оглушенная услышанным. Это она казалась сильной и уверенной? Это она-то со стальным стержнем внутри? Он сбежал, чтобы не оказаться рядом с ней слабаком? Нет, не может быть!
- …Я понимал, что могу потерять весь багаж тех знаний, который пытался накопить. Надо учиться, надо где-то учиться. И я поступил в пединститут. На факультет иностранных языков. С ходу. Даже не успев испугаться вступительных экзаменов. И понеслась студенческая жизнь. Но это была лишь консервация себя, своих знаний для второй попытки в МГИМО. А потом…. Потом была первая в жизни сессия, вечеринка и поездка на чью-то дачу… Только до дачи мы не доехали. Два раздолбая –первокурсника из общаги и две девчонки-москвички. Женька сел за руль Аленкиного «Москвича». Только умение свое не рассчитал. Выжили я и Аленка. У нее – три синяка и шишка. А я – трое суток в реанимации и потом два месяца в гипсе и на больничной койке. Все это время каждый вечер ко мне приходила Аленка: кормила, ухаживала, рассказывала разные байки и сражалась с врачами, которые не любят безденежных и безродных пациентов. Потом я понял, что и та вечеринка на даче была ею придумана: она безумно хотела меня заполучить. Женить меня на себе…. Но она столько сделала для меня! Я женился после летней сессии…. Очень долго у нас не было детей. Она однажды проронила, что это потому, что я не люблю ее. Наверное, я просто не умею любить – в груди пусто. Я стал после института неплохо зарабатывать, мы ни в чем не отказывали себе. Но счастья семейного так и узнали рецепта. В Кисловодск ехать не мог – стыдно перед тобой, друзьями. Да и родители уехали: отец доказал, что он – немец. Вот так. Через много лет родился Денис. Ему через месяц уже восемь будет.
- А моей Люсе восемь было в апреле.
- У тебя есть дочка?
- Дочка? А как же!
- У меня вот сын.
- А вы с женой больше детей не хотите?
- Жена три года назад уехала на ПМЖ в Польшу. Сказав на прощание, что начинает жизнь с чистого листа.
- А сын?
- Сына я оставил в России.
- Но почему ты мне ни разу не позвонил и не написал?
- Марина, я был уверен, что ты так высоко летаешь, что только посмеешься надо мной. Искал в выпусках показов мод твое лицо…
- Лицо?
- Ну да, ведь фамилию ты могла и поменять…
- Сколько же всего случилось за эти годы! Виктор, я не ожидала от тебя таких….
- Такой дури?
- …таких сомнений в себе. Мне ты казался таким взрослым и уверенным!
- Вот так мы и живем.… Я столько наворотил из-за гордыни своей дурацкой! Теперь о себе расскажи. О! Чай остыл, сейчас еще раз вскипячу.
- Да, чаю хочется. Но рассказывать о себе…. Модельером я не стала…., - пришел черед Марине раскрыть книгу своей жизни.
Три часа пролетело незаметно. За окном стемнело. Новый год практически стоял на пороге, а взрослые так увлеклись воспоминаниями, что забыли о самом волшебном детском празнике.
- Папа, я есть хочу! – В дверном проеме появилась любопытная голова, зыркающая хитрыми глазками. Денис был страшно доволен открыткой, которую они нарисовали с Алексеем. Вот теперь ее можно уже вручить папе, но тут посторонняя тетка…
- Как тебя зовут тебя, папин сын?
- Меня? Денис Штейн. А Вас?
- Марина. Будем знакомы.
- Мама, ты обещала мне одного братика привезти! А привезла двоих, да еще и себе ухажера, - Люська гарцевавала около Машки, рассчитывая подсмотреть подарки. Хоть одним глазком.
- Я думал, ты заблудилась…. Мама, мы вместе встречаем Новый год с этим мужчиной и ребенком? Но ведь договорились семьей только, без друзей…, - Валерка вытаскивал из машины сумки и пакеты. И бухтел. Потому что его новую подружку было решено не приглашать в узкий семейный круг.
- Я думаю, сынулик, что в Новый год мы войдем вот такой большой семьей.
ЭПИЛОГ
****
- Есть кто-нибудь дома? – Снег скрипел под ногами, калитка скрипела, но дом молчал, - Васильич! Ты дома?
- Может, ушел куда-нибудь? – Марина зачерпнула ослепительной белизны полную горсть.
- Хто тут? – из сарая высунулась взъерошенная голова Васильича. Но без очков только подслеповато улыбался, не узнавая в этом взрослом парне своего Алешку.
- Деда, это я, Алешка!
- Ой! Правда, что ль? Проходите, проходите….
- Деда, а ты куда-то собрался? – Чай с земляничными листьями и булочками, привезенными с собой из города, был выпит уже давно. И снова вскипел самовар, потому что Васильичу было все интересно, что приключилось с Алешкой за эти три с половиной месяца. И только теперь в углу рядом с шифоньером обнаружились два чемодана.
- Да, поеду на Урал. Там старший брат живет. Он – один, жинку похоронил в прошлом месяце. Вот, и я теперь один. Будем вдвоем старость преодолевать. Я и дом- то уже продал. Уезжаю на той неделе. Кстати…., - Васильич достал папку перевязанную веревкой, - здесь все документы, что тебе могли бы понадобиться…. Бабушка твоя мне на сохранение давала. И фотографии.
- Деда, а это кто? – На очень старой, с заломанным краем фотографии пожилая женщина в платочке держала за руку маленькую девочку. Девчушка была точной копией той маленькой девочку, что встретилась на берегу речушки в Кисловодске, а потом померещилась около кладбища.
- А это мама твоя, Алиса. И Прасковья… не помню отчества…. Она жила рядом с Вами, Алиса ее любила очень. Ослепла Прасковья после войны. Что с тобой?
- Спасибо, мама….
****
Городская психиатрическая больница на задворках своего участка имела небольшое кладбище. Здесь находили покой те, кто, намучившись в этой жизни, ушел, но только врачи отправляли его на последнее место жительства. Посреди зимы издалека было видно до самой весны огромный яркий венок. А потом, уже летом, появился памятник с надписью:
«Мамочка, я тебя люблю!»
****
- Солнышко, вставай! Мы все тебя ждем! Пора завтракать! – Марина распахнула шторы и утро нового дня нового года новой жизни улыбнулось добрым людям. Алешка досматривал сон, в котором девочка Алиса вела его за руку через дремучий и холодный лес. И вот лес кончился. В лицо дохнуло прохладой и ароматом новой жизни…. «Тебе пора. Ступай, и ничего не бойся! У тебя теперь две мамы!» - Глаза девчушки лучились любовью, но становились все дальше, дальше, дальше…
-