Глава 4. Немилость
Брюс, общежитие, 1 ноября 2009 года, 6:00
Я теперь просыпался всё раньше и раньше. Обычно я вставал в семь, можно было часы сверять. После того воскресенья я всякий раз просыпался чуть раньше. Интересно, так и будет продолжаться, пока я вовсе не смогу заснуть?
Весь мир изменился. А я не мог в это поверить.
- - -
...Тогда София не пожелала ничего говорить. Помогла мне подняться на ноги и едва слышно попросила уйти. Я не помню, как добрался до своего блока. Там было полно народу. Поль сиял -- словно отмечали его день рождения, или что-то ещё.
--- Брюс: - он первым подошёл ко мне. - Куда ты подевался? Мы уж подумали, что утонул.
--- Утонул? - только сейчас я осознал, что меня знобит.
--- Ну да. Ты ж в воду полез прямо в костюме!
Я в замешательстве отступил на шаг.
--- Тебе бы переодеться да отогреться, - на лице Поля появилось беспокойство. - Справишься?
--- Нет, позвони моей маме. Подожду, пока приедет.
Он расхохотался, хлопнул меня по плечу и вернулся к компании. А я минут через пять стоял почти под кипятком и пытался понять, что произошло. Почему я оказался у Софии? Почему Поль утверждает, что я прыгнул в воду прямо в одежде? Чтобы утопиться?
--- ...Брюс?
Голос Софии. Я оглянулся -- стою у окна, в коридоре. Можно пойти на лоджию, но там сейчас Поль с компанией -- всю ночь не спали. А мне уже не хочется в их компанию.
--- Не спится, Софи?
--- Брюс, зачем ты пошёл?
Она встала рядом. Глаза красные, лицо заострившееся.
--- Я должен был.
Она кивнула несколько раз.
--- Все вы должны были. Она что-то сделала с вами. С каждым. Господи, я послушала, о чём там парни говорят, мне жутко. Вы никогда такими не были.
--- Знаешь, - я повернул голову. - Поль теперь её любимчик. Может, так и лучше.
--- Ты так быстро отказался от неё?
Теперь и она смотрела мне в лицо.
--- О чём ты, Софи?
--- Я вижу, как она смотрит на тебя. Она ждёт от тебя чего-то, а ты ничего не делаешь.
Ждёт, ага. В упор не видит. Я замечал, она часто появлялась поблизости -- но не одна, с Полем. И впервые, на моей памяти, начала пользоваться косметикой. Лучше бы не пользовалась, это выглядело вульгарно!
--- Молчишь, - София прижала ладони к лицу. - Со мной что-то не так. Я помню, чего не было. И всё это началось в то же воскресенье. Ты...
Она осеклась. Посмотрела на что-то за моей спиной. Развернулась и убежала.
Я оглянулся. Жан и Ники. Оба явно навеселе, на лице Ники я прочёл презрение. Жан подошёл ко мне быстрым шагом, указал в сторону лестницы.
--- Два слова, Брюс.
Мы отошли шагов на десять.
--- Брюс, старик, сделай одолжение. Не подходи к ней больше. Хорошо?
--- Почему это вдруг?
--- Брюс, - он поправил мою куртку, смахнул несуществующие пылинки. - Я же не лез в твою жизнь, правда? Сейчас всё немного изменилось. Или ты не заметил?
Тут до меня дошло. Вот, значит, как.
--- Хорошо, Жан.
Он хлопнул меня по плечу.
--- Рад, что ты понял. Только не падай духом.
Будь я не так ошарашен, я бы точно послал его подальше.
С этого дня я не смог говорить с Софией. Точнее, она порывалась, и не раз мы с ней могли перекинуться несколькими словами, но почти всегда, как по волшебству, появлялся Жан. На том всё и заканчивалось.
Брюс, спорткомплекс, 1 ноября 2009 года, 15:00
--- Мсье Деверо? - мэтр поднялся из-за стола. - Признаться, я удивился, отчего вы не вступили в наш клуб. Я читал о вас отзывы. Присаживайтесь.
Не вступал?!
--- Мне показалось... - я сглотнул. - Только не смейтесь, мне показалось, что я уже записался. И даже участвовал в турнирах.
--- Сожалею, но это не так, - Лабурдоннэ покачал головой, но смеяться не стал. - Не желаете партию?
Мы сыграли три. Всякий раз всё для меня кончалось быстрее и прискорбнее.
--- Мне жаль, - мэтр поднялся. - Вы явно не в форме. Я слышал, у вас недавно было сильное потрясение. Приходите в следующем году, мсье. Я думаю, вы восстановите силы.
Он дружелюбно проводил меня, а меня стали терзать недобрые предчувствия.
И они начинали сбываться, одно за другим.
- - -
Когда я пришёл на занятия по фехтованию, на меня странно посмотрели, но предложили выходить на дорожку.
И там это случилось в первый раз -- потеря координации. Я начал бой уверенно, соперником у меня был незнакомый мне парень -- судя по его движениям, такой же новичок. Но в последний момент, когда я наносил укол, что-то случалось. Рука двигалась не туда. Мыщцы откликались немного невовремя.
Я проиграл первый же бой всухую. И второй. Тренер, Жак Сешел, жестом пригласил следовать за собой, в свой кабинет.
--- Мне очень жаль, мсье Деверо, - он уселся за стол и предложил присесть напротив. - Я не хотел, чтобы вас поднимали на смех. Мне казалось, что мы уже обо всём договорились.
--- Договорились? - я был в полном недоумении.
Ну да, ведь после несчастного случая у вас нарушена координация.
--- Напомните, пожалуйста, - я ощущал, что почва начинает уплывать из-под ног.
--- Неделю назад на вас напали неизвестные, когда вы возвращались в общежитие и жестоко избили, - он положил на стол папку, открыл и развернул так, чтобы я мог прочесть. - Доктор указал, что у вас будут сложности с координацией, что потребуется время, чтобы всё вернулось в норму.
--- Откуда взялась эта справка?! - я чувствовал, что вот-вот взорвусь. И вспомнились слова -- ты не представляешь, на какие гадости я могу быть способна. - Кто её принёс?
--- Мсье, мсье, - Жаку было за пятьдесят, весил он, словно пёрышко, но покрепче и выносливее многих своих учеников. - Прошу, не надо так волноваться. Вам не стоит пока заниматься, но доктор сказал -- через полгода всё должно прийти в норму. Я буду рад видеть вас в нашей секции.
Я отсиделся, пришёл немного в себя и предпочёл уйти. Я ощущал взгляды всех, кто занимался -- казалось, они все прекратили занятия, чтобы проводить меня взглядом.
- - -
Зачем я пошёл на баскетбол, сам не понимаю. Ведь было же предчувствие -- не ходить, махнуть рукой и плюнуть на всё. Но я пошёл.
--- Брюс? - тренер сильно удивился. - Готов? В самом деле? Ну, давай, у нас через неделю матч. Ты нам сильно поможешь.
И вот тут надо мной посмеялись как следует. Едва я вышел на поле, как вернулось расстройство координации. Ни бегать, ни прыгать я по-настоящему не мог.
--- Что это там за полено?! - тренер был взбешён, и не скрывал этого. - Брюс, идём со мной. Остальным продолжать! Запасного на поле!
--- ...Мне сказали, что у тебя серьёзная травма, - он побарабанил пальцами по крышке стола. - Я думал, что это всё выдумки, ты крепкий парень -- подумаешь, в лоб стукнули пару раз. Пока не поправишься, чтобы я тебя здесь не видел!
На меня накатила совершенно детская, жуткая и неприятная обида. Наверное, тренер всё прочёл по лицу, потому что смягчился и хлопнул меня по плечу.
Брюс, со здоровьем не шутят! На кой мне все эти победы, если один из лучших игроков станет после них инвалидом?
Я потряс головой, и ощутил, что обиды как и не бывало.
--- Отдыхай и лечись, - тренер пожал мне руку. - Извини за «полено», но это так и выглядело. Как поправишься, обязательно возвращайся. Нам без тебя трудно.
Я не стал ему говорить, что расстройство координации проходит бесследно, едва я выхожу за пределы поля. Потому что сам не сразу в это поверил.
Но расстройство координации было не самым неприятным. Похоже, это было только началом неприятностей.
Брюс, общежитие, 14 ноября 2009 года, 9:00
Предметы, которые мне давались почти без усилий -- все экономические, а также основы точных наук -- становились крепким орешком. Я ощущал это так же, как потерю координации там, в спорткомплексе. Стоило прийти в читальный зал и сесть заниматься -- всё, начиналось мельтешение и круговерть в голове.
«Лекарство» от подобного отыскалось не сразу. Им оказался всё тот же платок.
Дома я постоянно держал его в кармане. Не знаю уже, зачем. Пару раз хотел выбросить и поставить точку на всём этом, но каждый раз, едва только подходил к мусоропроводу, урне или чему-то такому, начинала кружиться голова. Брался а платок -- и всё проходило.
Я вспомнил историю про шагреневую кожу. И задумался, отчего всё происходит так, как происходит. Я могу поверить, что человек может подговорить кого-то напасть на меня и избить. Могу поверить, что может восстановить против меня всех остальных. Но как человек может устраивать потерю координации и рассеянность внимания, причём не везде, а когда это неприятнее всего?
«Брюс», я услышал свой собственный голос и очнулся от полузабытья. Вот не хватало только самому с собой говорить! Ты держишь платок в руке, продолжал внутренний голос, у тебя странные провалы в памяти и ты помнишь то, что быть не могло. Откуда после всего этого желание найти рациональное объяснение? Вот тебе объяснение: ты спятил.
И я решился пойти к психиатру.
- - -
--- Нарушения сна, ложная память, - пробормотал психиатр. - Нет-нет, мсье Деверо, я не думаю, что вам стоит считать себя сумасшедшим. Вы перенесли тяжёлую травму, у вас неприятности личного характера, вам стало труднее учиться, - вам просто нужен хороший отдых, чаще гуляйте на свежем воздухе и не перенапрягайтесь. Я выпишу вам сейчас лекарства -- пейте на ночь, вам больше всего необходим хороший сон. И вот ещё что. Если с вами будет происходить что-то, что вы сочтёте тревожным, просьба записать это -- ваши ощущения -- и сразу же приходить ко мне. Вот, - он протянул карточку. - Звоните, если что-то случится.
--- Спасибо, доктор, - он энергично пожал мне руку.
- - -
--- Брюс? - Жан встретил меня у выхода. - Что ты там забыл?
--- Мозги, - проворчал я. Мне хотелось сказать что-то грубое, но в присутствии Жана не получалось всерьёз сердиться. - Психиатр выписал мне новые.
--- Без мозгов у нас никуда, - согласился Жан. - Я хотел тебе передать. Парни ждут тебя -- ну, вся компания -- наша сборная. Ты как в воду опущенный. Тебе нельзя сидеть одному старик, не то будешь новые мозги выписывать каждый день.
--- Спасибо за заботу, - злость поднималась из глубины. Я помнил, с каким лицом Жан смотрел, когда мы с Софией пытались поговорить, и, что хуже, я видел лицо самой Софии -- с виноватым выражением.
--- Не кисни, - Жан перестал иронически улыбаться. - Я же серьёзно. У нас там такие планы...
--- Что, обыграть сборную Англии?
--- Бери выше, старик. Завоевать весь мир! Всех обыграть!
--- Удачи, - пожал я плечами.
--- Слушай, мы выиграли последний матч только благодаря тебе! А такое не забывают, - он протянул руку. - Заходи.
Наверное, мне стоило зайти тогда. В тот же вечер. Но я не зашёл.
И все обо мне забыли. Кроме Софии и, как оказалось потом, Ники.
Брюс, общежитие, 6 апреля 2010 года, 9:00
--- Брюс, - Поль редко заговаривал со мной. Похоже, то, что я отказался тогда встречаться с бывшей сборной, задело его сильнее всего. - Доминик просила передать тебе приглашение. Через пять дней у неё день рождения, - он протянул мне карточку. - Она будет рада тебя видеть.
--- Да? - я посмотрел ему в глаза.
--- Не будь размазнёй, - он поморщился. - Что-то изменилось, но не враги же мы теперь. Я же знаю, ты смог преодолеть ту полосу. Передумал брать отпуск, с учёбой всё в порядке. Приходи!
--- Хорошо, - я принял карточку. - Приду. Что ей подарить?
Он усмехнулся и хлопнул меня по плечу. Скоро я начну ненавидеть это проявление дружелюбия.
--- У неё всё есть, Брюс. У неё есть больше, чем ты можешь представить. Просто приходи.
Да, он был прав. Я смог преодолеть «ту полосу». И средством являлся вначале платок.
- - -
Я обнаружил, что если держу его в руке, неважно в какой, то мысли становятся на место, а тело слушается, как и всегда. Вообще всё становится на редкость понятно и привычно. Я пытался поговорить с психиатром о платке, но -- всякий раз я напрочь о нём забывал, когда входил в его кабинет.
Так и учился. Сидеть в общежитии было проще, хотя такая учёба не поощрялась. Студенты должны жить единой большой семьёй и общаться чаще. Поначалу я вызывал смешки, когда сидел в читальном зале, держа левую руку или в кармане или просто под столом. А что делать? Если платок кто-нибудь увидит, меня как минимум спросят, откуда я его взял. Все знают, что Ники вручила этот платок Полю. А тот наверняка хранит его в очень надёжном месте.
Меня уже не беспокоило, что приходится думать о вещах, которые не могли случиться одновременно. Наверное, в глубине души я всё-таки считал себя сумасшедшим.
Мне хотелось взять отпуск, уехать домой и забыть обо всём, что было. Но что потом? Моя матушка и не скрывает, что готова суетиться вокруг меня остаток жизни, и снова уехать куда-то на учёбу будет очень трудно. И я разозлился в какой-то момент -- не на неё, а на себя. И злость прекрасно помогла. Когда она особенно удавалась, я занимался безо всякого платка и безо всяких усилий.
Но это отнимало много сил. Нужно дотерпеть, окончить этот курс и подумать, не перевестись ли куда-нибудь ещё. Хотя я понимал, что не хочу переводиться, - из-за Софии и, главным образом из-за Ники.
Мне начали сниться сны. Я не могу назвать их иначе, пусть даже там всё было очень реально. Сны приходили каждую ночь, отнимали много сил, я часто просыпался разбитым.
- - -
Это были не те фантазии, скажем так, которые преследовали меня после нескольких первых дней знакомства. Я ощущал физическое притяжение, и она знала, и хорошо этим пользовалась. Но когда угар проходил и наступало утро, я понимал, что это, как повторял учитель биологии, «химия организма».
Сейчас мне снилось прошлое, но в нём у меня была возможность менять что-то, пусть самую капельку. Я помнил, как всё происходило -- я помнил каждую нашу встречу с ней, в лесу или в кафе в университете или общежитии, все разговоры. И мог -- во сне -- не говорить то, что ей неприятно, узнавать о неё больше -- она охотно рассказывала. Я не понимал, вначале, почему она так свободно говорит о весьма личном. Потом понял. Я видел, как она однажды дала пощёчину одной из студенток -- потом мне рассказали, что Ники, после бокала вина, поделилась какими-то интимными подробностями своей жизни. И когда услышала их от кого-то другого, поняла -- кто разболтал.
Проверяла. Она проверяла меня, как и других. Ну что же, я не болтун.
Много раз сны доходили до того нелепого «испытания». Многие запомнят тот холодный пруд -- трое слегли с воспалением лёгких, двое чуть не утонули. Но в моих снах этого просто не было. И я не знал, что было -- знал только, что она не прогоняла меня, не отдаляла, никто не говорил про меня ничего за моей спиной и -- мне продолжало всё удаваться.
Я говорил с ней в снах. О том, о чём в реальности, в прошлом, не говорил. И разговоры запоминались. Может быть, именно разговоры во сне и помогли мне продержаться так долго -- ведь в реальности Ники вела себя всё более странно.
Одевалась всё более крикливо. Вела себя надменно и агрессивно по отношению к тем, кто не выказывал ей уважение (а выказывали немногие). И, что самое неприятное, в присутствии Поля, Жана или других «прошедших испытание» становилась другой -- деланно услужливой, крайне любезной, а в случае Поля -- прямо-таки покорной. Это настолько не походило на знакомую мне Ники, что я не знал, что и думать. Игра. Непонятная мне игра. И часто, почти каждый день, она попадалась мне на глаза, молча смотрела. Во взгляде всё чаще начинало появляться презрение и злость.
Но не пойти на день рождения я бы не смог теперь.
А София... забавно, но мы начали переписываться. Я никогда особенно не любил эпистолярный жанр, но переписка выходила интересной. Мы с ней там даже играли в шахматы. Это был, наверное, единственный способ общения -- попытайся я встретиться с ней, моментально где-нибудь рядом, как по волшебству, оказывался Жан.
София уговаривала меня не ходить на день рождения. Что бы мне в этот раз послушаться доброго совета!
Но добрые советы на то и добрые, чтобы их никогда не слушались.
Брюс, праздничный зал, 11 апреля 2010 года, 14:00
Странно, но дверь в праздничный зал оказалась открытой и -- никакой охраны, ни приглашённых, никого. Заходи кто хочешь, бери что хочешь. По поводу последнего я, конечно, преувеличил. «Крысятничать» в кампусе никто не стал бы -- за подобное выгоняют с позором, а сделать что-то тайком трудно. Кругом камеры, полно охраны, а студентам за своевременное предупреждение о возможных нарушениях закона полагается поощрение.
Я открыл дверь и ещё раз подумал, не уйти ли отсюда. Тем более, уже два часа пополудни, объявленное время, а здесь ни души. Накрытые столы, яркое освещение, тепло и уют. И никого. Розыгрыш? Или все передумали?
--- Брюс? - услышал я из-за спины. Ники. Я уже начал вздрагивать от звука её голоса. Моего общества за прошедшие несколько месяцев начали избегать почти все -- и всякий раз, когда Ники появлялась, обычно в компании Поля, Длинного, как его звали за спиной -- все делали вид, что меня здесь нет.
С днём рождения, мадемуазель де Сант-Альбан, - я коротко поклонился. Звать себя по имени она теперь не позволяла. Несколько раз я получал от неё пощёчину за фамильярность, а рядом, с выражением скуки и брезгливости, всегда стоял Длинный.
Ники приблизилась. Вся в чёрном -- это теперь праздничный наряд? И никаких духов. И на том спасибо.
--- Ничего не хочешь сказать?
Она стояла на расстоянии двух шагов, пристально смотрела мне в лицо.
Хороший вопрос. Я бы у неё самой хотел спросить многое... но мне уже не хотелось ничего выяснять.
--- Почему никто не пришёл?
--- Потому что я так захотела, - она не отводила взгляда. - Почему ты ничего не делал?
Я оторопел.
--- Ч-что?!
--- Почему ничего не делал?! - крикнула она и ударила кулаком в грудь. Меня как будто огрели кувалдой -- стоило немалых трудов не упасть, я хватал ртом воздух, словно рыба. - Я ждала, что это будешь ты! Почему ты просто ушёл? Почему?!
--- Я не умею плавать, - сейчас это звучало на редкость нелепо. - И ты это знала.
--- Ты даже не попробовал, - я заметил слёзы на её лице. Неприятным оказалось сочетание, слёзы и ярость. - Ты даже не попробовал!
--- Я утонул бы, - она шла ко мне, держа кулаки сжатыми, мне приходилось отступать. - Ты этого хотела?
--- Откуда ты знаешь?! - крикнула она так, что уши заложило. - Откуда ты знаешь, если ты даже не пробовал? Думаешь, я дала бы тебе утонуть? Трус! Ты ничего не сделал ради меня, даже не попробовал!
Я нащупал в кармане брюк платок. И на какой-то момент наваждение прошло.
--- Спасибо за приглашение, - я ещё раз поклонился, обошёл Ники и направился к двери.
--- Я не отпускала тебя, - услышал я из-за спины. - Мы ещё не закончили разговор! Немедленно вернись!
Вот ещё.
Я открыл дверь... и за ней оказалась Ники. Та же самая. Я оглянулся, ощущая, что сплю -- позади меня стояла ещё одна. Та, что вошла с улицы, дала мне пощёчину.
--- Ты не ответил, - услышал я с обеих сторон. - Почему? Отвечай!
Я сплю, подумал я. Такого не может быть. Я повернулся к двери, ведущей на кухню, и побежал туда. Из-за спины донёсся смех. Я влетел на кухню...
Ники. На кухне было пять человек -- и все они были ей. В халатах, передниках, всё как положено. Ближайшая ко мне держала в руке хлебный нож.
--- От меня не убежишь, - она шагнула мне навстречу и остальные четверо засмеялись.
Меня словно наэлектризовало. Я испугался, но страх не отнял силы -- наоборот, подстегнул. И нарушение координации вернулось, в тот же момент. Я чудом избежал взмаха ножом, оттолкнул ещё одну Ники и ринулся в следующую дверь.
И вылетел наружу. Но вокруг -- ночь, в небе холодно сияет Луна. И -- куда ни глянь, всюду Ники. Её было, наверное, несколько тысяч. В форме рабочих и учителей, студентки и клерки -- но кругом была она. Она одна.
--- Почему? - услышал я вопрос, его задал хор голосов. Меня взяли за шиворот, встряхнули. Я оглянулся -- это Поль. Длинный был одет в рыцарские доспехи и стал ещё чуть не полметра выше, и комично, и страшно одновременно.
--- Тебя же спрашивают, - голос его звучал неприятно, он менял высоту и тембр, от него мурашки шли по коже. - Отвечай!
Темнота.
- - -
--- Что такое? - услышал я голос Длинного. И оказалось, что я сижу на полу, у стены, закрывая голову руками, а Поль, воплощённая элегантность, трясёт меня за плечо. - Брюс, ты что, перебрал?
--- Я не начинал даже, - услышал я свой голос, поднял голову. Поль холодно улыбнулся, отошёл в сторону. Я встал -- похоже, никто не заметил, что я сижу у стены.
В зале было полно народа. И веселье шло полным ходом.
Меня никто не замечал. В том числе -- Ники. Дым висел коромыслом, кто-то что-то пел для неё, кто-то для неё танцевал. А Ники была уже пьяна в дым и выглядела, как и всегда в последние дни -- вульгарно, вызывающе. Я оглянулся -- да тут человек двести, или даже больше! Я присматривался -- узнавал почти всех, с кем играл в сборных, с кем участвовали турнирах. Общался на философском кружке, сидел вечерами на лоджии. Я со многими сидел по ночам, и те, кто днём избегали моего общества, по ночам охотно сидели рядом, иногда угощали, вопреки строгим запретам, вином и говорили, говорили... Я вспоминал теперь все эти разговоры. Ники добралась почти до всех, кого я видел рядом. Кому-то наговорила грубостей, у кого-то отбила, просто так, парня, про кого-то наговорила гадостей. Но все они здесь, почему?
От аромата еды кружилась голова, я ощущал зверский голод, но мне казалось, что я пиру у людоедов, как в известной сказке. Стоит только съесть маленький кусочек, и я стану свиньёй, и меня тут же зарежут и приготовят для гостей. Через два столика я заметил Софию -- она смотрела в мою сторону, вид у неё был осунувшийся, разбитый. Ей тоже досталось, но за что? Последние два месяца она смотрела только себе под ноги, не отвечала колкостями на колкость, и только когда доходило до шахмат, становилась прежней. Жан стоял рядом с её столиком, словно часовой. И ещё один парень -- вроде бы, Ив Мерсье, наш запасной в команде -- как и Жан, в безликом костюме -- ни дать ни взять телохранитель.
Рядом -- за соседним столиком -- сидели те двое девушек, одна из них посоветовала мне когда-то бежать за Золушкой. Теперь я знал их имена -- та, что выше, холодная и неприступная красавица -- Шарлотта, другая -- неуклюжая, хмурая и похожа на хомячка -- Кристин. Они посматривали на меня, о чём-то шептались. Шарлотта посмотрела в сторону подиума, где, словно королева, находилась Ники, и тронула подругу за плечо. Та посмотрела в сторону Ники, тихо рассмеялась.
Я ощутил, как посмотрела на них Ники. Я ощущал, что смотрит она именно на Шарлотту и Кристин. Шарлотта спокойно встретила её взгляд. Вынула сигарету, закурила. Ники нехорошо улыбнулась ей и отвела взгляд.
Шарлотта потушила сигарету, вновь склонилась к Кристин, они тихо поговорили -- из-за музыки ничего не было слышно -- затем Шарлотта встала и прошла через весь зал -- к знакомым? По пути бросила мне, незаметно для других, скомканную салфетку. Я развернул, усмехнулся.
«Уходи немедленно», было написано там. Да. Верно, Шарлотта. Раз меня не видят, пора уходить. Я тихонько встал и пошёл. Но не дошёл всего каких-то пять шагов до двери.
--- Брюс?
Музыка смолкла. Голос Ники прозвучал неожиданно громко.
--- Уже уходишь?
Я обернулся. Она спускалась ко мне, шла -- нет, вышагивала. На какой-то момент я увидел в ней ту Ники, из первого дня.
--- Если не возражаешь.
--- Возражаю, - она рассмеялась и все -- я готов был побиться о заклад -- все вокруг подхватили её смех. - Не хочешь станцевать со мной?
--- Нет, - мне надоело это всё. Голова закружилась, я машинально полез в карман за платком.
--- Что это там у тебя? - поинтересовалась она насмешливо. - Ну-ка, покажи!
Меня схватили за руки. Я не думал, что ко мне могут подобраться так незаметно. Ив полез в мой карман и достал платок. Лицо Ники окаменело.
Поль быстрым шагом подошёл ко мне и, коротко размахнувшись, ударил в челюсть. Меня отпустили -- позволили упасть на пол. Поль молча прятал своё сокровище в карман, а Ники смотрела на меня с презрением. Я с трудом поднялся.
--- Что ещё ждать от сына уголовника? Заявила она громко. И я ощутил, как изменились все взгляды, стали брезгливыми и презрительными. - Теперь ты точно станцуешь для меня. Там, снаружи, в грязи!
--- Попробуй заставь, - я смотрел в её глаза.
--- Кого угодно, - она прошипела, подойдя вплотную. - Кого угодно заставлю сделать что угодно!
Она обернулась, махнула кому-то рукой -- и два парня с девушкой запрыгнули на столик и принялись плясать там -- разбрасывая в стороны тарелки и стаканы, под стройный смех и аплодисменты.
--- Танцуй! - она взмахнула руками, и заиграла музыка. Музыка дешёвых забегаловок, под неё танцуют, когда напились в дым.
--- Нет, - злость вернулась ко мне и придала сил. Ники расхохоталась, хлопнула в ладоши и я вновь ощутил, что умираю. Но платка уже не было под рукой.
Брюс, парк «Иероглиф», 11 апреля 2010 года, 22:30
--- Брюс, - София сидела рядом со мной на скамейке. - Брюс, уезжай. Пожалуйста, уезжай!
Я смутно помнил, что случилось со мной. Помнил, что земля -- грязь и лужи -- кружились перед глазами. Помню смех, кто-то стоял вокруг меня и хлопал в ладоши. Помню, что голова прекратила кружиться и я понял, что сижу в луже. В своём единственном приличном костюме. Я полез в карман брюк и не удивился, обнаружив там платок.
Мне казалось, что меня весь вечер избивали -- не было почти никаких ушибов, кроме того удара по лицу, но болело всё, что есть у человека.
Откуда взялась София, я не понимал. Мне казалось, что всё это приснилось, и что пора просыпаться. Но похоже, это как раз не было сном.
--- Почему ... ты здесь? - один из зубов начал шататься. Во рту скапливалась кровь, приходилось выплёвывать, и это выглядело мерзко.
--- Жан напился, - сообщила София с отсутствующим видом. - Я убежала, пока он не заметил. Брюс, уезжай! Уезжай прямо сейчас! Она же убьёт тебя!
--- Я подумаю, - лицо Софии окаменело.
--- Ты не понимаешь! Брюс, я слышала, что они там про тебя наговорили! Я видела, как ты танцевал в грязи, я же знаю, что ты сам не стал бы!
--- Софи, - я взял её за руку. Испачкаю ей сейчас, сам весь в грязи. Только теперь я стал ощущать, что промок насквозь. - Я не сдамся. Я закончу этот год.
--- Какие вы все глупые, - София бросилась ко мне на грудь. Я не успел помешать ей, не дать перепачкаться. - Но если одумаешься, скажи мне, хорошо? Пришли письмо!
--- Что сказать?
--- Куда уедешь, - она смотрела мне в глаза.
--- А Жан?
Она отвела взгляд.
--- Вы... - она сглотнула. - Вы оба, Брюс. Я не знаю, как так случилось. Прости. Не теряйся, хорошо? Я приеду!
--- Хорошо, - она снова обняла меня. И убежала. Прочь, в темноту, не оглядываясь.
Глава 5. Грань
Брюс, общежитие, 12 апреля 2010 года, 9:30
Я привыкал к своему новому жилищу. После вчерашней вечеринки, будь она проклята,, я не сразу нашёл дорогу домой. Когда нашёл и дошёл, то дверь была закрыта и меня не впускали. Стучи не стучи -- толку нет. Поднимать шум на весь этаж я не хотел, сил злиться не было, и так уже на меня в блоке косились все, а Поль смотрел с неприкрытым презрением.
Я спустился на первый этаж -- мадам Цербер не было нигде. Тоже новость -- она всегда была поблизости. Но не в тот вечер. И я пошёл бродить где придётся, зашёл к паре-другой друзей - я их считал друзьями -- но меня там другом уже не считали. Чертовщина! Что такого могло случиться!? Кому какое дело до моего отца?!
Мелькнула мысль зайти к Софии -- попытаться -- просто поговорить с кем-то. Но она, после того, как Поль пригрозил, что убьёт меня, если я хоть слово скажу о Ники, стала избегать меня.
Я просидел ту ночь в «Иероглифе» и чуть не замёрз насмерть.
А когда пришёл утром -- мои вещи валялись у дверей блока. Мадам Цербер молча выдала мне ключ от комнатушки в конце коридора на шестом этаже -- похоже, здесь редко жили, а чаще хранили инвентарь -- вёдра, тряпки и всё такое.
А теперь меня вызывает ректор. И я догадываюсь, почему.
Брюс, кабинет ректора, 12 апреля 2010 года, 9:55
--- Мсье Деверо, - ректор жестом пригласил меня сесть. - Мне очень жаль, что с вами так обошлись сокурсники. Если вы знаете, кто из них мог так поступить, я хотел бы знать.
У меня его предложение вызвало отвращение -- и так ведь знает, и знает, что будет, напиши я такую жалобу. Я просто пожал плечами.
--- Мсье Деверо, - ректор положил на стол папку. - У вас не очень хорошо складываются отношения с другими студентами, и думаю, вам пора задуматься, почему. Университет живёт на принципах сотрудничества, братства и уважения. Если все начали избегать вас, вам следует задуматься и что-то изменить в своей жизни.
«Иначе на следующий учебный год вас здесь не будет», читалось в его взгляде.
--- Я понял вас, мсье ректор, - вежливо отозвался я.
Он кивнул, взгляд его выражал трудно скрываемое презрение. Я никогда не видел мсье Лагранжа таким. Интересно, не побывала ли и здесь Ники, не оставила ли какую-нибудь жалобу или сплетню? Я ведь знаю, чувствую, что это её рук дело -- что все начинают сторониться меня.
--- И ещё один момент, - ректор снял очки. - Ваша анкета. Да, она придумана очень давно, в ней есть пункты сомнительной ценности, но вы не указали, что вашего отца была судимость.
Он что-то говорил ещё, я молча или почти молча соглашался, мне хотелось одного -- уйти оттуда и никогда не возвращаться.
Уйти.
Да, именно так я и поступлю. Решение пришло неожиданно. Доучусь, чего бы то ни стоило, а затем перейду в другой ВУЗ, их много.
* * *
--- Брюс, кто тебе мог такое сказать? - по голосу я понимал, что матушка чуть не потеряла дар речи. Я решил звонить из кафе, не с вахты общежития -- в моей новой каморке телефона не было.
--- Полиция подтвердила, ректор уже устроил мне сцену, - я не сдержался, говорил злым голосом. - Что с ним случилось? Почему он попал в тюрьму? Мама, ты что, думала, что я не смог бы понять? За кого ты меня принимаешь?
--- Брюс, мы поговорим дома! Кто мог сказать такое, какой мерзавец?!
--- Что было? За что его посадили?
--- Брюс, - голос её неожиданно стал тихим. Самый неприятный. Лучше уж, чтобы она кричала или выговаривала, когда она говорит спокойно -- значит очередная великая идея пришла ей в голову. - Я приеду, сама поговорю с ректором.
--- Меня здесь и так называют маменькиным сынком, - я едва не стукнул трубкой о стену. - Нет. Если ты приедешь, я уеду отсюда.
--- Не смей говорить со мной таким тоном, Брюс!
--- Мама, я хочу только услышать ответ на вопрос. Я имею право услышать!
--- Его подставили, - она разрыдалась. - Его обвинили в растрате. Но он не виноват, Брюс! Я знаю, что не виноват!
--- Спасибо, мама, - я успокоился. Гнев схлынул, как и не было. - Извини, что расстроил тебя. Пожалуйста, не звони мне пока, я не хочу, чтобы мой разговор слышало всё общежитие.
И положил трубку.
Когда я обернулся -- позади меня стоял Длинный и... Жан. Поль смотрел на меня, как на пустое место. А на лице Жана я увидел почти виноватое выражение -- дескать, прости, старик, мне это не в радость.
Быстро Поль сделал из них «шестёрок». Слишком быстро. Я прошёл мимо, ожидая удара или чего-то такого, но ничего не случилось.
Брюс, общежитие, 12 апреля 2010 года, 13:00
Мне пора собираться на лекцию. Ручаюсь, я и там буду сидеть, как прокажённый -- вокруг никого, все делают вид, что меня нет. Ладно, плевать! Я не собираюсь сдаваться и уезжать отсюда до окончания курса. Я запустил руку в карман брюк -- платок так и лежал там -- и в сотый раз подумал, не сжечь ли его ко всем чертям. Или я уже пробовал? Так и не решился. Не смог. Я не смог вызвать в себе подлинное отвращение или ненависть к Ники. Но не мог и сказать хоть кому-то, почему.
Лифт занят. Ладно, прогуляюсь. Я услышал смех, голос Ники этажом ниже -- и невольно вышел в коридор, словно у меня могли быть дела на том этаже.
У меня чуть челюсть не отвисла. Ники шла в обнимку с Кристин Фаро - «медвежонком». Неразговорчивая, коренастая, Кристин никем не интересовалась и водила дружбу только с Шарлоттой Бреннер, с которой и жила в одной комнате. Что задумала Ники?
Ники что-то шептала на ухо Кристин и та смущённо улыбалась, отводила взгляд. Они прошли мимо меня -- Ники меня теперь в упор не видела, Кристин не видела всегда.
--- Да, моё солнышко, - услышал я голос Ники. - Только скажи!
Кристин рассмеялась, прижалась к Ники... о Кристин и Шарлотте что-то говорили, с усмешкой, но я старался не слушать сплетни. То, как рука Ники скользнула по Кристин... что-то здесь кроме дружбы, точно. Ники, что ты задумала на этот раз? Какую гадость для Кристин?
Они ушли вниз по лестнице, и я только сейчас заметил, что в том конце коридора стоит, глядя в пространство, Шарлотта Бреннер. Осунувшаяся, бледная, жалкая тень самой себя. Совсем недавно она могла во всём затмить Ники, если бы её интересовало чьё-то внимание.
Она увидела, что я смотрю на неё, и быстрым шагом вернулась в свою комнату.
Брюс, общежитие, 12 апреля 2010 года, 21:00
Когда тебя не видят в упор люди, с которым только вчера были не разлей вода -- очень противно. Я уже не знал, к кому можно за чем подойти. С другой стороны, если из-за судимости отца, настоящей или нет, так начинают ко мне относиться, то настоящие ли то друзья?
Пойду погуляю, решил я. Сидеть в каморке, пропахшей пылью и дезинфекцией, нет никаких сил. Главное, не поддаться на очевидные искушения -- например, не напиться.
Я надел плащ, взял с собой бумажник -- всё же зайду в кафе, просто посидеть в тепле. И всё.
Не знаю, что меня заставило опуститься на этаж. Может, я хотел вновь заглянуть к Софии. Она одна разговаривала со мной -- правда, только если рядом не было Жана или Поля. И тоже стала тенью самой себя -- нет решительности, нет мрачной уверенности и язвительных шуток. Серая мышка.
Тихо. За её дверью -- тихо. Я не стал вслушиваться -- саму Софию за этим не раз ловили и всякий раз она с негодованием заявляла, что не подслушивает, просто не хочет приходить невовремя. И всегда краснела. Ты так мило краснеешь, Софи...
Щелчок. Дверь открылась в конце коридора. Шарлотта, в плаще и с сумкой на плече. Сумка, похоже, тяжёлая.
Она шла, ничего не видя и не слыша. Я мог просто отойти и пропустить её, но что-то снова подтолкнуло меня.
--- Шарлотта? Может, помочь?
Она вздрогнула, сумка соскользнула с её плеча и, не поймай я её, упала бы.
--- Боже правый, Брюс! Что ты тут делаешь?
Она оглянулась.
--- Помоги, если хочешь. И проводи, если нетрудно.
--- Уезжаешь? - и я понял -- да, уезжает, насовсем.
Она кивнула, и видно -- если бы спрашивал не я, расплакалась.
--- Идём, - я взял сумку. Тяжела! Что там, книги?
Она помедлила, затем взяла меня за руку. И почти сразу отпустила.
--- Идём, Брюс. Зайду в кафе, выпить хочется -- сил нет. Составишь компанию?
Брюс, кафе, 12 апреля 2010 года, 21:50
Я пил кофе, Шарлотта -- чередовала коньяк и кофе. Она закурила -- с сигаретой она выглядела постаревшей, и вовсе не походила на прежнюю надменную красавицу. Многие за ней ухаживали, но все получили от ворот поворот.
--- Брюс, - Шарлотта потушила сигарету. - Я знаю, это не моё собачье дело, но у вас было с ней что-нибудь?
Я понял, о ком она.
--- Я не помню, чтобы было, - пожал я плечами.
Она покивала, опустив взгляд.
--- Тогда почему она всем и каждому треплется, какая ты сволочь?
Я чуть не подавился кофе.
--- Понятия не имею, Шарлотта. Мне всё равно, если честно, пусть говорит что хочет.
--- Лотти. Терпеть не могу «Шарлотту», - она резко затушила сигарету, табак рассыпался по всей пепельнице. - Ты её любишь?
Я не нашёлся, что сказать.
--- Молчи. Терпеть не могу, когда мужики врут. Правды всё равно ведь не скажешь.
Я усмехнулся. Шарлотта подозвала официанта, молча ткнула ногтем в пункт меню.
--- У неё никогда не было друзей, - Шарлотта добыла вторую сигарету, попыталась закурить -- выронила и сигарету, и зажигалку. - Её всегда дразнили, издевались. Никто не замечал, какая она добрая и необычная, - она выронила и треть сигарету, смахнула пачку с оставшимися на стол.
Я молча смотрел в её глаза.
--- Я дарила ей цветы, каждый день. Боже, это было прекрасно. Я никогда не думала, что могу быть так счастлива. Я отговаривала её ехать сюда, но она упрямая. Поехала сама и меня заставила, хотя я всё равно бы поехала.
В кафе почему-то немноголюдно, хотя часам к десяти столик обычно уже не найти. Шарлотта сумела унять дрожь в руках и закурила вновь.
--- Слушай, я три года как бросила курить! - Усмехнулась. Потушила сигарету. - Она терпеть не может табака. Что со мной такое? Брюс, я что-то разговорилась, ты прости. Тебе самому сейчас плохо, я же вижу.
--- Спасибо, Лотти. Когда-нибудь всё это кончится.
--- Не думаю, - она вновь потянула сигарету из пачки, затем неожиданно вручила пачку мне. - Слушай, выброси эту чёртову пачку, я не смогу. Выпьешь со мной?
Я спрятал пачку в карман и сам позвал официанта.
--- Я всё равно не брошу её, - Шарлотта вытерла глаза и сразу похорошела. - Эта ведьма поиграет с ней и бросит, она всех бросает. Я поеду за ней, даже если она меня больше на порог не пустит. Поселюсь рядом, чтобы видеть её. Скажи честно, я в своём уме?
--- Мы тут все не в своём, - проворчал я. Шарлотта хрипло рассмеялась, привстала, хлопнула меня по плечу.
--- Брюс, ты прелесть. Ты не говорил про нас с ней гадости, я знаю. Всё, мне пора, автобус через пять минут.
Я поднялся, взял её сумку. Шарлотта бросила на стол банкноты, пошла к выходу. Выглядела она теперь намного лучше.
Едва мы покинули кафе -- снаружи было слякотно и зябко -- как Шарлотта повернулась, привлекла меня к себе и поцеловала. У её губ был горький вкус. Она медленно отстранилась.
--- Кому-то очень повезёт, - проговорила она. - Я сама, Брюс. Спасибо. Послушай совета, уезжай отсюда поскорее. Она сведёт тебя в могилу.
--- Уеду, Лотти. Удачи тебе!
Она сжала мою ладонь и зашагала к остановке. Я вернулся в кафе, присел за столик вновь. Что-то не давало мне покоя. Что-то вызывало всё большую тревогу. Мне почему-то казалось, что я вижу -- Шарлотта идёт к остановке, её сапоги скользят в сети листвы и грязи, она доходит до дороги, поскальзывается, и...
Я сорвался с места. Сшиб кого-то с ног, не обратил внимания, выбежал вон, помчался вслед за Шарлоттой.
--- Лотти!
Она не обращала внимания, брела у обочины. Пара жёлтых глаз показалась вдалеке -- грузовик появился из-за поворота. Я почти видел, как Шарлотта делает ещё десяток шагов, затем левая нога её соскальзывает, и она падает -- прямо под колёса. - Лотти, стой! Шарлотта!!
Она не обращала внимания. Я бежал, сам чуть не полетел кубарем. Будущее неумолимо приближалось, и Лотти в нём скоро не станет.
--- Шарлотта!
Не слышит или не хочет слышать. Я добежал, уже ощущая дыхание грузовика. Толкнул Шарлотту в сторону что было сил, и, глядя в побледневшее лицо шофёра, который что-то беззвучно кричал и жал на клаксон, старался изо всех сил удержать равновесие.
Фары вспыхнули нестерпимым жёлтым сиянием и в нём утонул весь мир.
Брюс, больница, 13 апреля 2010 года, 11:00
--- Он пришёл в себя, - услышал я голос. Доктор Дюбуа, которого за длинные усы всегда звали Тараканом. - Мсье Деверо, вы можете открыть глаза?
Я сумел. Что-то плыло перед ними, постепенно резкость улучшалась, и вот я уже вижу лицо Таракана. Кто-то рядом. Наверное, медсестра.
--- Что со мной? - я сумел спросить с третьего раза. Я не чувствовал тела -- смутно догадывался, что могу пошевелить руками, и это всё.
--- Контузия, множественные ушибы, трещины в двух рёбрах. Вы легко отделались, мсье. С вами хочет поговорить полиция.
Не знаю, что у меня было с головой, я отчего-то решил, что говорить будут о моём отце. Затмение какое-то.
--- Это обязательно? - страшно хотелось пить.
--- Говоря по правде, - Таракан понизил голос, - я предпочёл бы, чтобы они убрались отсюда поскорее.
--- Хорошо, - я прикрыл глаза, а когда открыл, то в дверях палаты появился... мертвец. Зомби, или как их там зовут в фильмах ужасов. В мундире полицейского, сине-зелёный, плоть отваливается на ходу. Мне показалось, что я слышу запах распада.
--- Уберите его, - попросил я. - Неужели вы не видите?
Доктор и полицейский переглянулись, и я понял, что Таракан -- такой же мертвец. Они оба осклабились и принялись медленно подходить ко мне. И не было сил не то чтобы позвать на помощь, даже отвернуться.
--- ... Мсье Деверо?
Таракан. Нормальный, живой. Рядом с ним полицейский -- тоже на вид вполне нормальный.
--- Я задам вам несколько вопросов, - полицейский взял блокнот. - Если...
--- Вы можете говорить, мсье? - Таракан прервал его жестом. - Вы уверены? Пять минут, - Таракан показал полицейскому растопыренную ладонь. - Он ещё не вполне пришёл в себя.
--- Хорошо, - согласился полицейский.
Я выслушал обычные вопросы -- видел ли я кого-нибудь рядом с собой, уверен ли, что это несчастный случай, что-то там показалось водителю, плохо работали тормоза и ещё вопросы, один глупее другого.
Я прикрыл глаза, а когда открыл, то рядом со мной была Шарлотта.
* * *
--- С тобой всё в порядке? - спросил я. Она рассмеялась и расплакалась, быстро взяла себя в руки.
--- Всё, всё со мной хорошо, я там чуть от страха не умерла. Спасибо, Брюс. Ты как?
--- Всё цело, - так заверил меня Таракан. - Сказали, недельку тут полежу, потом отпустят.
--- Я никуда не поехала, - заявила Лотти. - Нашла тут себе комнату, в общаге я всё равно не останусь. Можно, я буду заходить к тебе?
Я улыбнулся. - Конечно, Лотти.
--- Брюс, - она склонилась надо мной. - Я люблю одного человека, и другого не будет. Но я могу быть очень хорошим другом.
--- Зачем ты мне это говоришь?
--- Чтобы ты правильно понял вот это.
И она снова поцеловала меня. На этот раз вкус был сладким и непереносимо приятным.
--- Кому-то точно очень повезёт, - прошептала она и поцеловала меня в лоб. - Я вернусь, Брюс. Принести тебе что-нибудь?
--- Музыку, - попросил я. - У меня в комнате на столе плеер.
--- Хочешь, я позвоню твоей матери?
--- Нет, - возразил я. - Вот этого не нужно.
Мы долго смотрели друг другу в глаза.
--- Держись, - она сжала мою ладонь. - Ты спас меня, а я такое никогда не забываю. Увидимся!
Как только она ушла, я понял, что на шее нет «счастливого пенни». Он мог остаться там, на дороге, я мог случайно сорвать его с шеи. Но отчего-то казалось, что я ощущал его прикосновение, когда очнулся в первый раз.
Брюс, больница, 13 апреля 2009 года, 16:00
Сидеть -- лежать - здесь оказалось спокойно. Никто не приходил, кроме персонала -- голова у меня кружилась, и о своём видении, про зомби, я предпочёл не рассказывать. Не то перевезут в другое отделение и будут лечить совсем от другого.
Хорошо бы, если никто не сообщит матушке, что я попал в больницу. Она тотчас же приедет, поднимет всех на уши и будет сидеть рядом, никуда не отходя. Но сейчас мысль о том, что она может отравить своей заботой моё пребывание здесь, страха или злости не вызывала. Я вообще не мог ощущать страх или злость.
Не знаю, кто положил мне платок под подушку. Может, я сам и положил. Но когда голова начинала кружиться особенно сильно, я находил его там -- и почти сразу же становилось легче. Я ничего не понимал -- почему платок всё ещё у меня, ведь его отняли ещё там, на вечеринке. Чьи это фокусы? Ники? Или у меня уже начались галлюцинации? От платка по-прежнему пахло жасмином и он оставался неизменно чистым.
Мне показалось, что я на минутку задремал. А когда очнулся, то рядом сидела Шарлотта, в белом халате, держала в руке толстый том теоретической физики. Она улыбнулась, увидев, что я открыл глаза, и принялась читать учебник. С выражением и нараспев. Я мгновенно сбросил с себя остатки сна, уселся.
--- Лотти, что ты делаешь?
Она кивков подтвердила, что слышит и продолжила, улыбаясь и выражая неземное счастье оттого, что читает такую интересную книгу.
Я уселся. Это было и больно, и трудно, голова вновь закружилась. Я машинально полез под подушку -- платка там нет. Оглянулся, почти в панике -- заметил что-то белое у двери.
Встать получилось не сразу. Лотти продолжала читать, ей не было до меня никакого дела.
На стене у входа откуда-то появилось зеркало. Я не помнил, чтобы оно там было хотя бы три часа назад. Я сделал первый шаг, треснувшие рёбра тут же дали о себе знать, я зашипел от боли и чуть не рухнул. Ноги толком не слушались.
Я невольно посмотрел в зеркало - и меня словно окатили ледяной водой. То, что там отражалось, походило на недавнее видение, существо, отдалённо похожее на меня, но сине-зелёное, распухшее, безобразное. Оно заметило меня и принялось бить ладонями по стеклу. С той стороны. Наверное, что-то говорило или ревело, я отвернулся и замечал краем глаза, как содрогается зеркало.
Мне бы сделать ещё два шага, наклониться и поднять платок.
Лотти продолжала читать. А по зеркалу пошли трещины.
Я наклонился и свалился, сильно ударившись головой о пол. Зеркало начало рассыпаться, разваливаться, и вот уже оттуда шагнула нога...
Я дотянулся до платка, зажмурив глаза, в ожидании того, что меня начнут есть заживо.
* * *
--- Брюс!
Меня потрогали за плечо. Я проснулся, попытался сесть -- зря я пытался, скривился от боли и упал на спину.
Шарлотта. С книгой в руке. Но то был детектив, да, я припомнил -- она любит детективы.
--- Тебе что-то приснилось? - вид у неё был уставшим - круги под глазами, растрепавшаяся причёска, покрасневшие глаза.
--- Да, наверное. Я что, кричал? - я поискал взглядом стакан с водой. Лотти молча протянула его и помогла мне выпить, поддержала за локоть.
--- Стонал. Брюс, что тут происходит? Меня в больнице никто не замечает. Вообще нигде не замечает, словно меня нет.
Когда она сказала, я понял, что же мне не давало покоя последние несколько дней. Именно такое ощущение -- что меня нет, нет для многих, и скоро не будет ни для кого.
--- Только не смейся, у меня такое же ощущение, - она помогла мне улечься обратно. - Можно, я расскажу кое-что? - Шарлотта кивнула. И я рассказал, не вдаваясь в подробности, все события, что случилось после той вечеринки.
--- Это она, - тут же ответила Лотти. - Брюс, у меня что-то с головой, я чувствую. Я боюсь смотреть в зеркало. Я вижу там...
--- Зомби?
--- Откуда знаешь? - она оглянулась вокруг. В комнате нет зеркал.
Я пересказал ей оба своих видения.
--- У меня то же самое, - прошептала она. - Я не смогла толком умыться, причесаться, ничего такого. Я чувствую, Брюс, это её рук дело. Она говорила, что кого угодно может свести с ума, так и есть.
Я достал из-под подушки платок -- не показывая его Лотти, и протянул ей другую руку.
--- Помоги мне сесть, - попросил я. Она взяла меня за руку, вздрогнула, потёрла лоб. Значит, это не только на меня действует?
--- Странно, - она оглянулась. - Мне показалось... да нет, что за чушь. Минутку...
Она достала из сумочки зеркальце, осторожно глянула туда -- краем глаза -- затем посмотрела без опаски. Несколько раз открыла и и закрыла глаза.
--- Что это было, Брюс? Мне показалось, что я была в каком-то кошмаре, а потом проснулась.
--- Не знаю, - платок ей показывать точно не стоит. - Мне это помогает.
Она долго смотрела мне в глаза.
--- Научишь?
Я решил всё-таки сказать ей про платок. И понял, что у меня нет его в руке. Мне едва не стало страшно, я чуть не начал искать его повсюду, но сумел перебороть. Наверное, всё это отразилось у меня в глазах.
--- Мы с тобой оба спятили, - Лотти слабо улыбнулась. - Но знаешь, мне с тобой спокойнее. Только пожалуйста, никогда не говори Кристи, что я так сказала.
--- Не скажу, - пообещал я. Дверь палаты отворилась.
--- Мадемуазель? Что вы тут делаете?! Часы посещений давно закончились, - Таракан обвёл нас взглядом. На лице Лотти читалось -- чудо, меня заметили!
--- Простите, мсье, - она поднялась. Спохватилась, открыла сумочку. - Брюс, твой плеер. - Наклонилась ко мне, шепнула: - Я ещё приду.
Брюс, больница, 13 апреля 2009 года, 19:00
Платок нашёлся, едва Лотти покинула палату. Оказался под подушкой, как всегда. То, что платок находился в самый неподходящий момент, я уже не удивлялся.
--- Простите, мсье, - Таракан жестом подозвал медсестру. - Ситуация необычная. Весь кампус желает зайти и передать вам привет. Но вначале мы осмотрим вас -- лягте на спину, расслабьтесь, дышите ровно.
Они долго рассматривали мои ушибы и синяки. Перебросились несколькими фразами по-латыни. Звучит забавно, словно ритуал -- все цивилизованные люди знают латынь.
--- Сейчас сделаем укол, - Таракан выпрямился, довольный осмотром, и я впущу всю публику. Не всех, - он посмотрел на часы, - вам сейчас нельзя переутомляться.
«А когда можно?» - хотел я спросить, да передумал.
--- Софи, - Таракан посмотрел на часы, - закончите всё, меня вызывают.
Медсестра улыбнулась и закатала мне рукав. Смотрела мне в глаза, и что-то едва слышно шептала. Или мне казалось? Платок я сжимал в руке, его вроде бы не заметили и отбирать не стали. Едва я вспомнил о платке, как стали отчётливо слышны слова, которые она произносила -- на языке, больше всего похожем на латынь. Мне чудилось, что я понимаю кое-что. «Кровавый закат... ночь шорохов... пустынная стена...» и в таком духе.
--- Что такое вы говорите? - спросил я. - Что за пустынная стена?
Лицо её преобразилось -- пожелтела кожа, выросли, за долю секунды, челюсти, зрачки стали вертикальными. Лязгая зубами, она наклонилась, чтобы...
* * *
--- Мсье Деверо? - медсестра осторожно потрясла меня за уцелевшее плечо. - С вами всё в порядке?
Я ощутил, что взмок. Вспотел, в смысле. И эта медсестра -- Софи Молин, если верить значку -- выглядела совершенно нормальной.
--- Голова закружилась, - я внимательно вглядывался в её зрачки. Ничего постороннего.
--- Вы уверены, что сможете говорить с посетителями?
--- Да, - я попытался усесться, она не позволила. - Ваши рёбра, мсье, вам лучше поберечь их. Хорошо, я буду поблизости, если что -- звоните.
* * *
Народ, действительно пошёл потоком. Словно я был президент Галлии. Первым пришёл не кто-нибудь, а ректор. Долго восхищался моим поступком и просил считать разговор в его кабинете недоразумением. Мы расстались едва ли не лучшими друзьями.
Потом пришла София. София Лоренцо. Она всё это время избегала меня.
--- Брюс, - она смотрела виновато. - Это ужасно, что случилось! Я очень рада за тебя, правда! Только не сердись, хорошо? Я не могла подойти к тебе.
--- Я понимаю, - мне не хотелось смотреть ей в глаза, но не получалось отвести взгляда. - Жану это не понравится.
--- Глупый, - она наклонилась и чмокнула меня в щёку. Быстро, и почти неощутимо. Я успел услышать запах её волос и сердце забилось сильнее. - Только не смейся, Брюс. Я боюсь...
--- Смотреть в зеркало?
--- Откуда знаешь? - глаза её расширились. - Нет, не может быть, у тебя то же самое?!
--- Я расскажу, если хочешь.
Она оглянулась.
--- Не здесь, Брюс. Можно, я зайду к тебе, когда тебя выпишут?
--- Заходи, конечно, - я понимал, что лучше не улыбаться, хотя очень хотелось. - Я там теперь часто сижу. Если хочешь, сыграем в шахматы.
Она улыбнулась и сразу ожила. И нахмурилась, пусть и притворно.
--- Брюс, я не умею поддаваться!
--- Я тоже, - она сжала мою ладонь, и ушла, оставив на тумбочке пакет леденцов. Откуда узнала, что я люблю именно эти? Я никому не говорил, а при других вообще старался не увлекаться ими -- не люблю, когда надо мной смеются.
Следующим был, к огромному моему удивлению, Жан Леттье.
* * *
--- Привет, старина! - он подошёл, как ни в чём не бывало, словно не он с Ивом и Полем выставили меня из блока. - Хотел обнять тебя, но медсестра сказа -- не сметь, он развалится на части. Поэтому... - он осторожно пожал мой указательный палец.
Я не удержался, рассмеялся, хотя это и было больно. Сжал платок в кулаке. Что это с Жаном?
--- Слушай, - он посерьёзнел. - Между нами, я не хотел, чтобы тебя выгоняли. Но сам не знаю, затмение какое-то. Посмотри в мои честные глаза и скажи, я вру или не вру?
Не врал. Если, конечно, это были его глаза. Что и сказал.
--- Вижу, поправляешься, - Жан энергично пожал руку. - Давай, уходи отсюда поскорее, жизнь продолжается. - Он увидел леденцы. - О, да тебя уже балуют! Неужели мамочка приехала? Всё, молчу, молчу. Я не пущу её сюда, клянусь!
Ещё немного -- и мне станет худо, нельзя так много смеяться!
--- Как выпустят, - он остановился на пороге, - заходи к Софи. Мы приглашаем -- посидим где-нибудь, поговорим.
«Мы». Ну да, куда мне против Жана. Но настроение отчего-то не портилось.
Брюс, общежитие, 20 апреля 2009 года, 21:20
У меня началось раздвоение личности. Или растроение, или ещё хуже.
Оно началось давно, видимо, когда я познакомился с Ники, а теперь возвращалось, каждые несколько часов.
Там, в больнице: я не мог посмотреть в зеркало или выйти в коридор -- там бродили чудища, или персонал вёл себя очень странно. А потом что-то случалось, и всё окрашивалось в радужные тона, и жизнь становилась прекрасной.
Всякий раз это было как-то связано с платком. Я уже старался не убирать его и застёгивал карман, где тот лежал, и всё настойчивее становилась мысль -- пора к психиатру, опять.
Когда я вернулся в общежитие, то жил уже не в комнатке-чулане, а в примерно таком же блоке, что и раньше. Только теперь я там жил один. Невероятная щедрость господина ректора. Но... меня всё чаще одолевало ощущение, что я, на самом деле, всё в той же каморке, и двойственность выводила меня из себя.
Она началась ещё в больнице. Там ко мне пришёл не кто-нибудь, а Длинный. Правда, один, без Ники. Я уж не знаю, зачем он пришёл -- для него Шарлотта и Кристин были любимым поводом, так скажем, пошутить -- но пришёл. И даже вежливо пожелал выздоровления. И всё время мне казалось, что слышу почти прямым текстом: хоть раз увижу рядом с Ники -- останешься здесь навсегда.
Но была и другая версия того же вечера. Когда Поль не пришёл. И я совершенно уверен, что не могу выбрать, что же из этого было на самом деле.
Вот и сейчас -- едва я погружался в мысли о будущем, как ощущал себя и в чулане, и в новом блоке.
В новом я жил пусть и не так, как в самом начале, когда со многими передружился, но вполне сносно.
В старом я не мог посмотреть в зеркало, потому что давило жуткое ощущение -- вот-вот вместо меня там покажется уродливое существо, или за спиной в зеркале кто-нибудь появится. Ощущение было таким сильным, что само по себе сводило с ума. И тишина. Я ожидал услышать голос -- любой, которого быть не могло. Потому не мог уже засыпать без музыки в ушах -- плеер оказался очень кстати.
Но и там, и здесь, я просыпался ровно в четыре утра, или в семь, если засыпал после четырёх.
...Так вот, я и сидел, стараясь преодолеть расщепление мира, как в дверь постучали.
Брюс, общежитие, 20 апреля 2009 года, 21:25
Это была София. С шахматами в руках -- её личный комплект, старенький, маленький -- походный.
--- Не передумал? - поинтересовалась она.
--- Нет, - я отошёл от двери, впустил её. Думал, Жан войдёт следом -- нет, только София.
Пока я готовил чай, она расставила шахматы.
--- Белые или чёрные?
Я бросил монетку и получилось -- белые.
София отошла к письменному столу и села там, спиной ко мне.
--- Ты передумала?
--- Я тренируюсь. Мне необязательно смотреть на доску. Начинай.
И мы начали.
* * *
--- Брюс, - отозвалась она неожиданно. - Скажи, это нормально, если мне в зеркале мерещится всякая гадость?
Так. Кто ещё, кроме нас с Шарлоттой, не может глядеть в зеркало?
--- Давай, я расскажу, - предложил я. София не ответила и я предпочёл рассказать поскорее, пока не передумал. Мне вовсе не приятно было переживать это ещё раз.
--- Слон бэ-восемь на е-пять, - отозвалась София. Я сделал её ход и посмотрел на доску. Тяжёлое, но пока не безвыходное положение. - Брюс, знаешь, я говорила с Жаном. Только не обижайся. У него тоже что-то с зеркалами. Он так сказал, если он с Длинным поспорит о чём-нибудь, потом боится в зеркало глядеть, видит там всякую чушь. Если не спорит и делает, как скажут, то всё в порядке. Я думала, он просто сочиняет, чтобы мне не так страшно было. И он меняется, Брюс! Это ужасно!
Она расплакалась. Всё, что я мог -- налить ей воды и сесть рядом. София не позволяет прикасаться к себе, это все знают. Она потянулась ко мне, обняла и ещё сильнее разрыдалась у меня на плече. Я хотел погладить её по голове, утешить, но не осмелился -- уже получал от неё по шее.
--- Господи, вы все одинаковые, сами ни на что не решитесь, - она отстранилась, губы её дрожали. Я смотрел в её глаза и сердце билось всё сильнее. Я протянул руку, прикоснулся к её лбу, поправил сбившиеся волосы. Она улыбнулась. И я сделал то, что хотел -- погладил её по голове. Мысли смешались и не сразу вернулись на место.
--- Он почти никогда уже не шутит, - София осторожно отстранилась, вытерла глаза. - Всё рассказывает, как у них там с парнями интересно, какими они все крутыми будут. А иногда становится прежним, будто просыпается. Брюс! Мне страшно!
--- Мне тоже, - признался я. - Ты тоже изменилась, Софи.
Она кивнула.
--- Ладья а-один на а-4, - добавил я. София почти немедленно ответила, - Конь аш-пять на же-три, шах.
Я покосился на доску.
--- Под удар?!
--- Конь аш-пять на же-три, шах, - повторила она, улыбнулась, и вновь привлекла меня к себе. Смотрела мне в глаза и улыбалась. Слишком близко мы сидим, слишком близко.
--- Пешка эф-два бьёт на же-три, - я почти ощущал вкус её губ, хотя до них было ещё почти сантиметр. А она смотрела и улыбалась, и её руки обжигали сквозь рубашку.
--- Тебе мат в два хода, - добавила она и расстояние между нашими губами исчезло.
Я не знаю, как долго это длилось. Но пока длилось, в голове всё плыло и смешивалось.
--- Не надо, - шепнула она, когда ощутила, что рукам хочется обнимать её не через ткань. - Не надо, Брюс, - я отстранился, откинулся на спинку стула, прикрыл глаза. Мне давно не было так хорошо.
В дверь постучали.
Я не помню, ответил я или нет, но через секунду вошёл Жан.
--- О, какие хоромы! Брюс, можно я по вечерам буду наниматься к тебе дворецким? Буду подметать, впускать гостей, а за это буду один спать вон в той комнате?
София прыснула, метнула в меня взгляд, полный радости. И не только радость была там.
--- Так, дети мои, чем это вы тут занимаетесь? - вопрос был не праздный -- София с красными глазами, растрёпана, я сижу с лицом, на котором всё читается. Попались, называется.
--- Он у меня выиграл, - София вскочила и бросилась к Жану и вполне натурально расплакалась.
--- Это как это он смог? Ты что, поддавалась? - он строго посмотрел на неё.
--- Нет, - София покраснела. - Дала ему фору.
--- Ну, с форой не считается, - Жан обнял её и поцеловал. - Подумаешь, фора! С форой любой дурак выиграет!
Я предпочёл отвернуться.
--- Тем более, Брюс, который у нас совсем не дурак, - закончил Жан и мы все рассмеялись.
Наверное, это был последний вечер, когда хоть кто-то не вспоминал Ники и был самим собой. Таким, каким был в прошедшем году.
* * *
--- Брюс, - София вернулась ко мне минут через пять после того, как мы решили закончить вечеринку. Да. Было очень здорово. И теперь у меня внутри горела ещё одна двойственность. Что бы там ни вытворяла Ники, я не мог относиться к ней плохо. И София, конечно, это чувствовала. - Я шахматы забыла.
Она затворила двери за собой.
--- Брюс, - она потупилась. - Можно, я буду иногда приходить сюда? Мне страшно сидеть там одной.
Я чуть было не ляпнул, «тогда позови Жана», но вовремя одумался. Страшная вещь, ревность. И умом понимал, что София любит не меня, и понимал, почему сегодня случилось то, что случилось, но трудно перебороть такие вот простенькие и низменные побуждения.
--- Он меня почти не замечает, - она вновь расплакалась, я обнял её. - Только о себе, о них, и голос как у робота. А здесь он становится человеком. Можно?
Вот оно что. И я чуть не разозлился.
Она отступила на шаг.
--- Я не звала его, - она понизила голос. - Если ты думаешь, что звала, то я уйду, Брюс, насовсем.
--- Не уходи, - она подняла взгляд. - Прости меня, Софи.
--- Прости меня, Брюс, - она снова расплакалась. Мы долго так стояли. Я гладил её по голове, что-то шептал, не помню, что. Потом был ещё один поцелуй -- краткий, как мгновение, но сладкий, как мёд.
--- Заходи, Софи, - я протянул её коробку с шахматами. - Когда захочешь.
Она улыбнулась, помахала рукой и убежала. А шахматы не взяла.
Брюс, общежитие, 21 апреля 2009 года, 4:35
Я проснулся почти на полчаса позже обычного -- и ощущал себя нехорошо. Словно съел накануне что-то не то -- в голове мутно, в животе непорядок. И острое, непередаваемо сильное побуждение немедленно подышать свежим воздухом.
Я вышел в коридор -- тихо и спокойно, все спят -- и пошёл в сторону лоджии. Комнаты отдыха. Зимой там было слишком прохладно, а сейчас в самый раз.
Одно из окон было приоткрыто, и свежесть стояла неописуемая. Я так и сел, у порога, на ближайший стул.
--- Можно? - я услышал голос, который теперь боялся слышать. Ники. Но не ощущается приторного запаха духов -- как в дешёвой парфюмерной лавке.
Я пожал плечами.
--- Так можно или нет? - переспросила она резко.
--- Можно, мадемуазель де Сант-Альбан, - отозвался я равнодушно. Она перешагнула порог, и я увидел её. Почти без косметики, со своим лицом. Одета в халат. Вот ещё номер! И где это Поль, почему его собственность в таком виде вышла на лоджию?
Что ты задумала, Ники?
Она уселась на соседний стул, скрючилась, спрятала лицо в ладонях.
У меня начала кружиться голова и возникло чувство нереальности -- раздвоение, растроение и всё остальное. Я машинально полез в карман и не удивился, что платок там.
Она начала раскачиваться из стороны в сторону, словно ей было совсем худо.
--- Господи, как мне плохо, - она проговорила едва заметно. - И всё из-за тебя.
Час от часу не легче. Сейчас очень не хватает Поля. Чтобы вышел из коридора и дал мне в челюсть, а ей -- в лоб. И было бы, за что.
--- Да не будет его! - крикнула она так, что я вздрогнул и обернулся. Никого. Пока ещё никого. - Никто не придёт, - и она истерически рассмеялась. - Никто не придёт, пока не скажу.
Она выпрямилась, взяла меня за руки, повернула к себе.
--- Я почувствовала это в первый же день, - она смотрела мне в глаза, а я видел -- глаза чистые и ясные, нет там никакого безумия или игры. Хотя она уже не раз обманывала меня. - И знаю, что ты чувствуешь. Скажи! Скажи это мне!
--- Не вынуждай на откровенность, - я поднял взгляд. - Поздно.
--- Ничего не поздно, - она притянула меня к себе, а я не мог отстраниться. Не так давно я ощущал Софию рядом с собой. И сейчас хотелось встать и уйти. - Ничего не поздно, потому что ничего не было! Ты даже не знаешь, что ничего не было, - она поцеловала меня -- силой, я вовсе не хотел этого. - Знаешь, что самое страшное? Что ты всё забудешь, что я сказала, и не поймёшь меня. Никогда не поймёшь.
Она смотрела мне в глаза и я не мог, хотя очень хотел, вызвать ни гнев, ни даже презрение.
--- Брюс, - она смотрела мне в глаза. - Я люблю тебя. Это нелепо, такого нельзя, ты всё это забудешь насовсем, но я так не могу. Я люблю тебя, - прошептала она едва слышно. - Сделай же.
--- Что сделать?
Она прикрыла глаза.
--- То, что хотел ещё тогда. Представь, что ничего не было. Что ничего плохого не было. И сделай.
--- Я не могу, - я встал. Сразу стало легче.
--- Я не хочу тебя заставлять, - голос её дрогнул. - Я больше не сделаю тебе ничего плохого, обещаю. Просто держись от меня подальше. Веришь?
--- Да, верю, - сказать ей неправду я не смог.
--- Тогда сделай, - она прикрыла глаза. - Всё, что хотел. Нам никто не помешает.
И я сделал. Поцеловал её, хотя очень трудно было забыть то, что было. А временами казалось, что, действительно, ничего не было, и мы с ней виделись каждый день, а может и не только день, и мир был прекрасен...
В какой-то момент мне захотелось большего. Но... я вспомнил Софию. И не смог.
Медленно отпустил её, отодвинулся.
--- Брюс, - она взяла меня ладонями за щёки. - Сейчас ты многое забудешь. Мне плевать, раз так случилось, просто помни, я сейчас говорила правду.
И голова поплыла, и память начала перемешиваться. Я пришёл в себя и не мог понять -- почему я в лоджии, и почему сижу на полу, и что тут делает Ники в халате.
--- Ты запомнил? - спрашивает она. И я вижу Ники -- раскрашенную, надушенную так, что хоть одевай противогаз, с недоброй улыбкой -- и подтверждаю.
--- Иди, - она отворачивается. - Иди отдыхай, Брюс. С тобой больше ничего не случится.
Я дошёл до своего блока, и там, внутри, меня скрутило. Я снова умирал и никак не мог умереть. Платок... в какой-то момент мне показалось, что она забрала его, но нет -- вот, в кармане.
И всё вернулось. Я уже не удивился, что помню разговор с ней, точнее два разговора, которые не могли случиться в одно и то же время, но случились. И вспомнил её указания. Не подходить к её комнате. Не разговаривать с Полем. Задержаться здесь на пять дней после начала каникул, она должна передать мне что-то очень важное.
Я устал. Да, она всё поняла, но я не мог бы там признаться ей. Ведь она могла просто рассмеяться мне в лицо, или что похуже.
* * *
Она была права, оставшееся до сессии время ничего не происходило. Меня вновь все забыли -- но на этот раз вспоминали и старались угодить, если я появлялся сам. Это было неприятно, но лучше, чем раньше.
И София -- она одна не «забыла», и приходила, почти каждый вечер. Соблюдала дистанцию -- взяться за руку было самой большой близостью. Но с ней становилось спокойно, и мы говорили о всякой всячине. Обо всём, кроме того, что происходит у нас перед глазами. Но и она, и я понимали -- она уедет вместе с Жаном, как бы он ни изменился.
И самое невероятное -- мне перестала звонить матушка. Я сам звонил -- раз в неделю -- терпеливо выслушивал расспросы, старался быть спокоен и приветлив. И мне удавалось.
Каникулы начались почти неожиданно. София, как узнала, что я немного задерживаюсь, сказала мне по секрету -- Жан тоже задержится и тоже на пять дней. Ну что же -- значит, ещё не время прощаться.
Она плакала, и осталась у меня на ночь. Мы не спали в эту ночь и то говорили о всякой ерунде, то играли в шахматы. Два раза я смог сделать ничью. Могу гордиться.
Утром последнего дня я проводил возмутительно бодрую Софию и -- едва успел закрыть дверь и дойти до кровати.