Надымленно

Алексей Морокин
- Я не окончил своих слов, а Вы уже приказали молчанием своим проклясть меня. Когда я собирался с силами, чтобы услышать ответы, Вы строчили отказные от своих чувств заранее.


Дужка темных очков снова у нее во рту: она нервничает. Только недавно давала себя клятву не думать о мужчинах как о чем-то вечном. А ведь он в образе даже больше, чем нужно. Обещает вернуться, даже если первый день будет бессмысленно провален.


Профиль не героический, не роковой, не притягивающий: вытянутое книзу прижимистое лицо, о котором удобнее с досадой сказать «череп не удался», да жалкие старомодные бакенбарды, упрямо растущие не по прямой. Впервые взгляд на ком-то задерживается, переходя за границу терпения, и изучающую линию скачущих глаз не хочется прерывать.


- И я с радостью разгромил бы свою оборотную сторону ради такой любви. Так перестаньте же быть моим спасением в эту последнюю ночь!


Органично разрушая сценарий, его беспочвенный монолог повелевает замирать. Надымленно тут, и красноватый оттенок света над его голой фигурой выдает волнение. После такой случайной встречи любой юноша моментально прозревает до самца, пронизанного одним желанием – найти эту даму стервозного сложения и преподать пару уроков.


- Я не могу. Не могу поверить, что я была так хороша, а теперь, в этом постоянном обличье, я только боль приношу тебе, мальчик мой. Чего ты молчишь, укрой хотя бы меня, видишь, дождь идет из-под моих ресниц? И снизу я вся промокла. Когда-то ты точно так же безмолвно пялился на свои ржавые ботинки, а меня увозили в негабаритную ночь трое бескомпромиссных красавцев. Слышишь, капли становятся тяжелей? И вот уже нестерпимым басом доходят до моих ушей звуки их падения оземь. Где-то посреди бесконечного льна моего сарафана разместился платочек – найди его белый хвост и потяни. Мои слезы утереть смог бы только рукавом своим закопченный старик да ты сам – герой-любовник, мой звездный мальчик.


Засыпая под убаюкивающие слова о звездах, оперев на раскрытую теплую ладонь морок тяжелой головы, видит свой первый посткофеиновый сон. Накручены на пальцы тончайшие линии, словно бы фантазия (в других версиях перевода – выдумка) стала мелкой пешкой в этой большой игре, но не потеряла влияния, положив начало нескольким таким сюжетам. В одном из них был даже остывший поцелуй в руку, молодость фиолетовых цветов и брошенные на пол осколки – так расставались в средние века.


Кровавые ножи являлись еще несколько раз, но не стерли отчего-то следов, как и терпкие духи остаются в памяти, и любую другую можно спутать с той, первой, главной, в коротком звоне имени которой много лет стучали поезда и выли ракеты, соединялись города и гасли закаты, удалялись силы из ног и соки из головы, но так и не сошли на нет эти буквы.



04.08.2010 г.