...Я не решаю сложную задачу,
Глубинные загадки бытия.
Я ничего не знаю. Просто плачу.
Где всё понять мне?
Просто плачу я.
Е.Винокуров
Фиела была и остается самым светлым воспоминанием юности. Но горечь, недоумение и вопросы, на которые я не нашла ответа, тоже связаны с ней. Имя она придумала себе сама, взяв слоги из имени, фамилии и отчества. Да, это воздушное, изящное, из неведомого мира алых парусов, таинственных южных городов и благородных капитанов в белоснежной форме, подходило ей больше. Она тоже была летящей, нет, не по волнам, по жизненным ухабам, которые преодолевала с удивительной лёгкостью и задором.
В ней была такая заразительная жажда благополучия, успеха, веры в счастливое будущее, что мы замирали и слушали, затаив дыхание, какой будет наша жизнь потом. Мы верили ей, студенты заштатного института, мы представляли ту сказочную жизнь, которая скоро распахнёт свои объятия перед нами. Я пришла к ней с товарищем, который давно хотел нас познакомить. Мы учились в разных группах, приветливо раскланивались, и только. Но он рассказывал о ней с таким восхищением, что я не удержалась и пришла с ним без приглашения, за компанию. Он был там завсегдатаем, нас встретили восторженным воплем.
Так я попала в тот волшебный мир грёз, созданный Фиелой, в ту съёмную однокомнатную квартирку, с ободранными стенами, двумя раскладушками, столом и разномастными стульями, на которых сидели, курили и громко спорили сокурсники, и осталась до окончания института. Нет-нет, не поселилась, конечно, стала бывать там, когда выпадала свободная минута. Там перебывали все, но подружились, как тогда казалось, навсегда, человек десять.
Я была там белой вороной, поскольку училась с упоением, но это был единственный недостаток, который мне прощали. Нет, было и еще одно, что во мне старательно пытались выкорчевать, но до конца, наверное, не удалось, я была слишком домашней. Фиела называла это «ср – й интеллигентщиной», однако справиться с этим не смогла, как ни старалась. В конце - концов, меня приняли такой, как есть.
Простили, что не решилась оборвать ночью цветы у памятника вождю, чтобы наутро преподнести их преподавательнице, принимавшей экзамен по атеизму. Мои друзья обносили клумбы перед каждым экзаменом. Я сочла оскорбительным для себя дарить цветы прокуренной даме с хриплым голосом, преподававшей безбожие. Мне она была несимпатична.
-Нет, вы видели эту отличницу. Да, если ты завалишь экзамен, что мне скажет твоя мать. Как ты вообще собираешься сдавать, ты же не ходила к ней на занятия. Учись приспосабливаться.
-Да, как – нибудь сдам.
-Нет, эта ср-я интеллигентка когда-нибудь меня достанет. Ну, не хочешь учить, так хоть цветы захвати, не помешают.
Фиела раскраснелась, прикуривая сигарету от сигареты, она кричала высоким, возмущенным голосом, пока в стену не начали стучать соседи.
Атеизм я не учила из принципиальных соображений, не могла заставить себя заниматься тем, что казалось бесконечно скучным. Но сдавать пришлось. Преподаватель, крашеная блондинка, одетая с вызывающей небрежностью, допрашивала меня долго, посматривала насмешливо и задавала всё новые и новые вопросы, весьма далёкие от заявленной темы. Потом спросила, прочла ли Библию, я кивнула утвердительно. Она помолчала, подумала, потом неожиданно сказала:
-У вас широкий философский подход, вы поступили не на тот факультет. Я ставлю вам пятерку, но атеизма вы не знаете. Впрочем, вряд ли он вам понадобится.
Я пришла к ней с цветами много лет спустя, обнаружив на кладбище скромную могилу, где на табличке была знакомая фамилия.
Фиела была душой компании. Родителей у неё не было, опекали тётки, бабушки, дальняя родня. Небольшого роста, рыжеволосая, румяная хохотушка, она была завораживающе естественна, обаятельна, умна и обладала таким бурным темпераментом, что даже меня, от рождения сдержанную и суховатую, могла заразить своей неудержимой энергией. Вдруг ей приходило в голову, что нужно посадить цветы на балконе. Мы неслись на рынок, она тащила меня за собой по рядам, щебетала, заговаривала со старухами, торговавшими семенами, похохатывала, но ничего не покупала. Когда отходила от улыбавшейся продавщицы, останавливалась в сторонке, аккуратно ссыпала на бумажку семена и шла к следующей.
Онемев от изумления и стыда, я проследила, как она смачивает слюной кончики пальцев и, заговаривая, поглаживает семена, набирая, таким оригинальным способом нужное для посадки количество.
-Что ты делаешь, возьми деньги. Я не пойду больше с тобой. -В ответ, давясь от смеха, она едва произнесла, что таким образом искореняет во мне остатки той «интеллигентщины», которая мешает мне нормально жить.
Я взорвалась, вспомнив богатый лексикон друзей детства:
-Воспитательница хренова! -
В ответ раздался радостный вопль:
-Становишься человеком!
Фиела сделала меня знаменитой на последнем курсе. О её подарке перед выпускными экзаменами ходили легенды. Той последней студенческой весной я стала реже бывать в привычной компании. Может быть, из-за занятий или проблем, которые в студенческие годы переживаются как трагедия вселенского масштаба, Мои друзья не одобряли ни мой выбор, ни то, как я относилась к этому. И привели меня в чувство по –своему.
Фиела позвонила однажды вечером и насмешливо осведомилась:
-Ты так и не решилась послать его на три заветные буквы. Боишься потерять этого недоноска…
Она знала, что я не выношу матерщину и выпалила наболевшее на таком языке, что у меня перехватило дыхание.
В заключение, давясь от смеха, произнесла:
-Выгляни за калитку, там подарок для него. Да, смотри, передай, а то заныкаешь.
Нехотя оторвавшись от книг, вышла во двор. Отец только что полил из шланга мамин цветник, острый тягучий аромат наполнил душу радостью.
- Господи, из-за чего я схожу с ума, сколько можно, впереди вся жизнь, -подумалось мне.
На улице в свете фонаря что-то поблескивало. Я осторожно, ожидая подвоха, подошла ближе. Около лавочки стоял унитаз. Услышав странные звуки, следом за мной выскочил отец. Ему показалось, что я плачу, он давно не слышал моего смеха. Утром о подарке знал весь институт. Подруги потом рассказали, что, проходя мимо стройки, увидели выброшенный треснувший унитаз, подхватили такси, сели с ним и примчались к моему дому. Я вернулась в прежнюю компанию, стряхнув как наваждение все происшедшее со мной.
После окончания института Фиела обосновалась в Москве, я осталась в родном городе. Кто–то уехал по распределению в другие республики, ставшие потом заграницей, некоторые осели поблизости. Мы продолжали встречаться друг с другом, иногда с Фиелой в редкие наезды в столицу. Жилось ей там нелегко, иногда, чтоб выручить её, мы с друзьями покупали у неё какие-то ненужные вещи, которые присылали ей родственники из Прибалтики.
Она возмущалась, что столько хлопот с тряпьем, могли бы помочь деньгами. Нам это казалось естественным. Фиела была старше нас, мы привыкли принимать все, что она делала, как должное. Было в ней нечто до того располагающее, что даже самый прижимистый из нашей компании, делился с ней всем, что присылали из дома. И она была хлебосольна, естественна, но всегда нуждалась, мы понимали это и деликатно заваливали к столичной подруге с сумками продуктов.
А потом капризная фортуна обратила на неё свой долгожданный взор. Осуществилась давняя мечта, Фиела получила вожделенную работу за рубежом. Спустя несколько лет она заехала ко мне, выглядела нарядной и озабоченной. За обедом, закурив, призналась, что ехать к родственникам не хочется, все ждут подарков, а этой родни… Она замолчала. Я слушала, молча, с грустью отмечая, что, наверное, мы начали стареть. О чём говорим.
Два года спустя она исчезла, на письма не отвечала. Никто ничего не знал о ней. Однажды летом раздался звонок. Она попросила о небольшом одолжении, зная, что я давно дружу с понадобившимся ей человеком.Я ответила, что мы похоронили его месяц назад. Она помолчала, потом попросила передать привет моим родителям. Я суховато ответила, что отца тоже уже нет. Пауза затянулась, я всё-таки спросила, почему не отвечала полгода на письма. Она нехотя ответила, что вернулась около года назад, «дела, дела». Больше я ни о чём не спрашивала.
От друзей узнала, что она ни с кем не поддерживает отношений. Однажды встретила её близкую подругу, та рассказала, что Фиела живет в достатке, но очень изменилась:
-Ты не узнаешь её и не поверишь. Это другой человек.
Без неё как-то распалась и наша компания. Мы перестали встречаться, даже перезваниваться. Она объединяла нас, была центром нашей маленькой вселенной, где влюблялись, читали стихи, спорили и мечтали о будущем. Излишне говорить, что оно оказалось не таким, как обещала нам Фиела.
О её смерти узнала случайно. На похоронах никто из старых друзей не был.
Вчера я была около того дома, где когда-то снимала квартиру Фиела. Меня властно потянуло туда. Присела на лавочку под деревом, рядом расположились по-домашнему, поставив пакеты и сумки, женщина, с мальчиком лет пяти. Я посматривала на знакомое окно, где на подоконнике всегда призывно горела лампа. На её свет и слетались мы так часто. Бежали туда после зачетов, прикупив что-то в институтском буфете. Сельские приятели делились привезенным из дома. Мы звонилив дверь и нас неизменно встречала сияющая улыбка Фиелы.
Вспомнилось, как читала друзьям из только что полученного в подарок сборника: «Теперь пустырь на месте том, где был тот дом, что я любила». Она откликнулась первой:
-Нет, с нами этого никогда не произойдет, правда, Серёжа, утвердительно произнесла она, по –матерински погладив по голове странного мальчика, прибившегося к нашей компании.
Дом стоял всё там же, только как-то осел немного, выцвел и постарел, как и мы.
Я задумалась, вспоминая, и вдруг почувствовала чей-то настойчивый взгляд. Я подняла глаза, на меня в упор смотрела старуха, странно одетая, с красными, слезящимися глазами.
Я по привычке потянулась за сумкой, чтобы достать деньги, но она предостерегающе сказала:
-Ты не поняла. Мне тоже деньги не нужны. Она просила передать тебе, что она ошиблась, у гроба нет карманов.
Я повторила завороженно:
-У гроба нет карманов.
-Каких карманов, у какого гроба?
Старуха исчезла.
-Где она? - я растерялась, произнесла эти слова вслух, огляделась. На лавочке сидела та же молодая женщина с мальчиком, внимательно разглядывавшим меня.
-Вам не плохо, вы что-то побледнели,- спросила мать мальчика.
Господи, откуда взялась эта полусумасшедшая старуха, неужели она поняла, о чём я думаю. Или слишком жарким выдался день, и всё это мне привиделось.
Что-то не в порядке со мной. Да, меня о чем-то спросили.
-Нет-нет всё в порядке. А пожилая женщина, она была здесь?
-Вы, кажется, задремали, она оставила вам вот это.
Женщина протянула два небольших тюльпана и переспросила:
-Вы, в самом деле, в порядке. Ничего не нужно?
Только теперь я рассмотрела её. У них с сыном были ослепительно-рыжие волосы.
А у Фиелы в ту последнюю студенческую весну в кувшине всегда стояли тюльпаны, ими была засажена аллея прямо напротив её дома.
Кому повем...
-