Я выставил во двор их все, все семь бутылок из-под шампанского, которые мы с тобой распили вместе за эти семь месяцев нашего знакомства. Я их хранил до поры, честно говоря, не думал, что она придёт, эта пора… ну, ничего.
Вот эта… январская… тьфу, противно вспоминать. А ты кто такой, вообще, чтобы мне указывать, орала ты мне. Я аж испугался… Нет, я до сих пор смеюсь. Бах! Вдребезги её, эту бутылку.
Февральская, мартовская… Это чисто формальности. 23 февраля, 8 марта… такая фигня. Поздравляю, поздравляю. Но мы были вместе, хоть и не рядом. Ба-бах! И разлетелись обе на сотни мелких осколков, будто и не было ни февраля, ни марта.
А эта, апрельская… ты плачешь, а я держу тебя за руку. Признаться, я и не догадывался, что ты умеешь плакать. Я думал, ты железная… у, как банально, но я не думал, что ты можешь так отреагировать на простое признание. Я помню, что отпил всего глоток шампанского из того бокала, а ты всё рыдала и пила, потом заснула, и я не стал тебя будить. Зачем – у нас же всё ещё впереди… Теперь ничего нет. Бац! Одни осколки, мелкие, звонкие, их много…
Май пролетел незаметно, в какой-то щенячьей радости, плавно переходя в июнь. Зелёная бутылка в эту, белую. Наверное, её особенно трудно будет разбить. Ты всё время хотела уйти, думала, что ничего хорошего из этого не выйдет, а я догонял, удерживал, не клялся, но обещал, что всё будет замечательно, так, как ни у кого. У меня хорошо получалось, ты сначала бесилась, потом улыбалась и оставалась со мной. К чёрту, зелёная разбилась очень быстро, а эта, белая… странные осколки, матовые, крупные… Я добивал каждый отдельно.
И вот этот, наш самый жаркий, наш самый чудесный июль… Знаете, как здорово – ледяное шампанское в зной под сорок? Слишком хорошо, чтобы быть правдой… А потом всё кончилось, ведь оно уже совершенно несъедобное, когда нагревается. И жажду ни фига не утоляет. Получается какое-то пойло. Это была бы та бутылка, из августа, который только что начался, но этой бутылки и нет, поэтому я разбиваю июльскую, а с ней – и все воспоминания… всё… больше ничего не будет.
Чёрт возьми, зачем мне столько стекла? Я стою босиком - может, походить по этим осколкам? Да ну, зачем, я не буду лелеять все остатки нас двоих, отражающихся в этих блестящих осколках. Я просто размельчу их в мелкую крошку, чтобы не осталось и следов, и то же сделаю со своей памятью. Такие мелкие крупицы никогда не вонзятся ни в пальцы, ни в голову, я никогда не проснусь посреди ночи, когда будет особенно мучить… Нет, уж слишком мелко, а значит, всё исчезнет без следа, будто и не было.