Н. Ге. Петр I и Алексей

Нина Бойко
Прожив в Италии несколько лет, Николай Николаевич Ге вернулся в Петербург, поселившись на Васильевском острове. Темой для своего нового произведения он выбрал трагический эпизод  русской истории ––  столкновение двух правд: правды отца и правды сына. 

Отношения Петра I и его сына Алексея  не отличались теплотой: Петр стремился создать из боярской Руси мощное европейское государство, а сын был привержен старым устоям. Но Алексей –– наследник, и с семнадцати лет отец давал ему поручения, чтобы тот понемногу вникал в государственные дела. Укрепляя международный авторитет России,  Петр женил Алексея  на принцессе Шарлотте –– близкой родственнице  императора Священной Римской империи. Однако уже через год сам обвенчался с бывшей наложницей Мартой Скавронской (при крещении получившей имя Екатерина).
Екатерина, надеясь родить Петру I сына, который бы мог стать наследником трона, умышленно искажала всякое слово царевича Алексея. Сообщала  Петру, что царевич его ненавидит.

Гром над головой Алексея прогремел в 1715 году. Шарлотта родила мальчика (будущего императора Петра II),  но заболела и вскоре скончалась. Через несколько дней родила сына Екатерина (ребенок прожил не полных четыре года).
В день погребения Шарлотты, Петр публично вручил Алексею письмо, начинающееся словами «Объявление сыну моему». Царь  требовал, чтобы он исправился либо постригся в монахи, в противном  же случае, обещал поступить как «с злодеем».
Алексей согласился уйти в монастырь, хотя понимали оба –– монашеский сан не лишит царевича быть законным наследником; кто бы ни стал во главе государства, живой  царевич будет ему помехой.

При активной поддержке начальника петербургского адмиралтейства Алексей тайно уехал в Вену, забрав и любовницу –– дворовую девушку  Вяземских –– Ефросинью. С того момента участь его была решена.  В Вене царевич просил защитить его от Петра, был даже не против вступления в Россию австрийских войск, однако Австрия не решилась.  «Для нас не является возможным  добиться определенного успеха в землях самого царя, и нам в действительности известно, что этот царевич не имеет ни достаточной храбрости, ни достаточного ума», –– писал вице-канцлер императору Карлу.

Алексея тайно перевезли в Неаполь, где  под защитой римского императора  он стал дожидаться смерти отца, сильно болевшего в ту пору. 
Но Петр пока умирать не думал. Он вел активные поиски сына.  Наконец русская разведка выследила местонахождение Алексея,  потребовав выдачи царевича. Римский император категорически отказал, но разрешил допустить к Алексею Петра Толстого. Тот отдал ему  письмо.
«Я тебя обнадеживаю и обещаюсь Богом и судом Его, что никакого наказания тебе не будет, но лучшую любовь покажу тебе, ежели воли моей послушаешь и возвратишься», –– обещал сыну Петр. 

Письмо не заставило Алексея вернуться домой, он не поверил отцу. Тогда хитроумный  Толстой решился на подкуп одного из австрийских чиновников, чтобы тот «по секрету» сказал  Алексею, что его выдача русскому государю  — вопрос решенный.
Царевич был вынужден возвратиться в  Россию. Тлела надежда, что отец простит... Морозным январским утром 1718 года черный возок переехал русскую границу. Тайный советник Петр Андреевич Толстой был доволен. Что ж, не зря говорил ему царь: «Голова, голова, кабы не так умна ты была, давно бы я  отрубить тебе велел».
31 января Алексея доставили в Москву. Отец его ждал. Петру Толстому «за показанную так великую службу не токмо мне, но паче ко всему отечеству» было пожаловано поместье в Переяславском уезде.  Царевичу Алексею обещанного прощения не дали, –– учинили допрос.
 
–– Всех, всех открой, кто замышляет против царя! Здесь и за границей!
Хватали виновных и подозрительных, пытали в застенках. Казнили. При пытках узнавали всё новые имена: одних висящие на дыбе  называли сами, других, потому что судьи того хотели.  Постриженную в монахини царицу Евдокию ––  мать царевича Алексея, законную свою жену ––  Петр приказал сослать в Ладожский монастырь, подозревая её в сообщничестве с сыном. Близких её людей казнить.

Алексея повезли в Успенский собор и заставили подписать отречение от наследства. Петр не отпускал его с глаз. Покончив с трудными и жестокими московскими делами, увез сына в Петербург. Там царевич валялся в ногах у государыни Екатерины, обещал, что уедет в деревню, молил, чтобы дозволила обвенчаться с возлюбленной  Ефросиньюшкой, которую при дворе брезгливо называли  «девкой Ефросиньей».  Но ведь и та, что сейчас занимала на троне место его матери, тоже была девка –– пленная немецкая девка. Царевич просил ее слезно, она посмеивалась.

Ефросиньюшка приехала из-за границы 20-го апреля, и прямо с дороги ее  завернули в Петропавловскую крепость.  Через три дня начался допрос. «Нетвердою рукою» отвечая на вопросы, она удивительно твердо и точно сообщила все, что  желали от нее знать. Да, царевич на отца беспрестанно жаловался, говорил, что хочет лишить его жизни. И еще (самое страшное!) говорил, что как только станет царем, все будет иначе. «Я-де старых всех переведу, а изберу себе новых,  и тогда буду жить в Москве, а Петербург оставлю просто город».
Петр видел своей задачей обновление России, а это –– дело движущееся и развивающееся. Раз, начав его, останавливаться нельзя. Он не боялся, что сын свергнет его с престола, он боялся, что после смерти некому будет продолжить  начатое  им дело.  Да, Алексей  –– противник!

Петр взял царевича в Петергоф и допросил сам. 
Николай Николаевич Ге из всей истории петровского царствования  выбрал для своей картины эпизод едва ли не самый мрачный и драматический. Царь-убийца, сыноубийца! И не в порыве бешенства убил, не пришел в безумство от содеянного, не каялся исступленно. Убил расчетливо. Неверными посулами вывез сына из-за границы, сам допрашивал, сам предрешил судьбу, открыто –– через особый суд –– приговорил к смерти, а после приговора опять пытал! И не каялся. Хоть страдал, наверное, но не желал никому выказывать тяжкую отцовскую скорбь. 

В набросках картины Ге прожил с Петром момент, предшествовавший тому, который потом передал на холсте.  Уже все решено для Петра, для Алексея. Слова сказаны и судьбы определены. В бумагах, брошенных на столе (наверное, это страшные для царевича показания  «Ефросиньюшки»), ощутима ненужность. Один исписанный лист упал на пол, к ногам Петра. Бумаги кончили говорить. Люди кончили говорить. Говорят глаза. Отец поднял голову, до того опущенную в мучительном поиске решения, вглядывается в сына. Тяжелая кроваво-красная скатерть подчеркивает отдельность этих трагически связанных жизнью людей.

28 ноября  1871 года в Петербурге открылась Первая выставка художников-передвижников.  «Мы открыли выставку, и она имеет успех, по крайней мере,  весь Петербург говорит об этом, –– сообщал Крамской художнику Васильеву. ––  Это самая крупная городская новость, если верить газетам». 
На выставке среди  множества превосходных полотен  была  картина Ге  «Петр I и его сын Алексей».  Картина  произвела на зрителей громадное  впечатление!  Александр II  тут же заказал для себя ее повторение.
Газеты писали, что всякий, кто видел эти две простые фигуры, должен будет сознаться, что он был свидетелем одной из тех потрясающих драм, которые никогда не изглаживаются из памяти.