Последние каникулы. Ч. 5. Гл. 5 Один зимний день

Алена Ушакова
Один зимний день в Реймсе

Морозная декабрьская ночь едва уступила место раннему утру, как глухой переулок, отделявший городскую улицу с прилепившимися друг к другу приземистыми каменными домами от массивных крепостных стен монастыря Сен – Реми, огласил шум группы всадников, покидавших монастырь святого архиепископа через потайные – непраздные ворота. Копыта коней отбивали звонкую дробь по булыжной мостовой, местами запорошенной первым декабрьским снежком,  кавалькада спешила  прочь навстречу солнцу и ветру. Всадники являли собой зрелище необычное. Не всякий обыватель Реймса знал, что подобные черные на меху плащи, кожаные ботфорты с серебряными застежками, шляпы с пером и скрывающие лица черные маски являлись атрибутами облачения рыцарей Андорры. Этот самый северный форпост королевства Иль – де – Франс граничил морем с Ирландским королевством, мир с которым так часто и неожиданно прерывался войной и взаимными набегами на сопредельные территории, что еще отец Карла Великого – Людовик V учредил орден рыцарей - защитников Андорры. Целью их тайного служения было «всюду рыскать и собирать свидетельства злонамерений нечестивых ирландцев, следить за их высадкой с моря на остров благословенного королевства, искать людей в Иль – де - Франсе, на словах преданных короне Франкской, а на деле, поддерживающих и оказывающих помощь злым ирландцам…». И, хотя несчастие, приключившееся  с единственной дочерью короля Карла Великого, не успевшей стать королевой Ирландии, вновь осложнило отношения двух соседствующих островных королевств, все же присутствие рыцарей Андорры на улице Реймса, удаленного от северного побережья острова, было странным.
Но жители города, которые застали раннее утро на улицах, соседствующих с монастырем и епископским дворцом, и теперь в испуге расступались в разные стороны, чтобы не угодить под копыта рыцарских коней, не удивлялись. В последние недели Реймс наводнили самые разные люди  – знатные господа, приближенные королевской семьи де Флер, и их не менее сановитые вассалы, священнослужители из южных и северных приходов, рыцари, охраняющие пределы королевства на западе и севере от ирландцев, на юге - от бриттов. Через пять дней – 6 декабря должна была состояться Королевская встреча, со дня на день ожидали приезда его высочества принца Филиппа и младшего из братьев принца Ричарда. Средний сын короля Карла Великого как необъявленный  преступник, но признанный сумасшедший уже несколько месяцев был заключен в одной из келий Реймского монастыря памяти святого архиепископа. Имя принца Этьена старались не называть, давно не упоминали, и ни у кого не возникало сомнения в том, что он не будет участвовать во встрече братьев де Флер и  не будет удостоен чести передать часть своей королевской власти, принадлежащей ему по рождению, старшему брату. Его почти забыли, он   стал  никем.
Но именно Этьен де Флер был одним из всадников - рыцарей  Андорры,  скачущих ранним утром 1 декабря во весь опор по кривым улочкам Реймса. Принца знобило, чувствуя непонятную болезнь, незримо зреющую в недрах своего организма и не понимая ее причины, он все еще не мог прийти в себя от стремительной перемены собственной участи. Еще  ночью он томился   в мрачной келье, которую не покидал уже несколько месяцев, почти никого не видя и не получая новостей,  потеряв надежду и почти растратив веру в себя. Сейчас же морозный ветер, дующий в лицо, возвещал принцу о  свободе, о которой он и не смел мечтать. Почти не разбирая дороги, с трудом сдерживая ретивого коня, Этьен следовал за двумя всадниками, возглавлявшими кавалькаду, и прислушивался к их разговору, сам в него не вступая.
- Ты просто великолепен, Андре! – восклицал первый всадник, высокий рост которого был очевиден и в седле. – Идея облачиться в защитников Андорры могла прийти только в твою светлую голову!
- Не кричите, мой господин! Не надо имен, - отвечал тот, кого назвали Андре.
Маски скрывали лица всадников, но по голосам можно было определить, что  они принадлежали молодым мужчинам.
- Брось! Эти идиоты из монастырской стражи так и не взяли в ум, какое послание мы собирались передать его преосвященству епископу Франкскому Иосифу, и до сих пор уверены, что Этьен тихо спит в своей келье.
- Не спешите радоваться, мой господин, - спокойно отвечал Андре, не разделявший горячности собеседника. – Через несколько часов они узнают о бегстве венценосного узника. А мы еще не покинули Реймс, и, как не жаль, сможем сделать это не раньше полуночи. При свете дня  стража Западной сторожевой башни на выезде из города  может заподозрить, что мы не слишком похожи на андоррцев, и, сами понимаете, охрана сейчас усилена, завтра его высочество принц Филипп с многочисленной свитой прибудет в Реймс. Я знаю это абсолютно точно от своего доверенного лица.
- Хм, - задумался первый всадник, - значит, он приедет завтра. Меня же ожидают только 3 декабря. Что ж, как мне не жаль, нам с ним придется разминуться. Филипп уверен, что я наслаждаюсь любовью некой юной девы в пригороде Дижона.
- А разве неделю назад, мой господин, вы не  занимали именно этим свои дни? - маска не скрыла улыбки Андре.
- Ты же меня знаешь лучше других, Андре, - отвечал с усмешкой первый всадник, - прекрасные девицы из предместий  Дижона, Пуатье, Мена и даже Гавра, которых я будто бы «любил» и с которыми я будто бы «проводил» все свое свободное время, позволяли мне скрываться столько времени от  досужих сплетников Шато – Флери, от их вопросов о моем времяпрепровождении, освобождали меня от необходимости везде и всюду следовать за Филиппом. Я им за это премного благодарен. Не скрою, некоторые из этих мифических красоток были вполне реальны, некоторые мне даже нравились, некоторые развлекали, но… Но тебе ли, Андре, настоящему мужчине, не знать, что женщина, даже самая красивая и изысканная, через пару дней  наскучивает, и радости объятий тут не помогут. Разве не так?
- Не стану соглашаться и спорить, впрочем, тоже, - сказал Андре, - мой опыт слишком ничтожен.
- Просто ты никогда не любил, мой дорогой, - присоединился к разговору принц Этьен, обращаясь к первому из собеседников. – При твоей красоте и мужской стати дамская любовь доставалась тебе слишком легко…
Услышав голос принца, первый всадник заволновался:
- Ты задыхаешься и так бледен. Что с тобой, Эть…?
- Не надо имен, мой господин! – снова предупредил его второй всадник.
- … мой дорогой! – закончил первый.
Этьен, услышав такое обращение, сделал паузу, как будто в удивлении.
- Пустое. Просто я солнце впервые вижу за много дней, все пройдет, - успокоил он спутников.
Солнце слепило им глаза. Они только что проехали под триумфальной аркой, несколько веков назад воздвигнутой в Реймсе по случаю одной из военных побед венценосного предка Этьена.
- И все же я поражен твоим признанием, …мой дорогой, - обратился он к  первому из всадников.
- И я тоже, - согласился с ним Андре, - что же, если не юные девы влекли вас прочь от Шато - Флери, мой господин? Где вы проводили свои дни?
- И как тебе удавалось скрываться от обывателей нашего королевства? – спросил Этьен.
- Представьте, это оказалось не так уж и трудно. – Отвечал первый всадник. - Скрывать свое подлинное имя и происхождение – занятие презабавное, узнаешь много такого, чего в стенах Шато – Флери и в Париже тебе никто не откроет. Признаться, я больше развлекался и даже скучал. Просил Филиппа, и неоднократно, отправить меня в заграничное путешествие, в Британию, к примеру, вместо посла. Он был непреклонен. Хотел Анну сопровождать по пути в Ирландию к венценосному мужу. Он и тут мне отказал. Никогда ему этого не прощу…
Все трое при упоминании имени принцессы Анны замолчали. Первый всадник затем продолжил:
- Филиппу было спокойнее, и миледи Изольда не задавала  язвительных вопросов, если они полагали, что я соблазнил женушку какого-нибудь барона и провожу веселые денечки в ее обществе в провинции... Что ж, я старался их не разочаровывать. Но последние месяцы, - здесь голос всадника посуровел, - я был действительно очень занят. Меня снедали сомнения, что твое заточение в монастыре и исчезновение Анны как-то связаны между собой…
- Ты думаешь? – удивился Этьен. – Я считал, вернее, епископ сказал, что ты отрекся от меня так же, как старший брат.
- Я не возражал Филиппу, только и всего, прости меня. Иначе не имел бы свободы для поисков.
- Совсем недавно я слышал, что со своими людьми вы собирались отправиться в сторону побережья, к Гавру. Зачем, мой господин? – спросил Андре.
- Ты, ведь, и сам несколько недель в бегах. – Улыбнулся первый всадник. - Наша милейшая герцогиня Изабелла Бургундская каждый день изводила меня вопросами, где граф Неверский? Ах, прости, забыл, что нельзя называть вас по имени. Де Шервилль – бедняга, вообще, под домашним арестом в Шато – Флери. В замке стало так скучно…
Он замолчал, но его спутники, с притворным интересом разглядывающие  ратушу городского головы Реймса, мимо которой скакали в этот момент, не думали оставлять своих расспросов.
- Спасаясь от этой скуки, некоторое время назад с самыми преданными людьми я отправился в сторону побережья в надежде повторить путь, пройденным кортежем Анны в те злосчастные дни, - наконец, отвечал первый всадник.
- Зачем? – удивился Этьен.
- Представьте себе, это имело смысл. Я узнал нечто такое, что было неведомо ищейкам папаши Бушэ, расследовавшим обстоятельства исчезновения принцессы, - серьезно проговорил первый всадник. – Сопоставил некоторые факты и пришел к мысли, что и тебе грозит опасность, и понял, что нужно спешить освободить тебя от монастырского плена, - обратился он Этьену, - к счастью, в этот момент граф передал весточку моим людям...
- Господа, - прервал их разговор граф Андре Неверский, - мы подъезжаем.
Группа всадников остановилась перед въездом в ворота усадьбы, вид которой не оставлял сомнений, что ее владелец принадлежал к числу знатных горожан. Они въехали во двор, где их уже ожидали многочисленные слуги, и спешились. Граф Неверский, дав указания другим всадникам – своим людям, повел принца Этьена и первого всадника в трехэтажный особняк, объясняя по дороге:
- В этом доме мы проведем день, чтобы перед полуночью приготовиться к дальней дороге. У вас нездоровый вид, - обратился он к Этьену, - вам нужен отдых.
- Да, да, - рассеянно отвечал принц, чувствуя неимоверную усталость после недолгого получасового пути.
- К вечеру я должен буду на некоторое время выйти в город, - сообщил первый всадник. – У меня назначена встреча на ярмарочной площади…
В этот момент, преодолев крутые ступени крыльца,  они достигли   парадного входа, где их ожидал мажордом.  Украшенные бронзовым литьем  двери за важными господами закрылись, и их дальнейший разговор остался автору неизвестен.

Вечером того же дня – часа за три до полуночи на площади,  несколько веков служившей Реймсу местом встречи торговцев с горожанами, спешившими потратить монеты на предметы роскоши и  хлеб насущный, собралась толпа народа. Два дня назад странствующая труппа вагантов, посетивших город впервые за последние два года, возвестила о том, что в честь предстоящей Королевской встречи дает представление, за которое со зрителей не будет браться плата. В короткий срок на площади перед крепостной стеной  для вагантов соорудили некое подобие  сцены и натянули  палатку, торговцев  загодя заставили свернуть свои шатры. И вот через несколько минут должно было начаться представление, к которому ваганты вместе с Женей готовились несколько недель.
- Джейн, - позвал шепотом де Буссардель, - я все думаю, правильно ли мы поступаем? А что, если кто-нибудь из этих господ видел тебя в Шато – Флери и узнает, что будет тогда?
Спрятавшись за деревянным помостом, служившим сценой, сквозь щели в досках Анри  с Женей наблюдали за толпой, заполнившей ярмарочную площадь. Людей было так много, что яблоку негде было упасть, за черными беретами горожан дворянского происхождения, серыми шляпами горожан победнее и крестьян, ткаными платками крестьянок и разноцветными капорами жен городских обывателей мощеная мостовая улицы, ярмарочные ряды  скрылись бесследно. Куда бы не смотрела Женя, она видела только людей, пришедших на представление вагантов. Толпа бурлила, гомонила, но терпеливо ждала.
- Брось, Анри, страхи напрасны, - отвечала Женя де Буссарделю. – Среди этих людей не может быть господ, достойных приема в королевском замке, да и принцессу Анну тут вряд ли кто видел…
- Но, Джейн… - попытался возразить де Буссардель.
- Молчи, Анри, сейчас Гийом начнет, - прошептала Женя.
Бледный Пьер, стоявший в некотором отдалении, при имени Гийома обернулся в их сторону, но ничего сказать не смог, его трясло как в лихорадке – через несколько минут он должен будет подняться на доски для участия в первой сцене.
- Да уж, Гийом свое дело знает, - тихо проговорил Бернар, тоже взволнованный и возбужденный как никогда. – Подумать только, еще ни разу на наши представления не собиралось столько народу!
- Молчите, - громким шепотом остановил их Жан.
И в этот же момент громкий голос Гийома раздался над ярмарочной площадью Реймса:
- Горожане и вся честная публика! Я – пирант Гийом и мои названные братья  – ваганты спешим представить вам сегодня историю, которой вы еще не слыхали. Ее автор живет за морем, а ее герои сейчас предстанут вашему вниманию. Быть может игра актеров кого-то разочарует, действие покажется скучным, я разрешаю ему покинуть площадь, не дождавшись конца.  Но мне его искренне жаль, ведь он не узнает, чем закончилась история заморского принца Николаса. Господа, взываю к вашему терпению и пониманию, быть может, вас удивит представление, где каждый вагант как будто на самом деле проживает жизнь своего героя, где женщин играют мужчины…
- Испугался, - прошептал Бернар, покосившись на Женю и стоявшую поодаль монахиню в костюме служанки, - испугался признаться, что женщин в нашей пьесе играют женщины…
- …где актер, играющий умирающего героя, падает замертво… - продолжал Гийом.
Толпа завороженно молчала.
- Если, когда закончится представление,  вы почувствуете хоть каплю сочувствия к нашим героям, прошу -  не кидайте в моих актеров плоды осени, сделайте вот так, - Гийом поднял руки и с громким хлопком соединил две ладони. – Это называется аплодисменты. Итак, господа, представьте, что все мы находимся  не в Реймсе, не в нашем благословенном королевстве, а в неизвестной  стране, в лесу, неподалеку от королевского замка. Сын умершего государя возвращается из военного похода и узнает страшную правду...
Через секунду, стремительно поднявшись по деревянным ступеням, на досках появился Пьер в богатых одеждах, достойных принца.
- Все чудно мне, я будто бы во сне… - заговорил  Пьер – Николас, и представление началось.
Женю мучило сомнение, как такая толпа сможет услышать слова вагантов? Но на удивление их голоса с необыкновенной силой разносились над площадью, эхом отдаваясь в каменных стенах и булыжной мостовой.
Зрители не сразу поняли, что каждый актер говорит от первого лица, каждый играет определенную роль. Некоторые в изумлении переглядывались, задавали вопросы соседям, те шикали, что им не мешают следить за действием. В ожидании выхода на сцену вглядываясь в  лица людей на площади, Женя с радостью заметила, что они  напряженно наблюдают за происходящим на подмостках, и никто не думает покидать представление до срока.
  Как внимательно девушка не наблюдала за  зрителями, она все же не заметила появления трех мужчин в шляпах и масках, пробиравшихся сквозь толпу у крепостной стены поближе к деревянному помосту.
- Все же это так неразумно  с нашей стороны, так неосторожно, - с сожалением говорил один из «рыцарей Андорры», в котором узнавался граф Неверский.
- Оставь, в этой толпе на нас никто не обращает внимания, - тихо отвечал ему другой, уже знакомый читателям персонаж. – Я полагаю, моему дорогому… - при этих словах он замялся, обращая взгляд на третьего «рыцаря», - будет прелюбопытно лицезреть сие зрелище. Тебе ведь уже лучше, чем утром?
Принц Этьен де Флер коротко кивнул, не слушая спутников, с первой минуты появления на площади его зрение и слух внимали только происходящему на сцене, ничего другого вокруг себя он уже не замечал. Когда компания нашла себе место в непосредственной близости от деревянного помоста, среди господ, судя по их одеянию, равных с ними по происхождению, в глазах принца, которые с трудом можно было разглядеть в прорезях маски, светилось необыкновенное волнение и удивление.
- Что это такое? – удивился и граф Неверский, понаблюдав некоторое время  за действием на досках. – Какие странные эти ваганты!
- Да уж, Гийом сегодня, кажется, как и обещал, превзошел самого себя, - сказал  спутник графа, имя которого пока оставалось неизвестным.
- Никогда ничего подобного не видел! – продолжал удивляться граф.
- Не мешай слушать, Андре! – прервал его собеседник, с неподдельным интересом смотревший на сцену.
- Ничего не понимаю... Откуда им известно? - В сильном смятении шептал про себя принц Этьен. – Как это может быть?
В этот момент на сцене Анри де Буссардель в образе командира королевской стражи, только что поверженного в поединке, в  трагической позе прижав руку к груди, произносил слова, написанные Этьеном де Флер:
- Вот сердце замирает… Почти совсем не бьется…. Ужели я умру? Как это может быть?
По толпе пронесся вздох благоговейного ужаса и удивления, когда после этих слов, выронив меч, Анри очень естественно упал замертво на доски, а Гоше  подбросил рядом с ним красное полотно, которое должно было символизировать кровь  и скрыть его уход со сцены.
- Ты такой молодец, Анри, - радостно шептала Женя, встречая  за деревянным помостом своего друга.
- Правда? - шептал начинающий актер, все еще тяжело дыша и с трудом сдерживая волнение и радость облегчения – миссия, ставшая для него таким серьезным испытанием, завершена.
- И, правда, молодец, - хлопнул по плечу юного рыцаря и Бернар, - тебя принимали не хуже, чем моего кардинала Плеве.
Озабоченный и необыкновенно серьезный Гийом, который расхаживал взад и вперед за деревянным помостом и напряженно вслушивался в речи вагантов на досках, тоже кивнул де Буссарделю в знак одобрения.
Меж тем принц Николас (Пьер), стоя  у края досок и обратив взор к зрителям, восклицал:
- И эта кровь на мне… Кругом все красно… И руки, посмотри, - обратился он к  графу Дюпре (Раулю), - и плащ, я весь в крови…
- Убийца я! Отринь меня земля! – сверкая полубезумными глазами, вскричал принц, так что добрая половина женщин в толпе вздрогнула.
- О, нет, мой друг, в сей смерти неповинен ты, - спешил утешить  принца   граф Дюпре.
- Молчи, Дюпре, словами совесть не задобрить, она как высший суд меня казнит… - отвечал принц  на досках.               
Принц истинный, стоящий среди зрителей, в этот миг наблюдал за последними в волнении, не меньшем, чем за действием на сцене.
«Они слушают, они верят, они удивлены, они взбудоражены, они не кидают в этих вагантов гнилыми плодами, - лихорадочно думал Этьен. - Они увлечены моей пьесой! Господи, как это может быть?» Представление  шло своим чередом. Спутники Этьена, об истинных чувствах которых сложно было судить из–за масок, скрывающих лица,  молчали уже продолжительное время.
Вздох удивления они не сдержали, когда на сцене появилась девушка в синем платье с распущенными белокурыми локонами,  наброшенная на  плечи длинная серебристая фата  устилали доски вокруг нее.
- Господи, это  Джейн! – прошептал граф Неверский.
- Ты же говорил, что ее прячут в доме Шервиллей? – почти не удивился, но явно обрадовался появлению «девицы из Британии» принц Этьен.
- Молчите, нас могут услышать! – остановил принца и графа их спутник, а про себя подумал: «Вот, ведь, потеха. Помнится, именно я не слишком любезно советовал ей как-то  выступать с вагантами!»
Джейн – Женевьева в это время  пела чудным голосом. Музыку на стихи из пьесы сочинил Пьер. Протягивая руки, Женевьева обращалась  к зрителям, которые недоумевали, как юноша может так походить на девушку?
Женевьева Я нынче пела в церкви эту песню, чтоб Он меня услышал и сердца успокоил пыл, молилась горячо, просила за отца, за Николаса. Он не ответил. Он, верно, занят был, как вы, мой сир…
Король Георг (Гийом) (боязливо оглядываясь). Она с ума сошла!
Женевьева (пытаясь дотянуться до короля, дотронуться до него) Вы холодны ко мне, сегодня вам я не мила…
Король Георг. Поди же прочь, безумная! (отталкивает ее)
Женевьева Послушайте, вчера во сне я видела отца. Он принцу все простил, просил простить и мне. Но я не поняла, как мне простить себя?
Король Георг Поди отсюда прочь. Эй, стража! Все ко мне!
Женевьева Я яда напилась из склянки, что вчера просили принцу вы отдать… Его, в душе любя, храню от супостата я…
Король Георг Да, где же стража?! Я в пустоту кричу?!
Женевьева (хватая короля за руки) Послушай, что скажу! Ты низкий человек, убийцам ты пример… Злодейству твоему предела нет… Не бойся, сей же час уйду туда, где ночь и день сливаются в ничто… Но знай, огонь и дым тебя поглотят вдруг, все обратится в прах, и трон твой опустеет в миг...
Как недавно Анри, Женя упала замертво на доски. Несколько женщин в толпе зарыдали, многие оцепенели.
- О, господи, сдается мне, мой господин, автор этой истории вагантов живет не за морем! – шептал пораженный граф Неверский. – Вы поняли намек?
- Я понял все, - отвечал Этьен.
- И я… - присоединился к нему третий собеседник.
- Ужели умерла? - Гийом – король Георг боязливо приблизился к девушке, безжизненное тело которой  распростерлось на досках.
Зрители в напряжении и молчании наблюдали, как брезгливо, носком сапога, король дотронулся до нее, пытаясь пошевелить.
- Все к лучшему… Эй, стража, вот вы где! Скорей же унесите тело, - приказал король.
Анри де Буссардель, теперь в роли рядового стражника, поднялся на сцену и унес Джейн - Женевьеву.
- … Один хочу побыть, - продолжал монолог короля Георга Гийом. – Ее я не любил, но что-то жжет в груди. Ужель она права – злодейство в естестве моем, убийцей наречен, неужто, верно я?! А, впрочем, что за блажь, к чему тоска и грусть? Невеста принца умерла, пускай страдает он…
- Каков подлец! – не сдержал восклицания один из зрителей – пожилой горожанин.
Рядом с ним стояла  жена, которая при словах мужа снова заплакала.
Оглянувшись на эту пару, находившуюся в непосредственной близости от «рыцарей Андорры», граф Андре Неверский  обратился к принцу Этьену:
- Быть может, нам уйти? Зачем вам терзать сердце воспоминаниями, мой господин?
- В твоих глазах слезы, мой дорогой? – тихо спросил и третий  собеседник. – Но мы должны дождаться конца.
- Не беспокойтесь, друзья мои, это слезы совсем другого свойства, -отвечал им Этьен, а про себя подумал: «Это слезы блаженства...».
Жажда жизни, наслаждение успехом этих вагантов, инсценировавших его никому неизвестную пьесу, легкость и головокружительное ощущение счастья вдруг охватили его, и ему почудилось, что крылья на миг выросли за  плечами. «Все было не зря, все не напрасно… - думал принц. - Все мои страдания, сомнения и неверие мое. Вот эти люди, как, кажется, далеки они от меня – и крестьяне со строгими лицами, и господа дворяне, отличающиеся  пышными нарядами, и мои спутники, что пришли сюда со мной, а прошлой ночью помогли мне вырваться из монастыря. Их всех сейчас объединило сострадание к моим бедным героям, а, значит, и ко мне… И, значит, я говорю на одном с ними языке, и, значит, крест одиночества не для меня, и, значит, стоит жить, стоит писать…».
На досках между тем разыгрывалась последняя сцена приема в королевском замке.
- Андре, ты узнаешь? Ни дать – не взять прием в Шато – Флери, - говорил  третий «рыцарь» графу Неверскому. – Смотри, чем их кардинал Плеве хуже нашего епископа Иосифа? А чужестранный посол?
- Прошу вас, тише, мой господин, - предостерегал его граф.
- А друг главного героя – граф Дюпре…, мужественный, смелый, благородный, стяжавший славу победителя в войнах  с младых лет, - это же ты, Андре! – не унимался третий «рыцарь».
- Да, сходством я сражен, - согласился граф Неверский.
Представление близилось к концу. Принц Николас, в роли которого вагант Пьер превзошел самого себя, стоял у тела поверженного в поединке короля Георга (Гийома), рядом на досках лежало бездыханное, как казалось зрителям, тело предательски убитого графа Дюпре (Рауля). Сжимая в одной руке  меч, в другой кубок, Николас  томительно долго держал паузу. На репетиции решили, что ее тянуть надо до тех пор, пока зрители смогут выдержать. Зрители, почти час лицезревшие представление вагантов, не проявляя признаков усталости, безмолвствовали. Наконец, принц Николас – Пьер начал свой последний монолог.
- Я пью за честь, за доблесть, за талант, за верность долгу, за любовь… (Делая вид, что рассматривает вино в кубке). Здесь яд созрел, и смерть возьмет свое… Что ж, пусть… Я не страшусь. Мой путь закончен, я готов пред Ним предстать и повиниться… Он поймет. Он знает все, что понял я, потратив жизнь, что я боюсь оставить здесь, другим – живым...  Рожден повелевать, я власть презрел… (Смотрит на короля Георга.) Она развратна и гнусна, жизнь человека для нее – одно ничто… Вот это зло. Его отринь, о, мой господь, а властью  надели лишь праведника, чьи руки не в крови… Я пью за честь, за доблесть, за талант, за верность долгу, за любовь… (Выпивает из кубка, падает и умирает. Немая сцена.)
На ярмарочной площади Реймса вновь воцарилось молчание.
- О, господи, - тихо прошептал граф Неверский.
- А каков храбрец автор сей истории! - воскликнул третий «рыцарь».
Принц Этьен де Флер молчал.
- Все умерли. Какое горе! Зачем же принцу нужно было пить отравленное вино, он супостата победил? – спросила громким шепотом мужа пожилая женщина, которая несколько минут назад не могла сдержать слез.
- Молчи, жена, - недовольно ткнул ее в бок муж, словно всеобщее молчание  было частью какого-то обряда.
Пьер, Гийом, Рауль с бледными от волнения лицами встали, к ним присоединились, поднявшись на сцену, Бернар, Жан, Гоше, Анри де Буссардель и Женя. Все актеры, взявшись за руки,  встали у края досок, и пирант голосом, срывающимся впервые за все представление, произнес:
- История окончена вся. В ней смерть свое взяла, но ты, наш зритель, ее забудь, лишь суть поняв, и в сердце правду сохрани…
Гийом замолчал. В эту самую томительную, самую длинную за все представление паузу Женя ощутила, как бешено бьются сердца ее друзей – актеров, стоящих рядом, у нее самой дрожали руки так, что Анри и Гоше пришлось сжимать ее ладони с  силой, чтобы зрители не заметили. В отдалении от них непризнанный, никому неизвестный автор – Этьен де Флер разделял их волнение: что будет дальше? чем закончится молчаливое оцепенение зрителей? Ему казалось, что он стоит с вагантами на досках и сжимает в руке ладонь Джейн. Ожидание становилось невыносимым. Принц закрыл глаза.
- Он же говорил, надо делать вот так! – послышался чей-то крик. И через минуту раздался непонятный шум, он нарастал с разных сторон. И скоро все, кто были на площади,  что было сил хлопали в ладоши – аплодировали.
- Ну, чего плачешь, дуреха, - успокаивал пожилой горожанин  жену. – Смотри, они все живы,  и дочь герцога, красавица Женевьева тоже.
На площади в одну минуту все  смешалось, все кричали, кто-то кидал вверх свои шляпы, кто-то выкрикивал имена героев представления. Ваганты по команде пиранта кланялись пятый раз к ряду, напряжение отступило, серьезность и трагичность сменились радостью и смехом. Затем Гийом по очереди начал представлять актеров. Когда Бернар, раскланиваясь, запел басом под одобрительные крики толпы, Анри и Женя незаметно покинули сцену и поспешили скрыться от любопытных глаз в палатке.
- Все случилось, как ты сказала, Джейн! - восторженно говорил юноша.
- Я не говорила, что нас ждет такой успех, - устало отвечала девушка.
- Я не о том, я о самом главном и счастливом миге в спектакле, – сказал Анри, - помнишь, ты говорила?
Между тем среди ликующей толпы, не отпускавшей вагантов с досок, граф Неверский – один из трех титулованных особ, посетивших представление на ярмарочной площади Реймса инкогнито, в задумчивости рассуждал:
- Все это очень странно…
- Странно? Тебе, что, не понравилось? – спрашивал его «рыцарь Андорры», имя которого  было неизвестно.
- Этот спектакль – очень опасная затея, слишком явные намеки. Мои господа, вы должны немедленно покинуть площадь, - заключил граф, - а я пойду потолкую  с этими бродячими актерами и позабочусь о Джейн.
- Нет, - в один голос возразили его спутники.
- Мы сейчас вместе пойдем в палатку вагантов, и я познакомлю вас с пирантом, - повелительным тоном сказал третий.
- Но это очень опасно, мой господин, - повторил граф, но спутники его уже не слушали.
Пробираясь сквозь толчею народа, еще не успевшего разойтись с площади, они вскоре оказались у палатки, где скрылись после представления актеры и у которой толпились наиболее любопытные из горожан.
Третий из «рыцарей» уверенно оттолкнул людей, преградивших путь, и приказал одному из них:
- Передайте господину пиранту, что пришел тот, кто назначил ему встречу здесь и сейчас.
- Ты знаешь этих вагантов? – удивился принц Этьен.
- Как вы не осторожны, мой господин,  - снова заволновался граф Андре Неверский.
- Представьте себе, это одно из моих прошлых приключений, - лукаво улыбнулся их спутник.
Из-за полотнища палатки показался Гийом, на лице которого сияла довольная улыбка победителя, несколько мгновений в недоумении он рассматривал людей, не находя знакомого лица.
- Это я, Гийом, - позвал его «рыцарь Андорры».
- Вы, мой господин? Но почему…? – удивился пирант.
Приложив палец к губам, «рыцарь»  жестом просил Гийома впустить  его компанию.
Внутри палатки, где актеры, едва успев освободиться от  роскошных сценических нарядов, еще не  пришли в себя после оглушительного успеха спектакля «Николас» и шумно обменивались впечатлениями. Здесь царило веселье. Но когда пирант привел гостей в необычном облачении, все замолчали.
- Мой господин, я вас так ждал, - радостно воскликнул Гийом. – Я не заметил вас в толпе и уже решил, что вы не смогли приехать.
«Рыцарь», а с ним и его спутники молча рассматривали вагантов.
- И что вы скажете?
После некоторой паузы «рыцарь»  уверенно и серьезно сказал:
- Это лучшее, что я видел у вас. Я потрясен. Спасибо вам. Вы заслужили награду.
Кивнув в знак благодарности вагантам, он увлек их главу в сторону, где незаметно передал ему мешочек с золотом.
- Еще, Гийом, сообщаю тебе, - тихо, так чтоб никто не слышал, говорил «рыцарь», - твой родовой замок выкуплен мной анонимно, вот бумаги. Я рад, что не зря старался. Если тебе наскучит кочевая жизнь, ты всегда найдешь кров и покой в родном доме.
- Мой благодетель! – только и смог вымолвить пирант, растеряв в одночасье все свое красноречие.
В то время, пока Гийом и первый из гостей что-то обсуждали,  остальные неловко молчали, не зная, что сказать. Наконец, сестра Патриция, пребывающая уже в обычном монашеском одеянии, на правах человека, умудренного годами и опытом, осмелилась спросить важных господ:
- А вы, господа, что скажете вы о нашем представлении?
В этот момент принц Этьен де Флер не в состоянии более сдерживать обуревавших его чувств, пред изумленными взглядами собравшихся одним движением скинув шляпу и сняв маску, раскрыл свое инкогнито и воскликнул:
- Спасибо вам!
- Ваше высочество, это вы? Вы на свободе? –  закричали Женя и Анри  де Буссардель одновременно.
Граф Неверский схватился за голову, но и ему уже не оставалось ничего, как последовать примеру принца.
- Джейн, Анри, как я рад видеть вас! – не стеснялся своих чувств принц.
Удивленные ваганты и довольная монахиня с минуту наблюдали  братские объятия и приветствия  этих  четверых.
Бернар переглянулся с монахиней:
- Не грежу ли я? Неужто на наше представление пожаловали средний сын короля Карла Великого принц Этьен де Флер и самый прославленный воин королевства граф Андре Неверский? И Джейн, и Анри с ними знакомы?
Рауль зашептал:
- Но, ведь, принц Этьен де Флер, кажется, был  заточен в монастырь Сен – Реми?
Джейн, порывисто схватив принца за руку, в это время страстно говорила ему:
- Я ни секунды не верила в вашу виновность! Но… простите ли вы мне мою дерзость?
  - Прощу ли я? – говорил принц. – Я  благодарен тебе!
- Господа, - закричала Джейн, призывая вагантов к вниманию. – Послушайте, я должна сказать вам нечто важное! Ведь, я могу  сказать им? Я должна… - обратилась она к Этьену, который в это время здоровался с каждым из актеров за руку и говорил Пьеру:
- Вы были великолепны в роли Николаса.
Принц молча кивнул Жене.
- Друзья, и вы, Гийом! – воскликнула она. При этих словах пирант и его собеседник присоединились к остальным.
-  Я обманула вас, простите меня, - говорила Женя. - Я назвала автором пьесы «Николас» сэра Уильяма Шекспира. Но это не так.
- И что же, этот твой Шекспир не пишет пьес? – спросил Гоше.
Он и все ваганты замерли в ожидании признания Джейн.
- Пишет. Но автором этой пьесы является другой.
- И кто же автор пьесы? – быстро спросил граф Неверский.
- Вот он перед вами! – торжественно сказала Джейн, указав на Этьена.
Как и в конце спектакля наступила немая сцена, в продолжение которой актеров, зрителей  и автора сыгранной только что пьесы охватили чувства, сложно поддающиеся описанию.
- Вот это да! Автор пьесы – мой брат?! – воскликнул, первым придя в себя,  благодетель пиранта. Он снял маску, и Женя в ужасе узнала в нем …младшего из братьев де Флер.
- Его высочество принц Ричард! – ахнул  Бернар, другие ваганты, де Буссардель продолжали переглядываться в сильнейшем замешательстве. И монахиня устремила на новую венценосную особу пристальный взгляд.
- Это правда, ваше высочество? – спросил его старшего брата граф Неверский.
- Правда, - просто ответил Этьен. – Ты же узнал в Дюпре себя, в Плеве – Иосифа, в Женевьеве – Корнелию, в герцоге Брио – ее отца. Быть может, Филипп прав, и я действительно сумасшедший?
- Вы написали о своей жизни, принц? – серьезно  спросила его сестра Патриция.
- Да, - подтвердил Этьен.
Молчавший в продолжение этих удивительных откровений Гийом, по-прежнему не говоря ни слова, поднял руки, и, обратя взор к принцу Этьену, громко захлопал. Его примеру сейчас же последовали все, кто час назад разыграл на ярмарочной площади Реймса пьесу «Николас».
- Аплодисменты, господа, аплодисменты! – густым басом закричал Бернар.
- Браво, бис! – вторил ему Пьер.
- Джейн рассказывала, так в Британии чествуют сэра Шекспира и его актеров, - пояснил Анри де Буссардель графу Неверскому, когда и он присоединился к вагантам.
Не аплодировал один лишь принц Ричард. Потрясенный, он смотрел на старшего брата, в его синих глазах застыл вопрос, а с губ слетели негромкие слова:
- Анна мне что-то говорила…