Яша-мясник. Из цикла Портреты

Валерий Заикин
                Яша – мясник.

В ранние послевоенные годы, в Симферополе, на углу улиц Пролетарской и Володарского, прямо через дорогу от полуразрушенного храма Петра и Павла, превращенного в мучной склад, но сохранившего остатки былой красоты, прилепился крохотный мясной ларек, где творили свой нелегкий труд два еврея, Абрам и Яша. Пролетарская улица была пограничной между центром  Симферополя и районом давней татарской застройки, с мешаниной вросших в землю одноэтажных построек, которых и домами назвать было бы преувеличением. Ютилась здесь небогатая часть населения, большинство которого, (так сложилось), имели в пятой графе непременных тогда в бюрократическом обиходе анкет  запись : "национальность - еврей"...Все друг друга знали , ну, а тем более, все знали мясников, и отправляясь за покупками, говорили: "Схожу-ка, к Яше, может, костей возьму!", или "Абрам был в настроении, костей почти не добавил!"
Яша был добродушный балагур, покупателя встречал шуткой, расспрашивал о житье-бытье, не обвешивал, но кость к мясной вырезке обязательно добавлял, а как же иначе, говорил, товар я получаю по общему весу! Мало кто знал, что в армии был он боевым офицером, сапером, прошагавшим по фронтовым дорогам с миноискателем не одну сотню километров, столько раз находился на краю риска при разминировании, но судьба его хранила, до поры, до времени... И уже на самом исходе боев в Польше подорвался-таки на противопехотной мине, был изрешечен осколками и чудом остался жив: врачи складывали его, буквально, по кусочкам...Полтора года провалялся по госпиталям, и вернулся в родной город инвалидом войны, увешенный наградами, но покалеченный донельзя. К счастью, крепкий организм справлялся с ранениями, а приобретенная профессия мясника способствовала  его укреплению.
Абрам был подстать Яше, с "одесским", как говорят, юмором, и друг с другом они прекрасно ладили, вокруг их ларька образовалось нечто вроде клуба, что, вероятно, заменяло еврейской общине синагогу, что на иврите звучит, как "дом собраний". Здесь всегда ошивался народ, делился семейными новостями ,( где, у кого, что?), судачили и о мировых проблемах, и просто "за жизнь", подначивали друг друга, находя отклик и у продавцов...
Это случилось на 9 мая, в день Победы, который в те времена не был еще выходным днем, но ветеранами неукоснительно отмечался фронтовой стограммовой нормой, а то и не одной. Яша был на своем рабочем месте, обслуживал пожилую клиентку, никак не решавшуюся сделать выбор, что взять для стряпни, у прилавка топталась, как водится, пара-тройка "клубников", болтая о том, о сем, день был, как день. Забулдыга из соседних улиц, в хорошем подпитии, подошел к ларьку, и уставился на оживленно жестикулирующих собеседников, потом, тяжело переставляя ноги, придвинулся к прилавку...
     "Что, Яшка? Делаешь деньги и в День Победы? Собрал вокруг себя жидяру! Мы за вас кровь проливали в окопах, а ты с такими, наверно, в Ташкенте карманы набивал, живоглот!!"
Обычно добродушное лицо Яши исказилось страшной, багровой гримасой. Перегнувшись через прилавок, он схватил выпивоху за грудь, и в одно мгновение голова его оказалась на колоде для разделки мяса. В руках Яши сверкнул топор. "А-ах!"-выдохнула толпа у ларька. Секунду висел топор в воздухе и обрушился на колоду в сантиметре от шеи забулдыги. Яша выпрямился, развернулся и выскочил из ларька.
Белый, как мел, забулдыга с трудом перебрался через прилавок и бросился наутек. Народ обошел ларек, любопытствуя, как там Яша. Тот стоял, прислонившись к стене, глаза его были закрыты, и по щеке сползала одинокая слеза...
С той поры на девятое мая Яша выходил на работу в парадной гимнастерке, украшенной боевыми медалями и орденом Красной Звезды. А вскоре ларек, вообще, снесли.
                *                *                *