к и н о п о в е с т ь
"Россия граничит с Богом..."
Райнер Мария Рильке
I
Из тумана возникает Эйфелева башня. Туман рассеивается, вокруг башни вырастают небоскрёбы.
Взгляд с высоты птичьего полёта : Эйфелева башня – жалкая, задавленная...
...Большая парижская квартира, обстановка интеллигентной молодой семьи. Что-то чувствуется родное – то ли коричневатого тона ковёр на стене, то ли нечто в лицах на фотографических портретах...
Радостное утро последних дней лета. Юная сероглазая, русоволосая женщина оживлённо расхаживает по квартире, на ходу прибирает то, другое, напевает без слов мелодию « Не шей ты мне, матушка...». Заглядывает в просторную гостиную : с роялем, холодным в это время года камином и уже знакомыми портретами.
Здесь, на обширном ковре, среди причудливых игрушек и книжек занят игрой ребёнок – хорошенький мальчик лет четырёх. Мать ещё в утреннем платьице, а ребёнок уже одет, на нём жёлтые башмачки, - видно собрались погулять или за покупками.
В это время сам собой загорается большой плоский телевизионный экран. Утренняя программа « Культура ». На экране появляется надпись (по-английски) :
"Леон Толстоевски. История создания романов « Война и мир Севера и Юга » и
« Преступление перед американской нацией и наказание ». Документальный фильм."
Надпись тускнеет, на экране возникает хорошо знакомый нам портрет : седая косматая бородища, острый взгляд из-под насупленных бровей... Внезапно старческое лицо розовеет и расплывается в широкую белозубую улыбку.
Молодая женщина морщится и спешит убавить звук (это возможно). Музычка « кантри » стихает, и Леон в ковбойской шляпе уже беззвучно трусит на лошади по своему ранчо.
Мать что-то ласково говорит сыну, целует его и отправляется в кухню – уютную и прекрасно оборудованную. Сложив посуду после завтрака в моечную машину, она наливает себе чаю и с чашкой в руке набирает номер на видеотелефоне. Снова, но уже не так беззаботно, - может быть, желая поднять вдруг упавшее настроение, - мурлычет мотив про сарафан...
На маленьком экране видеофона появляется поясное изображение молодого человека – в костюме, галстуке глубже тоном чем костюм, свежей рубашке – как и положено солидному молодому инженеру. У него вьющиеся тёмно-каштановые волосы, живые карие глаза, он улыбается жене, что-то говорит приветливо.
Внезапно экран телефона гаснет. Затем освещается. Возникает неподвижное изображение : лицо молодого мужчины, очень светлого блондина, почти альбиноса. Выражение этого правильного, скорее – красивого лица спокойно и строго. На памяти вот уже третьего поколения лицо это всё так же красиво – и так же молодо.
Во взгляде женщины – недоумение, через мгновение её лицо искажается ужасом, короткие русые волосы встают дыбом... Голубая чашка падает и разбивается.
Схватившись обеими руками за голову, она, раскачиваясь из стороны в сторону, стонет сквозь стиснутые зубы, её бьёт озноб.
Но вот, словно бы овладев собой, она бросается в гостиную, видит заснувшнго среди игрушек ребёнка... по лицу её пробегает судорога отчаяния, но она вновь берёт себя в руки, стремительно вбегает в спальню, быстро натягивает комбинезон, подхватывает сумку.
Бережно подняв на руки ещё не вполне проснувшегося ребёнка, она быстро идёт к выходной двери.
Дверь невозможно открыть.
А молодой инженер в своём офисе, в кабинете, отгороженном от соседних лишь стеллажами и широколистными комнатными растениями, нетерпеливо нажимает на кнопки погасшего видеотелефона, затем отбрасывает его и вскакивает с кресла. Засунув руки в карманы брюк, устремив хмурый взгляд в пол, он о чём-то сосредоточенно думает и не сразу откликается на вопрос заглянувшего коллеги.
Короткий обмен шутливыми репликами, коллега исчезает, и лицо молодого инженера вновь омрачается.
Внезапно он бросается к выходу, стремительно шагает по пустынному коридору и, минуя занятый лифт, бежит вниз по лестницам, в подвальный гараж, где аккуратными рядами стоят машины, находит свою, садится за руль – и рвёт с места.
Тёмно-синяя машина мчится по неузнаваемым парижским улицам – очень чистым и почти пустым.
Губы водителя плотно сжаты, карие глаза приобрели несвойственный им холодный прищур. Галстук ослаблен одним рывком, сбит на сторону.
Вот наконец и знакомая небольшая площадь с общественным садиком в центре. Полицейское оцепление. Расставлены краткие предупредительные знаки – « Terrorism».
Молодой человек резко тормозит, выскакивает из машины и бросается к офицеру оцепления, на ходу жестикулируя, пытаясь что-то объяснить, выхватывает какой-то документ из кармана...
В это время из дома в глубине оцепления выводят женщину в светло-голубом комбинезоне, с ребёнком на руках. Лицо женщины закрыто чем-то наброшенным, кажется, - летней курткой. Пленённых « террористов » сажают в странного вида бронированный автомобиль, следом забираются трое военных. Машина трогается с места.
Молодой отец, не дожидаясь решения начальствующего полицейского (который, раскрыв его паспорт, с кем-то переговаривается по рации), бежит к своей машине, хватается за руль и бросает автомобиль сквозь уже расступившееся по знаку офицера оцепление.
Вскоре синяя машина нагоняет едущий с умеренной скоростью броневик.
...Маленькая площадь быстро пустеет. В окнах соседних домов тут и там ползут вверх жалюзи, сквозь щели которых обитатели только что с интересом наблюдали за ходом операции « по борьбе с терроризмом ».
...Синий автомобиль упорно следует за броневиком. Долго мелькают городские улицы, площади, затем – индустриальные здания предместий. Наконец броневик и преследующий его синий автомобиль выезжают на широкую « международную » автостраду. Через некоторое вреия они сворачивают на дорогу поуже - « национальную » и после ряда поворотов оказываются на пустынной просёлочной дороге, пролегающей среди довольно высоких безлесных холмов.
Здесь вольно гуляет ветер, волнуя высокую траву, подгоняя облака, сквозь которые тускло светит клонящееся к закату солнце.
Броневик останавливается, двое военных соскакивают на землю.
Из синей машины поспешно выбирается водитель и бежит к броневику.
Из руки одного из военных вылетает ярко светящийся шарик. Стремительно увеличиваясь, шар встречается с бегущим, заключает его в свою мерцающую сферу...
Вспышка белого света. Одно мгновение виден тёмный силуэт... белое пламя гаснет.
Другая вспышка уничтожает синюю машину.
Чисто на просёлочной дороге... На месте исчезновения человека и машины пробивается сквозь влажные камушки нежная травка.
Броневик разворачивается и быстро уезжает.
II
...Совсем другая сторона. Глухой угол Всемирной демократической империи, на северо-востоке Европы. Где-то в России, стало быть ? Нет России, да никогда её и не было ... так-то.
Началось всё очень давно... Всё те же западные планы под разными лозунгами, а цель одна: грабёж и убийство. Планы были большие, однако колонизация России
« по-хорошему » затянулась – и не удалась, да и не могло этого статься, если подумать как следует. Тогда население ослабевшей страны было уничтожено физически – быстро, чисто. (Погибли и те, кто предавали и продавали её – мистер А, сам не раз предававший на пути к вершине власти, не доверял предателям.)
Оставшиеся на Земле народы, давно приученные к тому, что людей можно убивать, а пожалуй и должно – « ради Свободы и Демократии », - не слишком удивились, в большинстве отнеслись одобрительно к « решительному и окончательному действию » - конечно же « в защиту демократии, свободы » и почему-то - « христианства ». ( Последнее можно объяснить лишь поразительным невежеством военизированной Администрации, уже не говоря о журналистах и публике.)
Способность самостоятельно мыслить сохраняли к тому времени очень и очень немногие в мире.
Эти немногие берегли память Убиенной – русское Слово. Берегли, как последнюю надежду...
Глухой угол... Сторона лесная и озёрная... Новенький с иголочки фермерский посёлок или городок на берегу невеликой речки – спокойной, светлой. Многие коттеджи ещё только строятся, но уже стоит колючая церковь в центре посёлка. Недавно закончено строительство школьного здания... С трёх сторон вплотную к городку подходят боры, ельники ; берёзки струятся кое-где... На другом, пологом берегу реки – широкий луг, а за ним снова синеют леса...
Половина августа, дни стоят тёплые, ясные. Конец летних каникул, делать особенно нечего, и двое старшеклассников, парнишка и девушка лет пятнадцати-шестнадцати бродят по берегу реки, забираются далеко в лес – где на велосипедах, где пешком.
Паренёк – высокий, рыжеватый, за лето его нос густо усеяли веснушки, зелёные глаза глядят пытливо. Девушка – роста среднего, очень стройная, черноволосая, удлинённый разрез глаз, маленький рот... чувствуется азиатская благородная кровь, что и неудивительно, - от прабабки индианки красота досталась... Одеты оба в джинсы, рубашки неяркого серо-голубого тона.
В жизни того и другой, вот сейчас, происходит важное событие : не какая-нибудь неуловимая влюблённость, а – первая любовь... Потому и бродят они вдвоём, сторонясь сверстников, захваченные удивительными открытиями на грани двух вселенных...
Есть и другие открытия... Как-то раз они нашли в лесу ручей и, поднимаясь по течению, незаметно забрели очень далеко – к самому его истоку. Тут, возле прозрачной слабой струйки стояла деревянная часовенка, такая маленькая, что только голову просунуть. Ребята так и сделали : в полумраке часовни чуть светилась золочёная риза иконы « Богоматерь Умиление ».
Долго стояли они возле этой ветхой постройки, глядели, перешёптываясь, не зная, как это понять, как назвать... Богородицу они не признали : слишком привычным было иное изображение, очень чувственное – в виде некоей М. Монро.
Часто забирались они в заброшенное кирпичное здание, которое когда-то было школой, - как догадались оба. Бродили по классам, пачкаясь в паутине, вспугивая голубей, заглядывали в библиотеку, рассматривали портреты в простенках... Внутренняя стена небольшой библиотечной комнаты обрушилась (погребя под собой полки со словарями и учебниками).
Здание должны вот-вот снести. Ничего подобного уже нельзя увидеть вблизи крупных центров, но кое-где в глуши пока сохранились странные знаки неизвестной жизни... Большая территория, не сразу до всего руки дойдут...
Иногда паренёк брал домой какую-нибудь книгу из школьной библиотеки. Пытаясь разобраться в тексте на незнакомом языке, он упорно вёл поиски в интернете и, конечно, не находил ни малейшей информации.
Опасное занятие, но мальчик этого не знает – в самом деле, чего ему бояться, живя в чудесной Демократической империи !
Однажды утром ребята снова отправились навестить заброшенную school и уже издалека услышали грохот и шум двигателей. Сквозь тёмную зелень елей, растущих возле школы, мелькали оранжевые пятна рабочих комбинезонов.
Подбежав, ребята увидели аккуратно сложенные кучи кирпича – всё, что осталось от школы. Рабочие в запылённых касках – все знакомые – весело здоровались, грубовато подшучивая над « молодой парой ».
Под крепким ботинком одного из них хрустнуло стекло лежащего в пыли портрета : молодой мужчина с вьющимися волосами и пледом через плечо. Вот и в книге был такой портрет – хорошо, что хоть книга уцелела, лежит дома в ящике стола, ждёт расшифровки.
...Под вечер ребята встретились снова. Они решили переправиться на лодке на низменный берег реки. Конец лета, самое время для « красивых призраков ». Чаще всего они появляются вечером, плывут вместе с туманами над рекой, над широким лугом, тают незаметно... Жители давно привыкли к этому безобидному «атмосферному явлению, наблюдаемому в некоторых местностях ». Не любопытствуют и стараются не замечать. Это нетрудно : ведь по вечерам идут самые интересные телесериалы.
...Умело привязав лодку, ребята, держась за руки, не спеша побрели по лугу. Зеленоватые закатные лучи освещали знакомую картину : прибрежный песок, широкая кочковатая луговина, за ней – стена леса с медно-жёлтыми стволами сосен... Усевшись на каком-то бревне, ещё хранившем дневное тепло, они стали ждать, негромко переговариваясь, замолкая надолго, глядя в глаза друг другу...
Они ещё ни разу не целовались. Девочке, наверное, страшно было расстаться с уютным детством, хотя... трудно сказать, - непростая натура. А в глазах паренька она была – удивительное,трогательное существо, которое нужно всеми силами оберегать.
...Было ещё светло, над рекой, над широким лугом поднимался белый туман.
Суровый всадник в кольчужной рубахе, островерхом шлеме, в тёмно-красном плаще, летящем за спиной, возник из тумана... Седобородое лицо его неподвижно, взгляд устремлён в себя... За ним медленно, бесшумно летит конная дружина, мерцая доспехами, ощетинившись пиками... На обветренных лицах печать той же глубокой задумчивости...
...Вот идёт лугом стайка детей, мальчиков и девочек : есть тут белоголовые крестьянские дети – босые и в лапотках, дети в ботинках и беленьких рубашках с красными косынками вокруг шеи, кое-кто – с лукошками... Лица детей доверчиво-серьёзны.
...Появляется небольшая группа девушек : некоторые в нарядных светлых платьицах, словно только что с выпускного бала, другие – в лётных комбинезонах, с планшетками у пояса...
...Медленно приближается пара : молодой человек в охотничьем костюме тёмного бархата бережно ведёт под руку стройную босоногую девушку в пёстреньком длинном сарафане – взоры их обращены друг к другу и словно бы ведут молчаливый разговор...
Соскучившись сидеть на одном месте, парнишка и его подружка принялись бегать по лугу, со смехом гоняясь друг за другом. Запыхавшись, они остановились, держась за руки, глядя на приближающуюся призрачную пару... Вдруг девушка рванулась вперёд, увлекая за собой друга. Оба вбежали в цветное туманное видение, которое медленно прошло сквозь них и стало таять, удаляясь.
Обменявшись весёлым взглядом, чем-то очень довольные, ребята полюбовались ещё немного на всё возникающие из тумана nice ghosts и решили вернуться домой. Уже почти стемнело. Зажглись первые звёзды.
...Ночью прошёл грозовой ливень, а наутро небо снова сияло голубизной. Ближе к полудню, когда солнце подсушило просёлочные дороги, ребята решили сесть на велосипеды и отправиться в лес. С собой прихватили бутерброды с ветчиной и бутылки молока, а девочка – ещё и корзинку.
Оставив велосипеды на обочине просёлка, они прошли лесом к давно
примеченной уютной поляне – в начале лета здесь обильно цвела брусника. Побродив
по моховым кочкам, убедившись, что ягодам ещё доспевать, ребята блаженно растянулись в подвижной тени осины, глядя на проплывающие облака, слушая шум леса, вдыхая хвойный и грибной запах...
Покопавшись в стареньком рюкзаке, паренёк достаёт книжку, раскрывает наугад... Девушка, подперев голову кулачком, задумчиво смотрит на него сбоку...
Изумлением и восторгом загорается лицо мальчишки !
Вскочив, он с победным кличем подбрасывает книжку высоко над головой, подхватывает её на лету и валится в траву, заливаясь счастливым смехом. Девушка в недоумении смотрит на него.
Тогда, торопливо раскрыв книгу, ведя пальцем по строчке, он торжествующе произносит :
"Я вас любил ..."
Девушка, тоже радостно взволнованная, склоняется над книгой, затем осторожно берёт потёртый коричневый томик...
Картина солнечной лесной поляны вдруг странно меняется : теперь это цветная мозаика из чётких, подвижных квадратиков. Мозаика незаметно переходит в обычное изображение, ограниченное белой рамкой с бегущими под ней цифровыми и иными знаковыми обозначениями. Узкий красный луч, поблуждав немного, выбирает мальчишескую фигурку и обводит её контур красным.
...От волнения девушка не разбирает расплывающихся букв, но, бросив смущённо-сердитый взгляд на сияющего друга, она пристально вглядывается в стихотворные строки – и тоже начинает уверенно читать вслух.
Луч, дрогнув, скользит по направлению к ней и обводит её силуэт красной линией.
...Нежно мерцающими, полными слёз глазами, невыразимо прекрасная в своей юной красоте, она смотрит на верного друга.
Околдованный, он робко тянется к ней...
...Растворившись в своём первом поцелуе,
Влюблённые не ощутили
И не заметили
Своего исчезновения с земли.
III
Не следует думать, что никто никогда не пытался стрелять в мистера А или его подручных. Что касается мистера А, то, как ни странно, самые меткие выстрелы не причиняли ему никакого вреда. Скорее наоборот... Поскольку « велики были гнев и возмущение добропорядочных граждан против извергов, в очередной раз поднявших руку на мистера А, Величайшего президента, заботливого Отца нации ».
Впрочем, мистер А, сам несколько заинтересованный ( в собственной исключительности он не сомневался ) согласился на обследование, которое выявило феномен, названный учёными « полем отталкивания ». Природу поля выяснить не удалось, от дальнейших исследований пациент отказался.
Человечество само, после многих приближений, неудачных и почти удачных, породило его в своём теле.
Известно ли ему – кто он ? Нет, неизвестно, хотя время от времени у него возникают неясные сомнения, предчувствия... от которых стократ усиливается неотвязная тоскливая злоба. Это – ещё одна его казнь... Но если упоение собственным могуществом способно утешить, то такое утешение в его несчастьях у него было.
...Всю силу этой злобы ещё предстояло узнать живущим.
Что за фамилия такая – « А » ?
Это давняя история... Однажды, на какой-то международной конференции, выступавший с её трибуны пожилой дипломат несколько раз споткнулся, произнося длинную фамилию президента : « Аг..., Ад...». – на что её носитель откликнулся небрежной репликой с места : « Зовите меня просто – мистер А ». Эта намеренно глуповатая шутка, тут же широко подхваченная средствами информации, - очень понравилась, превратилась в ласковое прозвище, которое приобрело официальный характер, а настоящая фамилия забылась...
« Президент Всемирной демократической империи »... этот нелепый титул также не вызывал удивления. В иных умах возникало смутное видение чего-то сильного, великого, внушающего страх врагам, словом – Империи. Значит – нет противоречия ? А большинство и вовсе не думали о таких вещах – своих забот хватает.
( Кстати, империя ещё не вполне « Всемирная »... А почему не назвать ? - прецеденты имеются, если на то пошло. )
Здесь никто, даже дети, не имеют права быть слабыми – ну, хотя бы иногда. Такая традиция. Иному и тяжело, и грустно, а – тянется, улыбается из последних сил, демонстрирует отличное настроение... Сил не у всех хватает, срывы нередки... Чем держится такое общество, где никто никого не пожалеет ? Изнутри – ничем, конечно, - словно кирпичная кладка без раствора... Вот и придуманы искусственные крепления, подпорки, грубые приманки... Понятно, что к сопротивлению давлению сверху это общество неспособно. Неспособно также и по причине крайнего своего невежества... Такова уж печальная природа этой демократии без демоса...
А дышать становилось всё труднее, тем более что мистер А незаметно свернул все работы в космосе. Были отозваны и немногочисленные колонисты с Марса, планета вновь стала необитаемой. Крутились, конечно, по околоземным орбитам спутники – в том числе « специального назначения »... – и только. Невидимая Паутина
тотального контроля всё туже опутывала Землю. « Дальний космос », « звёздные экспедиции »... так и остались на бумаге да в старых кинофильмах.
Впрочем, каких-либо значительных открытий не происходило уже давно, хотя учёным, в особенности физикам-оружейникам предоставлялась некоторая духовная свобода – в известных пределах, конечно – и неограниченные средства. ( А между тем – на каждой имперской денежной бумажке чудится свежая кровь...)
Что же, видимо без поэтического воображения и наука не живёт.
Поэзия утратила таинственную власть, ушла из жизни, завершив свой уход из письменности. Место Поэзии заняла её противоположность, проще сказать –
пошлость. Если бы кто-нибудь остановил случайного прохожего вопросом : « Что такое Поэзия ? », то скорее всего, подумав, прохожий ответил бы так : « Поэзия – это реклама товаров и услуг».
...Немногие понимали, насколько этот внешне благоустроенный ( впрочем, далеко не везде...) мир болен ещё небывалыми ложью и насилием.
Предел сжатия был не за горами...
Столица заокеанской метрополии. Резиденция мистера А, президента.
Большой, просторный кабинет, скорее зал ; мебели немного. Из окон льётся свет неяркого дня.
Президент стоит в свободной позе у своего обширного письменного стола. Одет в элегантный костюм, светлые волосы гладко причёсаны, на лице – широкая улыбка.
Вот уже с четверть часа он что-то говорит – то веско, то непринуждённо и весело, время от времени небрежно помахивая одной рукой, другая засунута в карман. ( Ни дать, ни взять – виртуоз эстрадного жанра...)
Под конец он дружески подмигивает и делает прощальный жест рукой.
Съёмка для телевидения закончена.
Помощники – трое-четверо молодых людей с непроницаемыми лицами, в чёрных костюмах и белых перчатках – бесшумно помогают убрать аппаратуру,
вежливо выпроваживают операторов, затем становятся в шеренгу вдоль стены.
Шеренга замирает.
Мистер А, который всё это время стоял, опершись руками о стол у себя за спиной, поднимает голову. Его лицо не выражает ничего.
Он что-то коротко произносит.
Один из помощников по-военному чётко покидает строй и подходит. Мистер А с полуулыбкой склоняется к нему и вдруг хватает зубами его ухо. ( Едва ли мистер А знает о Ставрогине, - впрочем, неизвестно: он немало читал – правда, очень по-своему – в молодости, лет сто тому назад.)
Лицо помощника искажается гримасой боли, но вскоре обретает привычную неподвижность – только губы его слегка дрожат.
Проходят долгих две минуты. Отпустив наконец помощника, отерев рот белым платком, мистер А деловито осведомляется о чём-то.
Помощник бесстрастно докладывает.
Мистер А кивает и в одиночестве покидает кабинет.
Он неторопливо идёт по широким, ярко освещённым пустым коридорам. Через равные промежутки здесь стоят часовые, которые приветствуют его уставным жестом.
Мистер А подходит к лифту.
Дежурный охранник нажимает кнопку и входит в кабину вместе с мистером А.
Лифт идёт вниз.
Оба выходят и молча следуют коротким коридором, в конце которого белеет какая-то дверь. Охранник делает поворот, шаг в сторону и вытягивается на посту у двери. Створки бесшумно раздвигаются, затем закрываются за мистером А.
...Между тем, повсюду : в домах, магазинах, аптеках, ресторанах, прямо на площадях и улицах – начинают голубовато мерцать большие экраны. Звучат торжественные аккорды, во всю ширь экрана полощутся полосы и звёзды - флаг Всемирной демократической империи, и вот – появляется улыбающееся лицо её президента : такого великого и вместе такого простого и близкого мистера А !
Его выступления – как праздничный подарок, люди бросают дела, останавливаются, собираются возле уличных экранов, глядят и слушают, затаив дыхание.
...А в резиденции президента, в её сверкающем белизной подвальном этаже всё так же стоит на часах охранник.
Вот створки двери расходятся, появляется мистер А и в сопровождении охранника идёт к лифту.
Его лицо по-прежнему бесстрастно.
В это время из покинутого им помещения, с другого хода двое санитаров в зеленоватой одежде поспешно выкатывают каталку. На ней, под небрежно наброшенной простынёй угадывается неподвижное маленькое тельце... Край простыни загнулся, виден жёлтый башмачок...
Мистер А поднимается в свои личные апартаменты. Сквозь анфиладу почти пустых комнат он проходит в небольшой зал с верхним светом – и запирает дверь.
Здесь – только одно вращающееся кресло посредине, а по стенам – множество портретов, всё маленьких детей...
Мистер А медленно поворачивается вместе с креслом, затем некоторое время сидит неподвижно, закрыв глаза. На его лице появляется выражение н е ж н о й г р у с т и.
Наконец он поднимается с кресла, запирает комнату и несколько минут бесцельно слоняется по своим почти пустым залам. ( Некогда они были пышно убраны – живописными полотнами, мраморами... Но картины и статуи его, неудавшегося художника, раздражали – впрочем, как и многое другое. )
Вот он заходит в ванную комнату – просторную, блистающую чистотой. ( Поддерживать здесь чистоту – нелёгкая задача для персонала: мистер А скотски неаккуратен.)
Он садится на край обширной голубоватой ванны. Сгорбившись, уперев локти в колени, подносит к лицу свои белые безволосые руки – и долго их рассматривает.
Вот он встал, отогнул манжеты, выбрал молочно-белое мыло в прозрачной обёртке, развернул его, бросил обёртку на пол, открыл воду и подставил руки под струю из серебристого крана... c его рук стекает кровь.
* * *
Широкий экран погас.
В зрительном зале загорается свет. Публика, довольно многочисленная, встаёт,
стукает откидными сиденьями кресел. Зрители молчаливо расходятся. Слышны шарканье подошв, кашель... Кто-то уже вышел на улицу, в серый осенний день.
Вдруг какой-то нелепого вида молодой парень – в потёртой джинсовой куртке с металлическими цепями и с оранжево-зелёными волосами, гребнем торчащими надо лбом, – одним прыжком взлетает на широкий выступ перед экраном. Отчаянно взмахнув рукой, он громко, на весь зал повторяет единственные прозвучавшие в фильме слова - и продолжает:
...Любовь ещё, быть может...
( Один раз декламатор запнулся. Какая-то высокая крепкая старуха в тёплом платке тут же подсказала сурово, сильно упирая на «о». ) Кое-кто остановился. Раздались нестройные хлопки. Вон худенькая девушка в розовом беретике – тоже хлопает в ладошки, слегка удивлённо глядя на этого молодого человека.
На лицах появляются улыбки – то ли из-за нелепого вида парня, то ли почему-то ещё...
Февраль 2002
Послесловие автора:
Определение "киноповесть" означает лишь то, что при написании этого текста были использованы некоторые приёмы кинематографии.
Антиутопия эта написана сравнительно давно, и вот - действительность сыграла с нею шутку: нынешний президент США далеко не блондин ) Но это, на взгляд автора, не имеет никакого значения...
февраль 2012 года
Татьяна Денисова