- Какая же всё-таки гадость эта математика! – в сердцах воскликнул Приск Аттал и хлопнул по воде обеими ладонями с такой силой, что брызги едва не достигли высокого свода терм.
- Нет, не подумай, я хоть и из Азии – но не мракобес какой, не фанатик, науки уважаю, - продолжал Приск, по-прежнему страстно. – Философия, там, астрономия. Риторика, опять же, грамматика – полезные весьма даже науки, без них никуда. Но математика? Презренные куцые цифирьки, бездушный счёт на костяшках, что возносится над живым человеческим общением…
- Ты действительно хочешь отправиться в Равенну и насладиться живым общением с Гонорием? – почти без усмешки осведомился Иовиан, императорский посланник в Риме, прибывший с час назад и, увы, в силу своей миссии вынужденный платить за радушие городского префекта весьма неприятными для него вопросами. Вынужденный, поскольку эти двое были старинными приятелями, а в денежных делах – и более того.
Аттал фыркнул:
- Нет, ну зачем же? Для этого есть ты! Но вот чего я не понимаю, так это – зачем бы человеку столь высокого, божественного, можно сказать, достоинства, вникать в эти дурацкие цифирьки-таблички, в эти унылые доклады и описи?
- Затем, - сказал Иовиан, - что хотя долгое время мы почитали все добродетели нашего императора безграничными, но оказалось, что по меньшей мере глупость его - всё же имеет пределы. И он догадался учинить ревизию, прибегнув ко столь ненавистной тебе математике. Так уповать ли нам теперь на беспредельность августейшего милосердия?
- Что, так серьёзно? – Аттал старался не терять живости и присутствия духа, но было видно, что ему сделалось несколько неуютно. Ласковые, безмятежные воды тепидария терм вдруг навеяли ему фантазию о студёной стремнине Тибра, куда он летит с Тарпейской скалы, зашитый в глухой мешок из рогожи. Но он тотчас вспомнил, что Тарпейская скала никоим образом не выходит на Тибр, и на душе странным образом полегчало.
Иовиан развёл руками:
- Ну как сказать? Гонорий, конечно, в цифрах не силён, но учёные подняли древние архивы и вывели, что каждая возведённая тобой занюханная инсула обходится едва ли не в цену Колизея при божественном Тите.
Аттал возмутился:
- Ффу! Что значит, «в цену»? А инфляцию-то они куда дели? Это ж сколько золота в Испании намыто было, со времён-то божественного Тита?
Иовиан покачал головой и опроверг:
- Они учли инфляцию. Они вели счёт и на золото, и на железо, и на хлеб. А потом они взяли рыночные цены на поросский мрамор, и…
- Да что мрамор? – с горячностью перебил Приск Аттал. – Что мрамор? А люди? А работа? Легко рассуждать: «во времена Тита»! Да тогда ведь люди были – идейные! (Он многозначительно и с напором вознес указательный палец) Тогда ведь все мастера, художники, там, скульпторы, зодчие всякие – они ж во славу Рима трудились! Сами, поди, приплатить готовы были, чтоб город украсить. А ныне – сыщи-ка хоть какое бескорыстие в сей растленной юдоли порока и крайнего индивидуализма!
Благородное лицо префекта омрачилось скорбью и негодованием.
- Виноват, рабы – они тоже во славу Рима трудились? – полюбопытствовал Иовиан и пояснил: – Они там посмотрели графу «провиант» и подсчитали, что у тебя каждый раб жрёт, как четыре преторианца!
Аттал вскинулся:
- Нет, а ты видел этих рабов?
- А ты видел преторианца, узнавшего, что питается вчетверо хуже раба на строительстве ночлежки? – спросил в свою очередь Иовиан.
Аттал прикусил губу. Он понимал, что крыть нечем. Было ясно, что он слишком, чрезмерно увлёкся обустройством вечного города, и хотя живописные виллы лучших людей префектуры, в последние годы жемчужным кольцом охватившие древний Рим, служили подлинным украшением ландшафта, император, с его этим неуместным пристрастием к дотошной математике и недостатком архитектурного вкуса, мог не оценить изящества новостроек.
- Впрочем, друг мой, - Иовиан заметно смягчился, - я был бы не я, когда б не принёс и благую весть. Мне без нужды смотреть на твоих эпических рабов, а тебе, дай то боги, не доведётся лицезреть обиженных преторианцев. Ибо видел я, едучи сюда по Фламиниевой, зрелище получше, внушающее весьма светлую надежду.
Он многозначительно умолк, соблюдая риторический канон.
- Какое же? – вопросил префект, едва сдерживая радостное нетерпение.
Иовиан прищёлкнул пальцами и раскрыл было рот, чтобы поведать, но его упредил истошный вопль и сразу вслед за ним – громкий всплеск воды от рухнувшего в неё тела.
То юный квестор, вбежавший со своим известием в тепидарий, оскользнулся на мокром мраморе и не удержался на краю.
Крик же его был: «ВАРВАРЫ!»
Иовиан поморщился, слегка досадуя.
- Варвары? – Аттал приподнял брови. А лишь голова его помощника показалась из воды, уточнил: - Луций, дружок, какие именно варвары? Надеюсь, не германцы-легионеры?
- Нет, дядя Приск! Натуральные варвары! Совсем дикие! Сам видел! На Фламиниевой. Кажись, готы.
Юноша был очень возбуждён, запыхался, и дёргал головой, освобождая уши от воды. Но и сбивчивый его доклад давал достаточную пищу для размышлений. Перемолов её энергичным движением желваков, Аттал вознёс палец и заговорил медленно и торжественно, будто бы диктуя для писца:
- Заслышав ужасную весть о приближении полчища свирепых дикарей, народ Рима и городские власти приняли решение держаться насмерть, до последнего вздоха, как и подобает гордым сынам Ромула и, эээ, Марса. Однако же…
- …Лукавые рабы открыли городские ворота? – предположил Иовиан.
Аттал помотал головой:
- Не пойдёт! Гонорий может прислать войска, чтобы покарать рабов.
- Тогда – язычники, недовольные христианскими порядками?
- Тем более. Он приедет покарать язычников, а я ведь и сам – того. Нет, Соляные ворота перед лицом врага распахнула… - тут он припомнил известную гетеру, чьих объятий не миновал ни один знатный юноша на пороге зрелости, за что она снискала прозвище «Проба», - Соляные ворота открыла некая Проба, дева сострадательная и добродетельная, но неясного социального статуса и религиозной ориентации. Я так полагаю, нежное сердце её исполнилось печали при виде сограждан, терпящих неописуемые муки вследствие долгой осады, и она предпочла покончить с сим бедствием, пусть даже ценою разорения города варварами.
- Логично, - похвалил Иовиан. – Вот только почему Соляные? Они разве на Фламиниевой?
- На Соляной, наверно? – предположил Луций.
- Ай! – префект махнул рукой. – Этот Рим – он такой огромный! Кто упомнит, где там что? Короче, Луций! Подай-ка мне мою боевую… тогу – и вперёд, к воротам!
- За императора, за Рим! – провозгласил Иовиан и решительно потряс стиснутым кулаком.
***
Полчище варваров было воистину неисчислимо, ибо никто не трудился считать. Но было их точно не меньше сотни, а может, и все полторы. И были их лики свирепы, ибо иных не бывает среди варваров, и были у них бороды, и были на них одежды из шкур диких зверей, наводящие ужас.
- Так-так! – молвил Приск Аттал, бесстрашно выйдя за ворота, а не менее отважные товарищи, Иовиан и Луций, сопровождали его. – И верно сказано: все дороги ведут в Рим. Ну что ж, не проходите мимо!
- Да как же тут пройти! Грех-то какой: у Рима быть – да в нём не побывать, - ответствовал предводитель варваров, ликом всех более свирепый, ибо в нём сквозила и некая первобытная смышлёность, бородою всех более устрашающий, ибо она была прилежно расчёсана, несомненно, рукою пленённой девы, и на плечах его была горностаевая мантия, что само по себе могло бы обратить в бегство защитников менее решительных. Но не таковы были наши герои.
- Приск Аттал, вроде как, градоначальник здешний, – представился Приск Аттал, являя гордое достоинство истинного квирита. – А это мои друзья, в бане вместе парились. Ну а вы кто будете, люди добрые? – строго вопросил он.
- Готы мы, - отвечал носитель горностаевой мантии. – Я лично – Аларихом прозываюсь, национальный лидер. – Но тотчас, будто смутившись, пояснил вполголоса: - В смысле, ребята на сходке выбрали: будь, говорят, за главного, если что.
- А вы которые готы: западные или восточные? – поинтересовался Луций, имевший интерес к этнографии.
- Да скорее западные. Визиготы, по-вашему, значит.
Аттал раскинул руки:
- Ну, тогда всё хорошо! Но вот будь вы ОСТРОготами… - он нахмурился столь грозно, что врагов обуял трепет.
- А что бы тогда? – спросил варварский предводитель, оробев.
Аттал рассмеялся и от души хлопнул его по плечу:
- Да тоже ничего! Какая нам, ей-богу, разница? Мы всем гостям рады! – но подумав, уточнил: - Хотя визиготам, конечно, особенно рады.
- Мы, это… - Аларих запинался, всё ещё робея. – Мы, как бы, очень интересуемся посмотреть достопримечательности древнего и вечного Рима. Знаменитые, там, постройки, выдающиеся творения гениальных зодчих, неподражаемые скульптурные композиции, старинные здания религиозного культа, опять же. Ну, если это возможно.
- Ага! – Аттал осклабился лукаво и плотоядно. – Понимаю! Разграбить, значит, наши храмы. Разорить одеоны. Содрать золочёные листы с куполов. Неумолимым и сминающим всё на своём пути сапогом пройтись по нашим форумам. Понимаю!
Аларих так застеснялся, что даже слегка отшатнулся:
- Да что вы такое говорите! Прямо, дикость какая-то. Как можно-с! Нет, только посмотреть. Мы ж – с превеликим нашим почтением!
- Только посмотреть – и всё? – Аттал прищурился.
- Ну… - тут Аларих и вовсе сконфузился, потупив взор. – Вообще-то, у нас ещё с продовольствием затруднение. Поиздержались мы в пути. Хлебушка бы нам, а? – он нашёл в себе силы поднять глаза и взглянуть с надеждой. И тотчас заверил: - Но мы отработаем, честное слово!
- Хлебушка? – раздумчиво молвил Аттал. И воодушевился со всею своей воинственностью: – Значит, громи закрома, умри все амбары! Да, хлебушек – это в Остии. Прямо вот так вниз по Тибру – не промахнётесь. Но для начала, конечно, здесь оттрапезничаем. Горячие порционные обеды – всем. И экскурсия – само собой. За счёт города. Проходите-проходите, гости дорогие!
***
- Вау! – изрёк Аларих на своём варварском наречии. – Неужто сам Колизей? Экое, знаете ли, монументальное величие, нисколько не умаляющее чувства ажурной лёгкости конструкции, будто бы парящей в воздухе! Подумать только: пятьдесят тысяч зрительских мест, семьдесят шесть лестниц, сложнейшие механизмы для наумахий…
- Эээ… - изрёк Аттал на латыни и скривился. – Это ж когда было-то? А нынче Гонорий наш и сами-то игры запретил.
- А что так? Христиане кончились? – Аларих улыбнулся, давая понять, что шутит.
- Нет, львы. Сами знаете, каков нынче христианин пошёл: дай волю - и слона загрызёт.
Аларих улыбнулся снова и заверил:
- Ну, мы-то, ариане, люди мирные. И, конечно, против всякого кровопролития. Но вот сам размах сооружения – он впечатляет, знаете ли.
***
- Неужто сам великий Пантеон? – восклицал варвар Аларих. - Знаете, я много читал о нём, но думал, что изрядно преувеличено. Теперь вижу: напротив, никакими словами нельзя передать истинной грандиозности сего сооружения. Вот только не разберу, простите уж моё варварство: колонны – они тут римско-дорического ордера, или же композитные с коринфским влиянием? То бишь, я именно колонны имею в виду, а не пилястры.
- Эээ, - сказал Приск Аттал. – Ну, думаю, кто строил – тот знал, что делал. Мастера, да, истинные мастера. – И воодушевился: - Ведь во славу, эээ, цивилизации и Рима строили, совершенно бескорыстно притом! А нынче, скажем, простенькую совсем виллу закажешь – так и обдерут, и… Ай!
Проезжая мимо Трояновых терм, они повстречали группу небогато одетых парней, тащивших на плечах массивную свинцовую трубу с бронзовыми вентилями.
- Что это вы творите? – строго вопросил Приск.
- Ну, дык! – ответили квириты. – Пропал же Рим! Варвары ж в городе! Так хоть что – сохраним.
- Труба, конечно, была золотая? – вполголоса уточнил Иовиан, когда они отъехали.
- Разумеется, - подтвердил Аттал. И рассмеялся: - А вообще, как говорил какой-то древний грек: «Им дай точку опоры – они и сам бассейн своротят налево!»
- Виноват, это вы, наверное, имеете в виду великого Архимеда из Сиракуз? – вмешался Аларих, не до конца понимая, впрочем, о чём был разговор.
- Эээ… Ну да, наверно, - подтвердил Приск.
***
- И вот тут, пожалуйста, извольте расписаться, - Приск Аттал протянул Алариху, уже готовому покинуть город, пергамент. – Это у нас гостевая книга, значится.
- Ах да, с превеликим удовольствием! Вот только, - варвар слегка замялся, - как лучше будет: виргилиевым стихом на латыни или же гомеровским гекзаметром на греческом?
- Да вы просто имя своё пропишите, мол, я, Аларих, был здесь – и всё! – посоветовал Иовиан.
- Ну нет, оно как-то… непочтительно получится. Давайте я так напишу:
«Я, Аларих, был здесь и видел Рим,
И он меня всецело покорил!»
Это ж, вроде, даже в рифму выходит… ну, почти, - Аларих немного покраснел.
- Нет! – решительно пресёк Аттал. – На латыни так не говорят. А надо:
«Я, Аларих, был здесь и видел Рим,
И я его всецело покорил!»
- Но это ж получится, будто бы не Рим меня, а я Рим покорил? – робко возразил варварский вождь.
- Вовсе и не получится! – опроверг Аттал. – И уж не станете ли вы, сударь любезный, спорить со мной, римским префектом, о латинской грамматике? Грамматика – то наука полезная и мною любимая. Пишите, как говорят, а не то осрамитесь! И вот имя ваше – внизу странички поставьте. У нас так заведено, знаете ли.
- Ну ладно… - Аларих пожал плечами, сконфуженный пуще всякого прежнего.
***
«Я, Аларих, был здесь и видел Рим,
И я его всецело покорил,
А в счёт выкупа во избежание полного разорения города взял пять тысяч фунтов золота, пятьдесят тысяч фунтов серебра, сорок тысяч весьма упитанных рабов…»
- Не забудь про три тысячи фунтов перцу! – напомнил Иовиан.
- Не забуду! – пообещал Приск Аттал. – Но и ты не забудь подтвердить, что варвары разграбили хлебные склады в Остии, а потому пришлось срочно закупать в Африке зерно по тройной цене.
- Ну, за императора и Рим! – Иовиан вознёс бокал, когда его приятель наконец закончил описание варварских бесчинств между стихом и подписью Алариха.
- Ну да, за Рим… - Аттал, будто нехотя, поднялся и взял свой бокал. И посетовал: - Вот только: за что мы пьём? Где былое величие? Всюду – сплошь упадок нравов… И воинствующий, знаешь ли, индивидуализм. Подумать только: вечный город пал перед натиском варваров! Да такого ж не бывало с галльских времён! И что, спрашивается, за император такой этот Гонорий, чтоб за него пить, когда он допустил сие? И само его имя, какое-то оно… А знаешь, что?
Собравшись с решимостью, он, слегка пошатываясь, вернулся к пергаменту и приписал:
«А также назначаю императором Приска Аттала, до того бывшего префектом Рима, а этот гондон Гонорий может себе ехать на какой-нибудь курортный остров, и того с него будет довольно. Вот так!»
Пояснил приятелю:
- Там ещё место оставалось!
- Ну а когда ты завтра проснёшься, похмелишься? – прищурился Иовиан, ознакомившись с последним дополнением к «эдикту Алариха».
- Ай! – Приск махнул рукой. – Всё одно: пропал Рим, пропал…