Сознание возвращалось ко мне медленно. Сначала это были тени и я была одною из них. Не ощущая своего тела , я парила в этом царстве теней , невесомая, отстранённая и ко всему равнодушная. Тени окружали меня серо-дымчатыми сгустками, плавно кружась в замысловатом танце , медленно наполняясь светом, словно оплетённые сверкающими лучами. Свет этот набирал силу, трансформируясь из тонкой паутины в радужные искры, заполняя мою сущность, мерцающей сетью притягивая душу к миру людей . Неспособная сопротивляться этому настоятельному желанию жить, я открыла глаза. Мой замутнённый взгляд остановился на белом потолке, на котором играл в свои незатейливые игры "солнечный зайчик". Понаблюдав с минуту за его игрой, я задумалась о месте своего пребывания и огляделась внимательнее. Белый потолок соседствовал с такими же белыми стенами, на которых солнечные лучи оставили сложные узоры. Поражаясь разительному контрасту этого мира с миром теней, где началось моё пробуждение, я попыталась приподняться, но невероятная слабость не позволила мне этого сделать. Моё собственное тело не слушалось своей хозяйки. Вдруг отворилась дверь, такая же белая, как и всё окружающее меня пространство, и вошла молодая женщина в белоснежном халате. Она склонилась ко мне, ласково улыбаясь и заботливо заглядывая в глаза.
- Ты уже проснулась , Оленька. Как себя чувствуешь?- Голос у женщины был звонкий, молодой, а улыбка тёплая. Её большие серые глаза тоже улыбались, из под аккуратной шапочки выбивалась прядь светлых волос. Было совестно молчать, тупо уставившись на этого ангела и я попыталась ответить ей улыбкою. Улыбка вышла кривоватая и жалобная, словно у просящей подаяние калеки. Губы, как и всё моё тело, слушаться меня не желали.
- Белое царство небесное, нежный ангел пришёл ко мне, - неожиданно для себя прошептала я ей хрипящим шепотом и, смутившись этому странному выражению о неизвестно откуда возникшем в голове образе, устало закрыла глаза.
- Ну, что ты, милая ? - засмеялась мелодично женщина, поправляя мою подушку. - До небес тебе ещё жить и жить. Ты в больнице и всё у тебя будет хорошо. И вовсе я не ангел, а всего лишь медсестра. Меня Леной зовут. А скоро придёт доктор. Ты отдыхай и о плохом не задумывайся.
Лена вышла , тихо прикрыв за собой дверь. А я, не открывая глаз, тут же задумалась. Воспоминания нахлынули бурной рекой. Вспомнилось всё и сразу. Тёмный апрельский вечер, чужие руки на моём теле, мой невысокий защитник и боль. Моё тело отозвалось на это воспоминание резко и пронзительно, как-будто внутри меня, что-то взорвалось, обжигая. Каждая клеточка моего тела вздрогнула. Но боль была сейчас не главною. Вдруг пришёл запоздалый стыд от воспоминания. Как же взгляну я теперь в глаза бабушке ? Как расскажу о том , что со мною случилось? Как посмею заговорить с близкими? Ощущала я себя испачканной, уродливой, растоптанной. Ох, как нужна мне была в это мгновение Пелагея Павловна, её поддержка и понимание. Я жаждала этой нашей встречи и боялась её. Но вера в бабушкину любовь была сильнее страха осуждения. И эта вера придавала сил.
Дверь снова отворилась. Я открыла глаза, ожидая увидеть обещанного мне Леной доктора. Но вошедший человек на доктора был вовсе не похож. Невысокий, крепкий, коротко стриженный, он глядел на меня тревожными синими глазами, словно в душу заглядывал. И по этому его понимающему взгляду я догадалась, что всё ему про меня известно. И про мою боль, и про мои страхи, и про мой жгучий стыд. Я почувствовала, что могу без опасений доверится этому синеглазому человеку.
- Здравствуйте Оленька. Мне сказали, что Вы уже проснулись. Я только на минуточку зашёл, взглянуть на Вас.
-Это были Вы , - не спрашивая , а скорее утверждая , прошептала я своим хрипящим голосом. - Вы спасли меня.
- Меня зовут Александр Петрович. Всё страшное уже позади. Всё будет хорошо у Вас , Оленька. - Он посмотрел на меня с такой уверенностью, словно уже всё знал о моей дальнейшей судьбе. И я ему поверила, принимая его заботу и утешение. Александр Петрович , кивнув мне ободряюще, вышел, а его место у моей койки занял доктор. Кругленький, похожий на мультяшного Вини-Пуха, доктор , представившийся Леонидом Анатольевичем, посмотрел на меня улыбчивыми глазами и проворковал бодрым баритоном:
- Прекрасно выглядим милая девушка.
Этот его комментарий меня удивил и озадачил. Прекрасного во мне сейчас было мало. Лицо исцарапано, тело покрытое узором из синяков и ссадин, содрогалось ежеминутно от внутренней боли. Глаза, утратившие привычную яркость, были мутными, блуждающими, с красными белками из-за лопнувших от напряжения сосудов. Черты заострились, подчёркнутые сероватой бледностью кожи. Голос, сорванный криком , сменился скрипящим хрипом. Но доктор смотрел на меня своим особым докторским взглядом, просвечивая моё дрожащее тело, словно рентген.
-" Пусть буду прекрасная, - подумалось с грустной улыбкою. - Доктору виднее."
Словно уловив эту мою улыбку в изменившемся выражении глаз, Леонид Анатольевич
незамедлительно развил мою вялую мысль :
- Даже не сомневайтесь Оленька в своей неотразимости. Кости у вас целы, серьёзных повреждений не обнаружено. А всё остальное до свадьбы заживёт, станете милее прежнего. Организм молодой, крепкий, через месячишко будете, как огурчик на грядке. Сейчас главное покой. Полежите у нас немного , оклемаетесь, а мы вас понаблюдаем. Поверьте девочка мне, старому доктору, с людьми и похуже случалось. Всё у вас будет хорошо, лапушка моя. Покой и время , вот первейшее лекарство для Вас . Тело излечится и душа исцелится. Жизнь она ведь не только по головке гладит, порой случается бьёт немилосердно.
Я верила доброму доктору, чувствовала его искреннюю заботу, но душа моя металась, сжатая тисками страха перед этой самой ласковой жизнью, шумящей за окошком моей белой больничной палаты. Упоминание о новой , призрачной моей свадьбе отозвалось в душе щемящей горечью. О, какой свадьбе можно теперь заговаривать? Кто захочет меня, испоганенную, взять в жёны? Да и я вряд ли смогу перебороть свой страх перед близостью с мужчинами. По моей щеке скатилась не прошенная слезинка о моей безрадостной будущности. Доктор слезинку заприметил и стёр её ласково с моего лица своей пухлою рукою.
- Не печалься девонька. Горечь проходит, а жизнь остаётся и никуда нам от неё не деться. Только жить и стараться жизни этой радоваться, - ласково приговаривал Леонид Анатольевич, меня успокаивая. - Ты спи милая, сил набирайся. А спасителю твоему, я велю откланяться. Уж вторые сутки в коридорчике на стульчике сидит, дожидаясь когда ты от очнёшься. Хороший человек тебе встретился в трудную минуту. Тебя к нам доставил, а мерзавцев тех в милицию. Правда потом выяснилось, что одному из них в морг положено. Но тут ему уж никто не виноват. За свои поступки нужно отвечать, а иногда и жизнью расплачиваться.
Память услужливо подсунула мне воспоминание о человеке, надругавшемся над моим телом. В сознании сохранился лишь образ фигуры, словно бабочка наколотый на острый металлический прут, грязной, рваной тряпкой раскачивающийся на ветру. Ничего не дрогнуло в моём сердце, ни боль, ни ужас, ни сострадание. Там по-прежнему царила пустота.
- Мои родные знают о том, что случилось со мной ? - хриплым шепотом спросила я доктора.
Доктор на мгновение задумался. Его пауза была почти мгновенной, но она меня почему-то озадачила.
- А как же , конечно все извещены. Ваш спаситель, Александр Петрович , после того как доставил Вас к нам , тут же выяснил Вашу личность с помощью студенческого билета, обнаруженного в сумочке. И родственников он же отыскал. Милейшая Софья Александровна всю ночь сидела возле Вас и только утром с большим трудом нам с Петром Алексеевичем её удалось уговорить отправиться домой, хоть немного отдохнуть.
- А бабушка, Пелагея Павловна, знает ?- прерывисто-торопливо задала я свой главный вопрос, надеясь на положительный ответ и боясь его одновременно.
Но Леонид Анатольевич решительно замахал руками :
- Всё-всё , больше никаких разговоров. Спать , отдыхать и не волноваться.
Тут же в палату впорхнула Леночка и сделала мне укол, после которого я быстро утратила связь с действительностью, погрузившись в глубокий сон, словно в серый омут. Впрочем , моё пребывание во сне было скрашено яркими цветными вспышками, солнечными лучами и расплывчатыми видениями. Серые тени медленно отступали , лениво оставляя свою добычу, мою израненную душу, уступая её свету жизни. Во сне я вдруг почувствовала, будто что-то изменилось во мне. И был это не излом души, не искривление сознания от боли разбитого сердца и пережитого ужаса, а что-то совсем иное. Я ещё не понимала этого изменения, но остро его чувствовала , наблюдая в себе некоторую раздвоенность сознания.
Разбудил меня плачь младенца. Я резко подхватилась в темноте ночи,
позабыв о всех своих болях, и устремилась к неизвестному мне рыдающему малышу, чтобы утешить его и защитить от такого страшного и непонятного мира. В пылу я даже позабыла, что сама боюсь этот жестокий мир и даже приготовилась сражаться с ним за рыдающего кроху. Сил я , конечно, не рассчитала и грохнулась на пол не добежав и до двери. На мой вскрик прибежала пожилая женщина в белом халате и Александр Петрович. Я уже стала потихоньку привыкать к его постоянному присутствию рядом. И, наверное, скорее удивилась бы если бы он не появился здесь сейчас. Я уже почему-то больше не стеснялась при нём своего разбитого лица. Он легко подхватил меня на руки и я доверчиво прижалась к своему спасителю, ощущая возвращение покоя в мою мечущуюся душу в его осторожных объятьях.
- Что случилось Оленька ? Что Вас так напугало? - взволновано спросил Александр Петрович , укладывая меня снова в постель.
Пожилая женщина, оказавшаяся ночной сиделкой Матвеевной, поторопилась принести мне стакан прохладной воды. Только увидев воду, я ощутила мучающую меня жажду. Поблагодарив Матвеевну взглядом за заботу, я жадно выпила всю воду до капли. И только тогда вспомнила причину своего пробуждения.
- Ребёнок плачет. Нужно пойти к нему. - Прошептала я хрипло.
-Что ты милая! Откуда здесь взяться ребёнку? В нашем отделении только взрослые лежат. А детская больница и вовсе в другом районе расположена. - Всплеснула руками Матвеевна, словно разгоняя мои страхи.
- Но я же слышала. - Я отчего-то упрямилась.
- Так это наверное был просто сон, - находчиво пояснила мою галлюцинацию Матвеевна.
- Только сон ? - расстроенно спросила я у своего личного спасителя и защитника от всех бед.
- Конечно сон, - заверил он меня и взглянул так решительно , словно собрался защищать меня даже от дурных снов.
- Сон,- вздохнула я , закрывая глаза. Почему-то стало грустно до слёз, но эту грусть объяснить я себе не могла.
Утро было солнечным и приветливым. Софья Александровна была рядом и хлопотала вокруг меня, как наседка над любимым цыплёнком.
- Оленька, солнышко моё ясное! Как ты себя чувствуешь, дорогая моя деточка? - Она вытерла украдкой глаза, поглядывая на меня с жалостью и тревогой.
Чувствовала я себя неплохо. Отдохнувшая и успокоенная, я ощутила прилив сил и зверский голод.
- Доброе утро Софья Александровна, - улыбнулась я своей приёмной тётушке. - Мне гораздо лучше, даже кушать захотелось немножечко.
- Вот и славненько,- обрадовалась она. - Сейчас я тебя быстро накормлю , деточка. Сама не заметишь, как поправишься. Ох, и напугала ты нас Оленька. Но всё благополучно разрешилось. Всё будет хорошо , - уже ставшей привычной для меня фразой , утешила меня Софья Александровна.
И вдруг неожиданно всхлипнула. Я испугалась такой нехарактерной для неё реакции. Ведь была она всегда стойкой и к слезам относилась с презрением.
- Что Вы, дорогая моя? - поспешила я с утешением. - Вы же сами сказали, что всё будет хорошо. К чему же слёзы то?
- Ах, не обращай на меня внимания милая. Старая стала, вот и хнычу без поводов. - Её вялые отговорки были для меня не убедительными. Аппетит пропал, но я всё же поела, чтобы не расстраивать тётушку ещё больше. А после пристала к ней с расспросами :
- Что-то случилось ? Скажите мне, прошу Вас, я же чувствую недоброе.
Но Софья Александровна, точь в точь как доктор накануне, замахала на меня руками :
- Тебе нельзя волноваться , деточка. Выбрось из головы все глупости и отдыхай.
- Ну, хотя бы бабушке я могу позвонить? - взмолилась я в отчаянии, сгорая от желания услышать голос самого дорогого моего в этом мире человека, даже забыв о своих страхах и стыде, который испытаю рассказывая ей о случившемся со мною.
Софья Александровна резко вздрогнула при этой моей просьбе, взглянула на меня полными боли глазами и вышла , тихо притворив дверь. Проводив её недоумевающим взглядом и ощущая как в душе растёт тревожный ком, я задумалась над вопросом :
- " Отчего мне упорно не позволяют поговорить с Пелагеей Павловной? Может Софья Александровна опасается, что я расстрою бабушку своим сообщением ? Но ведь она у меня такая сильная и мудрая."
Я была уверенна, что бабушка всё поймёт и сможет меня поддержать. К тому же жизни моей больше ничто не угрожало, а о душе я сейчас старалась не задумываться. Моё сознание отвергало мысли о произошедшем, защищая меня поселившейся во мне пустотой. Другой вопрос занимал меня также очень сильно: - "Отчего Софья Павловна находится в таком угнетённом состоянии?"
Но вопросы мои по-прежнему оставались без ответов.
Дни сменялись днями , время то летело ветром, то ползло улиткою. Я окрепла и перестала испытывать боль. В глаза мои снова вернулся свет, а ещё там поселилась задумчивость и грусть.Днём меня угнетали вопросы, на которые никто не хотел дать вразумительный ответ, отчего нарастала непонятная тревога. А ночью меня посещали странные сны, в которых расплывчатые образы пытались о чём-то мне рассказать, открыть какую-то тайну, но сколько я ни старалась не могла понять их замысловатую пантомиму. Иногда сны завершались плачем младенца и всякий раз я вскакивала, желая мчаться к нему на помощь, ощущая в себе упрямую в этом потребность и странную раздвоенность сознания. Улучшение моего самочувствия компенсировалось усилением внутренних терзаний, разрешить которые мог всего лишь один телефонный звонок. Утром того дня , когда пришло время покинуть белые стены, так отважно защищающие меня от внешнего мира, я была полна решимости получить наконец ответы на свои вопросы и шагнуть на встречу поджидающей меня жизни. Правда милейший доктор с сомнением на меня поглядывал, размышляя о чём-то его смущающем, но не решаясь пока озвучить свои сомнения. Отъезд мой из больницы планировался на послеобеденное время. Ещё было несколько часов , чтобы успеть исполнить задуманное и я не стала откладывать. Решительно взглянув на Александра Петровича, который был как всегда рядом, я направилась в небольшой зелёный скверик, расположенный на территории больницы . Мне не нужно было оглядываться, чтобы увериться , что мой спаситель идёт за мной следом. Он старался никогда не оставлять меня одну, присматривая за мной и опекая
всячески. Знала я также, что не в силах он отказать мне в какой-либо просьбе. Этой-то его слабостью я бессовестно и воспользовалась. Остановившись на уютной аллее и резко оглянувшись, я уставилась на Александра Петровича молящими глазами.
- Я умоляю Вас позволить мне позвонить. Всего лишь один звонок и душа моя успокоится, - прошептала я , молитвенно протягивая к нему руки.
- Ах, милая Оленька, если бы я также был уверен, что спокойствию Вашему ничего не грозит !- покачал он головой.
Но глаз я не отвела, продолжая молчаливо его умолять. И он дрогнул. Тяжело вздохнув, Александр Петрович обречённо протянул мне мобильный телефон. Достигнув желаемого, я радостно засмеялась и бросилась к нему на шею по-девчоночьи. Он бережно прижал меня к себе, обеспокоенно заглядывая в глаза. Этот его взгляд разбудил во мне чуть забытые воспоминания, но я не стала о них задумываться, так как спешила набрать с детства знакомый номер телефона. Но ответила по телефону мне вовсе не Пелагея Павловна , а Надюха, отчего волнения мои ещё сильнее усилились.
Даже не поздоровавшись, я прокричала в трубку :
- Надюха, милая ! Неужто бабушка приболела, что не может даже подойти к телефону?
Надюха , услышав мой взволнованный, всё ещё хрипловатый голос, просто ахнула:
- Ой, Оленька ! Как ты подружка , оклемалась уже малость ?
Я вдруг рассердилась на подругу и ответила непривычно резко :
- Уж зубы то мне не заговаривай! Скажи же наконец правду! Я совершенно в порядке. А что с Пелагеей Павловной? Как сильно она заболела?
Надюха, со всей своей простотой, ответила искренне с причитаниями:
- Ох, Оленька ! Заболела наша бабушка , так сильно заболела, что померла! Несчастная ты нынче сиротиночка!
Я не хотела верить услышанному, хотя знала уже, что Надюха говорит правду. И все вокруг о том давно знают, только мне не сказывают, опасаясь за моё выздоровление.
- Нет! Ты, что-то напутала! Бабушка не могла умереть так скоропалительно. Она не могла меня оставить ! Обещала же за мною присматривать. - Кричала я сквозь сотрясающие меня рыдания.
- Ну, как же путаю? Мы уж и схоронили Пелагею Павловну. Нет людей вечных, только в памяти остаются родные наши с нами навсегда. - Всхлипывала мне в ответ Надюха, только я её уже не слушала. Ноги подогнулись и небо упало на землю. Весь мир вокруг меня заволокло слезами отчаяния . Сознание покидало меня стремительно и только одно ощущение оставалось реальным и незыблемым. Руки Александра Петровича крепко держали меня, не позволяя упасть на землю.
Очнулась я снова в своей белой палате в окружении многих людей. Суетились медсёстры, выполняя указания доктора, тихо плакала Софья Александровна, растирая мои ледяные руки, а у окна стоял мой спаситель, застывшей в угрюмом отчаянии статуей. Доктор Леонид Анатольевич ему строго выговаривал :
- Что же Вы, батенька, натворили? Оленьке эти волнения чрезвычайно вредны.
Александр Петрович , печально взглянув на меня, глухо ответил на эти укоры :
- Оленька должна была узнать правду о бабушке. Неизвестность мучила её не меньше известия.
Доктор продолжал сердито качать головой :
- Должна была узнать, но не так же резко, словно молотом по голове. Всё лечение придётся начинать сызнова.
Я глядела пустыми глазами на привычные стены и потолок, больше не замечая их белизны. Свет померк для меня , солнце обуглилось и почернело. В голове билась израненной птицей только одна мысль :
- " Бабушки больше нет! Ушла Пелагея Павловна и оставила меня !" - Моей душе было горько и страшно одиноко. И тут потухшие глаза мои встретились с синими глазами моего спасителя. Столько я там увидела боли и сострадания, что на мгновение моя собственная боль отступила. Сухими потресканными губами я прошептала доктору :
- Александр Петрович всё сделал правильно. Я должна была узнать правду, иначе сошла бы с ума от тревоги и неизвестности.
Доктор заботливо ко мне склонился , переставая ворчать.
- Ну, может быть ты права милая. Вечно скрывать такое невозможно же. Сердцем ведь всё равно чувствовала свою утрату. Только нельзя тебе нынче волноваться то. Ну никак нельзя.
Все присутствующие посмотрели на Леонида Анатольевича вопросительно.
- Новость моя , конечно, не ко времени, - смутился доктор такому пристальному вниманию, - но скрывать уже смысла не вижу , ведь скоро само всё проявится. Может Оленька ты хочешь, чтобы я сообщил это известие тебе лично?
Я задумалась :
-" Что ещё такого могло случиться со мною ? Нужно ли мне скрываться от близких людей, которые и так обо мне всё знают? "
После потери бабушки , казалось, ничто уже не могло поразить меня сильнее. Ведь и поражать будто бы уже было нечего. Пустота во мне набирала силу и жизнь стала казаться тенью сна, мрачного и жестокого. Словно поселилась во мне змея, высасывающая душу до суха, и не было сил с нею справиться. Покорно отдавалась я на это опустошение . Без интереса взглянула на доктора :
- Мне кажется, что пугаться мне больше нечему. И нет причины скрытничать.
Леонид Анатольевич взглянул на меня с жалостью:
- Я некоторое время сомневался, но анализы точно подтвердили, что будет у тебя Оленька ребёночек. Вот поэтому-то всякие волнения для тебя теперь опасны и нежелательны.
Первым чувством моим было удивление :
- Откуда же ему взяться ? Муж мой Серёга скоро год , как в земле сырой лежит.
Но тут я своё глупое размышление прервала , встретившись с испуганным взглядом Софьи Александровны. Понимание случившегося обрушилось на меня скалой, придушив всё , что от души моей ещё осталось. В белой моей палате , повисла тяжёлая тишина. Все присутствующие были поражены этой новостью. Ребёночек мой не был плодом любви, не стал ожидаемой радостью. Ужас и ненависть ощутила я в это мгновение. Погибший насильник, надругавшийся над моим телом, оставил в нём свой след. Сухими , горящими глазами глядела я на доктора, желая в эту минуту только одного, чтобы снизошёл в меня благословенный жар и выжег всю до пепла, освобождая меня от этого последствия моей встречи с монстром в человеческом обличье. Тело моё показалось мне подлой ловушкой, ненавистным сосудом для нежеланного плода . Я обессилено закрыла глаза, мечтая сбежать из этого мира безвозвратно в серое царство теней. Леонид Анатольевич ласково прикоснулся к моей пылающей щеке :
- Это тяжёлое испытание , Оленька, горек завиток твой жизненный. И только тебе решать, как сложится жизнь твоя дальше. Не торопись, подумай хорошо девонька. Не отчаивайся. Со временем придёт понимание судьбы своей. Всё наладится , всё будет у тебя хорошо.
- " Всё будет хорошо, - процитировала я доктора мысленно и усомнилась, сжигаемая отчаянием. - А будет ли ?"