«Иван Грозный и сын его Иван» –– 1881-1885 годы.
На Тринадцатую передвижную выставку, открывшуюся в Петербурге 10 февраля 1886 года, Илья Ефимович представил страшное по своему содержанию полотно: отец убивает сына. Волнение охватывало всех, видевших это произведение: сановников, студентов, мастеровых.
«Это всероссийская сенсация! Петербург взволнован, можно сказать, потрясен, все разговоры около «Грозного и его сына», около Репина. Восторги, негодование, лекции, доклады. Тысячи посетителей, попавших и не могущих попасть на выставку. Конный наряд жандармов», –– сообщал художник Нестеров своей сестре в Уфу.
На картине –– злодеяние обезумевшего царя. Ужас охватывал зрителей: событие совершалось как будто въявь. Потоки крови, коей художник залил картину, вызывали патологическое ощущение истерики.
По некоторым источникам, в жарко натопленных кремлевских палатах ходили не менее чем в трех рубахах –– так было заведено исстари. Беременная жена царевича Ивана задыхалась и, сняв с себя рубахи, кроме одной, находилась в своей светлице, когда вошел царь. При виде ее зазорного вида, он с гневом обрушился на бедную женщину, и она от страха лишилась чувств. Царевич вступился за жену. В диком порыве отец проломил ему голову скипетром.
Репин увидел в этом трагическом событии царя-ханжу, которому не смей перечить никто, даже собственный сын. Вот он, опомнился перед ним, окровавленным, не знает, что делать, держит трясущимися руками голову умирающего, и безумная жалость к родному ребенку, отчаяние, раскаяние сотрясают его!
«Работая усердно над картиной, и будучи страшно разбит нервами и расстроен, я заперся в своей мастерской, приказав никого не принимать, я сделался невидимкой для петербургского общества. А между тем слухи о моей картине проникли уже туда, и многие желали ее видеть, я же принял меры, чтобы раньше времени праздные зеваки не могли удовлетворить своего любопытства и мешать мне работать, –– рассказывал Репин. –– Я работал как завороженный. Мне минутами становилось страшно. Я отворачивался от этой картины, прятал ее. На моих друзей она производила то же впечатление. Но что-то гнало меня к этой картине, и я опять работал над нею».
Когда она была выставлена, Лев Николаевич Толстой сказал:
–– Грозный –– самый плюгавый и жалкий убийца, какими они и должны быть, –– и красивая смертная красота сына. Хорошо, очень хорошо! Художник сказал вполне ясно. Кроме того, так мастерки, что не видать мастерства.
Критик Стасов тоже увидел в сцене убийства неограниченное тиранство Грозного, увидел, что Репин противопоставил припадочному царю его сына –– любящего, кроткого, умирающего без малейшей ненависти к отцу.
Однако же многие зрители картину не приняли. Считали, что Грозный не был плюгавым царем, он был –– Грозным! Он присоединил к России Урал и Поволжье, Казанское и Астраханское ханства, и никогда не унижал побежденный народ. При Грозном Ермак присоединил к России Сибирь, был создан первый Стоглавый Собор, основан Архангельский порт, появились первые на Руси типография, регулярное стрелецкое войско и артиллерия. Грозный создал государство, с которым вынуждена была считаться вся Европа!
Репин понял свой промах. Пытался оправдаться: «Я выступаю здесь как живописец по мере сил своих. Полагаю, что меня надо не ругать, а благодарить». Но ему отвечали, что картина оскорбляет русское достоинство. Кроме того, некоторые историки заявляли, что Грозный никогда не убивал своего сына, что это злобная выдумка одного из дьяков, попавшая в архив. Выступил против Репина и обер-прокурор Святейшего синода: «Эту картину нельзя назвать исторической, так как этот момент... чисто фантастический».
(По результатам вскрытия царской гробницы в 1963 году, последние годы жизни Иван Грозный был парализован; совершить убийство сына он не мог. Казни многочисленных русских воевод и государственных деятелей, о которых говорится в исторических книгах, во многом нелепы. По росписям Разрядного приказа после своей смерти жертвы продолжали ходить на службу, командовать полками, жениться. Так, например, дважды казненный Михайло Воротынский через три года после второй (!) казни составил первый в истории устав пограничной службы («Боярский приговор о станичной и сторожевой службе»), а отравленная, удушенная дымом и утопленная в Шексне Мария Старицкая через год после своей казни уехала в Европу в качестве жены датского принца Магнуса).
Волна протеста поднялась не только против Репина, но против Стасова и Толстого. Кое-кто пытался примирить враждующие лагери: «Грозный» –– картина многоплановая; здесь не только осуждение жестокости, но и раскрытие душевных переживаний царя-преступника: позднее раскаяние, страх, боль, беззвучный крик отчаяния…»
И все же картину увезли в Москву в галерею Третьякова. Павел Михайлович рассудил так: история историей, а живопись живописью –– в «Грозном» полет чисто художественный. По распоряжению царя московский полицмейстер взял с Третьякова подписку, что он не повесит ее в галерее. «Она будет спрятана в одной из жилых комнат моего дома, –– написал Павел Михайлович Репину. –– Потом сделаю специальную для нее пристройку к галерее».
Но особой комнаты не потребовалось, было получено разрешение на показ картины.
В Москве на «Грозного» тоже ополчились.
В 1913 году молодой иконописец, старообрядец, сын крупного мебельного фабриканта, Абрам Балашов, бросился на картину и исполосовал ее сапожным ножом. Узнав об этом, поэт Максимилиан Волошин сказал: «Жаль, что ее совсем не изрезали». Удары были настолько сильны, что повредили и центральную перекладину подрамника. Репин был совершенно раздавлен свалившейся на него страшной бедой!
–– Будто по телу ножом! –– Он был уверен, что картина истреблена безнадежно.
Попечитель Третьяковской галереи, живописец Игорь Грабарь, поставил перед собой задачу: восстановить полотно в прежнем виде. Это казалось немыслимым, так огромны были раны. Но талантливый реставратор при участии Грабаря применил особые, строго научные методы, и картина возродилась к новой жизни.