Изогнутая лоза, поскрипывая, убаюкивала стройную девушку в невесомом кресле-качалке. Загорелые ноги слегка отталкивались от скользкой гальки, усыпавшей узкую полосу морского берега. Анна с нетерпением ждала закат. Он приближался в россыпи оранжевых облаков, несущих свое ночное покрывало утомленной звезде. Тонкая рука художницы поглаживала ручку легкого кресла, и ее выразительные серые глаза, под бархатом черных ресниц, задумчиво смотрели на тонувшее в море солнце.
На подготовленном холсте, закрепленном на небольшом мольберте, уже была ярко очерчена синяя полоса горизонта. Теперь девушка ждала закат, чтобы отразить на картине прощальное послание вечерних облаков, в которых Анна надеялась найти ответ на свою замысловатую творческую выдумку. Сегодня она нарисует то, что проявит для нее теряющее свет летнее небо.
На теплый берег, потешно скользя кривыми ногами, выбрался любопытный краб и подбежал к брошенному на гальке блокноту для зарисовок, заставив хозяйку убрать все разбросанные на песке вещи подальше от набегающей волны. Начался вечерний прилив, вызванный еще не видимой, но уже приблизившейся луной, и природа моря как всегда шумно отзывалась на ее ночное притяжение.
Сероглазая художница очень тонко чувствовала любое движение в природе, которое звучало вокруг нее метаморфозами и всплесками времен года, в бесконечной симфонии перемен. Ей казалось возможным задержать исчезающее мгновение на кончике кисти, чтобы продолжить его жизнь на своем полотне.
Не зря молодая художница избрала уединенный образ жизни, и на ее выставки спешили те, кто не забывает, что звезды смотрят на нас не только ночью, но и при свете яркого солнца. Однако эта поездка на южное побережье вдали от модных курортов была не просто творческой поездкой за морской экзотикой, она была связана с ожиданием необычного романтичного свидания.
Именно в этот день Анна ждала приезда своего учителя, боготворимого ею Макса, который дал ей азы художественного мастерства. Так уж случилось, что со студенческих лет он остался ее единственной, но, увы, неразделенной любовью. Хотя они не виделись почти десять лет, она все равно продолжала называть его учителем. Все эти годы Анна не забывала, что Максим ненавязчиво ввел ее в божественный мир подлинного искусства. И это было не просто обучение мастерству точного копирования. Рядом с ним ее чувственный камертон настроился на абсолютное неприятие фальши. Будучи студенткой, она обожала лекции Макса в Академии Художеств и часто днями просиживала в его просторной мастерской, с восторгом наблюдая, как творит настоящий мастер.
Обычно, ученица приносила любимому учителю папки со своими кричащими протестами, вызывающими этюдами мусорных свалок или портретными зарисовками посетителей пивных Северной столицы. Макс был всегда терпелив к максимализму своенравной ученице. Он просто рассказывал ей забавные истории из жизни знаменитых мастеров живописи. И однажды, как будто случайно, показал абстрактные рисунки Доры Маар, которая тоже долго выискивала все уродливое в жизни. Анну сразу же отвратило от странных пропорций искаженных предметов и изогнутых тел в художествах эксцентричной парижанки.
Оказалось, что уже в 30-е годы Дора обрела скандальную славу фотографа моды и рекламы в предвоенной Европе. Ее даже прозвали искателем катастрофы. Будучи возлюбленной Пикассо, признанного мастера кубизма, она запечатлела на фотографиях для истории его кропотливую работу над "Герникой", и сама стала прообразом его "Плачущей женщины" и других знаменитых портретов. Звезда парижской богемы долго жила с Пикассо, и он даже написал ее в образе необычной химеры, в шляпе с зелеными ногтями, в стиле кубизма.
И действительно, экстравагантная Дора обычно появлялась на публике именно в такой вызывающе широкой шляпе, любила длинные перчатки и красила ногти в необычный пурпурный цвет. Возможно, из-за этого многочисленные гости Пикассо запомнили ее с очень длинным мудштуком и неизменной сигаретой. Но совсем юная Анна с жалостью смотрела на портреты и рисунки зеленоглазой Доры. Наверно, не зря Пикассо много раз признавался, что любит именно ее слезы. Вряд ли у нее было бемятежное женское счастье. И когда они все же расстались, жизнь стойкой парижанки оказалась катастрофически надломленной.
После недолгих раздумий Анна навсегда отказалась от всего уродливого и стала изображать в своих картинах позитивный идеал желаемого в стиле романтизма. Максим бережно поддерживал ее особый почерк. Сначала у Анны даже возникла робкая надежда, что он тоже в нее влюблен. Но в их теплой дружбе он остался просто любимым учителем. И она иногда даже немного ревновала, когда встречала его в обществе интересных женщин, упрекая себя, что в юности так и не решилась признаться ему в своей первой любви. Теперь преподаватель стал известным художником и подолгу жил за границей. Она же никогда не приезжала на встречи с однокурсниками и злилась на себя, когда находила в своих картинах отзвук того старого, немного наивного ожидания счастья.
Мысленно общаясь с Максом и споря с ним, Анна неохотно признавалась себе в том, что ей до сих пор его не хватает. В живописи она была верна романтизму, прекрасно понимая, что это не совсем современно. Макс же был знаменитым художником - абстракционистом. Он никогда не навязывал ей свой стиль, но все же переживал, что она осталась за бортом славы, которую уже обрела его школа живописи, проводившая выставки во многих странах. Однако его упрямая ученица считалась отшельницей даже в среде своих однокашников, экстра-индивидуалистов по избранной профессии. И конечно каждый из них мнил себя неповторимым гением.
Анна же стремилась приблизить искусство к зрителю и упрямо верила в миссию старых художников-передвижников, поэтому часто переезжала, выставляя свои картины в небольших картинных галереях в глубинке. Иногда ей хотелось пожить вдали от столицы в забытых деревнях на берегу малых рек. Часто на окраинах новых микрорайонов художница забиралась на крыши высотных домов, где подолгу мечтала в одиночестве, сравнивая с хрупким небом нелепую урбанистическую цивилизацию. Она удивлялась полусонному состоянию города и постоянно искала таких же мечтателей и чудаков. Должны же быть еще такие же, кто ощущает движение земли, луны и солнца на огромной скорости в бесконечном космическом пространстве! И ее картины с детской наивностью опровергали дисгармонию человека и его современную отстраненность от мира живой природы.
Ей упрямо хотелось, чтобы люди не забывали о небе, поэтому она начала зарисовывать облака. Она открывала зрителю спасающий мир мечты, зовущий из тупика одиночества. Постепенно у Анны появился круг своих почитателей, всегда узнающих ее романтичный стиль, однако не мрачный, как у старых европейских художников, и не безнадежный, наигранно-мистический. Это был безмятежный полет фантазии, поэтому ее живопись отличалась отсутствием резких углов и выпяченных граней. Пространство на ее полотне не ограничивалось прямыми линиями вообще.
Несколько лет они с Максимом не встречались, но иногда Анна посылала ему фотоснимки своих работ и изредка писала SMS-ки, напоминая о себе. И вдруг неделю назад он позвонил и сказал, что будет совсем рядом, проездом на свою выставку, и сам напросился на встречу. Поэтому теперь, волнуясь перед неожиданным свиданием, она ждала его у снятого на несколько дней одинокого бунгало у покатых скал на берегу моря, пытаясь отвлечь себя работой над картиной из причудливых облаков оранжевого заката.
Устраиваясь у небольшого холста, художница вспоминала, что в их шутливом разговоре вдруг неожиданно выяснилось, что им приснились похожие сны. Максим рассказал, что он запомнил необычный сон, в котором от космического маяка из дальней галактики к земле идут тревожные сигналы света. Анна в своем странном сне сама долго парила в туманном облаке над бескрайней бездной темной воды.
Синий океан грозно вздыбился, и встревоженный черный кит направил свой путь в северные широты. Романтичная художница почему-то представила, что глубоко в недрах земли проснулись разъяренные боги вулканов. Макс ей сказал, что даже сделал для нее небольшой набросок, представив сигналы в космическом пространстве абстрактно - черными точками и зигзагами спиральных волн, которые движутся к земле, пронзая скопления синих звезд. Они немного пошутили о мистических предсказаниях и договорились о встрече.
Однако Анна все же по-женски надеялась, что разговор о снах, конечно же, был просто предлогом, и мастер тоже скучает и хочет ее видеть. Хотя и понимала, что ее мечты о счастье слишком наивны. И теперь тешила себя слабой надеждой, что после этой встречи ее мучительный любовный мираж окончательно исчезнет. Много лет, даже встречаясь с другими мужчинами, Анна так и не смогла забыть эту свою странную, полудетскую любовь, которая болезненно ныла в ней, как старая заноза…
***
Нежные пальцы морской волны, в ажурной перчатке из белой пены, небрежно подхватили загулявшего в чужой стихии краба и с тихим всплеском отправили его домой. Море чуть придвинулось к берегу, возвращаясь в свою вечернюю опочивальню. Ветер почти затих, как будто нарочно, чтобы предъявить на небе свои зарисовки из облаков, создавших причудливые композиции. Изнутри они подсвечивались лучами заходящего оранжевого солнца и проявляли малиново-синие и серовато-зеленые рисунки, похожие на миражи старых развалин. Художница несколько минут присматривалась к изображению на небе, а затем, выделив несколько особо впечатливших ее пейзажей, стала быстрыми мазками наносить их на белое полотно.
Этот облачный мираж был очень похож на ее сновидение. Почти не глядя на небо, она подбирала оттенки красок, стараясь поспевать за небесным художником - морским ветром, который быстро перебегал от бирюзовых волн к шелковым облакам, подернутым золотыми и оранжевыми нитями. Краски смешивались на палитре и оживали под ее талантливой рукой, возводя стены древнего города на берегу бушующего океана. Серые глаза Анны потемнели от охватившего ее азарта - она стремилась успеть зарисовать меняющийся пейзаж с вечернего небесного полотна.
Работа настолько ее захватила, что художница не заметила, как приехал долгожданный гость. На мгновение молодая женщина оторвала глаза от неба и вздрогнула от резкого звука заскрипевшей гальки. Когда она обернулась, на нее смотрели немного усталые, прищуренные любимые глаза. Учитель стоял за ее спиной и с легкой улыбкой наблюдал, как она работает.
- Привет, малышка, насколько я уловил, отражение в море у тебя будет существенно отличаться от того, что создал ветер на зависших облаках? Так сказать, перевернутое изображение. Скорее всего, это будет оригинальная подсказка спасения беспечной цивилизации?
Анна растерянно вытерла испачканную руку и попыталась скрыть охватившие ее чувства. Максим переводил взгляд с нее на картину, сделал легкий комплимент по поводу ее обворожительной внешности и заговорил о разных пустяках. Но на красивом лице мастера исчезла его прежняя искрометная улыбка, когда-то покорившая юную художницу. Теперь его темные глаза были прикрытыми от посторонних, как будто он в спешке забыл включить свой внутренний свет. У Анны даже мелькнула грустная мысль, что в мире славы Макс уже утратил свой неповторимый живой свет, хотя держался уверенно и очень старался подчеркнуть открытую радость от встречи с любимой ученицей.
Его длинная синяя рубаха в белую точку была по-пляжному расстегнута. Белые свободные брюки мешковато прикрывали шоколадные шлепанцы на босу ногу.
И Анна поняла, что художник уже побывал в бунгало и даже успел переодеться.
- Простите меня, маэстро! Я немного увлеклась! Как будто сама залезла в облако, чтобы лучше рассмотреть художества ветра.
Макс слегка улыбнулся, откровенно забавляясь ее женским смущением.
- Почему же вы сразу не позвали меня? - Анна попыталась сбросить с лица явное проявление своего чувства. - В нашем разговоре вы не уточнили время приезда. И я решилась скоротать время фантазией полета ветра.
- Зачем же прерывать такой завидный творческий полет в небесную глубину?
- Да, мой дорогой мастер, как обычно, вы проницательны и через много лет безошибочно слышите мою замысловатую музыку.
Художница с растерянной улыбкой взмахнула рукой в сторону заката:
- Наверно, спасение все же возможно? Смотрите, сама стихия великодушно дает нам паузу для размышлений.
В этот момент верхний ветер разорвал золотое облако внизу огромной небесной горы, и в страшный кипящий вулкан на небе по узкому каналу хлынул бескрайний воздушный океан.
- Ты божественное чудо, милая Аннушка! Я давно подметил, что в тебе еще с юности было что-то от птичьей природы. Знаешь, когда лесной соловей поет, то он тоже закрывает глаза и ничего вокруг себя не замечает. Вот уже почти час я стараюсь не дышать у тебя за спиной, чтобы не мешать твоему вдохновению.
А ты стала самобытным мастером! Возможно, это вызовет интерес у публики на Западе. Жаль, что ты за все эти годы так ни разу и не приехала на мои выставки в Америке и в Европе. Ведь я уже помог многим нашим, хотя они все же шалопаи и постепенно начали работать в моем стиле. Наша школа уже хорошо известна. А это и всемирный престиж, и деньги, разумеется.
Анна слушала музыку его голоса и отводила взгляд, боясь показать ему свою бешеную радость от долгожданной встречи. И хотя она старалась держаться независимо, ее руки все же предательски дрожали. Собрав краски и еще раз взглянув на небесный мираж, художница опять представила отражение древних пирамид в гладком море. Скорее всего, сон все же проник в картину и вызвал ощущение планетарной катастрофы. Пока Макс говорил, она рассмотрела в нем каждую знакомую черточку - упрямые морщины у волевых губ и еле заметные под высоким лбом. От нее не скрылось, что у обычно насмешливых глаз появились тонкие полосы, протянувшиеся к ранней седине в его пышных волосах.
И ей стало досадно от потери чего-то несостоявшегося, улетевших в пропасть одиноких лет в пустоте и немой невысказанности, которую она без него могла только выплеснуть с красками на свое полотно. Ведь для нее Максим остался единственным, с кем она могла говорить почти без слов. Конечно, ей очень хотелось, чтобы и он принял ее такой, какая она есть, мечтательной отшельницей, и в жизни, и в живописи. И поэтому у романтичной ученицы появилась слабая надежда, что наступило время, когда она стала ему нужна.
***
Поужинав, они сидели в легких креслах за бокалом вина на открытой веранде, где Анна оставила подсыхающее полотно с незаконченным пейзажем. Изредка заграничный гость скользил по нему своим пристальным взглядом. Было заметно, что его все же задело ее живое изображение. Она уже даже ругала себя за то, что оставила незаконченную картину на открытой террасе, потому что ей все же хотелось, чтобы Макс больше смотрел на нее. Но он был отчужденно замкнут.
На море наступил почти полный штиль, и в зримой тишине был слышен отдаленный шум крыльев пролетающих чаек, опускающихся к ночи на пустынный берег. Художница была собой недовольна. Встреча была какой-то натянутой, как провисшее старое полотно в разболтанной раме. Чтобы стряхнуть оцепенение, она включила тихую музыку. На диске звучали обжигающие мексиканские напевы под аккомпонимент нескольких гитар и барабанов. Анна специально привезла с собой именно этот диск, чтобы он помог ей войти в задуманный сюжет картины.
- Мне приснилось, что у океанского побережья проснулись давно забытые боги майя, которые упрямо верили в существование всесильных подземных богов, - проговорила с напряжением художница, вспомнив об обязанности гостеприимной хозяйки поддерживать светскую беседу.
- Возможно, их мистические предсказания катастрофы и взбудоражили твой фантастический сон, - Макс встал с кресла и подошел к мольберту.
- Но почему у тебя на картине вулкан так близко расположен к руинам древних пирамид? - Маститый художник стал придирчиво рассматривать зарисовку романтичного пейзажа.
- Я вычитала, что Пакальская пирамида майя расположена на высокой горе. Они почему-то верили, что боги прежде спустились в подземный мир, чтобы там создать людей для жизни на поверхности земли. Поэтому тогда все молились подземным богам и приносили им жертвоприношения. По преданию, их души после смерти проходят через водные пещеры океана, чтобы тоже превратиться в могучих богов.
- Да, это, возможно, самая необычная древняя религия, в которой боги живут под землей. Да и наиболее точная, потому что, если земля трясется, то люди уж точно совершенно бессильны. - Медленно проговорил Макс, наверно вспомнив, как он учил ее создавать на полотне природное освещение, постепенным проявлением света из темноты, как у Куинджи.
По выражению лица учителя, Анна поняла, что он доволен ее работой и ему не хочется высказывать никаких замечаний.
- Ну, не зря же предсказывают, что спастись от катастрофы можно будет только морем. Возможно, в этот ужасный гибельный вулкан надо пустить океанские воды, прорыв к нему глубокий туннель? - Шутливо заметила художница, надеясь перевести разговор в светское русло.
- Этот мир настолько погряз в своих частных разборках, Аннушка, что ему вряд ли всерьез интересны вселенские катаклизмы, - Максим поморщился и скептически пожал плечами. Лицо мастера стало опять непроницаемым.
Оживленный разговор никак не получался, хотя было заметно, что гость немного ошарашен ее художественным мастерством. Однако Анна ждала от этой встречи не оценки своей работы. Она опять подумала, что, скорее всего, он не был раньше в нее влюблен, как она простодушно надеялась, и на своем художественном курсе считал ее обычной «серой мышкой».
- Все древнее давно окружено мистикой. Ведь ушедшие к своим подземным богам были слишком агрессивны. Да и кто сегодня размышляет о надписях на их табличках? - Художница бросила печенье на крыльцо откуда-то прибежавшему лохматому псу. Из рыжеватой шерсти на нее дружелюбно и совсем по-человечески смотрели выразительные темные глаза. Анна улыбнулась собаке, стараясь отвлечься от разочарования невыносимо прохладным свиданием.
- Наверно, нам лучше все же быть ближе к небесным богам, - немного резко сказала она, понимая, что Максим вряд ли выскажет ей свое откровенное мнение об ее несовременном таланте.
- А почему же тогда на своей картине ты великодушно не подскажешь публике, что все же надежнее верить в небесную Святую Троицу? Пусть все усердно молятся, чтобы спастись от вулкана, а не бегут к морю. Вряд ли в океанской бездне их услышат мифические старые боги.
По протяжному тону голоса художница поняла, что все же обезоружила учителя своей оригинальностью. Она даже уловила в его взгляде скрытую задумчивость. Скорее всего, он напряженно пытался и не мог ее «классифицировать» среди своих учеников. Ей же было досадно, что "ее Макс" пытается определить ей какое-то привычное место в своем мире художественного бизнеса, под который теперь подгоняется все современное творчество. И Анна, вспыхнув от обиды, отбросила все условности и стала защищать свое право на свободу творить вне принятой «классификации» приземленного до пластилиновой карамели века нынешнего. Она прекрасно понимала, что светская публика в маниакальной страсти торгашества принимает только хорошо пропиаренный товар.
У нее же было твердое кредо – вывести зрителя из "деревянного" состояния равнодушия и спасти интерес именно ко всему живому. На своих выставках Анна даже ненавязчиво пыталась подтолкнуть каждого к самостоятельному творчеству, бросала своеобразный спасательный круг именно живым людям, страдающим в меркантильном окружении. И сегодня ученица решила все же поспорить со своим подуставшим от славы знаменитым учителем.
- Я думаю, что пришла пора, наконец-то, научиться молиться и человеческой Троице как восприятию мира в неделимой ипостаси каждого неповторимого человека, – сказала она уверенно. - Давно следует оживить наши привычные местоимения "Я", "Ты", "Он".
Рыжий лохматый пес вскочил и с лаем побежал к морю, распугав опустившихся на песок белых чаек. Анна проводила их теплым взглядом, проследив за кружением легкого пера с серой полосой, и продолжила разговор совершенно свободно:
- Обычно, свое «Я» все воспринимают очень даже понимающе. Но уже ближнее
«ТЫ» - дано найти и принять, как самого себя, далеко не каждому. Наверно, в этом тайна любви и счастья. Увы, наша общая беда в том, что восприятие "Он" стало слишком абстрактным. Многие вообще его рассматривают как что-то дальнее и стараются стряхнуть с себя как абсолютно ненужное беспокойство.
Теперь она говорила с Максимом на равных, вспомнив, что и в возрасте между ними совсем незначительная разница.
- Ведь этот третий «ОН» - это тот, кто только со стороны соприкасается с твоей жизнью, и потому чаще чужой, так что о нем обычно не переживают.
И наша беда в том, что этот «ОН» теперь все реже учитывается в планах «Я» и «ТЫ». Однако, вот в чем заковыка - в реальности-то комбинация этих местоимений постоянно меняется, и остается постоянно бояться мысли, что твоему тепленькому «Я» грозит попасть на то место, где оно станет всем безразличным «ОН или ОНА». Наверно, пока третье лицо будет всеми восприниматься дальним от тебя «духом», которым питается агрессивный эгоцентризм, людям никогда не обрести свою Святую Троицу.
- Ну, верования бывают разные. - Максим широко улыбнулся и встряхнул своей пышной шевелюрой, сразу напомнив Анне старую студенческую аудиторию. - И ты сама перекрасно понимаешь, что все они условны. А вот что касается третьего, то в обычной, далеко на святой троице... - Максим поднял руки и потянулся, всем своим видом демонстрируя перед Анной свое умиротворение на отдыхе.
- Знаешь, малышка, чаще всего, за счет него и живут эти самые первые двое. Эти твои условные "Я" и "Ты". Увы, всем выгодно, чтобы именно третий был или всегда лишним, или козлом отпущения, или средством выживания. Ты ведь понимаешь, что не зря в искусстве давно подогревается интерес к преступлениям против кого-то "третьего".
- Конечно, зрители уже просто добродушно смеются, когда какие-то "клоуны" устраивают мордобой у всех на глазах. А загадочными сегодня считаются не поиски утраченного альтруизма, а примитивные сюжеты, где смакуется очередное извращенное преступление, чтобы приковать взгляд публики к ублюдкам – убийцам, - с горечью заметила Анна.
- Увы, но сегодня все рассчитано так, чтобы у кого-то "третьего" всяческими уловками забрать внимание, деньги и, в конечном итоге, его жизненное время, которое он потратит на чей-то очередной хитрый блеф из скрытой мерзости. На деле же, все это изощренный обман, камуфляж негодяев. Однако короткое время жизни у людей бесследно исчезает, в терзаниях и бестолковой суете. Ведь никому из нас не дано возвратить свое время?
Хотя Макс и говорил с ней немного снисходительно, как с упрямым ребенком, который должен верить в сказку о потерянном времени, было заметно, что учитель все же почувствовал тщательно скрываемую женскую растерянность Анны, и это его немного воодушевило. Но она уже настроилась на общение с ним из перламутровой ракушки, куда спряталась, боясь явного проявления своей слепой любви. Поэтому ее голос немного дрожал от досады на себя и на его покровительственный тон:
- Прекрасно, что все понимают, что это условно. Поэтому лучше устроить своеобразный байкот всего искусства - полное забвение злобных негодяев. Когда-то еще в русском дворянском обществе были проблески одухотворенности, что в искусстве должен быть только позитивный идеал. Ведь ясно, что преступникам искусство абсолютно безразлично. Они ничего не читают, не бывают на выставках и не интересуются серьезным кино и музыкой. Получается полный абсурд - нормальные люди, которым они не дают хорошо жить, почему-то должны переживать их "страсти" и даже искать логику в их маразме насилия и маниакального садизма. Я считаю, что мои фантазии все же более реальные, чем увековечивание мерзавцев.
Красивое лицо Максима на мгновенье осветил луч заходящего солнца. Глядя на него, Анна задохнулась и сжалась от своей невысказанной любви. Она нервно осушила бокал вина. И ей опять стало неловко и показалось, что он все же прекрасно почувствовал ее растерянность, и поэтому мягко взял ее тонкую руку в свою уверенную ладонь:
- Ну, не расстраивайся. Конечно же, ты умница и во всем права. Человек давно живет в страхе обреченности. Вспомни, ведь даже в окаменевшем черепе его может подстерегать змея. Наша жизнь коротка, и не каждому дано в ней быстро сориентироваться. Тем более теперь, когда на нас так давит громада техники. Ты только представь, сколько научной информации и киношных страстей ежедневно обрушивается на голову рядового обывателя.
Ведь мы своим искусством подло лишаем его собственных неповторимых эмоций, своих живых страстей. Современная жизнь - банальный суррогат! Увы, никому не выгодно прививать и лелеять вкус к размышлениям и личной философии. Все агрессивно хочет, чтобы потребляли продукт именно его умозрительной индустрии, без притязаний на особую оригинальность. Причем, хорошо платили за это потребление. Но не сердись, малышка! Может быть, не будем сегодня говорить с тобой уж слишком серьезно?
Затертые фразы о всеядных потребителях, которые извечно кормят земную богему, вырвались у художника непроизвольно. Возможно, ему совсем не хотелось сегодня проявлять перед Анной свой новый образ, из слабо тлеющего коммерческого света. Максим отвел от нее глаза и постарался быстрее перевести их разговор в сугубо интимное русло. Потому в его голосе зазвучали ноты нежной элегии, опять напомнившей ей об ее юных чувствах:
- Ведь я по тебе так долго скучал. Лучше вспомни, что по телефону мы с тобой много лет уже на «ты», а сегодня ты вдруг опять стала мне «выкать». Что с тобой, неужели я так катастрофически постарел, или ты все же меня безнадежно забыла?
Анна понимала, что учитель не планировал при встрече с ней вести серьезных разговоров. Возможно, ему захотелось отдохнуть от лицемерия сообщества, в котором он давно обитает и которое истощает его живые силы. Здесь между ними было единение, однако это было не то единение, которое она придумывала себе все эти годы.
- Я согласна, не будем о серьезном. Но мне неприятно, что ты пытаешься давить на меня каким-то абстрактным для меня авторитетом. Когда-то в юности я надеялась, что приняла от тебя веру в миссию художника - нести всем заряд духовной воли и надежды. Скажу тебе прямо - только ты не обижайся, Макс, - но я не войду в твою продвинутую школу поп-арта. Лучше уж я просто так и останусь романтичной отшельницей, хотя мне тоже хотелось бы чаще видеться со всеми нашими. Знаешь, иногда досадно не хватает общения со своими, с теми, кто понимает твою живопись с первого взгляда.
Теперь Максим смотрел на нее без наигранного покровительства, однако с открытой грустью, как будто погружаясь в ее невостребованный романтичный мир, слегка прикасаясь к его хрупкому, ажурному основанию. Он молча разлил вино в тонкие бокалы. Было заметно, что его взволновало ее откровение. На террасе вокруг лампы появились первые ночные мотыльки. Морской бриз отогнал вечерние облака, и в темнеющем небе проявился тусклый круг полной луны, как будто выплывающей из бескрайнего небесного моря.
- Странно, но все эти годы мне часто бывает не по себе из-за того, что ты живешь вдали, и это не просто досада, что очень талантливый человек остался неустроенным. Поверь, ты мне по-настоящему близка, хотя и не очень понятна. Для меня, Аннушка, ты всю жизнь – это ты, а не «она». Давай выпьем за твою неповторимость, а я попытаюсь объяснить.
Макс сидел в кружевной тени лампы и молча курил сигару, и Анна с удивлением подумала о том, что, страдая о нем долгие годы, ей ни разу не пришло в голову написать его портрет. У нее давно было свое особое отношение к портретистам. Еще с ранней юности, присматриваясь к разнообразным человеческим лицам, художница выдумала свою тайную теорию, что настоящий портретист тот, у которого в изображенном человеке зрители вообше не замечают внешности и черт лица, а лишь его внутреннюю сущность, уже живосотворенную им индивидуальность. Однако из-за своего вынужденного отшельничества Анна не претендовала на доскональную анатомичность личности.
Когда-то еще на первом уроке она обратила внимание на сильные пальцы молодого учителя. Они были не нервными, как у некоторых художников и музыкантов, а гибкими и уверенно властными. Может быть, ей не хотелось писать его портрет из-за того, что она не могла понять его глаза? В обычном разговоре Максим всегда смотрел прямо, не прятал и не навязывал свои мысли, но в его красивых глазах для нее не хватало чего-то главного. Иногда, наедине с собой она старалась придумать ему другие глаза, с другим выражением чего-то близкого только ей, из закрытой для других его внутренней глубины. Однако у нее ничего не получалось. И сейчас, сидя напротив него, Анна безотчетно пыталась уловить хоть отблеск этого такого важного для нее "чего-то".
Она помнила о судьбах многих возлюбленных знаменитых художников, которые откровенно признавались, что они хищно питались своей страстью, не щадя влюбленных в них женщин. Даже Пабло Пикассо называл себя Менотавром роковой любви. Наверно, поэтому Анне хотелось быстрее избавиться от саднящей занозы своей первой любви, хотя тихий плеск моря и звуки гитары звали ее в заветный сладкий мир ее мечты. Похоже, Максим, проницательно понял, что она пытается в нем что-то отыскать. И он опять заговорил с ней убежденно, завораживая искренней интонацией, как когда-то на лекциях, и постепенно рассеивая ее страх быть одурманенной ожиданием любви:
- Понимаешь, милая Аннушка, сегодня весь мир перешел на язык символов, давно наступила эпоха узнаваемых сигналов для еще большей широты общения. Представь это как прибрежный маяк, который доступен и понятен абсолютно всем кораблям, чтобы они не сели на мель или избежали крушения.
Ведь все прекрасно помнят морскую волну и горный пейзаж, вряд ли стоит их выписывать так тщательно, как у тебя. Посмотри, вот снимок моей картины, за которую уже предложена весьма значительная сумма. Видишь, это символичный морской прилив.
Художник протянул ей фотографию очень изысканной картины, под «серебро». Вверху был изображен хрустальный шар, напоминавший полную луну, и из него стекал серебристый напиток в огромный прозрачный фужер, наполненный почти до краев.
- Так это у тебя морской прилив? Красиво и необычно, - она с улыбкой возвратила снимок. Однако мастер попросил, оставить его себе на память.
- Ну, а ты? Интересно, какой бы ты придумала экстравагантный ребус для любителей особо острых ощушений и утонченных шарад?
В мимолетной улыбке Макса Анна вдруг уловила его восхищенный взгляд на своих открытых ногах, которые приоткрыл легкий порыв морского бриза, распахнув ее шелковую накидку. Художница внутренне вздохнула, пытаясь освободиться от неловкости и настраиваясь на восприятие обычного романтичного свидания с близким ей мужчиной. Потому Анна улыбнулась ему уже примиряюще, даже с робкой нежностью, мгновенно преобразившей ее немного ежековатую внешность.
На посветлевшем в улыбке лице проявились небольшие ямочки, придающие ей совсем обезоруживающую детскость. Казалось, что золотистая улитка, истосковавшаяся в своем одиноком домике, все же осмелилась показать на свет божий свои крохотные и совсем не колючие рожки. Ее выразительные серые глаза в струящихся морских сумерках стали загадочными и темными от влюбленности.
- А я бы от яркой луны отломила очень даже приличный кусочек, чтобы всем внизу это было хорошо заметно, - мечтательно заметила Анна, шутливо разведя руки.
- Ну, никогда не подозревал в тебе такого практичного конструктивизма. Скорее всего, так мечтают маленькие мышки, чтобы надгрызть вкусный кусок недоступного сыра?
Макс докурил сигару и стал слегка покачивать ногой в такт тихой ритмичной музыки знойных джунглей океанского побережья. Его глаза откровенно зовуще скользили по ее гибкой фигуре.
- Нет, не угадал. В общей композиции картины было бы очень даже понятно, что если немного уменьшить массу Луны, то и трясти бы нас на Земле стало бы реже, и она перестала бы ежегодно отодвигаться от нас дальше в космос. Вдруг мы без нее потеряем дыхание? И представь, кто-то увидит мою картину и потом начнет размышлять, что неплохо бы такую же луну пристроить и возле пока еще мертвой планеты, на которой потом смогут жить люди.
- Да, с романтизмом у тебя, как вижу, железно и навечно. Ты не поверишь, но у меня в кабинете до сих пор висит твой студенческий рисунок. Там ты выразила удивление тем, что люди почему-то не замечают или еще не осознают, что каждой ночью совершенно спокойно наблюдают звезды, беспечно не замечая, как близка к нам космическая смерть. Честно говоря, я больше ни у кого не встречал такого пронзительно реального и в то же время такого романтичного отношения к окружающему. Наверно, ты слишком живая, не знаю, как можно еще точнее выразиться, поэтому и воспринимаешь все слишком остро.
А я вот давно никого не считаю себе родным, опротивило. Знаешь, мне даже иногда хочется специально выплеснуть на картину банальную грязную мазню, чтобы затем понаблюдать, как все вокруг всполошатся и начнут изощренно в ней искать какой-то скрытый философский смысл.
Макс снова закурил, но почти сразу погасил черную сигару. Было заметно, что он взволнован. И Анна почувствовала сочувствие к одинокому человеку, который когда-то давно так много дал ее миру живописи:
- Не стоит на себя наговаривать. Ты просто устал в суете, однако это пройдет. Возможно, ты отражаешь реальные ощущения многих, которым давно безразлично, что происходит вокруг и что будет потом. Поэтому и символы более простые, но ты тоже должен быть рад, если их воспринимают.
- Спасибо, ты великодушна. Однако все же неплохо, что ты превзошла образностью своего бывшего учителя. Поэтому я и приехал к тебе на свидание как к самой обворожительной своей сопернице. Ведь прекрасно, когда между мужчиной и женщиной разные магнитные полюса. Наверно, поэтому меня так потянуло именно к тебе через тьму пролетевших лет.
Когда он опять взял ее руку, у Анны часто забилось сердце. Ей очень захотелось прижаться к его плечу и забыть обо всем на свете. И ей немного было досадно, что талантливый человек не может отбросить все постороннее и условное, позволяя ему нелепо нависать над его свободной творческой душой. Он говорил откровенно и теплая музыка его голоса ее совершенно обезоружила:
- Как же ты расцвела, Аннушка, стала еще красивее и очень талантлива, - с тихой нежностью продолжал Макс. - Для меня даже твои упрямые рожки восхитительно неповторимы. Так, пощади меня, беспросветного дурака, потерявшего тебя на бессмысленные, пустые годы. Нам совсем ни к чему спорить, ведь мы так давно не виделись. Поверь, я действительно скучал по тебе, пойдем просто потанцуем.
Максим встал, отодвинул легкие кресла и обнял ее на небольшой площадке возле резных перил, ограничивших полосу деревянной цивилизации террасы от свободного морского берега. Анна положила ему голову на плечо и, старясь забыться в танце, стала просто счастливой женщиной. Его сильные пальцы слегка скользили по ее тонкой талии и округлым бедрам, и сладкий хмель любви постепенно задурманил ей голову. Она чувствовала, как он нежно вдыхает аромат ее волос и чуть соленой кожи, напоенной морским ветром. У молодой женщины закружилась голова, и она включила музыку на полную громкость, а затем потянула его в ритмичный танец, вспоминая гибкие движения темпераментных мексиканцев.
Дурачась в танце, Максим натянул на голову большую соломенную шляпу и легко перепрыгнул через перила, подхватив Анну в быстром танце у высокого крыльца. И они, отключившись от всего постороннего, стали танцевать на теплом желтом песке, разбрасывая его босыми ногами. Они танцевали до изнеможения, стараясь поспевать в такт зажигательной музыке, музыке страстной любви, южного кофе и океанского ветра. А затем, сбросив с себя легкую одежду, они долго купались в ночном море, совершенно сойдя с ума друг от друга, перечеркнув все внешнее, оставшееся далеко за высокими прибрежными скалами. Наконец, они принадлежала только друг другу. Рыжий пес, прилегший возле сброшенной на песок одежды, изредка вскакивал и лаял, взволнованный счастливым смехом шумно плекавшихся влюбленных.
Ныряя в теплые волны, Максим, смеясь, вспоминал наивный сюжет ее пейзажа и громко кричал:
- Убегай, это я черный кит, плывущий от катастрофы в северные широты. Наконец-то, я нашел тебя и теперь съем всю целиком!
Однако Анне уже не было досадно от его иронии. Целуя его мокрые плечи и обжигаясь горечью морской соли, она в ответ только тихо шептала:
- Лучше проглоти меня, но не оставайся сам возле опасного берега чужого океана, уплывай подальше от кровожадных подземных богов…
Когда они накупались и прилегли отдохнуть на мягкий песок под мерцающие звезды, морской ветер уже выкатил на дымных облаках сияющую луну. И она свысока рассматривала притихшие, безразличные волны и обнаженные тела людей на пустынном берегу. Молодая женщина, закрывшись от лунного сияния рукой, увидела падающий августовский метеорит, ярко вспыхнувший на секунду у созвездия Большой Медведицы.
- Пусть все сбудется для нас двоих, - успела прошептать Анна, почувствовав, как мужские, чуть колючие губы целуют ее запястье, прикрывавшее ее счастливые глаза, которые все же уловили на ночном небе космическую примету любви. От прикосновения к женской коже дыхание Макса стало прерывистым, нетерпение его страсти сразу же передалось и ей. У нее закружилась голова от прикосновения его горячих губ к ее обнаженной груди. И она сама стала целовать его губы медленно и нежно, как будто утоляя долгую жажду драгоценной водой, шутя и дразня, не отдавая ему свои губы сразу для страстного и долгого поцелуя.
Лунное сияние отбросило от прибрежных скал причудливую тень, похожую на огромную лапу, пытающуюся дотянуться к целующимся у бронзовых волн. Увидев ее, художница прервала поцелуй и побежала в душ. Макс поспешно собрал разбросанную одежду, стряхнул с ног песок и направился за ней к бунгало. Он выключил музыку, и побережье сразу погрузилось в звенящую летнюю ночь, с таинственным стрекотанием и жужжанием неугомонных насекомых, живущих тысячи лет своей тайной жизнью.
- Вода в душе от солнца стала совсем горячей, - тихо сказала Анна, причесывая мокрые волосы и подавая ему мохнатое полотенце.
- Я не боюсь ничего горячего и воды тоже, - шутливо ответил Максим, взяв полотенце, и нежно поцеловал ее в шею.
Оглушенная предательским биением своего сердца, молодая женщина включила в комнате небольшой изогнутый ночник и застелила кровать тонкой простыней, с каймой из белых лилий. Анна еще успела несколько раз провести по лицу и телу легким кремом с запахом горьковатого миндаля, но уже через мгновение сильные мужские руки подхватили ее, и ее голова утонула в мягкой подушке, погружаясь в безмятежное счастье любви. Наконец, она отдалась страсти с тем, кого так долго звала одинокими ночами.
Макс осыпал ее тело поцелуями, доводя до дрожи истомы упругую грудь и бедра, вызывая онемение в иссушенном от томления горле и огонь в открытом лоне, наполнившемся влагой желания. Он прижимался к ее бедрам крепкой статью, и она слилась с ним в едином водопаде восторга, отрешившись от всего земного, бросаясь в обжигающие волны наслаждений. Ожившая женская природа кричала в ней радостью обретенного счастья любви...
- Ты знаешь, Аннушка, а я ведь, подлец, знал все эти годы, что ты меня любишь, - прошептал Макс, зарываясь лицом в ее уже просохшие мягкие волосы.
- И сегодня до меня, наконец-то, дошло, что ты сама неповторимый живой алмаз. - Его тихий голос приобрел бархатный покровительственный тон:
- И твоя живопись тоже неповторима! Хотя пока что она, как будто не в моде. Однако ты не горюй! - Вздохнул умиротворенно художник. - Конечно, наше время, очень пакостная штука, но теперь мы вместе обязательно что-нибудь придумаем. Если бы ты знала, малышка, как мне бывает невыносимо тоскливо - постоянно видеть перед собой омертвевшие лица в наименованном богемном обществе. Многие годы я сопротивлялся из последних сил. Сколько раз я порывался сбежать к тебе, к твоим драгоценным живым глазам. Ты ведь умница, я не сомневаюсь, что ты сможешь быстро определиться в моем мире. Учти, что теперь я тебя от себя никуда не отпущу, а будешь убегать – догоню и съем.
Слова о том, что ей надо определиться в его элитном мире, Анну немного отрезвили. Но ей больше не хотелось спорить. Она вскочила с постели и выскользнула из комнаты, зовя его за собой искупаться в ночном море:
- Догоняй! - Шутливо крикнула художница, сбегая по шершавым ступеням высокого крыльца, - я боюсь, что в воде меня проглотит какая-то хищная акула! Ты только взгляни на бездонное звездное небо, на эту волшебную ночь, Максим! Какая божественная красота! Смотри, морская вода мерцает живым изумрудными светом. Боже, какая огромная хрустальная луна над всем этим великолепием! Как будто любуется в бездонном зеркале моря!
Счастливая женщина бежала по песку, почти не ощущая своего разгоряченного тела, бросившись в сияющую прохладу и обжигаясь мерцающей водой. Однако в ночном море Анна купалась одна. Обернувшись на темное бунгало, она поняла, что ее любимый сразу уснул, утомленный бурной страстью. Медленно выйдя по лунной дорожке из прохладной воды на пустынный берег и закутавшись в махровое полотенце, молодая женщина долго сидела на песке, глядя на серебристую луну. Она смотрела на нее печально, хотя и старалась избавить себя от охватившего ее отчаяния.
Морская соль отзывалась въедливой горечью на воспаленных губах. Но Анна уже поняла, что вспыхнувшая, как метеорит, страсть не утолила ее жажду любви. Они с Максимом не были одним целым, и его не потянуло в ее мир неизведанного и первозданного. А шелковые лилии на тонкой простыне вряд ли дадут ей живое дыхание, когда рядом дышит тот, кто никогда не может быть родным сердцем. Ведь это просто страсть, банальная иллюзия любви без счастья…
- Что, даже ты смотришь на меня с небрежной жалостью? Наверно, упрекаешь и презираешь за мою внезапную женскую слабость?
Грустно прошептала она, глядя в сияющее лунное лицо. Недоступная небесная красавица смотрела на нее тихо и укоризненно, покачиваясь в сером бархатном кресле из прозрачных ночных облаков и молча выслушивая ее слезную исповедь.
- Я ведь сразу поняла, что он не хочет впустить меня в свою душу. Возможно, он и сам позабыл туда дорогу, живя так долго в блестящем мире условностей. Наверно, даже в том, как он смотрел на мой небесный пейзаж, было просто снисходительное желание прикоснуться к редкой зверушке. И я ведь всегда знала, что быть рядом с ним безликой тенью я никогда не смогу. Может быть, оживить его забытые глаза сможет другая женщина? Как оказалось, его любовная страсть - это банальное притяжение земных металлов. А ведь мне так долго не вытянуть! Я задохнусь без природного лунного притяжения. Хоть ты скажи мне, где скрыты недоступные мне его живые глаза?
Соленые слезы гордости и обиды катились по холодным щекам, однако Анна их не замечала. Даже свежий морской воздух не мог избавить ее от горького удушья осознания самообмана в ее неопределенной женской судьбе. Узорное облако чуть прикрыло лунное лицо тонкой вуалью, и омраченная луна, как будто покачнувшись, с упреком и жалостью, отбросила от себя ей вниз сияющий хрустальный шар. Влюбленная женщина печально направилась к нему, ступив на зыбкую лунную дорожку. Сначала ей было немного страшно к нему притронуться.
Небесный подарок мог быть жгучим, как метеорит, но опустившийся мерцающий шар оказался холодным осколком льда. И с каждой его хрустальной грани на нее смотрело лицо любимого, с чужими, застекленными окнами глаз. Анна в отчаянье прижала хрустальный шар к своему ноющему сердцу, пытаясь его отогреть, и уже громко заплакала, избавляясь от любовного наваждения.
Как это больно - его слепые глаза и ее слепая любовь. Ее романтическое воображение художницы до последней секунды пыталось оживить глаза, хотя бы на одной из хрустальных граней холодного шара. Она отчаянно прижимала его к себе, и ледяной шар быстро таял от ее горячих рук. Однако любимые глаза, потерявшие живой свет в мире пустой славы, так и остались чужими.
Неужели ей так и не излечиться от болезненной раны своей иллюзии? Внезапно мокрый нос лохматого пса дружелюбно прикоснулся к ее ноге, и Анна очнулась. Волшебная луна, укутавшись серым бархатом, окончательно занавесилась от нее облачной тенью. Лицо разочарованной женщины было в слезах, холодные ноги утопали в сыром песке. И только рыжий пес, лизнув ее босую ногу теплым, шершавым языком, пытался утешить ее в ее мучительном одиночестве.
Анна благодарно прижала к себе его лохматую голову, тихо собрала в домике свои вещи и отправилась с ним к утренней электричке. Когда они обошли коричневые скалы, на востоке, розовым перламутром наступающего утра, уже огненно вспыхнули обновленные облака. И гордый пес весело побежал по узкой тропинке впереди своей грустной подруги, распугивая легких бабочек, одурманенных ночью лунным сиянием.
15.08.2010.