Доктор Йозеф(Беппо) Менгеле стоял на веранде своего дома в городе Бертиога, штат Сан-Паулу. На нём махровый, малинового цвета халат, мягкие, с розовыми помпонами тапки. Он стоял и смотрел на смутную в палевых сумерках башню. Она была выстроена им самим для наблюдения за приближением неутомимых преследователей.
У его ног лежал дог пегой окраски. Остальные псы в дом не допускались, а сидели в просторном вольере и терпеливо ожидали ежевечернего выгула.
Дрожавшими руками (на указательном пальце правой - перстень со змейкой) он держал лист свежей газеты, где сообщалось о поимке и казни нацистского преступника.
Невидимая ладонь, которая в разные годы его жизни принадлежала: всевышнему, отцу, фюреру, безликому агенту израильской разведки, а в последние годы – вновь вседержителю пребольно сжала его сердце. Как и тогда в Буэнос-Айресе, при известии о захвате Адольфа Эйхмана и когда Йозеф вынужден был вновь бежать.
Строчки в газете закружились спиралью, развёртываясь, дорогой в прошлое, к самой сердцевине ада, где он был одним из наиболее добросовестных служителей.
- К ужину не жди, дорогая! Сегодня в Освенцим прибывает поезд с новенькими – я должен быть на перроне лично. Что у нас сегодня к столу?
- Пюре с горошком. Баранина и маслины.
- Кстати, проводил сегодня любопытный эксперимент: вырезал у близнецов голосовые связки, чтобы изучить – в чём разница, ведь один из них – отличный тенор.
- Беппо, милый, не говори, пожалуйста, о работе за столом! Ах, Герр Карл, он у меня такой трудоголик. Как вам моё новоё платье, Герр Карл? Это мне Беппо подарил!
- Да, Йозеф, ну и что там твой опыт с теми сестричками, которым ты пересадил почки обезьяны, выжили?
- Увы, Герр Карл, нет. Передай соус, родная - Герру Карлу не дотянуться.
- А та девчушка – рыженькая евреечка, ты ещё рассказывал – ревела и упиралась…
- Помню, помню, я ей ввёл в яичники патогенные бактерии, если нужно – вы всё найдёте в отчёте – там также о результатах полного переливания крови от одного близнеца к другому, о впрыскивании колорантов в их глазницы и зрачки для изменения цвета глаз, ещё...
- Всё это очень интересно, но скажите, что у вас сегодня на десерт, Ирене?
- Вы такой сладкоежка, Герр Карл, подождите, сейчас принесу клубничный пудинг. И, если вас не затруднит, заведите патефон. Обожаю Брамса.
- Чуть не забыл, Йозеф, мальчик мой, напомни Францу, что нужно починить заслонку во втором крематории - конвейер стоит, а у меня сроки, сверху давят.
- Ирене, я возьму вот эти шоколадки – мои маленькие пациенты их очень любят?
- Как вы удачно сравнили этот процесс с конвейером, Герр Карл – очень остроумно! Конечно, Беппо, бери.
Острое чувство ностальгии, как лезвие ланцета пронзило Йозефа при этих воспоминаниях: "Где теперь Ирене, где Герр Карл – этот честный товарищ и душа компании? В какой братской могиле покоится его, изрешечённое русскими пулями тело?». Детали этих образов прошлого скрадывались надвигающимся туманом старческого забвения, что погружало Йозефа в ещё более плотную пелену одиночества.
К этому времени бархатная густота теней стала соответствовать состоянию его души, поэтому он зашёл в дом и начал собираться на прогулку:серый, пушистый свитер, с рисунком зелёно-жёлтой бабочки, бежевые брюки, с рваными карманами, чёрные глянцевитые ботинки, с удлиненными носками.
Одевшись, он прошёл на кухню, где на слабо дребезжащем, с округлёнными краями холодильнике висел отрывной календарь – 6 февраля 1979 года. Йозеф подошёл и аккуратно оторвал верхний листок. После заглянул в гостинную, чтобы выключить серебристый катушечный магнитофон - звучала девятая симфония Бетховена.
Ночь, как на мандолине играла на его чувствах, создавая серенаду умиротворенного настроения. Он шёл по раскрашенной лунной краской улочкам, в окружении трёх собак: немецкая овчарка, дог и ризеншнауцер. Псы, бегая, выписывали на пыльной дороге кривые, пересекающиеся линии и сердито ощеривались на любой резкий звук.
Каждый поворот дороги условно отмечал каждый поворот его мысли. Вот Йозеф проходит мимо исполинской, громоздкой церкви, а в голове картина того, как он в детстве стоит на коленях. Звучит орган. И отец бьёт его линейкой по спине, пытаясь сделать из него ревностного католика. А вот он идёт у мрачного, грязного пакгауза и думает о том, как отправил в газовую камеру целый барак, где было несколько больных тифом. И, наконец, он выходит на широкий, галечный пляж и вспоминает вчерашний, муторный сон: он шагает по узкому коридору, по стенам которого развешаны холсты, с религиозно-мистической живописью, в стиле Уильяма Блейка. Йозеф обращает внимание на один из них – изображёние Ангела Смерти: тёмный балахон с капюшоном, чёрные крылья за спиной, землистого цвета лицо. Он дотрагивается до поверхности и это оказывается зеркало.
Перед глазами берег: там-сям кабинки для переодеваний, скамейки, лежаки, различный мусор. Он на ходу разделся – тёмно-синие плавки, дряблый, белесоватый живот, курчавая грудь, на плечах и спине - россыпь мелких веснушек. Вещи остались лежать бесформенной грудой. Вдруг что-то навалилось: сердце ухало, голова кружилась, бросало в жар, на теле выступил едкий пот. Йозеф остановился, опершись ладонями на голые коленки, тяжело переводя дух, чувствуя сухость во рту и позыв к рвоте. Немного отлегло, он продолжил идти. Зашёл в воду, меся ногами неповоротливую массу. Холодок поднялся снизу вверх. Он, вытянув вперёд руки, окунулся целиком и поплыл. Собаки барахтались рядом. Появилась слабость в мышцах. Он вынырнул на поверхность и увидел, (зрение рябило) на берегу, кто-то стоял и пристально смотрел на него. Очертания были расплывчаты. Этот некто поднял руку, что-то сжал, а после начал, как-будто, дирижировать никому неслышимой музыкой. В тот же миг сердце Йозефа скукожилось, а в мозгу возник слепящий луч боли. Его, не переставая, рвало. В лёгкие проникла солёная вода, он судорожно задыхался, заглатывая всё больше и больше жидкости. Ещё и ещё. Глаза были широко раскрыты, зрачки мутнели. И последний аккорд - тело медленно, раскинув в стороны конечности, погрузилось на дно.
В это время на берегу стоял босоногий мальчик из трущоб. На нём шорты кофейного цвета, на смуглой шее – латунный крестик. Он смотрел на точку головы над поверхностью моря и думал, не помахать ли этому господину ещё раз. Затем улыбнулся и пошёл вдоль кромки, отшвыривая мокрую, порванную афишу прошлогоднего фильма «Мальчики из Бразилии».