Скорбящие стервятники гл. 1-2

               
                гл.1

    Мощный гул турбин авиалайнера заунывно ввинчивался в полусонное сознание. Он на несколько часов перелета захватил в плен жизнь около сотни пассажиров. Хотя обычно в полете добровольные пленники отгоняют от себя беспокойные мысли
о своей беззащитности, пытаясь пережить опасное передвижение по воздуху во сне. Однако и в коротком сне душа в страхе поднимается к самому горлу, и самолет представляется ей рычащим тигром, который то уверенно шагает по небу, то всей своей мощью прыгает в бездонные воздушные ямы. И кажется, что еще чуть-чуть и всех их сбросит в темную пропасть каменного ущелья, из которого невозможно найти выход, и поэтому над ним выжидающе летают черные стервятники, с обвисшей, морщинистой красной шеей.

  В диком ущелье полумрак, в иллюзии расслабляющего покоя. Даже узкие тропы хищно играют в прятки, маня под чистые водопады, обещая прохладу за огромными валунами, поросшими серым мхом. Измученные путники бродят по извилистому лабиринту, не находя выхода из смертельной ловушки и боясь поднять голову, осознавая свою обреченность перед скрытым врагом, который затаился, выжидая подходящего момента, чтобы расправиться со своими жертвами. Шум крыльев стервятников над головой вызывает ужас и не оставляет никаких мыслей, кроме одной единственной, невозможно дерзкой - чтобы выжить, надо самому взлететь!
   
    В овальное окно самолета навязчиво лезла белая вата разорванных облаков. Пассажиры отдыхали в комфортном салоне, доверившись пилотам и надеясь, что они благополучно долетят в Минводы накануне долгожданных первомайских праздников. Алексей почти все время полета проспал и теперь с усилием пытался отогнать облезлых стервятников, влезших к нему в тоскливый сон, не уходящий вместе с затянувшимся похмельем. Смотреть в окно самолета или прислушиваться к соседкам, весело обсуждавшим меню к праздничному столу, ему совсем не хотелось. И он достал из сумки синюю тетрадь своего верного друга, чтобы снова побыть рядом
с ним, хотя бы со страницами его дневника, потому что сам Илья теперь навсегда остался дома в Москве в инвалидной коляске.

  А вот он, подполковник Резин Алексей Петрович, опять отбывал к месту службы на Северный Кавказ. Для боевого десантника, несшего службу в отряде спецназа, все было привычно. Служба есть служба. Беспокойные переезды, изнурительные учебные тревоги и боевые вылеты. Мужская работа, от курсанта-десантника до подполковника, измеряемая жизнью. В этот раз Алексей вылетел на десять дней раньше, чтобы оставшиеся от вынужденного после ранения дни отпуска провести
в Пятигорске у старого товарища, ушедшего совсем недавно в запас. От города до места расположения его отряда было часа четыре езды по горной дороге. Дома же
в столице ему больше оставаться не хотелось, потому что его место в семье совсем неожиданно занял другой.

   Жена, приехав в столицу, пока он подлечивался после ранения, провела быструю рокировку в сторону надежного капитала. И Алексей с опозданием узнал, что этот удар в спину она спланировала давно. Дочь - старшеклассница, всегда стремившаяся к жизни в Москве, попрощалась с отцом весело и просто, пообещав отцу не скучать и звонить. После развода Алексей почувствовал себя непривычно ослабевшим и каким-то разорванным, как разрезаемые самолетом ватные облака.
С похмелья в его обычно ясной голове было тяжело и отвратительно гудело. Теперь командир спецназа упрекал себя, что за день до вылета он оторвался на полную
с однокашниками, обмывая его очередное звание.

    От тяжелого сна и влипших в память подробностей поспешного развода стало душно, и подполковник снял китель, усмехнувшись шутке старых друзей, увидев на своих погонах две маленькие звездочки, привинченные вместо положенных двух больших: «На лейтенантов всегда самые красивые девушки бросаются, так что
в Пятигорске будешь нарасхват! «На гражданке» отпусти тормоза и устрой праздник жизни. Погуляй среди земных смертных! И будь проще, Леха. Понимаешь уже, что жизнь, хоть и сволочится, но все же она в полосочку. Стряхни пепел седин
и считай, что твоя очередная темная тигровая полоса уже закончилась»! 

     Провожая подполковника в столичный аэропорт, ребята попытались вывести его из мерзкого состояния оцепенения. Предательство женщины, к которой он много лет спешил и возвращался, оставаясь в живых после боя, вызвало болезненную душевную скованность. И у командира спецназа не было иллюзии, что он сможет быстро  избавиться от этой гипсовой обвязки.   

      Потому, Алексей грубовато ответил друзьям, что его поклеванные черными воронами глаза от мертвой седины избавят только проворные аборигены под землей. Однако поменять звездочки перед вылетом Алексей не успел. Настроение после госпиталя и развода было мрачноватое - не до звезд. Да и в Минводах в эту пору должно быть уже по-летнему жарко, так что в аэропорту можно будет обойтись
и без кителя. До посадки в Минводах оставалось меньше часа, и он с досадой щемящей потери стал просматривать рисунки и записи комиссованного из армии друга. Странно, но на службе Илья никогда не говорил о своих художественных способностях. На сероватых страницах цветными карандашами были нарисованы знакомые очертания горных отрогов, рек и ущелий. В некоторых рисунках подполковник узнавал знакомые лица солдат и офицеров. Много было ярких иллюстраций к кавказским воспоминаниям поэтов и его собственные стихи.

        Алексей задержал свой взгляд на страницах, напомнивших о Лермонтове. Еще в училище они с Ильей перечитали его кавказскую поэзию, подсознательно понимая, что военная судьба забросит их именно туда. Современная жизнь им дала военную службу на грани войны. Почему-то чьи-то звериные потребности оказались сильнее разума. И военные взялись за работу грифов-стервятников, уничтожая бандитскую падаль, разложившуюся от зверской привычки убивать. Поэтому их молодые мужские силы и лучшие годы были отданы опасной военной службе. Так случилось, что в начале 90-х весь выпуск военного училища отправили на Иранскую границу в раскаленные ущелья Южного Кавказа среди небольших селений таджиков
и азербайджанцев. На границе часто шли бои, и их бросали в поддержку погранцам. И с первых дней службы они находились в постоянной боеготовности: изнурительные учения и боевые операции, чужая, непривычная липкая жара за сорок градусов рядом с ядовитыми ползучими гадами и насекомыми.

 Спецназовец вспомнил, что обычно ночевка в горах начиналась с вырубки зарослей колючей ежевики, почему-то всегда кишащей змеями. Поэтому у каждого бойца был обязательный комплект антидотов, чтобы успеть мгновенно ввести противоядие, и еще до отключения сознания непременно успеть оставить использованную ампулу для доктора, который должен был знать, что уже было введено. Местные же, несмотря на долгие годы «показного братства», - скрыто агрессивны по отношению к русским. Как-то в горах от невыносимой жары в бронетранспортерах закипела вода, и один солдат потерял сознание. Однако у долгожданного колодца с питьевой водой их встретил озверевший старик с топором и перекошенным от ненависти лицом. Тогда все они быстро усвоили суровую школу: «Чтобы выжить и победить, не щади себя в военной выучке, поэтому постоянно закаляй свою волю и тело. Есть только ты и твои боевые товарищи, а "случай" и "судьба" - пустые слова, далекие от военного Устава». Теперь этому закону подполковник обучает молодых бойцов. 

    Но сейчас Алексей Петрович вдруг с удивлением прочел в дневнике Ильи о том, как когда-то молодой поручик Лермонтов перед своей роковой поездкой в Пятигорск доверил свою судьбу самой обычной монете: «Разыграл монету полтинник перед Столыпиным – если орлом вверх – в отряд, в крепость Георгиевскую, если же решкой – в Пятигорск. Полтинник упал к ногам решкой». Странно, но судьба смертельно оскалилась молодому гению на его попытку сыграть с ней на спор. И на следующей странице командир отряда увидел под карандашным портретом поэта его совершенно легкомысленную запись: «Весело испытывать судьбу, когда она не может дать ничего хуже смерти».

    Подполковник с безотчетной злостью вспомнил закованный тоской взгляд друга, оставшегося в инвалидной коляске после боевого броска в Кабардино-Балкарии, и пристально всмотрелся в поцелованные Богом карие глаза гениального русского поручика, прервавшего жизнь в свои двадцать семь, разыграв ее банально просто, как полтинник. Ниже, упреком дворянскому легкомыслию, темной тушью чернела уже заметка современного боевого офицера: «Как же Ты Господь, не уберег животворный родник русского гения!» Илья передал эту тетрадь Алексею, чтобы он оставил ее для молодых романтиков у обелиска на горе Машук на месте роковой дуэли. И он пообещал другу обязательно там побывать. Подполковник надеялся, что и теперь, почти обездвиженный войной, бывший офицер сможет жить без тоски. Хорошо, если и в творчестве Илья не потеряет боевой силы духа.

 Оглядывая беспечных пассажиров самолета, подполковник вспомнил о многих других молодых ребятах, не возвратившихся из боев за годы службы на Кавказе, и ему захотелось выпить. Выйдя из здания аэровокзала и угрюмо глядя на пышное цветенье южного  города, сулившего беспечный отдых только путешественникам, командир спецназа стал выискивать глазами вывеску какого-либо питейного заведения. Было жарковато. Он понимал, что ему прежде всего придется сменить одежду, чтобы свободно прогуливаться по окрестностям Пятигорска, в котором солнце уже повернуло к знойному лету. Хотя вообще-то, спецназовец пока не представлял, как возможно самому просто так отдыхать. «Ну что ж, будет трудно справиться с отдыхом, придется принимать допинг», - Алексей упрямо решил выпить в первом же подвернувшемся баре.

   Но вдруг его неожиданно позвали из яркого туристического автобуса, стоявшего на небольшой площадке на парковке. Из него громко звучала легкая музыка, зазывая искателей приключений в путешествие по горному краю. Так как ему кричали «лейтенант», то командир отряда не сразу понял, что обращаются именно к нему, но потом вспомнил, что все же забыл снять китель с лейтенантскими погонами. Из автобуса выглядывали две веселые девушки в темных очках.
      - Лейтенант, у нас пока некомплект тургруппы, присоединяйтесь!
      - Господин поручик! Окажите честь вашим присутствием группе искателей приключений, жаждущих новых впечатлений. За неделю мы проедем от Бештау до Домбая, побываем у подножья Эльбруса и в Чегемском ущелье, будем жечь костры среди скал и играть на скачках на Пятигорском ипподроме.
    - Раз вы едете в Пятигорск, то нам по дороге, - вдруг неожиданно принял предложение Алексей, заходя в попутный для него автобус. Прищурившись, он снисходительно взглянул на пошутившую девушку, назвавшую его поручиком. Было понятно, что она слабо разбирается в военных званиях старой русской армии. Тем более что у подполковника его темные, коротко подстриженные волосы были уже заметно прочерчены сединой, и даже с лейтенантскими звездочками он никак не тянул на выпускника – курсанта.

   В автобусе уже набралось больше половины туристов. И Алексей все же дал себя уговорить приобрести путевку на маршрут, понимая, что все равно надо будет чем-то заняться в оставшуюся неделю отпуска. В автобусе работал кондиционер, и в дороге до Пятигорска подполковник окончательно избавился от похмелья. Отвечая на любопытные взгляды гражданских, Резин скупо представился отдыхающим,
не называя своего настоящего военного звания, устроившись рядом с одной из девушек, которая бойко огласила для него программу экскурсий на несколько дней. За десять лет спецназовец исколесил кавказские окрестности вдоль и поперек и по многим районам и объектам уже мог составить карты чуть ли не закрытыми глазами. Служба - это далеко не экскурсии. Но бойкой девушке он шутливо ответил, что вряд ли выдержит и пару дней путешествий.

    Веселые подружки сразу же пообещали взять над ним шефство. Сначала они были для него как будто на одно лицо, в неопределенном женском возрасте до тридцати. Чтобы не путаться и хоть как-то их различать, он мысленно дал им наименования, как цветущим полевым растениям: Таня «большая», Танюшка или Таня «маленькая» и Марина. Таня «большая» отличалась от «маленькой» тем, что была чуть повыше, менее разговорчива и одета не так броско. Но у Марины, которая была эффектной яркой блондинкой, спецназовец сразу заметил немного наигранный, загадочный взгляд. На светлые длинные волосы она нацепила темные очки, в вызывающей желтой оправе. У нее на коленях лежала небольшая книга поэзии, наверно, Лермонтова.
«Разыгрывает таинственную незнакомку, - у Алексея где-то в глубине вздрогнула забытая струна: "Ох, и молодо-зелено, где мои семнадцать лет…», - гражданская обстановка непринужденности постепенно брала свое. Таня "маленькая" оказалась приятной хохотушкой и мило острила, предложив всем туристам в дороге представиться друг другу. Благодаря ей, настроение спецназовца улучшилось.

   Пока ехали в Пятигорск, он смотрел в окно, обвыкаясь в необычном для него туристическом окружении. Пришлось согласиться, что, раз уж случаю стало угодно приобщить его к гражданским развлечениям, то это гораздо лучше, чем неприкаянно болтаться одному по питейным заведениям курортного городка. Хотя, может быть, у товарища будет для него на эти дни программа интересней. Алексей вспомнил, что ему редко приходилось бывать в гостях. На службе ты всегда на своей территории. «Ничего, переживу как–то и отдых, куда-нибудь да выведет. Только плохо, что не успел опохмелиться», - сказал он себе, приказывая расслабиться
и полностью переключиться на отдых. Хотя по его больной душе, ползая и выпуская когти, скребли облезлые кошки.

   Когда они приехали в Пятигорск, группе было объявлено, что через три часа их приглашают в кафе на обед, а затем на пешеходную прогулку по городу, потому что Первого Мая экскурсий не будет. Самые активные туристы, веселые от того, что уже в автобусе у них было с собой что выпить, начали организовывать маевку у озера, с костром и шашлыками. Услышав о планах развеселившейся группы, экскурсовод попросила не опаздывать на следующий день на электричку, отправлявшуюся в Кисловодск рано утром. Оказалось, что и билеты на конные скачки для группы тоже были закуплены заранее. «Может быть, оно и к лучшему, меньше прийдеться мелькать перед глазами в чужом доме», - подумал Алексей, заранее чувствуя неловкость от того, что ему придется гостить в малознакомой семье бывшего сослуживца.   
                ***

     Квартира товарища находилась в жилом массиве напротив подножья горы Машук. После недавнего дождя воздух ударил в голову горьковато-дурманным запахом молодых листьев ореха, зацветающего на пологих склонах. Легкий ветерок усиливал экзотическое впечатление от необычного расположения города на дне каменной зеленой чаши, в обрамлении покатых гор, наполняющих эту чашу лечебными минеральными водами. Вкус горного воздуха на отдыхе был тоже непривычным. Алексей после душной столицы вдыхал его полной грудью и не мог напиться. Пятиэтажка, в которой проживал сослуживец, была третьей в ряду старого района, утопающего в весенней зелени деревьев и палисадников.

     Однако на лестничной площадке, когда он уже успел нажать кнопку звонка в квартиру товарища, его неожиданно окликнула приятная женщина, которая сообщила, что сосед с семьей был вынужден срочно выехать к заболевшему отцу, и она приглашает его к себе. Подполковник не был готов к такому повороту событий. Зайдя за ней в просторную прихожую, он поздоровался с молодой девушкой, с виду студенткой начальных курсов, собирающей походный рюкзак. Хозяйка, которую звали Анной Сергеевной, попросила его присесть у овального столика светлого дерева
в гостиной. Она вежливо предложила чашку чая и неожиданно стала настойчиво уговаривать Алексея остаться пожить эту неделю в их квартире:

  - Наш сосед по-дружески рассказал мне, что сегодня ждет вас из Москвы. Конечно, вы можете взять у меня оставленный ключ и пожить в его квартире до его приезда. Но мы очень просим, Алексей Петрович, побыть эти дни у нас. Дело в том, что Даша, моя внучка, уговорила меня отправиться с ней на неделю
в туристический поход в горы в окрестности Теберды. Признаться, я давно там
не была, и мне очень хочется хоть несколько дней побродить по весенним тропам. Да и вода в горной реке весной хрустальная и особенно вкусная. Когда набираешь, то кажется, что мощным потоком кружку вырвет вместе с рукой. А какие там сейчас полевые цветы, а запахи!

  Подполковник почему-то не захотел рассказывать ей, что видит эти цветы и реки в ущельях уже много лет. Непроизвольно в сознании отозвался запах едкого пота и ком пыльной, разогретой на палящем солнце земли, першащей и сжимающей пересохшее горло. И сразу его мускулы привычно напряглись от ожидания знакомого ощущения тяжести боевого оружия. Но суровый спецназовец решил спокойно ее выслушать. Он чувствовал, что попал в необычную ситуацию на чужой территории,
и его это даже заинтриговало. Анна Сергеевна выглядела моложаво, хотя Алексей опытным глазом сразу увидел паутину морщинок возле темных глаз. По ее подтянутой фигуре было видно, что она много двигается. Она чем-то напомнила Алексею его строгую учительницу по математике. В ее голосе звучала такая же привычная убедительность и настойчивость:

   - Понимаете, эта поездка для меня будет невозможна, если вы не согласитесь остаться пожить у нас дома с самым главным членом нашей семьи – моей бабушкой Елизаветой Петровной. Сейчас в горах не везде есть надежная телефонная связь, и мы будем волноваться, если она останется одна дома. Все-таки почтенный возраст, понимаете. Однако не переживайте, она вовсе не будет вас обременять. Основную еду я для нее приготовила. К вам единственная просьба – хотя бы раз в день напомнить ей, что надо беречь сердце.

  Командир спецназа замер от неожиданности, не зная, что ответить незнакомой женщине на такую странную просьбу. Судя по бабушке и ее внучке, этой бабушке бабушки должно быть уже за девяносто.
     - Вам будет очень интересно с ней пообщаться, - настойчиво уговаривала его хозяйка. - Может быть, чтобы познать мир женщин, мужчинам необходимо знать
о них чуть больше, как говорят, вне времени. Такие женщины, как моя бабушка, необычная редкость. Считайте, Алексей Петрович, что вам выпал счастливый случай изучить особый мир людей старого времени. Так уж давно повелось, что у нас в Пятигорске многие верят в роковую случайность.

   - Ну, бабушка Аня, не пугай так господина поручика. Он подумает, что наша Елизавета Петровна совсем беспомощная, - Даша пристегнула ремешком старую походную флягу к огромному рюкзаку. Девушка была чуть старше дочери Алексея.
По тому, с каким азартом она собиралась, было ясно, что она любит походы
в горы. И в этой семье, судя по надежному спортивному снаряжению, любовь
к путешествиям была потомственной. Алексей опять вспомнил свою дочь, которая
с радостью осталась с матерью в столице, и ему захотелось закурить.

 - Это кто меня называет беспомощной? Уезжайте скорей, девчонки, я тут и сама прекрасно справлюсь, - в гостиную не спеша вошла та, которую называли главным членом семьи. - Совсем запугали молодого человека. Впрочем, вы господин офицер, совсем не похожи на юного поручика.

   Высокая худощавая женщина держалась не по-старчески прямо. Окинув Алексея быстрым взглядом темных глаз, особо выразительных за очками с толстыми стеклами, она медленно опустилась в глубокое кресло. В ее жестких, курчавых волосах, уложенных узлом на затылке, седина была почти не заметна. По сравнению с внучкой и праправнучкой, черты лица у нее были античные. Наверно, к южной русской породе где-то примешалась и греческая кровь. Алексей непроизвольно встал. Когда она на него бегло взглянула, он ощутил себя мгновенно прочитанным. Глаза пожилой дамы светились успокоенным созерцанием мудрой старости. Потому подполковник, отбросив свою привычку к свободе, не посмел отказаться.

                гл. 2

    Квартира была непривычно просторной. Возможно, когда-то соединенной из двух двушек. В ней был особый колорит уединенной от внешней жизни семьи, сохранившей родовой стиль. В светлой гостиной старинная мебель создавала атмосферу погружения в глубину замершего времени последних дворянских лет, так быстро развеянного в прах жестокой историей. Хотя позже уже многим стало ясно, что злобно выброшенное звено надоевшей цепи не избавило людей от состояния одичавших дворняг, не имеющих своего родного дома. Потом им тоже не позволили вольно жить в своем доме, который еще долго никто не ощущал своей безопасной крепостью. Их просто привязали крепкой веревкой к воинственно-помпезному времени, и после освобождения от рабских оков люди попали в очередную историческую ловушку.

     Конечно, народ хотел жить без хозяина, но им этого не позволили. Ведь еще до революции сам вождь в своих лозунгах убеждал, что у рабочих и крестьян не должно быть именно их власти, провозгласив диктатуру своей особой партии. Желающих играть роль нового хозяина в длинной номенклатуре оказалось так много, что в конце концов, люди отказались и от привычного служения хозяину, и от страха наказания. Долгие годы опустошающего безверия и мрачного подавления породили в головах разброд и одичание. Общество становилось вопиюще безликим. Хотя народ понимал, что может надеятся только на праведнников, которые не будут служить преступным интересам кланов отъявленных мерзавцев. Однако после жестокого преследования мыслящих, многие вообще отказались от труда мыслить. Лучше верить в судьбу или молиться чужой руке, раздающей червонцы, которые они жадно хватают, обменивая жизнь на призрачную удачу. Наверно, безвольным сущностям так проще. 

      Здесь же старое время сохранялось с музейной заботливостью. Обстановка квартиры была не простым подбором привычной мебели. В каждой вещи осталась часть радости или тревоги долгой судьбы семьи. Хотя было заметно, что обивка и чехлы на диване и креслах уже не раз менялись. Алексею бросились в глаза непривычные для него кружевные скатерти и салфетки на обеденном столе и на маленьком столике для карточной игры. Они погружали в непривычный ему домашний уют. В гостиной стоял старенький кабинетный рояль, с потертой черной лакировкой. Резная скамья для ног у широкого дивана была превосходной ручной работы. В глазах пестрило от безделушек и шелковых абажуров.

    На стене над раритетным музыкальным инструментом висел небольшой портрет молодой женщины, выполненный под старину маслом. Подполковник буквально споткнулся об него взглядом, утонув в глубине зеленоватых женских глаз. Внешне она не была похожа ни на одну из присутствующих хозяек. И Алексея сразу поразило ее необычное лицо на фоне стекающего дождя. Художнику удалось передать проницательный, точнее сказать, живой взгляд из глубины. Подполковник отметил, что именно живой взгляд незнакомки отстраняет внимание от всего другого в ее внешности. Удивившись, он решил позже расспросить о ней Елизавету Петровну. Наверно, это была мама Даши. Командир отряда сразу понял, что в квартире нет ничего мужского – все было пропитано чисто женским, бархатно-кружевным духом.

  Подполковник занял небольшую комнату студентки, уже подготовленную для гостя. В ней была привычная современная обстановка с бытовой видеотехникой и компьютером. Напротив были расположены комнаты Елизаветы Петровны, мамы Даши и Анны Сергеевны. Когда стало ясно, что Алексей согласен остаться с престарелой хозяйкой, настроение у туристок заметно улучшилось. Однако, выйдя в прихожую, чтобы помочь юной девушке надеть на плечи объемный рюкзак, он вдруг ощутил на себе ее растерянный взгляд. Ему даже показалось, что вблизи ее что-то очень поразило в его внешности, проявился эффект прежней встречи.

     Хотя это было абсурдно. Даша даже машинально пошла вслед за ним обратно
в комнату и невнятно вымолвила:
 - Вы уж тут как человек военный, Алексей Петрович, ничему не удивляйтесь. Может быть, моя мама Ника надумает в эти дни навестить нас. Вдруг возьмет, да и заявится, просто проведать прабабушку. Хотя она в течение года бывает с нами всего дней десять. Понимаете, мама у нас человек странный, мягко говоря, творчески-неприкаянный… 

Обменявшись на прощание с младшими хозяйками номерами телефонов, Алексей принял душ и включил телевизор. Слушая краем уха праздничные новости, он подобрал удобную одежду и кроссовки для прогулки по городу, уговаривая себя держаться неприметно, быть корректным с окружающими и возвращаться из города не очень поздно. «Ну, посмотрим, что же мне в этом роковом месте сможет подбросить коварная дама Фортуна, в мои-то за сорок лет».

  То ли из-за необычной обстановки чужого дома, то ли из-за предстоящих поездок по Кавказу в обществе сугубо штатских у Алексея вдруг возникло ощущение сбоя его жизни с привычных рельсов. Наверно, так происходит со старым поездом, когда ему вдруг меняют колесные пары перед тем, как пустить его по незнакомой узкоколейке. Возможно, так бывает и с матерым змеем, когда весной у шершавого камня с него сползает старая кожа, а к новой он еще не привык, не обтесался. Только теперь подполковник почувствовал, насколько одичал в армии и совсем отвык от обычного общения, особенно с женщинами. 

      Переодевшись перед выходом в город, он заглянул на кухню и оторопел от неожиданности: Елизавета Петровна, чинно расставив на столе кофейный прибор на две чашки, томила на жаровне с горячим песком в серебряном кофейнике восточный кофе по-турецки. В ее тонких пальцах дрожащей руки был зажат длинный черный мундштук с дымящейся папиросой.
 - Зайдите на минутку, chere amie, я хочу вас угостить вкусным кофе. Он вас обязательно взбодрит перед прогулкой по городу.

    Естественно мягкий, слегка грассирующий французский и привыкший к безотказности уверенный женский тон, слегка обескуражил простоватого офицера. Несмотря на возраст, перед ним была не просто женщина, а изысканная дама. Алексею раньше не приходилось воспринимать такое необычное общение между людьми - вне времени и вне возраста. Но, даже понимая неуместность такого определения, он с удивлением чувствовал себя рядом с ней именно мужчиной, а
не взрослым мальчиком. И что необычно – это приподняло ему настроение, отодвинув в сторону привязавшуюся хандру. Присаживаясь к столу, командир спецназа хотел было деликатно напомнить ей о вреде дыма, но Елизавета Петровна вдруг сама открыла стоявшую на столе папиросницу и предложила ему закурить «Герцеговину Флор»:

   - Моя внучка Аннушка, конечно же, тысячу раз права, курить вредно. Однако
не утруждайте себя беспокойством и замечаниями на мой счет. Всему своя пора. Знаете, ведь я уже прожила почти столетие. Моя жизнь сама знает, когда ей захочется меня оставить. Пока она, капризная хитруля, не выдает свой секрет,
не называет мне точную дату ухода. И я стараюсь не нарушать ее привычку спокойно созерцать мир. - Старая дама с грустью улыбнулась.
 - Поверьте, Алексей Петрович, врут те, кто утверждает, что смерть наша  избавительница. Скорее всего, ее вообще нет. Наверно, бывает просто очень уставшая жизнь, которая в какое-то мгновенье больше не хочет оставаться в этом мире. Поэтому я и в старости не меняю своих привычек и продолжаю жить, как жила всегда: и папироса, появившаяся еще с жестоких зо-х годов, и несколько глотков черного кофе, и пасьянс, и любимая музыка. Это помогает мне скоротать время.
А это совсем не просто, когда уже давно нет рядом тех, кто мог разделить с тобой общие воспоминания.

      Алексей без особой назойливости рассматривал долгожительницу, сумевшую
не просто сохранить ясность мышления и речи, но и не потерять среди мутного водоворота живой интерес к человеку, даже совсем незнакомому. Наверно, это поразило его в старой хозяйке и продолжало удерживать, притягивая магнитом, как будто он издали ощущал в ней горячий, движущийся поток нестареющей крови, насыщенной нержавеющим железом. Встречаясь с ней взглядом в домашнем разговоре, подполковник мысленно приказывал себе не отводить глаза.

     С каждой ее новой фразой, игнорирующей бестолковость окружающего мира, он признавал правоту такого ее отрицания, и, несмотря на явную абсурдность для себя такого мировосприятия, полностью с ним соглашался. Через несколько минут общения с мудрой женщиной его травмирующий мир постоянного насилия над собой казался каким-то размытым и временным. Движения старой дамы были замедленны, но интонации голоса передавали неизмеримый диапазон еще живого восприятия. Алексей понимал, что она была диссонансом надуманной современности, бестолково пресытившейся и чванливо ослепленной в своей никчемной значительности; полной противоположностью современности, с молодости уже уставшей и не находящей ничего более разумного, как нацепить на себя личину презрения к окружающему, чтобы в этом презрении тщеславно прятать свою привычку к лени и подражанию чужим мыслям. Старая дама была диссонансом современности безвольных из нового поколения, оцепеневших в неумении найти себя в достойном созидании. Острый ум подполковника сразу определил, что перед ним незаурядная личность, которая
не была слепым отражением какой-то старой эпохи или определенной среды. Она
не была потребителем и отражением дворянской культуры или культуры «вообще», выступившей приложением к лицемерному потреблению.

      Елизавета Петровна сама источала проникновение и многомерное восприятие духовности живого, с бесконечным женским всепониманием - без ложной снисходительности. Вряд ли она воспринимала жалость к человеку как достоинство. Хозяйка рассказала, что много лет проработала в музее, общаясь с известными лермонтоведами, советуя им, не судить строго «талантливого мальчика», который был еще слишком молод, чтобы раскрыть «сложный дух человека, особенно тонкий дух женщин». Слушая ее, Алексей подловил себя на странной мысли, что он завидует ей, потому что эта скучная жизнь ее до сих пор почему-то волнует.   

  - Понимаете, к счастью, в нашей семье есть традиция – интерес к старости, -неторопливо продолжала Елизавета Петровна. - Девочки меня не просто обожают, я для них глазок в невозможное для них прошлое. Они счастливы слушать мои старые определения вещам, далеким событиям и обожают мой французский проносанс. Ведь меня воспитывали во Франции, куда родители выехали еще до революции. И наша семья возвратилась на родину незадолго до начала войны. Если захотите, я вам как-то об этом расскажу. Наверно, наша судьба обычна для старой России. Злая волна истории многих выбросила на песок чужого берега. А вот теперь моих девочек завораживает буквально все в том перечеркнутом прошлом. Иногда я им тихо напеваю забытые романсы. Хотя теперь, увы, мои руки - уже не те. Чаще аккомпанирует на рояле Аннушка. 

    Алексей с умилением наблюдал, как дама бережно держит старый кофейник,  разливая черный кофе в небольшие чашки. Но все-таки дым от вкусной папиросы он старался выпускать в сторону распахнутого настежь окна. Внезапно у него появилось ощущение, что хозяйка специально говорит с ним о своем прошлом, слишком уж отдаленном от его службы и пошатнувшейся опоры личной жизни. Командир спецназа вдруг с удивлением догадался, что она сквозь стену времени, из своего невозвратимого далека пытается подать ему свою слабую женскую руку спасительного покоя, которого, как она почему-то почувствовала, он теперь совершенно лишился. Подполковнику стало не по себе, он не привык, чтобы ему сочувствовали. Он жил в постоянном напряжении военной службы и никогда не позволял себе расслабляться. Алексей никогда не знал покоя и считал, что вообще слово "покой" в русском языке мужского рода по насмешке. Хозяйка же, почувствовав его душевную тоску, утешала тем единственным, чем могла, - лечебной музыкой своего редкого голоса:

  - Естественно, Алексей Петрович, что и нашей маленькой студенточке теперь  интересно выпытывать у меня о моих проказах в женской гимназии и особенно,
о моих кавалерах. Для Дашеньки экстравагантно звучат названия моих девичих  нарядов – «креп-жоржет» и «тафтин», боа и пелерина. Она даже недавно примеряла мое старое муаровое платье. Да, да! Я до сих пор храню свое любимое муаровое платье и помню своего кавалера, который танцевал со мной в мои семнадцать лет. Его рука в белой перчатке прикасалась к моей тонкой талии в этом скользком изумрудном платье. 

      Грубоватый офицер чувствовал себя неловко, понимая, что ему невозможно будет поддержать такой сугубо женский разговор. Он с улыбкой пригубил крепкий кофе, подумав, что надо будет спросить у хозяйки секрет его приготовления.
  - Спрашивайте сразу, - вдруг неожиданно откликнулась на его мысли Елизавета Петровна. Алексей спросил.
   - Все очень просто. В чашку надо насыпать кофе наполовину меньше, чем нальете воды. Когда выпьете, Алексей Петрович, переверните свою чашку в блюдце, и я по кофейной гуще попытаюсь увидеть для вас что-то интересное.
И выбросьте из головы все грустное, не вспоминайте о назиданиях внучки, гуляйте по городу сколько угодно. Моя Аннушка знает, что со мной пока все в порядке.
Я надеюсь, что моя жизнь меня все же предупредит, шепнет мне на прощанье, что
я ей совсем наскучила. Вы помните, как Чехов Антон Павлович преставился? Он попросил бокал Шампанского, сказав окружающим, что умирает, потом медленно выпил его до дна, лег на бок и умер.

Алексей не нашелся, что ответить. Он в три глотка проглотил горячий напиток, потом затянулся папиросой, вдыхая дым знаменитого табака. Было видно, что сама старая дама уже курит по привычке, почти не затягиваясь. На вопросительный взгляд Алексея она отозвалась опять чуть насмешливо:
  - Но вы все равно не говорите моим девочкам, что я с вами немного покуриваю, пусть зря не беспокоятся. А вот теперь бережно переверните свою чашку на блюдце левой рукой.

    Алексей покорно перевернул старую фарфоровую чашку на тонкое блюдце и подал ее хозяйке. Прохладные, сухие пальцы слегка прикоснулись к его грубой руке спецназовца. Он с улыбкой наблюдал, как старая дама поднесла его чашку к близоруким глазам и серьезно разглядывает узоры, возникшие от густого кофейного осадка. Она вздохнула и что-то прошептала по-французски, затем поставила пустую чашку на стол. В ее голосе прозвучала искренняя тревога:

    - Когда вы пили свой кофе, он почувствовал, что в вашем сердце затаилась печаль. Представьте себе, кофе знает, что в ваше бесстрашное сердце военного проникло невозможное, то, от чего необходимо быстрее освободиться, - в нем поселилась глухая тоска. Так бывает. Но остерегайтесь. Это может стать попыткой злой судьбы, берущей власть над сломленными людьми. Хотя мужчины, увы, обычно  не придают этому значения. Вы всегда надеетесь своей силой или бесшабашностью подавить тоску и не замечать ее вовсе. Однако не забывайте, мой друг, что Фортуна - это очень коварная дама. Не прячьте свою тоску в драгоценную шкатулку души. Может статься, что судьба обозлится и вытряхнет из этой шкатулки вам под ноги что-то очень мерзкое. Не идите у нее на поводу - она хищным искушением способна подтолкнуть на невозможный, роковой шаг, который потом покажется вам чужим. И вы сами откажетесь себя узнать. Но, увы, это все-таки будете вы, ступивший тот отвратительный шаг, с прилипшей к вам подлой тоской.

                ***

     Направляясь в кафе, Алексей несколько раз себя подловил на мысли, что подсознательно возвращается к старому кофейнику и неторопливому голосу женщины, скрывающей в себе неизвестную ему космологию противоположного пола. При этом он по-мужски старался освободиться и сбросить с себя расслабляющее женское влияние. Рассеянно оглядывая обедающих в кафе, подполковник убеждал себя, что эта женская космология, к счастью, или, наоборот, к несчастью, для современных мужчин больше не опасна.

   Сегодня женщины были такими же приземленными, как и зажатый, оглушенный мир. Несмотря на то, что развод с женой был логическим завершением их поверхностных, не особо откровенных отношений, Алексей отказывался признать себя неудачником и не хотел видеть в окружающих женщинах что-то особенное. И совсем абсурдным для спецназовца было верить в мистику или предначертание судьбы. В жизни он привык верить мускулам своих рук, ног, мгновенной реакции и холодной голове, почти не обдумывающей приказы. В одном старая дама была действительно права – он разозлился: и на себя, и на неустроенную личную жизнь, а главное на то, что он совершенно не представлял, как же он будет жить после службы в Армии.

   Обычно, все военные стараются не планировать это «потом», хотя окружающий водоворот бурной коммерческой деятельности вряд ли был предназначен для таких, как он. Сегодня человек долга был больше схож с человеком на ярком плакате. Оставив окопы, танки и боевые самолеты, он должен был снять военный мундир и исчезнуть, как использованный плакат. Однако Алексею была даже невозможна мысль о том, что потом он поддастся гнусной тоске, или что-то может поколебать его силу и вызвать растерянность. Подполковник никогда не проявлял слабину, поэтому и гаданию на кофейной гуще не придавал значения. И теперь лишь усмехался, представляя, как к такому могли бы отнестись крепкие ребята в отряде спецназа.
               
                ***

       Во время пешеходной прогулки по городу Алексей почти не прислушивался к рассказу экскурсовода и несколько раз заходил в поппутные бары, чтобы выпить.
У провала, карстовой пещеры на восточном склоне горы Машук, его настроение уже было заметно поправлено хмельным, и он даже стал задавать каверзные вопросы экскурсоводу, которая провела их кольцевой дорогой вокруг пологого склона горы. Малахитовая лужа, ставшая знаменитой загадкой природы, известная всем по книге Ильфа и Петрова, оживила уже успевших раззнакомиться туристов. Но Алексей сдуру устроил дотошный допрос гиду о деятельности восходящих углекисло-сероводородных терм. Девушка пыталась ему подробно объяснить причуды природы, но подполковник вдруг перебил ее резким командирским тоном и спросил, когда в последний раз измеряли глубину провала и действительно ли она достигает более сорока метров и нырял ли кто-то в эту агрессивную среду, доходящую до температуры 40 градусов. Через минуту он уже пожалел, что стал валять дурака и вызвал подробные объяснения хорошо подготовленного гида. В группе на него недовольно косились, требуя двигаться дальше. Многим приезжим хотелось уже самостоятельно гулять возле открытых источников и спуститься к знаменитому старинному гроту.

      Однако подполковник внезапно разозлился еще больше. И прежде всего, из-за того, что не мог объяснить этим гражданским, что его до отвращения раздражает такая малахитовая красота только потому, что едкая бирюзовая вода напомнила ему о голубых озерах в похожем провале за Нальчиком. И все окружающее в Кабардино-Балкарии для него теперь было связано с операцией его отряда против банды местных боевиков. Тогда они были явно кем-то предупреждены и перед штурмом дома успели забросать его ребят гранатами. В нем не заживала и кровоточила злостью память о военных событиях последних десяти лет - память, обо всех здесь искалеченных и погибших. Сегодня же он был на отдыхе и не в своей военной форме и не в своей привычной форме вообще. И это раздражало его еще больше.

   В группе кто-то примирительно позвал его выпить, но он не успел ответить, так как к нему решительно подошли Таня «маленькая» и Марина. Они взяли его под руки с обеих сторон и увели по направлению к канатной дороге, пообещав побывать с ним у обелиска на месте дуэли Лермонтова без экскурсовода.
   - Вам будет с нами очень интересно, я обещаю ответить на все вопросы, так как писала в университете курсовую по кавказской поэзии и бывала здесь уже несколько раз, - поспешно затараторила Марина, торопливо уводя его в сторону
по каменистой тропе.

 Чтобы не ставить себя в еще более глупое положение, Алексей все же дал себя увести. Он шутливо подхватил подружек под руки и сказал, что безоговорочно подчиняется. Однако, вспомнив, что он забыл взять художественную тетрадь Ильи, предложил перенести посещение памятного места на другой день. Вместо прогулки по горной тропе, он повел трех подружек в кафе и накупил им сладостей и мороженого. От вина девушки наотрез отказались. Он подумал, что им не совсем приятно прогуливаться с подвыпившим кавалером, поэтому, проглотив две порции мороженого, подполковник приказал себе прийти в норму. В городском парке, где играл духовой оркестр, он уже себя чувствовал вполне протрезвевшим.

      После кафе Марина стала вести себя более раскованно и постоянно старалась привлечь его внимание. Но в своем возрасте Алексей даже не допускал мысли
о том, что будет способен влюбиться в юную красавицу. Да и что это такое? Надуманное мечтателями качество, отличающее человека от более простого мира. Его же мир давно был наглухо закрыт для других, тем более для женщин. Иногда он ловил себя на ускользающей, как ядовитый змей, мысли, что он сам давно себя изгнал из своего нутра, и давно преградил сам себе туда вход той самой ползучей, колючей ежевикой, которая рвет до крови мужские жилы. Вряд ли его теперь могла чем-то удивить отдаленная от его суровой реальности молодая девушка, не пропустившая через себя сведенные судоргой рванные солдатские судьбы и совершенно не способная услышать толчки его густой крови в его огрубевшем, изъеденном военной службой сердце.

     Однако внимание юной красавицы на отдыхе все равно почему-то было приятно,
и его немного понесло. Он рассказывал девушкам о соревнованиях по спортивной борьбе, об опасных парашютных прыжках, о засадах, на ходу придумывая подробности и нарочно добавляя захватывающие эпизоды из боевиков. Девушки были в восторге. И никто даже не спросил его о настоящем офицерском звании. Несмотря на военные рассказы, им просто хотелось в нем видеть сильного, красивого мужчину в расцвете лет и незаметно прижаться к его крепкой руке.

   В парке Марина, взяв его за руку, наклонилась над цветущим кустом сирени, специально прикоснувшись своими длинными волосами к его лицу. "Стоп, тише гуляй! Не создавай себе проблем на ровном месте. Отдых все же спокойнее без слезных историй любви", - мысленно сказал себе Алексей, немного грубовато поправив волосы сходу влюбившейся в него красавицы. Но в эту минуту его кто-то крепко перехватил за руку и, резко обернувшись, он встретился с радостным взглядом своего бывшего солдата, отслужившего пару лет назад.

 - Салют, командир! Какими судьбами? Что, Петрович, вы уже тоже "по гражданке" или просто в санатории тут, для поправки здоровья?
   - Нет, просто догуливаю отпуск после госпиталя. Можно сказать, проездом.
А ты, почему вдруг здесь застрял? Я помню, как ты спешил домой на Рязанщину.
   - Да, вот поболтался там с полгода и опять сюда потянуло. Наверно, и меня встряхнуло здесь основательно. Дома не смог оставаться. Дошло до того, что даже эти камни стали сниться. Вернулся, а вдруг еще кто-то из наших тоже здесь задержится? Не могу без ребят, совсем тоска заела.

   Подполковник вспомнил, что крепкого парня все в отряде называли Пашкой. Это был отчаянный боец, высокого роста, да и внушительные кулаки могли в бою впечатать так, что мало не покажется. И теперь под его летней майкой в обтяжку проступали горы мышц. Однако на короткой, крепкой шее вместо солдатского медальона уже болталась увесистая золотая цепь. Пашка рассказал командиру, что удачно пристроился на работу к местному балкарцу, и он поселил его поблизости
с Пятигорском в доме своего старого деда. Работа у него была для курорта обычная - торговля пивом и шашлыками.

    Бывший боец приветливо пригласил компанию к своей торговой палатке, которая находилась возле ворот парка. Проголодавшиеся девушки с радостью согласились. Две Тани собирались через час на цыганский концерт в Зеленый театр, расположенный в самом парке под открытым небом. Марина на концерт идти отказалась, и Алексей понял, что она хочет, чтобы он проводил ее до гостиницы. Настроение у него опять пошатнулось, ему редко в жизни приходилось потакать чьим-то чужим прихотям. Когда они подошли к синей палатке, откуда доносился вкусный запах горячего мяса, в кавказских приправах, начался тихий дождь, обычный для теплой поры южного климата. Усадив девушек, Пашка быстро накрыл на стол и позвал подполковника в небольшую загородку за барной стойкой. Теперь между ними уже не было строгой субординации, а лишь скупые фразы - "тот вылет" или "та холодная ночь". Боец молча разлил в чашки чистый спирт, достав из холодильника ледяную бутылку с минеральной водой. Выпили без лишних слов, коротко бросив понятное всем служивым:
   - За них всех.

   Алексею сразу ударил в голову привычный запах походной фляги. Ледяная вода обожгла горло похлеще спирта. Он закурил, молча слушая своего боевого товарища о его тоске по военному братству, потому что сегодня командир больше ничем другим не мог поддержать его в этой жизни, как и не мог объяснить, почему же так долго щемит солдатская душа, и есть ли надежда на то, что она когда-нибудь успокоится и все же сможет жить мирно.

    Продолжение следует. Н.