Константин Алексеевич писал декорации для Частной оперы Саввы Мамонтова, был, как декоратор, нов, оригинален, и нажил немало врагов среди художников и артистов. Попутно, не придавая, казалось, большого значения, писал яркие впечатляющие картины. Легкий на подъем, влюбленный в жизнь, безалаберный и безумно талантливый, Костя Коровин был общим кумиром. «Более симпатичного, более русского человека со всеми его достоинствами и недостатками, я не знаю», –– говорил о нем князь Щербатов.
Внешний вид Коровина порой изумлял окружающих: белая рубашка лезла куда-то к горлу, собираясь в «жабо», и Серов называл его «пажем Медичи». У них была общая мастерская в Москве, работали, не мешая друг другу, только изредка Валентин Александрович делал замечания Коровину, и тот чутко к ним прислушивался: художественный вкус Серова был безупречен.
В 1890 году по заданию Павла Михайловича Третьякова Серов и Коровин принялись за большую работу «Христос, идущий по водам» –– для церкви мануфактурной фабрики в Костроме. Серов писал фигуру Христа, Коровин –– небо и воду. Религиозная живопись не была им близка, и «Христос, идущий по водам» шел, словно по паркету гостиной. Но помог Михаил Александрович Врубель, тоже работавший в их мастерской. Сначала сказал, что всегда так выходит, если заказ получают «чёрт знает кто», потом взял картон, за полчаса написал акварелью Христа, и так написал, как будто он долгие месяцы обдумывал идею, композицию и все детали этой вещи. Оба художника были изумлены и подавлены тем, что произошло на их глазах. Серов потом говорил: «Врубель шел впереди всех, и до него было не достать».
Картину писали два месяца, жизнь в Костроме была скучной. Из окна фабрики, где была мастерская художников, открывалась прилегающая улица с кабаками. По выходным рабочие напивались, и Валентин Александрович вздыхал: «Однако, какая же тоска –– людская жизнь».
Окончив заказ, друзья ненадолго расстались, но вскоре поехали на этюды во Владимирскую губернию. Без всякого плана передвигались с места на место, жили то в маленьких городках, то в селах. Коровин писал много, он работал и в дождь и в вёдро. Серов работал медленно, и Константин Алексеевич никак не мог привыкнуть к этому:
–– Поглядишь на тебя, так ты прямо мировые проблемы решаешь.
Когда вернулись в Москву, сняли себе мастерские. Беспечный Коровин снял комнату, которая не отапливалась. Под полом жил мышонок, он выходил из своей норки, кормился с рук веселого художника. В мастерской редко кто наводил порядок, всюду валялись этюды, палитры, кисти и тюбики с красками. В этой богемной обстановке, столь свойственной характеру Константина Алексеевича, написал Валентин Александрович его портрет. Написал так, как это мог сделать только тот, кто знал Коровина наизусть. Перед зрителем –– умный, красивый, небрежный, лукавый Константин Коровин, душа любой компании, великолепный мастер, кисть которого создала так много солнечных полотен, что его называли Моцартом живописи.
Коровин был неисправимым оптимистом. Когда его спрашивали, какой день в своей жизни он считает лучшим, он, не задумываясь, отвечал:
–– Сегодняшний.