1-Е МЕСТО на ресурсе Самиздат
в конкурсе авангарда "Тайна Тайн"
Эпиграф: "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью..."
(марш Сталинской авиации)
Служили на границе три товарища. Спереди, за рекой, куда ни глянь, ненависть лютая, а за спиной... не, не Москва. Русь-матушка. Звали товарищей Чапай, Петька и Анка-пулемётчица. Дружно жили. Врагов били. Жизнь любили так, что и смерть не брала. Потому как только подступала, Василий Иванович закручивал свой ус и запевал:
– Вот пуля пролетела...
– И ага, – подпевали Петька с Анкой.
А в перерывах между жизнью и смертью о Самом Главном мечтали. Как станут человеки людьми. Перестанут красть, предавать, лгать. Воспарят в облака чистые заводы, вырастут как грибы дома и раскинутся в парках школы и Дворцы культуры.
Но однажды, под вечер уже, явились каппелевцы, белочехи, отморозки и другие чатлане. Несут весёлого Роджера, как хоругви, на половой тряпке. Такая вот свобода студентов Йельского универа - переступать по головам. Солнце искрами догорает. В небе красный ероплан Нестерова кружит петлями, против чёрных коршунов бъётся. В море-океяне радист Попов с корабля на корабль сигнал SOS посылает. Идут палачи большевизма, словно туча стелится. Через поля шагают, через леса. Как саранча, всё на своём пути сжирают - пустыня позади смерчами дымится. Маршируют, как на параде, сапогами землю бьют. Пурпурное сердце в полгоризонта вздрагивает.
Выглянула Анка за дверь, потемнела грозою:
– Больные. На приём пришли. Эти хуже врага. Предатели.
– Лечить? – поинтересовался Петька. – Отправить в карантин? Удалить?
– Будем удалять, – отрезал Василий Иванович.
В первых рядах фаланги, под звуки марша Шопена, процентщики, спекулянты, мальчики-мажоры. Штыки наперевес. Мошна к мошне, сапог к сапогу. Закатав штанины и разрезав мышцы вдоль оголённой ноги, демонстрируют прогнившую белую кость. А позади, на паланкине, в чёрном аглицком мундире, верховный заправитель, Колчак всея Руси, идолище поганое тушею над войском громоздится. Тащут его на себе с полтыщи солдатиков-землекопов. Те, что от зари и до заката. Тащут, а сбросить не могут, потому как скованы одной цепью да связаны одной целью.
– Сдавайся, быдло, – призывают буржуины, – Што воля, што неволя, – и руками приглашающе машут, папиросками курят, – Мы вас убивать не станем. Только шомполами проучим, как супротив господ идти. Девку солдатне бросим. Всё равно она у вас общажная.
Смолчал Василий Иванович, только за инстрУментом потянулся.
– Петьку в "Дом-2" на попкорн обменяем. Глобализму научим. Тебе же, Чапай, колбасы чесночной немецкой дадим, варенья банку, печенья пачку. Будешь кажый день анекдоты слушать. Почувствуй разницу.
– Вор должен сидеть в тюрьме, – обрубил языки Василий Иванович и метнул первую гранату, – А это вам, сволочи, за Герцеговину Флор. – И стал кидаться уже не переставая.
Запрыгали белые, как блохи на сковороде: "Боже, сохрани и помилуй!". Стали разбрасывать окрест ошмётки веры, царя и отечества.
– Вот увидишь, Петро, – сказал Чапай в перерывах между бросками, – Наступит светлое завтра и будем мы вот так же ракеты в космос забрасывать!
– Даже на Луну?
– И на Марсе будут яблони цвести.
– Эх, побыстрее бы, – ответил Петька, утирая пот со лба и подтаскивая ящик с гранатами.
– Сестра, скальпель, – потребовал Чапай.
– Ща, – сказала Анка, повязывая лечебный пионерский галстук и выкатывая Максим на лобное место.
– Вещь! – похвалил Петька.
– А то, – согласилась Анка и принялась резать по живому.
Несмотря на помощь Шопена, буржуины начали спотыкаться и падать один за другим.
– Та мы шо, падаем? – спрашивали они.
– Это главный большевистский секрет, – отвечали оставшиеся на ногах.
– Эхо войны, – прокомментировала Анка, продолжая делать надрезы.
– Чего это вы нас всё "delete" да "backspace"? – возмутились третьи. – Других клавиш не знаете?
– Не лЕчитесь, – процедил Петька, вскрывая нескончаемые ящики.
– Вы против холопства? Вам не нравится "Тайд"?
– Не нравится.
– Тогда мы идём к вам.
– Только штаны подтяните, – крикнул Чапай. – А нам бы день простоять. Ночь продержаться.
Взвились кострами звёздные ночи. Покатилась с гор красная лава. Впереди великан на красном коне. Шашка наголо, голова брита. Сам ростом до неба. Плечи от гор и до моря. Наскочил:
– Я! – рвёт на себе гимнастёрку, – Я Котовский!
– Кина покажь, – заблеяли жандармы и гапоны. – Как ты из тюрем убёг?
– Гоблин чемпион! – рявкнул Котовский. Схватил золотопогонников, треснул их яйцами-головами, бросил, расколов, оземь. – Протухли ваши небеса. Лузеры. Ну? И по чём опиум для народа?
И стал топтать скорлупу нещадно. А тут и конница в буденновках. Мясо Троцкого и Тухачевского. Подоспело.
Взметнулись казачьи нагайки, свистнули соловьями-разбойниками. Вскинулись трёхлинейки: дум-дум... Полетели пули-дуры жизнь искать. Вопьются в грудь, лепестки раскроют. Значит, счастье. Стали тут и там кровавыми воздушными шариками лопаться герои и потерянные мечты. Растерялись во поле русы головы. Сгинул комдив, уволокли его белополяки на бесправу.
Скукожилась фаланга, кончились у господ цигарки.
У Колчака-страшилы на мундире белые нитки поползли, посыпалась труха сквозь дыры.
Смотрят Петька с Анкой - а нет их Василия Ивановича. Лишь красна звезда на холме горит. Поднял её Петька и на дне души схоронил.
А враги всё ближе, воду в речке каблуками мутят.
– Лопнуло у нас терпение. – кричат.
– А вы почаще портки стирайте, – советует Петька и начинает заместо Чапая гранаты не по-детски кидать. Снова полетели господские ошмётки, которые если б не гранаты, не построили заводы, не вырастили дома, а плюнули бы на землю русскую:
– Хтьфу! – и расстегнули ширинки...
Строчит Анка из пулемёта. Бросает Петька гранаты. Опять взлетают нагайки. Опять жужжат пули-шмели.
Раздвинулся тут лес-тайга. Вышли на простор суровые сибирские мужики в масхалатах, валенках и треухах до бровей. На ногах лыжи на меху, у каждого в заплечном мешке бензопила "Дружба" на холостом ходу Славянку поёт. Взмахнули мужики ледорубами, переплыли речку и врубились буржую под самую кузькину мать.
Дрогнули холуйские ряды, запричитали оскоплёнными попАми:
– Haw are you?
– Это чего? – подивились мужики.
– А это – как дела! – подсказала Анка.
– Их чаво, интересует, как у нас дела? – совсем удивились мужики.
– Не, – крикнула Анка. – Не интересует.
– Что тогда спрашивают?
– Просто так. У них вообще всё просто так. Кроме денег.
– Ага, – сообразили суровые сибирские мужики и подняли бензопилы.
– Вжжжжжжиииик, – сказали бензопилы.
– Хрясь, – сказала белая кость.
– Вах, – сказали буржуйские сукины отцы и дети и попятилися. А там Страшила с креста пришитым лицом улыбается.
– Мы руськие, – сказал Колчак, осеняя себя хлыстом, – никогда не пъедаём друг дгуга.
– Ага, – поверили мужики.
И сгинули.
Увидели тут Анка и Петька за спинами буржуинов длинные бараки без окон, а сквозь проломы в досках – тысячи тысяч скомканных тел на сырой земле, как дрова в поленнице, без следов жизни.
– Что это? – спросила Анка и впервые побледнела.
– Места спасения*, – сказал Петька, переставая бросать.
– От кого?
– От детей и от внуков, что в партизаны ушли. Потому и колючая проволока.
– А мёртвые почему?
– От партизанов спасали.
– Кто же такое выдумал?
– Джентльмен, лорд и бравый генерал Горацио Герберт Китченер в англо-бурскую войну.
– Казни для него нету, – прошептала Анка и в тот самый миг умерла.
Потому что перестал Петька бросать, а Анка строчить. Замочили вОроги сапоги, дорвались до халявы.
Глянул на них Петька, вспомнил мать с отцом.
– А ну выходи, горбатый, – сказал. – Будет тебе гламур.
Вышел вперёд рябой и толстый.
– Я сказал, горбатый.
Ступил горбатый. Посмотрел на него Петька жалостливо.
– Вот скажи, – сказал ему Петька, – В чём сила? Разве в деньгах? Вот и у тебя много денег. И чего? Я вот думаю, что сила в правде. У кого правда, тот и сильней. Вот ты обманул кого-то, денег нажил. Чё, сильней стал? Не, не стал. Потому что правды за тобой нет. А тот, кого обманул, за ним правда. Нет в тебе правды. Больной ты. И лечить бесполезно.
Отворил Петька дверцу в душе, подмигнул звёздочке. Поднял Максимку на руки, поцеловал, как жену любимую, врос ногами в землю былинную и давай вытрясать из него свинцовую дурь округ себя.
Вырвалась из хлопца песня свободного человека:
– Я узнал, что у меня есть огромная семья...
– Последний герой! – охнули буржуины, выкладывая трупами проходы к светлому будущему.
– И тропинка и лесок, в поле каждый колосок...
Накинулись скопом. Стали зубами рвать. Сапогами топтать. Штыком колоть.
Окропило молодца кровью правою. Пал Петро на колени, но не поклонил головы, продолжая бить ненавистных. Прикипели пальцы к кожуху. И не видно, где кончаются руки, а где начинается железо окалёное:
– Речка, небо голубое – это всё моё родное. Это родина моя, всех люблю на свете я!
– Почка, – прокричали слева. – Кто даст больше? Почка раз, почка два...
– Селезёнка, – просипели справа.
– Селезёнка справа. Айн, цвай, драй. Продано!
– А я? А мне? – растерялся Колчак. – Мы ж руськие никогда...
Глянул округ, а пусто. Тут и просыпалась его солома.
Покрыла Петьку хрюкающая колбасная масса. Забурлило в том месте воронкой, вспучилось пузырём и опало. Поползли обрезки докторской и любительской в кусты. Зазмеились сосиски и сардельки. Не осталось от Петьки следа. Только пальцы. Скрючились они на стволе в русский кукиш.
Максим же продолжал крутиться на пятачке и плеваться свинцом в спины отступающих. Пока последний из господ не заплесневел, не издох, испустив отрыжку.
И тогда пролился с забытого человеками неба дождь из дерьма и помоев. Засрал речку и поле.
А это привет вам, герои забытых дней!
Привет от славных потомков...
Места спасения* – британское правительство выпустило официальное разъяснение, что целью создания концентрационных лагерей является "обеспечение безопасности мирного населения бурских республик". Заключённых стали называть "гостями британского правительства", а концлагерь – "место спасения". Из 200 000 "гостей" примерно 29 000 погибло от голода и болезней, из них 50% детей в возрасте до 16 лет, а среди детей в возрасте до восьми лет – 70%. В одном из документов было написано, что "В Порт-Элизабет умер военнопленный Д. Герцог в возрасте восьми лет" (сын бурского генерала Джеймса Герцога).
(C)20/06/2010