(Избранные главы из интернет-романа «Туннель»)
"Наивным по-детски и тихим был он,
Любил жизнь на зависть всем им.
Теперь только стон...
Глаза распахнуты в синь,
Время бежит.
Кадык кровавый в траве лежит...
Что за, жизнь!? Скажи!..."
(Чёрный жемчуг)
***
...Я рос самым обычным ребёнком в самой обычной советской семье. Детсад. Школа. Институт.
Армия. Последняя - притягивала, страшила и отталкивала одновременно… Афганистан... И
эта непонятная затянувшаяся война, дающая о себе знать время от времени...
тяжелыми цинковыми гробами, слезами матерей и отцов. Везли оттуда близких,
друзей или совсем незнакомых солдатиков, пацанов еще, в общем-то, на чью долю выпало
чудовищное на фоне всеобщего застоя испытание.. Нет, не выпало,
конечно же, нет, его выписали, выдали под подпись, принесли, положили в почтовый
ящик… в форме повестки-призыва на «действительную военную службу», а кое-кому -
- «повестки на СМЕРТЬ»...
...Друг старше меня на год… Проводили весело. Вернулся цинковый гроб. И он.
Одетый в него. Слезы матери, маленькое оконце в иной, теперь уже в Его мир…
Отрезанная бледная голова. Наспех пришитая к телу военврачами. Крепко
сжатые в мертвой хватке челюсти. И мертвенно-бледные губы. С мелкой бесцветной,
пшеничной порослью на них. Выпуклые по бокам желваки. Крепко-накрепко
зажмуренные глаза. Наверное, отказывающиеся видеть всю МЕРЗОСТЬ этого мира.
Презирающие его! И, как бы, смотрящие назад! Вовнутрь! В тот другой, иной мир, который там.
Далеко позади нас. Или впереди? И который, может быть, лучше нашего…. Выпотрошенные
внутренности... Чувство беспомощности, от осознания того что сделать для него ничего больше нельзя...
Лютая ненависть. Сжатые кулаки.
Я помню это, будто всё это было только вчера. Будто не было этих 20 с лишним лет…
Но я знал ещё до службы, точнее, - предчувствовал, что служить буду в
другом месте. И «чаша сия минует меня». Иногда страшно жалел об этом. И тогда дух
мщения входил... Кулаки самопроизвольно сжимались. Зубы скрежетали. А губы
белели, наверное, также, как у него, моего самого близкого мне друга. В те самые страшные и последние
секунды его жизни…
...Я знал, конечно же, знал, что батя служил в Афгане. Что ему «подфартило»
и он чудом остался жив. Что был он боевой командир. А не отсиживался в штабе,
словно крыса. Что он действительно «заработал», заслужил себе теперь этот «отдых». Который мы,
простые солдаты, по глупости и молодости, считали - «отбыванием срока»...
-Скажи мне, отец, может быть, ты знаешь что-то… о нём, ну… о моем друге, лучшем друге,
который у меня был… и которого сейчас уже нет… ведь он служил в
одно время с тобой! В артиллерии… Мне же говорили! Его армейские
друзья…
Я ждал ответа. Была ночь. Мгновения складывались в секунды, а секунды - в минуты, но ответа
не было. Он лежал на штабном диване, закрыв глаза и… молчал… И это молчание растягивалось в
невыносимую для меня вечность.
-Ну что же ты молчишь, командир?
После долгой паузы:
-Часть…
-Что?
-Я говорю, место, где он служил? - Повысил голос. В нём -
послышались железные ноты. Это говорило об одном - растущем
неудовольствии моим неуместным вопросом. Или темой, заведенной мной
так некстати.. Я назвал всё, что знал о его месте его службы...
Снова терпеливо ждал затянувшийся ответ. Его не было… Наблюдал за его реакцией.
Даже привстал. В этот момент нужна была хоть какая-то достоверная информация...
Но её не было… Ни один мускул не дрогнул на суровом лице полковника.
Его дыхание было все тем же: ровным и спокойным. Просто лежал, закрыв глаза,
и молчал… Время остановилось… И всё вокруг потемнело. Остался только он один. Безмолвно лежащий рядом.
«Эх, как же узнать правду? Здесь и сейчас! Назад пути нет.»
НИКОГДА. ...Страшное слово. Оно - как смерть. Его сестра. Напоминает нам о конечности и бренности нашего
существования. Оно душит наш разум и он отказывается в него верить…
Просто увиливает от необходимости его осознать и представить во всей своей жуткой полноте. В эти страшные
моменты разум просто переключается на что-то другое, более привычное и
стабильное…
Я понял: судьба распорядилась и дала мне шанс… Узнать правду. А сама -
отошла в сторону. Насмехаясь. Наблюдала за мной. За моей решительностью и
настойчивостью.
-Что же ты молчишь! Его звали Сашка, слышишь, Сашка Кузнецов! Фёдорович он был...
Я понял, что повысил голос. И что – уже теряю над собой контроль...
Командир безмолвно лежал на всё том же штабном диване, и только лёгкий скрежет
зубов предательски выдавал его внутреннюю борьбу с самим собой… А может быть,
не с самим с собой, а со своей памятью?! «Может быть, он действительно знает что-то о моём Сашке?!»
Продолжал ждать затянувшийся ответ...
-Распространенная фамилия. - Процедил он сквозь зубы…
Я вскочил на ноги и рванул своё ХБ, - в левом внутреннем кармане была записная
книжка, вот сейчас… вот… его армейское фото, маленькая потрепанная карточка…
рванул обратно к безмолвно-лежащему полковнику… схватил его за плечи и
стал сильно трясти, окончательно потеряв над собой контроль…
-Скажи мне! Прямо сейчас! Слышишь? Скажи мне… Ты его знаешь? Ответь!
Да или нет? Что ты молчишь? А?!!!
Его левый глаз чуть приоткрылся... И я отпрянул… От того ужаса, что увидел
в нём… Батя схватил меня одной левой за шею, вскочил, махом
сбил на пол. Навалился всем мощным грузом. Его огромные руки мёртвой хваткой
сжали моё горло. Всё сильнее и сильнее. И только обезумевшие глаза с расширенными
зрачками блестели в свете луны и звёзд.
Я понял, что мне конец…
-Что ТЫ знаешь об этом? А?! Сучонок!!! Молчи, слышишь! Молчи! Заткни свое ее-ло!
Замолчи, сс-сука!!! - Орал он, продолжая своими огромными руками меня
душить… Я быстро терял сознание и почти уже не сопротивлялся..
-Да-да... вот этими руками... я держал его голову... а потом, завернув в
полотенце, нес её отдельно... у своего сердца... в то время как тело его, или то,
что от него осталось... волокли сзади солдаты в плащ-палатке… Ты слышал?!
Сучонок!!! Ты ЭТО слышал?! Ты ЭТО хотел услышать!? Так слушай же!!! Делал я это не
раз! Понял?! Ты меня понял?!!!
...Он посмотрел на свои руки, потом на мою, наверное, уже посиневшую голову, потом снова
на свои руки. Щелчок. Пауза. И - перестал душить... А только тряс уже в своих мощных руках.
Его глаза теперь смотрели куда-то далеко.
Сквозь меня.
Я вдохнул воздух полной грудью… и с хрипом выдавил:
-….Хватит уже, батя, слышишь, хватит уже… прости… прости меня… ради Бога…
-Нет Бога, слышишь? Нет Бога в этом мире! Он умер! Одна только мерзость! Ты
слышишь… Одна мерзость!!! И зло! - Он, постепенно успокаивался. А по его бледной
щеке текла скупая и одинокая, как он сам, мужская слеза….
Время стремительно закружилось в водовороте ярких красок и необычных звуков, переливаясь
в глазах всеми оттенками обновившегося бытия...
Я слышал его сердце - оно бешено колотилось, пытаясь вырваться наружу…
…………………………
-Отец! А может… Бог – это и есть вот эта обычная мужская боевая дружба!? Которая вечна!
Которую никому и никогда не разрушить?! – Робко заметил я всё ещё хриплым голосом, - шея продолжала
ныть от боли.
-Может быть... Так оно и есть… - Наконец, успокоился он и пристально посмотрел на меня..
Прошло несколько минут…
-Тогда… прости меня и ты, "сынок"!
…………………………….
Мы долго говорили с ним в ту ночь, и я заснул спокойным, безмятежным ровным сном
а оставшийся до подъема час показался мне длинной и счастливой вечностью...
***
...Интересное слово ВЕЧНОСТЬ. Дряхлая старуха - Мать наша... Оно
напоминает о бесконечности существования. Укрепляет разум. И
он от этого делается всё сильнее и сильнее…
***
(В нашем городе есть памятник погибшим в Афганистане солдатам и офицерам. На одной из его плит выбито имя и фамилия Сашки... Вот и всё, что, в общем-то, у меня от него и осталось...
ТОЛЬКО ПАМЯТЬ...)
Ник Иванов. 13. Июль. 2010.