Memorial

Алекс Но
Моим прекрасным возлюбленным –
 всем и каждому в отдельности.
.


Надев свои траурные перчатки, я направился к набережной. Небо выкривилось лиловатыми треугольными обломками, напоминающими дождевые тучи, пронизанные ломкими снами. Скользкая лестница пахла водорослями и металлом, возможно – кровью, возможно – просто привкус воздуха, застревающего холодными крючками в расстроенных легких, возможно….возможно – или НЕвозможно….или есть еще какой-то выбор? – не знаю….тяжелая капля оставила мокрую ссадину на щеке…как странно кричат птицы над водой…..
Кажется,  эта погода очень похожа на тебя: к вечеру снег превратился в крупные редкие хлопья, слышно как каплет с крыш и карнизов….слышно, но не видно в темноте…не холодно и влажно как объятия утопленника….податливые  и ускользающие…мягкий снег на черных рукавах…мостовая блестит слезами твоих глаз…кажется, в воздухе улавливается едва ощутимый запах…где-то на самом краю дыхания…образ: комната, которую только что покинуло совершенство…комната, которая остывает без тебя….комната, в которую не вернешься. Все останется, как прежде на своих местах: сухие цветы, голова негритянки, вырезанная  из черного дерева, темная ваза с позолотой, коричневые антикварные склянки с названиями химикатов, далекие огни в окне…пустота заполняет комнату, плотная, объемная, уверенная… запах кофе не разбавляет ее, напротив, только бередит распухшую от бесконечных побоев память, утяжеляет и овеществляет ледяной ужас потери…ощущение бесконечного падения под ложечкой….потому что все глубже и глубже, потому что всегда может быть хуже, потому что всегда есть куда падать и если кто-то станет утверждать обратное – не верьте, и, главное, не отворачиваетесь: к утверждающему такое человеку небезопасно поворачиваться спиной.
Во всем вокруг вижу тебя. Внизу, если преодолеть лестницу, податливая вода лижет сколькие ступени…вода…податливая и неуловимая, как твоя таинственная суть….ступени…сколькие, как то, что внутри…глубоко внутри, то, что не следует называть, но о чем можно думать в темноте…ты не можешь освободить меня, уже не можешь, и я не могу освободить тебя, потому что, наверное, никогда не мог…медленно спускаюсь вниз, пока теплая кровь циркулирует где-то в глубине невидимых внутренностей, где-то там, незримая и упорная….
Почему я должен говорить то, чего не думаю на самом деле и делать то, что не хочу? Кто решил, что так нужно? Никто не заставляет, рядом никого нет…никого…но причина есть, нечто выдавливающее из меня неправильные слова…не могу утверждать, что эти правильные, но они ближе к истине, во всяком случае, к тому, что мне кажется чем-то похожим на истину….может быть у истины два лица? – все может быть…а возможно причина в том, что никогда и никто не станет прежним, ничего не может быть возвращено назад, и я никогда не смогу доверять ни тебе, ни кому-либо другому…впрочем, до других мне нет никакого дела…
Влажное небо не смотрит никуда. Все дела закончены. Все пуговицы застегнуты.  Отчего же тогда странное чувство незавершенности, отчего твой голос доносится до меня, вплетенный в протяжные гудки судов, невидимых вдалеке, отчего невозможно успокоиться из-за мучительного чувства, что куда-то опаздываешь, что время заканчивается, и нечто очень важное забыто, застряло и потерялось в толще незначительного, в мусоре каждодневных слов и поступков? Неправда, я всегда помнил, каждый день. Точно моя память больна, и чтобы не потерять ее вовсе, нужно самое важное помнить каждую минуту, думать постоянно, чтобы не утратить…м.б. это правда просто болезнь памяти….какой-нибудь синдром цикличности или кольца, или еще что-то подобное….мемориальная клаустрофобия…
Блики на воде…металлический оттенок чешуи…металл заставляет подумать об оружии….да – ты пуля, дрейфующая в моей голове, пуля, которая не может быть извлечена, ты – изящный в своей вульгарности скальпель, перманентно имеющий мое сердце. Сколько раз стоял у твоих дверей, поднимал руку чтобы постучать, но ни разу так и  не решился: сначала потому что было страшно, боялся отказа, боялся боли, просто боялся, сейчас - потому что знаю, что не меня ты ждешь за тяжелой, нерушимой дверью, да и того, к кому я шел все эти годы, там уже давно нет. Фотографии выцвели, письма сгорели, ткани истлели – осталась только неутолимая тоска по несуществующему. Если ты оденешься и уложишь волосы, как раньше, и подведешь глаза, как мне тогда понравилось, это будет всего лишь маскарад. Утраченное утрачено, не могу вырезать тебя из убогой рамы реальности и заточить под венецианской амальгамой, на дне драгоценного карманного зеркала оправленного в серебро, зеркала, которое всегда носил бы с собой в нежном сафьяновом мешочке, украшенном  хризопразовым бисером. Почему я не могу превратить тебя в длинный дамский мундштук слоновой кости, чтобы обхватывать губами по множеству раз на дню на виду у всех? – потому, что желания угасли, кости остыли и только остаточная боль медленно тлеет под усталой кожей. Как было бы прекрасно, точно знать время и час, подходящий для встречи, правильные слова и удачные моменты, предопределенные для принятия верных решений, как волшебно было бы не заблуждаться столь позорным образом, нагромождая нелепые постройки громоздких ошибок….

 А между тем весна каждый год пахла одинаково и ветер тоски пронизывал до самой сердцевины дрожащие внутренности, хотелось плакать и бежать куда-то до срыва дыхания на пределе сил….. Остаюсь на месте и только старые шрамы на запястье пульсируют ритмично и отчужденно, точно вторя вражеской армии, печатающей шаг в какой-то невероятно далекой стране, куда я буду возвращаться снова и снова, чтобы глотать невыносимую, жирную жару, смотреть в выгоревшее, пропитанное безнадежностью небо и искать на чужих лицах, которые никогда раньше не видел, отпечатки твоих губ, похожие на грустные опечатки в пожелтевшем от времени листке, заполненном почти неразборчивым машинописным текстом - вторая или третья копия через старую копирку - казенные слова смертного приговора. Бродить по улицам, преследующим меня в кошмарных снах, искать тебя сквозь невнятные диалоги с давно умершими людьми, обветшалые постройки, непригодные даже для потусторонней жизни, лай собак  и неконтролируемые приступы отвращения, потому что даже  там, по ту сторону реальности помню, что все потеряно и ничто нельзя изменить, я больше не желаю тебя, и намерение ломать руки возникает совсем по иным  причинам, нежели раньше: волшебство увяло, чары истаяли, дело сдано в архив. Чахоточный призрак любви жалко дрожит в шершавом воздухе, задыхаясь предчувствием собственной конечности.

Спускаюсь по гранитным ступеням к воде - а все вокруг также неумолимо напоминает тебя. Какой же теперь смысл в этой не отпускающей ни на минуту мысли? А нужен ли смысл – может быть, хватит заниматься его поисками?
Лодка покачивается у берега и заботливо зажженный кем-то фонарь мерцает на носу хрупким желтоватым светом, идеальные перчатки обхватывают руки, как вторая кожа – вероятно, они бы прекрасно подошли для совершения убийства.
Вода лепечет, облизывая камни – ты тоже иногда разговаривал во сне….знаешь, мне все-таки хватило смелости уничтожить себя, стать эстетическим самоубийцей и визуальным невидимкой в сумерках чужих сознаний…. Но алхимическая лаборатория прошлого все еще существует, странные образы по-прежнему вытекают прямо из моих рук, выкрикивая в пустоту твои имена…запутался в собственном сердце, связан памятными шрамами по рукам и ногам…когда-нибудь приучу себя к мысли, что ты все-таки сыскал подходящий тренажер и учишься легендарному страданию со всей страстью неофита, открывающего подлинное лицо мироздания. Больно, что я непричастен к этому даже как зритель, но в пьесе у каждого своя роль, как и положено вестнику, я давно покинул сцену…и зрительный зал….и даже реальность, в которой разворачивается твоя история. Необходимо забыть. Отпустить прошлое…впрочем, все мои последние серенады протекали совсем под другим балконом и, надеюсь, это прошло в достаточной степени незамеченным, ибо твое неиссякаемое тщеславие всегда обеспечивало необходимый запас слепоты, давая мне достаточное пространство для маневра.
Впрочем, говоря привычное «ты» почти не понимаю, к кому именно сейчас обращаюсь – в чем-то вы так таинственно, так волшебно похожи, если описать вас словами, попробовать составить словесный портрет, то…то получится единое описание, хотя, если смотреть в ваши лица вы так не похожи…и все же нечто очень сильное, подобное  светящемуся сгустку энергии объединяет вас: кто-то ассимилировал с ним, кого-то огонь медленно и уродливо разрушает изнутри, в последнем из вас он словно медленное мерцание внутри стеклянного сосуда, который безусловно хорош своей совершенной формой, но полностью прозрачен и сам по себе не имеет никакого смысла…

Начинает казаться, что если набраться смелости и встать на дно лодки, оттолкнуться от берега и позволить воде делать все, что ей угодно, узлы развяжутся, что-то закончится и что-то начнется…но развяжется ли узел, в который превратилось сердце, узел, который приходится разрывать зубами и бесполезно царапать ногтями целые годы напролет?.. Где-то вдалеке, сквозь ментальные помехи, вижу новые лица…или лицо…кажется, оно похоже на ваши лица тем неуловимым, волнующим до холода падения под ложечкой  обещанием восхитительного несчастья, которым я околдован до конца своих дней…
Отталкиваюсь от берега и бросаю весло в воду, позволяя маслянисто-темной воде нести меня куда заблагорассудится. Стоя на дне лодки, балансирую всем телом – сидеть не хочется, почему-то кажется, что лучше стоять. Покачивающийся фонарь порой слепит глаза. Постепенно ширится мысль, что вся тоска и слезы не по вам, а по странной энергии поселившейся у вас внутри, подобно вредящему своему носителю паразиту, и именно она, эта таинственная энергия, дарит невероятное чувство наполненности, радости и безопасности, ощущение приближения бесконечности и неясное предчувствие наступления  совершенного.
Картинка меняется, точно смотрю старый фильм, и все цвета в нем очаровательно отливают холодной синевой. Плавно ускользающая вниз линия твоей запрокинутой шей заставляет меня желать располосовать свое никчемное лицо глубокими кровавыми полосами, как бы овеществляющими во мне эту невероятно совершенную идею скольжения вниз…ледяное несуществование внутри тебя отравляет мои дни, мысли и намерения, подобно медленному, упорному, неуклонно растворяющими беззащитные внутренности яду….
Не могу не думать о том, как благотворна быстротечность и забвение –  я совсем не успел узнать тебя, точнее того, кто был носителем странного свечения внутри, привыкнуть, получить подтверждение решительно всем догадкам, это ведь совсем разное, просто знать и получить доказательства…Именно благодаря неизвестности и тишине могу рассказывать любые истории, вертеть тобой так и эдак, как пожелает провидение внутри меня, поселив тебя в этом воображаемом головном-кино-нуаре, наблюдать, как грациозно – гораздо красивее, чем это могло бы быть в жизни, как бы не был хорош вдохновитель фантазий - ты движешься в серебристо-голубоватом пространстве и вкладывать любые слова по собственному желанию в твои крупные, замысловато обрисованные губы…рассматривать россыпь крошечных родинок на твоем лице, заманивать в темные переулки или заставлять спускаться по скользким ступеням туда, где слышен мерный плеск воды, а из сумерек обязательно появляется кто-то опасный….изучать, любить и, затем неизбежно увечить, убивать и воскрешать бесчисленное количество раз…
Ментальный эфир наполняется голосами – раз за разом посылаю бесчисленные позывные в окружающую пустоту, в прошлое,  по неизвестным адресам, в точки, куда уходят странные нити, все еще связывающие меня с каждым из вас. Вероятно, всегда в чем-то непоправимо ошибался, в какой-то момент все начинало необратимо разрушаться и, не зная, что делать, я вынужден был стоять и смотреть, потому что любые действия только ускоряли распад и вызывали еще большее отчуждения и отчаяние. Полагаю, я плохо знал вас, а вы никогда на самом деле не интересовались мной, вот мы и смотрели друг на друга с противоположных берегов неторопливой, глубокой реки более или менее долгое время, если мы пытались говорить, большую часть слов уносил ветер, а то, что все-таки долетало, имело, видимо, слишком искаженный вид и лишь добавляло неясностей…


Отчаливая в небытие, наверное, не стоит трудиться над сбором чемоданов, все равно неизвестно, пригодится ли там хоть что-то из того, что имел здесь, хоть что-то с ярлыком «наружное», вероятно стоит брать только то, что внутри…да и выбора нет – все равно из себя это не извергнуть.
Недавно понял, заглянув на один хорошо знакомый нам сайт, что наша история во многом литературна – ее можно проследить по изданиям, текстам, датам публикаций: в год когда…..одновременно с прочтением….рассуждая и нюансах настроений мы…да…мы всего лишь отлично узнаваемые персонажи, обитающие в пространствах машинописных листов – не более того, но и не менее. Однажды утром ты отчаянно сжимал мою руку – это ощущение превратилось в набор букв, которые я только что напечатал. Вся правда и неправда превратилась в слова, в банальные островки черного пепла, рассыпанного по белым бумажным листам. Поэтому я перестал читать. К сожалению, никак не могу разучиться думать. Со временем. Не все сразу.

Приходит на ум название романа Ж.Жене – «Торжество похорон». Начинаю понимать и медленно произношу вполголоса тор-жест-во-по-хо-рон. Тягостнее всего ничего не чувствовать,  боль, несмотря на долгую привычку, все равно неприятна, но все же она оживляет. Вероятно, самый позорный конец в том чтобы начать испытывать жажду страдания, ибо в противном случае сомневаешься в собственной реальности.
И вот она снова возвращается – внезапно как выстрел, блаженно как память. И снова сомнение – жаждал ли страданий, или это был очередной обман – наш маленький заговор неисправимых счастьеборцев. Как же это больно. Видение: маковое молоко сочится из открывшихся вен. Хочу, чтобы с тобой случилась беда – роскошная, как траурное блюдо, нелепая, как громоздкая старомодная шляпа, чтобы ты тонул, как деревянный корабль и кричал, как раненая птица, летящая низко над  водой. Желаю этого не со зла – сам не знаю отчего, возможно потому, что любовь проходит, а боль остается – и это единственная истина,  - постижимая, понятная, постоянная. Мы кружим друг вокруг друга, как убогие акулы  в надежде отхватить кусок плоти не для того, чтобы утолить голод, а только ради причинения страданий. Мы сами не знаем, зачем нам это нужно, но продолжаем методично кружить в соленой воде. Хочу, чтобы все это закончилось. Звезды погасли, Печати выцвели…от чего умирают Пожиратели ангелов? – шифр понятен, не правда ли? Он прозрачен, как пластины льда, из которого изваян гроб спящей принцессы.
…кто же ты…кто из них из всех…из тех немногих, кого я имел прекрасное несчастье любить…имел прекрасное несчастье…или….просто имел…загадочный вопрос огорошивает своей прямотой…так просто и так сложно – тайна ведь всегда сокрыта внутри. Пока не окажешься там, во внутренностях – все равно ничего не поймешь…хотел бы увидеть твое сердце…без всяких покровов…чтобы наконец убедиться в реальности его существования…

Неуклонное течение все дальше уносит одинокую лодку.


26.05.2010.


P.S. Текст не закончен в связи с тем, что автор жив.
Возможны изменения и дополнения.