- А теперь, Евгений, готовься, буду тебя хвалить. Не стал этого делать при всех, чтобы ты нос не задрал, а сейчас, когда мы одни, самое время. Знаешь, я от души рад, что мнение общества о тебе не подтвердилось.
- Спасибо, дядя.- Евгений, улыбаясь, склонил голову.
- Зря так хитро щуришься. Я не шучу, а, действительно, доволен и горжусь тобой. О, сколько было пересудов когда огласили завещание твоего отца! Люди разводили руками, узнав, что дом в городе отошел Александру, а тебе досталась гордость вашего рода – имение. Все были уверены: что-то в этой истории не так. Зачем тебе имение? При твоей любви к легкой жизни, друзьям, безделью больше бы пристало иметь уголок в городе. Признаюсь, я тоже размышлял, что побудило моего брата пойти на такой шаг? Желание заставить тебя стать на праведный путь, увлекшись хозяйскими заботами? Уверенность, что проснется совесть и не позволит тебе разорить родовое гнездо? Вряд ли. Твой отец не стал бы так рисковать, понимая, что оттуда,- дядя указал глазами вверх,- он ничем не может помочь.
- А я и не знал, что было столько шума,- вставил Евгений.
- У твоего отца был отменный нюх на жизнь во всех ее проявлениях. Это помогло ему во много раз приумножить состояние своей семьи, оставаться на плаву при любом раскладе. Думаю, дело в том, что он лучше любого из нас знал тебя, твои способности, поэтому не колебался, принимая такое решение. Непостижимо! Это после того, когда он, устав оплачивать твои долги, грозился вообще лишить тебя наследства. А скандальная женитьба против воли родителей? За давностью лет позволь тебя спросить: Лиза действительно ждала ребенка, когда ты привел ее в дом?
- Да. Это был мой ребенок.
- К сожалению, твоя матушка не признала этого. Даже знаю, что она прокляла того, кто должен был родиться. Ужасный поступок, этого не следует делать ни при каких обстоятельствах. В чем виновен ребенок? Меня посещала мысль, что именно поэтому мой брат распорядился своим имуществом таким образом, стараясь как-то сгладить вину жены. Знаю, что роды были необычайно сложными, Лизе и ребенку грозила опасность.
- Да, пришлось нелегко. Лиза еле оправилась после всего.
- Представляю, как непросто вам было. А тут еще эти слухи в обществе, перемывание костей.
- Они меня мало трогали, поверь, дядя. Я, как лев, защищал свою любовь. Видишь, и такие несерьезные, как я, способны испытывать сильные чувства.
- Мне понравилось то, что я увидел у вас в доме. Лиза – умница, приветливая, достойная носить нашу фамилию. А ваша дочь – сущий ангел. Сколько Сонечке лет? Настоящая барышня!
- Пятнадцать. Она – наша радость. Светлая, чистая, добрая.
- Да-а, давненько я не был на Родине, вон сколько лет прошло. Все работаем, работаем, кажется, что без нас дела не сдвинутся с места, и не замечаем, как бежит время. Честно скажу: я бы и еще не приехал, но больно меня заинтересовали разговоры о картине, которую ты выставил в Центральной галерее. Питаю слабость к произведениям искусства, а уж когда разворачивается интрига – не могу усидеть на месте, готов плыть за три моря, лишь бы увидеть предмет, которым все восторгаются. А ты, племянник, хитрец!
- Это отнести к разряду похвалы или принять, как порицание?
- Ну, что ты, какое порицание? Видимо, ты пошел в отца, с коммерческой жилкой внутри, если тебе удалось привлечь внимание к своей картине.
- Я специально ничего не делал.
- Так уж, не делал. Говорят, ты до сих пор не обнародовал имя художника. Не думаю, что это кто-то с известным именем, он бы не стал таиться после такого успеха. Это кто-то из твоих крепостных? Вдруг открывшийся талант на одну картину? Или у тебя в личном хранилище еще что-то припасено?
- Дядя, ты меня засыпал вопросами! Никаких хранилищ, никаких интриг. Кто рисовал картину, и когда это случилось – не знаю, обнаружил ее в заброшенном доме несколько лет назад. Сначала никому не показывал, а потом один знакомый увидел и настоял, чтобы я ее выставил. Говорит, что картина очень ценная, я в этом не разбираюсь.
- Ладно, Евгений, не буду лезть в душу. Чувствую: с картиной у тебя связаны определенные воспоминания. Что-то есть в тебе…надломленное, что ли? Не в первый раз заговариваю о картине, заметил, что в такие моменты словно грусть накрывает тебя покрывалом. Я много лет пожил, всякого повидал. И у Лизы твоей глубоко в глазах живет грусть. Неужели остались обиды от твоей матери? Боялась проклятия и не может успокоиться? Одна Сонечка, как из другого мира – счастливая, беззаботная. Молодец! Ладно, не будем грустить, уже добрались до места. Такие пешие прогулки очень полезны: и наговорились наедине, и размялись. Все-таки городской дом, хоть меня там принимали, как самого дорогого гостя, не имение с его простором, воздухом, свободой.
- Ты, дядя, и есть наш важнейший гость, зря сомневаешься.
- Не сомневаюсь. Но скоро успею надоесть вам своей любовью Пора перебираться в родные края, я сильно к ним привязан. Но об этом поговорим после. Сейчас – тихо, окунемся в мир искусства. Только все это, – он обвел рукой,- я посмотрю позже. Веди меня к местной знаменитости. Я уже руки потираю от нетерпения. Где же твоя картина?
- Иди сюда. Вот она.
Полотно было небольшого размера. Залитый щадящим солнцем простор, холм, покрытый сочной травой, переплетенной разноцветными полевыми цветами, переходил в бескрайнее поле. Рамка не ограничивала картину, создавалось впечатление, что поле длится бесконечно. На траве, раскинув руки, лежала девушка. Лицо, подставленное солнцу и ветерку, выражало такой покой, что глядя на него, каждый понимал: если есть на свете счастье – оно такое! Травинки доверчиво приникли к ногам девушки, создавалось впечатление, что от картины исходил аромат цветов, а если прислушаться, можно было услышать тихий говор цветов, воздуха, тишины.
Дядя оглянулся на Евгения. Тот улыбался, глядя на картину, отрешенно, счастливо, словно самому себе.
- Невероятно,- пробормотал дядя.- Полный эффект присутствия. Так и кажется, что девушка сейчас поднимется и помашет нам рукой. Любопытно, чем это было достигнуто?
Он подошел поближе, водрузил на переносицу пенсне, стал вглядываться, то отклоняясь, то чуть ли не упираясь в картину носом.
- Действительно, пахнет,- он вопросительно глянул на Евгения.- Духи? Нет, нет, не обижайся. Это я…
Он замер, постоял молча, произнес:
- Позволь, но ведь на картине Сонечка.
Почему приснившийся сон Сонечка связала с той частью сада, который при редком упоминании называли «м-м…заброшенный»? Она смотрела на густые заросли из переплетенных кустов, ветвей. Впервые мелькнула мысль, что «заброшенный» - неправильное название. Правильнее было бы сказать – неухоженный. В их поместье был садовник с настоящим талантом к своему делу. Не понятно, откуда берутся такие среди крепостных, нигде не учившиеся, да и не выезжавшие за пределы поместья. Садом по праву можно было гордиться. Настоящее произведение искусства – гармония в высаженных деревьях, их оформлении, радующие глаз клумбы. Вызывало недоумение, что огромная территория обслуживается до определенного места, которое стало совсем глухим и труднопроходимым. Тем не менее, ограда огибала и этот участок, значит, территория сада не заканчивалась обитаемым местом.
Соня с детства усвоила, что туда ходить нельзя. Когда была маленькая, дразнила няню: вырывалась и бежала к зарослям. Далеко не заходила, пряталась за ближайшим деревом и замирала, надеясь, что надежно укрыта, и няне придется побегать в ее поиске. Но Соню обнаруживали сразу же, за руку тянули назад, повторяя:
- Нельзя, не велено, папенька заругает.
Почему нельзя, Соня в те годы не интересовалась. В ту сторону ходил только дедушка: сначала редко, потом по несколько раз в день и задерживался там иногда надолго. Когда дедушки не стало, тем же путем отправлялся отец. Соня как-то попросила:
- Возьми меня с собой.
Отец присел, взял ее за руки, вгляделся пытливо, улыбнулся и покачал головой.
- У папы там свои дела. А с тобой мы завтра сходим к озеру, и я поучу тебя плавать.
- Ура! Ура!- Маленькая Соня начинала жить ожиданием завтра, и все сегодняшнее ей казалось неважным.
Если у Сони и были мысли как-нибудь потихоньку проследовать за отцом, то они исчезли из ее головы после одного случая.
Стол был накрыть к ужину, но за него не садились, ждали маму. Ее почему-то не было, хотя совсем недавно Соня слышала разговор мамы с отцом. Сейчас отец стоял на веранде и, не отрываясь, смотрел в сад. Соня ходила вокруг стола, не отрывала взгляда от дымящейся булочки, обильно политой ее любимой шоколадной помадкой.
Она подошла к отцу, дернула его за пиджак.
- Хочу булочку и компот.
Отец не обернулся, только произнес:
- Сейчас, доченька, уже скоро.
По тому, как он встрепенулся, Соня поняла: он увидел то, чего ждал. Она залезла на стульчик и посмотрела в сад. По дорожке бежала мама. В одной руке она теребила платочек, другой закрывала лицо, и Соня подумала: вдруг она упадет, зачем же закрыла глаза?
Отец выбежал навстречу, обнял маму, они вместе поднялись на веранду.
- Лизонька, ну, зачем ты ходила туда? Ничего не поделаешь, зачем же надрывать сердце?
Мама села на стул и тихонько продолжала плакать. Отец стоял рядом с печальным лицом и поджатыми губами.
- Где Соня?- вдруг встрепенулась мама.- Девочка моя, иди сюда! Доченька!
Мама схватила Соню, стала беспорядочно целовать, смеяться и плакать одновременно.
- Солнышко мое, какое счастье, что ты у меня есть. Не знаю, как бы я жила без тебя. Доченька…доченька…
У мамы началась истерика. Соне нравились слова, которые говорила мама, но необычное поведение пугало. Соня скривилась, готовясь заплакать.
- Даша, забери девочку,- крикнул отец няне.- Лиза, Лизонька, успокойся, ты напугаешь Сонечку. Перестань, моя хорошая.
Няня потянула Соню за руку.
- Пойдемте переоденем платье, а то выпачкали, неприлично в таком за стол садиться.
- Не выпачкала! Хочу булочку!
- Ручки вымоем, за перила брались, нельзя такими кушать.
Соню посадили за стол через время. У мамы болела голова, она не вышла из комнаты, а папа через силу улыбался и делал останавливающий жест няне, когда Сонечка запихивала в рот булочку, размазывая помадку по щекам.
Соня недолго помнила тот вечер, но к заброшенному месту приближаться желания у нее не было. Оно стало символом вечера, когда мама не была похожа на себя, а все неправильное Соне не нравилось.
Сегодняшний сон заставил подумать о дальней части сада, как о реально существующей. Четкий сон запомнился до мелочей. Соня стояла у зеркала и смотрела на свое отражение, недоумевая, почему она отражается наоборот, смотрит на себя, стоявшую спиной. Это она – сомнений не возникало. Вот тряхнула головой, дотронулась до волос, поправила локон. Все, как обычно, только зеркало тоже было странным. Вместо привычной ровной поверхности – заросли, знакомые с детства. Они не мешали, были не видны, просто Соня знала, что это так. Отражение повернулось, все стало на свои места. Соня даже покачала головой, убеждаясь, что наконец-то она видит привычную картину.
А потом отражение счастливо улыбнулось.
- Сонечка,- услышала она,- я буду пользоваться твоими красками.
Почти сразу же зеркало накрыла белая пелена, все исчезло.
Соня моргнула от удивления и проснулась. Ласковый голос еще звучал в ушах. Какие краски? И почему, проснувшись, она побежала на веранду, и сейчас смотрит поверх клумб и дорожек, стараясь проскользить взглядом по узкой тропинке, которая, несомненно, есть, туда не перестает ходить отец. Привычный распорядок жизни, поэтому перестали обращать внимание.
Вот и сейчас отец направлялся тем же путем, перекинулся словом с садовником. В нем не ощущалось напряжения или тревоги, как бывает обычно, если человек готов встретиться с чем-то неприятным. Действительно, выглядит, как поход по делам. Ого, папа даже срезал цветы и понес букет с собой!
«А почему-бы и мне не прогуляться вслед за папой?» - мысль показалась Соне естественной.
Заросли в конце сада не показались ей зловещими, она с деревенскими детьми в детстве иногда убегала в лес, который выглядел более таинственным. Просто, до сих пор она смотрела на эту часть детскими глазами, памятью событий, которые запомнились. Тропинка обыкновенная, с засохшей листвой, поломанными веточками, снующими туда-сюда муравьями. И закончилась быстро, просвет стал виден сразу и привел на чудесную полянку.
Соня ступила на полянку, огляделась. Какая замечательная картина: небольшой деревянный домик походил на сказочную избушку. Со всех сторон он был увит плющом. Мелкие белые цветочки, собравшись в букетики, открыто смотрели по сторонам, выглядели чистыми и веселыми. На крыльце лежала большая рыжая кошка, а рядом пушистыми комочками разбросались котята: трое совершенно белых, а четвертый –помесь белого и серого. Котята вертели головами, наблюдая за бликами солнца, перемещающимися по крыльцу, пытались играть с ними. Но они были совсем крошечными, от резкого движения своей неловкой лапки заваливались на бок, с усилием поднимались и играючи наскакивали на мелькающие светлые пятнышки. Впечатление было такое, что окружающая природа тянулась к домику ветвями, стебельками, даже солнечный луч как-то не очень естественно, направленно светил в окно и словно играл с кем-то, скользя по поверхности. Бабочки и стрекозы порхали в большом количестве – настоящий райский уголок! Соню это не удивило. Конечно, всему хорошо, когда растут в вольности, без оглядки на строгий порядок, установленный садовником. Одно не вписывалось в окружение: затемненные окна домика. Такого Соня еще не видела. В городе встречались витрины магазинов из разноцветного стекла, но абсолютно темных не было. Для чего они, если можно просто повесит шторы?
Соня стояла, не решаясь направиться к домику. Почему внутренний голос твердит: не ходи? Все вокруг выглядело мирным, знакомым. Соня рассуждала: я уже видела подобное, когда бывала на прогулках или выезжала с папой в поле. То же разнотравье, бабочки, тишина. Нет, было еще что-то: ощущение родного, близкого, которое укрывалось так глубоко, что она не могла вытянуть на свет. Воспоминания детства? Забытый сон? Сердце сжималось от нахлынувших ощущений, она поймала себя на том, что протянула руку и водит ею вокруг, словно стараясь кого-то найти.
«Жара»,- мотнула головой Соня и снова замерла. Со стороны домика послышался смех отца. Родной, но незнакомый смех. Счастливый. Отец редко смеялся, а когда это случалось, Соне казалось, что делает он это неохотно, просто из приличия откликается на шутку в компании, или когда его тормошила Соня, заливаясь смехом до всхлипывания. Но так беззаботно, легко – никогда. Потом за окном стали вспыхивать огоньки. Немного тишины, и отец вышел на крыльцо, прикрыл за собой дверь и закрыл ее на ключ. С улыбкой спустился по ступенькам, по пути взял на руки каждого котенка и смешно заглянул им в мордочки. Счастливый мирный папа. И тут он увидел Соню. Ее поразили перемены на лице отца: оно вытянулось и явно выражало крайний испуг.
Отец почти бегом пересек полянку.
- Соня? Ты что здесь делаешь? Это не место для прогулок. Ты одна?
- Одна. Хотела тебя встретить.
Отец с видимым усилием взял себя в руки.
- Встретила – и умница. Только в следующий раз не нужно пробираться через этот кустарник. Здесь у меня свои дела.
- Здесь могут съесть маленькую девочку?- в тон ему продолжила Соня. – Папа, я уже взрослая, а ты мне повторяешь давние сказки.
Отец молча шел впереди по еле заметной тропинке.
- Папа, ты сердишься? Почему?
Он остановился, обернулся.
- Не сержусь, с чего ты решила? Если ты взрослая, просто запомни: не забирайся так далеко от дома. Ты же заметила: сюда никто не ходит. Это решили давно, еще при дедушке. Давай не будем нарушать порядок. Обещаешь? Только – по-взрослому, навсегда!
- Обещаю, если это очень надо. Папа, а ты когда поедешь в город?
- Хочешь со мной? Давай съездим сегодня.- Он словно чувствовал себя виноватым и был готовым на все, лишь бы угодить ей.
- Нет, не срочно. Но как поедешь, или управляющего пошлешь, закажи мне краски.
- Краски?
- Я попросила что-то необычное?
- Нет, просто это неожиданно. Помнишь, ты училась рисовать? Но больше мучилась, чтобы казаться послушной. А потом забросила их, мы не настаивали. Тебе скучно здесь? Может, поедешь в город к дяде Саше? Или кузин затребуем сюда на вольный воздух?
- Разве рисуют, когда скучно? Нет, я не буду рисовать, но мне нужно. Могут у меня быть свои секреты?
- Конечно, могут, у каждого есть в душе свое, сокровенное. Обязательно купим. О, наша мама розы срезает. Поможем?
- Я посижу в этой беседке. Утро замечательное.
Отец помедлил, словно собирался что-то сказать, а Соне не хотелось еще раз услышать: «Обещаешь?». Это уже был бы перебор. Почувствовал это и отец.
- Я скажу маме, что ты здесь.
Соня села на скамью, откинула голову на спинку, прислушалась к себе. Душа наполнилась чем-то новым, необъятным. С этим нужно было что-то делать, разрядиться. Откуда в голове эти строки? Она никогда не писала стихотворений. Иногда проговаривала что-нибудь шутливое в рифму, в праздники придумывала поздравления, но это все было проходным, в памяти не откладывалось. Сейчас же слова выстраивались в ряд, наполняя строки непонятным ей смыслом.
Конечно, не все я знаю.
Мне помнится или снится?-
Однажды прошла по краю,
Не дали мне оступиться…
- Дядя, ты ошибаешься. Соня никогда не позировала ни одному художнику.
- Но у меня есть глаза, а Сонечку я видел буквально сегодня.
- Правильно, но картину, как я сказал, обнаружил несколько лет назад, да она еще у меня дома висела.
- Значит, художник рисовал по памяти, или с фотографии, или представил, какой она будет через несколько лет. Не могу же я ошибаться?
- Картина невелика, достоверно судить трудно. Возможно, какие-то общие черты, присущие молодости: беззаботность, счастье. Они все счастливы в таком возрасте. Я – то знаю, это не Соня.
На картине действительно изображена не Сонечка, а я. Меня пока еще зовут Полина. Сейчас я дома. Это самое лучшее место на свете, вы видите его на картине – маленьком окошке в мой мир. Свой дом я люблю всей душой. Неспешное колыхание травы на бескрайнем поле, ласковый ветерок, атмосфера покоя и любви. Надеюсь, так будет всегда и день, о котором я хочу рассказать, не повторится.
Мы вчетвером, обнявшись, стояли на вершине холма. Четверо – это я, моя сестра, которую теперь зовут Соня, и два наших Ангела. Мы прощались, через мгновение мне и сестре предстояло уйти в иной мир – воплотиться в очередную жизнь на Земле. Ангелы грустили. Они-то нас не забудут и не бросят, будут всегда рядом – незаметные Хранители на нашем жизненном пути. Мы же, как только родимся, не вспомним о них. Как и все люди будем просто верить, что они у нас есть, так спокойней идти по жизни. Я грустно улыбнулась своему: верить и не знать, каким бывает совершенно чистый взгляд, добрая улыбка, сияние – хрупкая помощь в тяжелой, по меркам этого мира, человеческой жизни.
Мы с сестрой родились в этом чудесном месте. Мы были первыми у своей мамы. Она, пройдя все предназначенные ей пути на Земле, вернулась сюда насовсем и, волнуясь, принялась за создание новой души взамен себя. Наша мама – тихая впечатлительная душа, грустившая по Земле, которую любила и, расставаясь с ней, плакала. Она, имея огромный опыт, порывалась создать душу женщины такой, какой хотела быть сама: веселая, жизнелюбивая, легко относившаяся к проблемам – неразлучным спутникам человека. Но грусть и тоска сыграли свою роль: я получилась точной копией мамы. Появилась еще одна романтичная душа с сильным характером, который помогает не разочароваться, когда мечты не исполняются. Поняв, что поддалась своим чувствам и даже здесь не исполнила своего давнего желания, мама создала еще одну душу – мою сестру-близняшку, теперь уже не отступив от намеченного ни на шаг. Из жизни в жизнь мы появлялись на свет двумя девочками-близнецами, о чем я ни разу не пожалела. Я, всегда старшая, была словно мама, опекавшая родную душу, легко летевшую сквозь череду воплощений. Берегла ее и восхищалась, иногда жалела, что получилась такой сильной и не умею быть просто женщиной со слабостями.
Вот и в тот день все должно было повториться. Двери постепенно раскрывались, готовясь принять нас. Оставались только минуты для последнего дружеского напутствия. Закон этого мира – все должно быть так, как определено, ни секунды промедления. Все давно расписано, переплетены судьбы людей, с которыми нас сведет будущая жизнь, утверждены события и время. Серьезная организация! Тем и сильна.
Мы разорвали совместные объятия, разбились на пары – каждая со своим Ангелом. Всегда припасены слова, которые передаются лично.
Вдалеке, постепенно накатываясь на нас, послышался раскат грома. В глазах моего Ангела появилась тревога, он напрягся, прислушался.
- Что это?- Я не переживала, мне не знаком был этот звук, он просто необычен для мира, который, как думала, я хорошо знала.
Вслед за раскатом появилась вспышка. Гнев! Рваный грязно-красный огонь с черной каемкой по краям. Зло накатывалось на чистые, еще не родившиеся души.
Ангелы переглянулись, в их глазах ясно читалось: опасность!
- Сколько у нас времени? – крикнул мой, глядя на медленно открывавшуюся дверь.
Ответа мы не услышали. Проклятие черной молнией, разорвав небо в клочья, ринулось прямо на нас!
Моментальная мысль – опасность для сестры! Зло в первую очередь поражает слабейшего.
Я с силой толкнула Соню в приоткрывшуюся дверь, нарушая ход вещей – первой родиться должна была я!
Мой Ангел стал на пути беды, но это было одно из самых страшных проклятий – по крови! Удар двойной силы бросил Ангела на меня, пробил насквозь и погрузил меня в ужасающую черноту.
- Живи за нас обеих!- успела я крикнуть сестре.
Меня рвало и крутило, Ангел из последних сил защищал мою душу, не допуская к ней Зло, сжимал кольцом почерневшие опадающие крылья и тащил к двери.
- Я не пойду в Жизнь такой,- пыталась сопротивляться я.
Мой угасающий Ангел, выполняя свой долг, старался ради меня – я непременно должна была родиться! Нерожденные дети – это страшно. Без судьбы, без пристанища, в ожидании, когда появится в них надобность, чтобы закрыть образовавшуюся брешь. Они принимают на себя чужую судьбу, на целую жизнь остаются ненужными окружающим их людям.
Я понимала это, но кричала и сопротивлялась.
- Иди,- шепнул Ангел,- я буду ждать тебя, верь мне.
Я плакала, пытаясь остановить неумолимо закрывавшуюся дверь, видела, как упал мой Хранитель и замер на самом дорогом для меня месте.
Такой меня и приняла Жизнь: ослепленной, оглушенной, с искореженным телом и непросыхающими слезами.
И без Ангела.
Страшно ли жить в полной темноте? Нисколько. Темнота – ни чернота бессильной злобы, ни ужас, от которого гибнет лучший друг. Я спокойно существовала вне чувств и мыслей. Мне было все равно. Моя спасенная душа испуганно жалась внутри тела. Ей тоже ничего не было нужно, она не хотела познавать мир, где живет угроза для чистых и слабых. Несколько лет я сидела в четырех стенах, как душа во мне, равнодушно пропуская через себя время. Оно шло – ничего не менялось. Спать, просыпаться, покорно позволять что-то делать с моим телом, не обращать внимания, как сквозь слой равнодушия пробиваются светлые искорки жалости и участия. Мне казалось, что я могу жить воспоминаниями, но при первой же попытке проникнуть сознанием дальше, моя душа так заплакала, что мне стало страшно, и я заплакала вместе с ней. Такой я и стала ощущать себя более явно: боявшейся оглянуться и заливавшая желание этого слезами.
А потом у меня появился Ангел на Земле.
Не знаю, как я поняла, что это мой дедушка. Это случилось гораздо позже, когда мне уже хотелось в чем-то разобраться, я начала сопоставлять то, что я могла видеть и ощущать внутренними чувствами. Сначала мне просто становилось спокойней, я не замечала, как переставала плакать и, замирая, понимала, как мне нравится обволакивающее тепло. Потом в этом тепле я стала ощущать вибрацию, она была, как физическое тело, которое можно потрогать – материальные волны со сверкающими огоньками. Огонек – это хорошо, было первой усвоенной истиной. Я стала ждать, когда вновь покажется знакомый свет, а, значит, в моем существовании появился смысл. Я не знала, как показать дедушке, что я его жду и люблю. Как изобразить ответный огонек, чтобы сказать: я поняла, мы – одно целое? Порывшись в памяти, я вдруг осознала, что многое знаю. Я знаю, что такое свеча, как она выглядит, что ее можно нарисовать и зажечь. Свечи я нарисовала на стене. Воображением. Попытки зажечь их ни к чему не приводили. Чего мне не хватало? Это я поняла чуть позже в вечер, который стал переломным в моей жизни.
Однажды моя душа резко подскочила во мне и тут же упала на дно своей обители, стараясь превратиться в невидимую точечку, спрятаться, исчезнуть. Я прислушалась. Ко мне подбиралось Зло. Черная тьма обволакивала со всех сторон, накатывалась волнами. Потом волны замерли, остановились на расстоянии от меня. Замерла и я: чувствами, мыслями, поскольку по-другому двигаться я все равно не могла. И вдруг у меня появилась потребность защищать! Не защищаться, а защищать! Моя дрожавшая душа была в опасности. Вспышка памяти, непонятный мне кусок – кольцо из гаснущего света! Мгновение, и я поняла: черноту разгоняет свет. Мои нарисованные свечи вспыхнули разом: ярко, весело! Зло испугалось, сжалось. Я почувствовала, что оно оглядывается, не понимая, что произошло. Я не испытывала торжества, у меня появилась жалость. Теперь, избавившись от страха, я поняла: Зло не было всемогущим, в нем проскакивали искорки скорби и раскаяния, спрятанные так глубоко, что это могла заметить только я, видевшая недоступное другим. А потом Зло заплакало, сникло, я явно представила, как сгорбились плечи, потух взгляд и походка их осторожной, крадущейся, когда оно шло сюда, превратилась в шаркающую, словно Зло разом постарело от увиденного. Вот как: оказывается, мир, в котором я нахожусь, не так уж плох! Зло умеет раскаиваться, страх начинает бояться, ужас отступает перед трепетным огоньком. А душа, поверив во все это, впервые ворчливо бросила: мол, засиделась, потухла, что-то хочется полетать!
И она взлетела! Это ощутили мои дед и отец, который стал приходить все чаще. Я мигала им свечами и знала, что они слышат мелодию, которую я передавала через пляшущие огоньки и понимали, о чем я пела.
Однажды пришла мама. Это был тяжелый миг. Мама сама не знала, чего она хотела, ее душа умерла вместе с моим рождением, больше никогда не дышала свободно, просто существовала в отпущенном ей времени. Я чувствовала свою вину, мама – свою, никто из нас не мог успокоить друг друга и до конца понять, что нужно было делать, чтобы не случилось того, что случилось. При встрече каждый еще больше обвинял и тянул вину на себя, но все осталось на месте. Недосказанность, невозможность понять не позволили нам продолжить общение. Наверное, это и было нашим наказанием за свершившееся: самые родными остались чужими.
Потом дедушка перестал приходить. Я не страдала от этого, знала, что он, счастливчик, вернулся к себе домой. Этим же попыталась успокоить папу, ощутив его печаль. Мы теперь подолгу бывали вдвоем, научились понимать друг друга, вместе грустили или веселились.
Тогда же и я стала искать дорогу домой. Если она есть у дедушки, значит, и у каждого из нас. Чтобы туда вернуться, мне не хватало одной детали, которую я упорно не находила. Я научилась проникать мыслями далеко назад, но как только доходила до некой двери – начинала страдать душа. Я не могла увеличивать ее страдания. Значит, выход нужно было искать здесь, а не за чертой, за которую душа шагнуть боялась. Смогу ли я создать свой мир здесь? Я умело пользовалась свечами, которые просто нарисовала воображением. Я недавно нарисовала котят моей кошке. Она их очень хотела, а иметь не могла. Я создала сразу четыре котенка, это для меня хорошая цифра: соберутся вместе, станут в круг, поддерживая друг друга! Промелькнуло что-то знакомое в том, что я навоображала. Откуда это? Не помню… Так почему бы мне не нарисовать себе дом? Красивый – прекрасивый, разноцветный, где моей душе будет спокойно и уютно.
В мире, где я сейчас жила, для меня существовало только два цвета: темный и светлый. Я не знала других, но понимала: без них настоящего дома не получится. Однажды я видела белый цвет. Как-то решила проводить папу. Полетела за ним, выбралась из дома, оставила позади полянку, с удовольствием прогулялась по зарослям. Интересно было посмотреть, где и с кем он живет. Но как только я попыталась выйти из чащи, послышался шелест крыльев, и передо мною образовалась абсолютно белая стена.
«Туда нельзя»,- услышала я шепот. Это был не приказ, голос звучал мягко, с нотками неловкости, извинения, сожаления.
Я покорно повернула назад и услышала вслед: «Прости. Иногда неведение необходимо для покоя». Чужой Ангел кого-то охранял за чертой. Я больше не делала попыток следовать за отцом. Я не хотела заставлять Ангела в обращении ко мне испытывать стеснение и оправдываться. Я долго ломала голову, почему запрет был дан таким тоном да еще с объяснениями? Непонятно. Разобраться возможности не было, я старалась об этом не думать. А теперь мысли вернулись к тому случаю. Ангел был добр ко мне, я его видела, значит, мы находились на одном уровне. Попрошу, чтобы выслушал меня и помог хотя бы советом.
Ангел был на месте.
- Я хочу нарисовать картину - мир, в котором мой дом. Что мне нужно для этого?
- Краски.- Он читал мои мысли.
- Я не могу их постичь, я их не вижу.
- Оттенки красок в чувствах: любовь, доброта, счастье, сострадание.
- Это у меня есть. Но чего-то я не знаю. Помоги.
- Я не наделен такими полномочиями. У меня своя миссия. Пойми и прости.
Опять оправдывается
- Не извиняйся, я понимаю. Но я совсем одна. Мне не к кому обратиться.
Он молчал. Я постояла. Потом повернулась и пошла назад.
- Не уходи. Я не забыл, как когда-то ты помогла нам, не побоявшись нарушить закон. Я помогу в память о моем друге. У тебя одно мгновение. Поймешь – твое счастье. Повернись.
Я замерла. Чтобы увидеть, мне не нужно было поворачиваться. Зеркальное отражение: не ведать, чтобы быть в покое – знать, чтобы быть в покое. У меня есть половинка! Да еще какая: сверкает, вместив те понятия оттенков, о которых говорил ее Ангел. Половинка живет полной жизнью, противоположной моей, в мире, который сияет всеми цветами радуги! Вот что значит краски: это – счастье знать, что ты не одна! Теперь я легко смогу нарисовать мир, в котором хочу жить: дом, где у меня будет цель – ждать! Закричать от радости? Взлететь до неба? Очень хочется, но…
- Осторожно, она спит.
Жаль, Сонечка так пока и не узнает, что есть я. Может, почувствует? В любом случае моя радость не станет меньше.
Я повернулась со счастливой улыбкой.
- Сонечка, я буду пользоваться твоими красками!
Ого, да я, действительно, настоящий человек!
Только человек в важнейшие минуты своей жизни, купающийся в лучах счастья, может брякнуть что-то невпопад, как сейчас я.
Соня исчезла, а я все улыбалась: что она обо мне подумает? Как воспримет увиденное? Пусть отмахнется, как от обыкновенного сна. Но мне так хотелось, чтобы она хоть иногда вспоминала его. Любая мысль, вздох – это помощь моему миру. Мы тесно связаны, очень тесно, наши половинки будут вечно стремиться друг к другу, поэтому важны любые мысли, а они у нее, знаю, всегда светлые. Вспомнит ли? Если нет – не обижусь. Пусть не знает, что есть я, как правильно решил ее Ангел, пусть живет в покое – он тоже большой помощник. В моей душе тоже покой, я готова с чистой совестью идти домой. Мне как раз не хватало именно такого покоя – уверенности в своей половинке.
Евгений до сих пор не знал, что думать. Соня встретила его в саду.
- Папа, возьми это с собой.- Она протянула краски, которые он недавно привез по ее просьбе.
- Зачем?... Сонечка..- Он выглядел крайне смущенным.
- Я не знаю, честное слово, но это важно. Так мне будет спокойней.
Руки у отца дрожали. Он вертел в руках коробочку и не смел глянуть Соне в глаза. Наконец, собравшись с силами, заговорил.
- Это не то, о чем, ты, возможно, думаешь. Цветы, которые я ношу… Мои частые визиты… Мне, наверное, надо бы объясниться…
- Тебе тяжело даются слова. Папа, пожалуйста, не надо оправдываться, ты меня этим обижаешь.
Он молчал, опустив голову.
-Поверь, доченька, я ни в чем перед тобой не виноват, ну, может, что маловато уделяю времени...
- Папочка, ну, что за ерунду ты говоришь? Ничего я не думаю. Давай на этом закончим разговор, и никогда к нему не будем возвращаться. Ты у меня самый лучший отец на свете! Подумаешь, краски. Это просто символ любви, частичка моей души – подарок от всего сердца! Иди, некогда мне, у меня важные поэтические дела.
- Спасибо, Соня. Ты достойна своей..м-м… Спасибо.
Он хотел поцеловать дочь в лоб, но она со смехом увернулась и, убегая, послала ему воздушный поцелуй.
- И вот еще – это тебе.- Папа положил на стол краски.- От Сонечки.
Разом вспыхнули свечи, заплясали – безумный танец, в котором сплелись волнение, радость, оправданная надежда. Впервые за много лет я заплакала. Душа растаяла, подобрела и несмело поманила меня: иди, я разрешаю, радость поможет проскочить болевую точку. Дверь…щелка…обугленный Ангел, принявший на себя основной удар…очищающееся небо и – дом! Я увидела его! Дом, куда возвращаемся, оставив позади потери, боль. Дом, который всегда ждет. Краски стали символом дома, они, для этого и были нужны, я ведь не могла пользоваться ими физически. Добрая рука Сонечки пронесла мою душу через страшную отметку на моем пути и выпустила в мир, в который она рвалась. Все, благословение получено, начало положено, осталось дело техники: нанести первый штрих и по памяти восстановить картину. Шагнуть в нее и… Расстаться с папой?
Заплакали свечи: вздрогнули огоньком, закапали воском.
«Полинка, делай так, чтобы лучше было тебе. Ты же не переживаешь за дедушку, сама объясняла мне, что ему там хорошо. Или тебя что-то беспокоит?»
«Это просто мамина сентиментальность. Я полюбила этот мир, хоть он и достался мне дорогой ценой».
«Здесь останется Сонечка – частичка тебя, а ты ее частичку унесешь с собой. Дом – это всегда поддержка, легче жить, зная, что он есть за спиной».
«Я горжусь тобой, папа. Счастье иметь таких родителей – чистых, бескорыстных, жертвующих».
«Я ничем не жертвую. Я просто тебя люблю».
Чистый свет полился сверху, наполняя меня счастьем. Люблю – сильнейшее по энергетике слово, способное совершить чудо!
Папа ушел. Энергия его слова побуждала действовать. На серых стенах домика стал вырастать холм, покрытый шелестящей травой. Это было не трудно, мне помогала Сонечка. Именно сейчас из-под ее пера выходили строки:
Две жизни в одну сольются,
Тот мир, где мы вместе, манит…
Мы всегда помогали друг другу. Обычно, по праву старшей, ее за руку вела я. Сейчас пошла отдача: добром на добро. Я покидаю тебя, Земля! Будь благословенна, живи и процветай! Ты достойна этого, если на тебе смогли родиться такие волшебные слова: Любовь, Добро, Папа, Мама, Дедушка, Сестра! Если маленький котенок без страха смотрит бессмысленными глазками на мир и без боязни играет с детьми Великого Солнца! Если рыжая кошка мурлычет во сне и без злобы хвостом отгоняет поющего комара, стараясь не попасть по нему. Я полюбила тебя, Земля! Я оставлю окошко, чтобы из моего мира тебе обязательно лилась радость в благодарность за проведенные здесь чудесные годы. Только, пока Сонечка здесь, я не уйду совсем, останусь у окошка: буду и там, и здесь. Просто, есть люди, которые меня любят, которых люблю я. Расстаться тяжело, и если есть возможность задержаться на границе, я ее использую.
- Папа, а почему картина не имеет названия? – Соня вопросительно глянула на отца.
Тот пожал плечами.
- Она не была подписана, я так и оставил.
- Это неправильно. Все должно иметь название. Я обратила внимание, что в записях она числится, как картина номер такой-то. Сквозь это проглядывает пустота, как черная дыра, в которой никакой жизни. А картина-то живая!
- Что ты предлагаешь?
- Это же наша картина, давай сами назовем ее.
- Устроим конкурс среди домашних на лучшее название?
- Нет, среди домашних не надо. Мама ее почему-то не любит. Думаю, ты поэтому не оставил ее дома.
- Тогда назовем сразу, сейчас же. Ваш вариант, барышня!
- Полина!
Отец вздрогнул.
- Почему именно так?
- Все говорят, что девушка похожа на меня. Я всегда очень хотела сестру. Если бы она у меня была, я бы назвала ее этим именем, моим любимым.
- Тебе грустно, что ты одна?
- Нет. Ты же меня хорошо знаешь: я – умница! Живу и радуюсь за двоих!
*
Сонечка выполнила мой наказ: жить за двоих. За себя – красивую счастливую девушку, как всегда пребывающую в полной гармонии с окружающим миром, умеющей понять, простить любить. Внутренним миром – за меня: мечтами, веря, что они обязательно где-то воплощаются. Своими стихами она создала для меня прекрасный мир, в котором я счастлива. Счастье переполняет и плещет через край картины – границы для непосвященных, которым просто становится хорошо, когда они смотрят незатейливый сюжет, выполненный неизвестным художником. Мой отец знает и видит, как каждый раз, когда он подходит к картине, я поднимаюсь, смеюсь и машу ему рукой. Он спокоен за меня, а это самое главное.
Я – дома. Я буду здесь долго: отдыхать душой и ждать свою Сонечку. Она вернется не скоро, ей предстоит пройти на Земле долгий путь. Моя сестра, заменившая меня в трудную минуту, первой выйдя в тяжелую человеческую жизнь.
Мне хорошо здесь, вот только… Но, что это? Я слышу знакомое шуршание крыльев! Я вижу, как начинает светиться и без того чистый и прозрачный воздух! Я верила, потому что он сказал при последнем прощании: верь мне! Верила! Мой Ангел спешит обнять меня! Я вскакиваю и протягиваю руки, погружаюсь в свет, теплоту, душа поет и ликует! Мы снова вместе! Спасибо, Соня! Это ты – моя волшебная половинка, дописала то, самое первое стихотворение. Да, плачьте, стоя у картины! Это – чистые слезы!
Конечно, не все я знаю.
Мне помнится или снится:
Однажды прошла по краю.
Не дали мне оступиться.
Две жизни в одну сплетутся,
Тот мир, где мы вместе, манит,
Но к истине прикоснуться
Хранитель не позволяет…
…Евгений и Соня, обнявшись, выходили из зала. У входа Соня обернулась и с улыбкой помахала рукой в сторону картины. Ее Ангел крылом осторожно смахнул слезинку на ее щеке и, подозрительно морщась, шепнул: «Верь!»…
…Тобою зажженная свечка
Не робкий огонь, а факел.
А ты – на родном крылечке,
И рядом – воскресший Ангел.