Суббота, первый день пересменки в детском лагере.
День длинный и насыщенный.
Наконец, в 11 ночи везу сотрудников домой.
Прихватил и сына – на обратном пути заедем искупаться.
Можно, конечно, и после: вернуться, поставить машину, и – пешком два километра по карьеру, спотыкаясь в темноте. С ребенком, которому давно пора спать, и сам еле стою…
Да, если бы я так и сделал...
Отвез сотрудников, заехали на местное озеро. В салоне УАЗика просторно, удобно переодеваться.
Возвращаемся домой. Полночь.
Сын обращает мое внимание на необычный свет над территорией базы.
Я настолько устал, что смотрю только на дорогу.
Поднимаемся на холм, видно, что моргает уличное освещение.
Только об этом я весь день и мечтал – ночью разбираться с электрикой…
Въезжаем в ворота… все намного хуже: горит длинный барак.
Горит весь: стены по кругу, крыша.
Рядом натянута линия 10 киловольт. Когда пламя выпрыгивает сквозь провода в небо, происходит пробой, белая молния, хлопок. Потому и моргает свет по всей базе.
Вдоль горящего барака вытянулся длинный автокран на базе «Урагана», топливным баком (соляра) прямо к огню.
Рядом – два экскаватора «Беларусь», один из них – не на ходу.
На базе, кроме нас с сыном – два человека.
Все уже спят.
Стучу в окно шефа, везу сына в наш домик, чтобы не мешался на пожаре, загоняю УАЗик на задний двор, подальше от надвигающейся суеты.
Запускаю пожарную машину (ключи лежат под сиденьем).
Завожу, как обычно, рукояткой. Аккумулятор дохлый (а где Вы видели по-другому).
Доливаю воду в цистерну, а в это время мотор начинает перегреваться.
Сразу приходится долить и в радиатор – болезнь нашего чудо-агрегата.
Пока я занимаюсь подготовкой техники, барак яростно горит.
Прибывает пожарный расчет.
Просят отключить электричество в бараке.
Бегу в щитовую, лихорадочно изучаю надписи… Лишь бы не отключить уличное освещение и скважину. Пока я ищу рубильник, он сам себя обнаруживает: как выстрел, взрывается вставка барачной линии. Дергаю рубильник, отвернув «морду лица» в сторону.
Запустить систему пожарных гидрантов не получится.
Электронасос имеет солидную трещину на большом шкиву. Включишь – разорвет шкив и ремни.
Помпа, на базе волговского движка, разукомплектована. Без карба и батареи.
Из гидрантов течет нежная струйка воды. Набрать ведро, умыться, зубы почистить, не более…
Наконец, пожарная машина наполнена по самое «не хочу» и начинает движение в сторону барака.
Встаем на удобную позицию, на безопасном расстоянии от огня.
Рукав пристыкован – новая проблема: не открывается вентиль. Давно не трогали, закис.
Захватили трубным, вода пошла.
Новая беда: не включается раздатка на насос. Рычаг гуляет во все стороны, словно ничей. Поймали, наконец.
Оставляю шефа управлять пожарной машиной и еду за водителями в поселок.
Нужно срочно отогнать от пылающего барака три единицы техники.
Стучим в окно, люди одеваются, летим обратно.
Автокран заводится и переползает на безопасное место.
Одна «Беларусь» волоком тащит другую. На второй покрышки уже сгорели, а отвал невозможно поднять, и он подло тормозит, вспахивая грунт…
Единственное, что у нас в порядке – 50-кубовая пожарная емкость. Она заполнена водой, как положено, по края.
Приехавшие пожарные на своей роскошной машине периодически набирают из нее воду. У них – австрийское оборудование, в том числе выдвижная мачта с «люстрой». Света от нее и от пламени – кино первых лет снимать…
На базе уже довольно много гостей с окрестных дач (2500 садовых участков у нас под горой!). Толку от них нет, но и не мешают.
Барак продолжает мощно, победно гореть.
Пытаюсь участвовать в тушении: наполняю красный конус, подхожу к бараку на 5 метров, бросаю воду. Ближе – не выдерживают глаза и наружные поверхности рук.
На несколько секунд образуется темное пятно, и снова огонь восстанавливает свое господство. Детский лепет!
У пожарных в руках стволы, но толку и у них не много: барак в последние недели хорошо просох, огонь бесчинствует и ликует…
Я оказываюсь без работы, иду проведать сына. Он аккуратно сидит на кровати.
Наконец, барак сгорает полностью.
На почерневшей площадке валяются листы кровельного железа, фундамент с остатками пола. Тонкие струйки дыма поднимаются там и тут.
Пожарные сворачивают рукава. 4 часа утра, рассвет.
Желая подбодрить шефа, жму на позитив: предлагаю убедиться, что жертв нет.
Начинаю раскапывать область среднего крыльца. Там жил наш строитель, Олег.
Снимаю несколько листов железа, под ними открывается накренившаяся железная кровать, рядом – оплывшие от жара зеленые бутылки, иные – лопнули.
На кровати лежит темный куль. Ноги отгорели ниже колен. Кистей рук нет.
Лицо сохранилось, сгорели только волосы на затылке, да цвет кожи от копоти стал черным. Зубы – ярко-белые, оскалены. Смерть наступает от удушья.
Шеф стоит в нескольких метрах от меня, на траве.
Смотрит на меня вопросительно. Еще не так светло, ему плохо видно.
Я отвечаю выразительным взглядом, киваю головой: «Да, он»…
Красивый, обаятельный был парень… Сын агронома, не последнего человека в Одесском черноземье. Жена от Олега ушла, и он уехал на заработки в Россию. Год назад умирает жена, детей забирают старики. Примерным кормильцем он не был, увлекался напитками, на родину посылать было нечего. Мне давали из его заработанных, я покупал продукты и привозил ему. Такая схема применяется, если человек не контролирует себя. Накануне его полностью рассчитали. Последние две недели он жил недалеко в поселке, у какой-то девушки/жены.
Последнюю ночь решил заночевать в своей квартире, в бараке. Наверное, курил в постели.
Барак был запланирован под снос: в понедельник ждали бригаду из Москвы.
Проживание в нем было запрещено.
Готовим с шефом легенду для участкового: ничего не знаем, кто-то в барак забрался, поджег, сам погиб.
Я спокойно излагаю эту версию милиционеру, с которым мы идем к месту происшествия.
Но сразу у пепелища встречаем двух заплаканных женщин: «Он только вчера новые часы себе купил, хотел ехать домой. Вон они у него на руке…» - всхлипывает одна из них. Наверное, его последняя любовь…
«Вы лучше мне сказки не рассказывайте, не надо осложнять нам работу» - устало просит меня участковый.
Я замолкаю – ложь не окупается, давно известно…
Что ж, позади тяжелый день и суматошная ночь.
Могу я поспать, хоть два часа.
Приходит машина с продуктами – надо помочь разгрузить.
Затем шеф просит съездить в соседний район на хлебозавод.
На УАЗике ночью пробилась шина.
Меняю колесо, еду за хлебом.
Закатил секции с ароматными батонами в салон, можно назад.
У машины почти нет тормозов.
С трудом, встав с сиденья в рост, останавливаю ее на развилке.
Едва не забодал перед собой легковушку!
Неправдоподобно много косяков легло на одни сутки.
Нужно сказать, что за эпоха: конец социализма – начало перестройки.
Наверное, везде уже было так, или примерно так…
А прикинем: если бы я вернулся на базу сразу, не поехал купаться.
Возможно, Олега, пусть и с ожогами, успели бы вырвать с его смертного ложа.
Тридцать лет, возраст окончания юности!
И двое детей, где-то далеко под Одессой...
Снился ли им отец этой ночью...