Пародия на рассказ Николая Емильянова

Парадист Рейтинга
фото с сайта fishki.net
 Мне никогда не разорвать эту память. Сейчас я только жалею, что как всегда не был ёбок, не давал полной силы своим чувствам, придерживал за уздечку член...

  Когда она льстила мне казалось, что я действительно ёбкий, как неразбавленный кофе в котором растворились ее сны, и от него исходит аромат тайны появления в нашей жизни анаши, ёбких вечеров, кошачьих потягиваний, ночных обкуриваний. Казалось, что сами эротические фантазии ее блестят, а напряжённый от счастья член, отражаясь в них, радуется и пританцовывает, подмигивая и смеясь. Когда веселые икорки от папиросы ганджюбаса  падали от её затягов, я загадывал одно и то же желание, я просил у них, чтобы она всегда была здесь и сейчас, всегда ёбкая и улыбчивая. Я обещал им, что скуплю для нее весь самый дешёвый лимонад этого пыльного города, покатаю на х..ю и построю ей настоящий публичный дом с лифтом...И мы часто будем прогуливаться в обнимку, укрывшись синим одеялом ночи... Так как нормального одеяла у нас не было

  Я долго тянул резину, и катал вату всё не мог сдержать своего слова а Ира была уже взрослая. Я даже не заметил как это случилось. Ее увез потный, толстенький, с масляными  черными волосами итальянец в годах, громко что-то доказывавший матери Иринки и все время пытающийся беспорядочными, как мне казалось, махами рук компенсировать свое знание английского.
  Есть такая поговорка он в свои ворота катает, а я возле забора стою, смотрю. Так было и в этот раз, мою девочку увозили за границу а я ничего не мог поделать.
- Ес, ес, - довольно кудахтала мать моей лучистой вечно обкуренной девочки, уставшая от жизни женщина, тридцать лет проработавшая на ламповом заводе и наконец-то получившая от него однокомнатную квартиру в доме возле трамвайной линии. А мне этот иностранц купил киллограм хорошей марихуаны.
 Она притащила собранные иринкины чемоданы, и семенила за кажется, Марио с этими чемоданами в худеньких руках аж до самого автобуса. Ирка тихо плелась обкуренная рядом с ним, даже не глядя на меня, так она была обкуренна. Я ведь продал её.
Когда, прощаясь, Марио громко заржал и со всего маху "дружески" стукнул Ирину мать ладонью по плечу, я еле сдержался, чтобы не влепить ему затрещину. Но это могло навредить той с которой я когда то так здорово снашался...

Не помню как долго я приходил в себя я ж ведь дебил. Продал свою любовь так дёшево всего за кило анаши. Надо было просить хотя бы два киллограма.
 Может год, может два, может три, у новой ячейки общества все было в ажуре, они взяли кредит в банке на аренду плантации, и выращивали там  хороший ганджюбас, мак, коку. Наверное, через пару лет из меня выветрились все ганджюбасовые сны, вылетели последние озорные лепестки канапли, которые я так не хотел отпускать в свободный полет. Но киллограм как то быстро закончился
Я женился на медсестре и никогда "дружески" не хлопаю по плечу ее маму,так как её мама может в ответ влепить такую затрещину, что мало не покажиться.

  И прогуливаясь летними вечерами по набережной, мы нередко встречаем странные парочки, которые обкуренные в говнище. Она - девочка-конфетка, красавица, стройная, с нежным смехом и приветливым личиком. И рядом он, перекопченый в солярии дядька лет на 30 старше, размахивающий руками и громко гогочущий над собственной шуткой он ведь обкуренный, высказанной на ломаном инглише. Шуткой, которую у него на родине - в Финляндии, Италии, Германии, Швеции или где-то еще вряд ли кто-то поймет.

И каждый раз мне хочется подбежать к такому субъекту и крикнуть ему в коричневое ухо:
- Дай апкуриться, давай вместе апкуримся, есть у тебя что дунуть?