Паче снега белый танец

Пётр Петров
Квартал у нас большой, а церквушка-то маловата, но как будто резиновая - с каждым годом всё больше и больше народа православного не вмещается. На великие праздники, Рождество или Пасху, либо загодя приходи, благодатное место занять, либо на крыльце оставайся среди неофитов и лузеров. Конечно, можно внутрь и нахалом протиснуться или внедриться там как-нибудь. Только не с моим центнером тяжести, чтоб не уподобляться тому верблюду, который ломился в Царствие Божие сквозь игольное ушко. Ну, куда ж это надо? Я ведь женщина деликатная, нежная, и удивительная к тому же, не смотря на размер. Правда, люди уже привыкли, не так на меня удивляются, как бывало.
Вот помню в детстве, я играю в песочнице, а товарки у бабушки шёпотом:
- Папа-то у Анджэлы не русский, похоже?
Та и проговорилась в сердцах:
- Да видали мы этого папу! Бармалей из Лумумбы!
Я как услышала, так в истерику. Ведь мама всегда говорила, что он герой – дрейфует где-то на полюсе в районе экватора. И на тебе! Оказался самый коварный злодей на всю Африку! Аж гулять туда не ходи! Мне же соседи в коммуналке шептали, что я на папашу похожа, хотя не видел его никто. Я и гордилась. Раз в грязную лужу упала, прихожу домой вся такая, а мама с бабушкой:
- Анджэла, посмотри, на кого ты похожа?!
Но я спокойно:
- На папу, - они и замялись сразу.
Вот и скажи мене, кто твой отец, а я скажу, куда ты упадёшь. Сама же на этой почве в депрессию жуткую вляпалась. Ещё бы! Мир стал для меня чёрно-белым, но его белая часть имела со мной мало общего – всего лишь глазные яблоки, и те в красную сеточку.
С тех пор я возненавидела чёрное, прости Господи, а рэп и негров - особенно. Но больше всего – наследника Бармалея – этого негра в себе. Я бедолаге устроила сущий апартеид: отказывалась от пищи, чтоб он не вырос; часами сидела в ванне с отбеливателем, заставляя бабушку лохматить меня мочалкой; тайком принимала гидропирит. Всё было напрасно. Я росла быстро, а из меня получался такой шоколадный заяц, которого все почему-то хотели потрогать руками, и не только мужчины.
Между тем, из-за моей затяжной хандры мама с бабушкой пребывали в отчаянии. Всё время мы таскались по клиникам. Меня процедурили странными процедурами, рвали гланды, рубанули аппендицит. И даже освободили от физкультуры! Но абсолютно никакого эффекта! Специалисты поговаривали о сглазе, порче, чёрном проклятии Вуду от родственников из Лумумбы. До экстрасенсов чуть было не докатились!
Однажды против чар черномазого Вуду взялась пошептаться бабка-шептуха. Якобы наша, белая. Перво-наперво, нашептала она, для успеха с гарантией необходимо крестить меня. Мы пошли в церковь. Там я и услышала пятидесятый псалом: «Помилуй мя Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое…»
Я сперва не врубилась вообще-то. Подумала только:
- Ну-ка, ну-ка! Очисти мое беззаконие? Звучит-то  заманчиво!
И вдруг: «Окропиши мя иссопом, и очищуся; омыеши мя, и паче снега убелюся».
Ёлы-палы! Я чуть не рехнулась! Надо же - паче снега! В самую душу попало! И в один миг вся мазута чёрная на теле мурашками покоробилась. И будто свет мне включили. Короче, всё вышло, как в псалме говорилось: дух обновился в утробе, нечестивые обратились и возрадовались кости смиренные!
Хотя, насчёт костей я, конечно, загнула. Моя модельная дистрофия прошла сразу же за хандрой. Как только к Богу пришла, поправляться стала во всех отношениях. Теперь лишь постом да молитвой габариты сдерживать удаётся. Зато негры уже не волнуют, ни больше, ни меньше. За исключением Майкла Джексона. Всегда ревела под песню «Bad». Это ж канон покаянный на самом деле: «You know I'm bad, I'm bad!». И этот жест внизу живота – сигнал, откуда беда исходит. Жалко мне чудака! Не было в нём лукавства.
А вот рэп терпеть не могу по-прежнему. Если услышу где, так и чешутся руки. Не зря же баллончик с белой краской в сумке таскаю. Граффити «РЭП – ТУПНЯ» в нашем лифте – моя работа. Потом каялась батюшке. Он у нас прозорливый. По сути, со мной согласен, но стены марать не благословляет. Не знаю, получится ли? Со смирением у меня тоже проблемы – ведь наследственность от Бармалея досталась. Уж такой безбашенный темперамент, что третий раз замужем! К счастью, муж тот же самый достался. Разводились просто два раза, пока Бог под венец не соединил. Так что любовь у нас пусть и не первой свежести, зато проверена временем. И слава Богу за всё!

* * *
Как всякий шантяй-понтяй, рождённый в СССР, от юности моей я жил обычной блудничной жизнью. Креста на мне не было, а первым моим Евангелием стала рок-опера «Иисус Христос суперзвезда». И не случайно впервые крестный ход на Пасху у меня получился не по канонам - по чисто советской традиции.
Портвишка принявши, мы с пацанами в душевном отрыве пошли к церкви на всенощную поглазеть. Не Христа ради, а так, для любопытства праздного. Там и замела всех ночная стража, чтобы перед лицом начальства картинку не портили. Поскольку взять-то с нас, кроме анализов, было нечего, в «воронок» посадили и за город отвезли. Выкинули на свалке, оборвали пуговицы в штанах, ремни реквизировали в фонд поддержки правопорядка, шнурки порезали на отрезки, пинков надавали для профилактики, и «гуляй Вася» с Богом на все четыре. Вот и пошлёпали мы восвояси символическим крестным ходом, блуждая по пересечённой местности и придерживая штаны.
Так и блуждал по жизни, пока Анджэлу не встретил. Помню, ди-джеем тогда работал - изнурительный труд. Зажигал дуроплясам культпросвет электричества. Однажды, белой пребелой весенней ночью, когда белым цветом зацветала на белом свете черёмуха, налетел с Белого моря белый северный мега-ветер и пургу за собой приволок ослепительно белую. За какие-то сутки весь белый город наш белым снегом по самые крыши заштукатурило набело.
Под воздействием белого и, отчасти, игристого я включил белый свет в белом зале ресторана «Белые ночи», «Белый альбом» поставил на всю катушку да все танцы белыми объявил. А сам - за стол с белой скатертью и, по такому поводу, заказал манной каши большую двойную порцию. Сижу, дожидаюсь, «Беломор» перекуриваю, элегантно так белый дым выпускаю белыми кольцами. Вдруг, на своём рукаве замечаю чёрную нитку. А рубашка-то белая! Только я за ниточку потянул, тут она и подходит: разрешите, дескать, вас пригласить, Белоснежкин! До чего нереальная, в белом вся, разумеется, а сама - негритос, да не явный, а такой, как бы тайный, которого долго, долго, предолго фильтровали где-то по-белому.
Это, конечно, была ещё та заявочка! Но я-то не сразу понял, и с перепугу как ляпну:
- А разве бывают белые танцы с неграми?!
В этот момент официантка манную кашу мою приносит:
- Приятного аппетита, Альберт, и ангела вам за трапезой!
Но только мысль насчёт ангела сорвалась, мол, лишний-то рот, ни к чему мне за трапезой, так на тупой башке ошибку сразу почувствовал. Каша, правда, жидковатой весьма оказалась. По ушам-то текла, а в рот не попала ни разу. Повезло мне ещё, что в отличие от Анджэлы, размазня была не горячей, и вообще - за счёт заведения обошлась. Все тогда почему-то подумали, будто это шоу специально для них сморозили. Но мы просто так познакомились, невзначай. Вскоре и поженились.
А ведь я для семейной жизни был совсем не подарок. Если по-честному – половики у нас дома по сей день лет двенадцать не хлопаны. Нет, пожалуй - и все пятнадцать. Вообще физическую работу ненавидел я крепко. И всегда слишком вольно предавался грехам невольным. Да и вольным – чересчур уж невольно. Водку жрец, на дуде дудец - на все руки. А агенты вливания, между прочим, всегда поблизости находились. И агенты по близости, то есть агентши, стало быть, не дремали. Дискотека, икрамётный успех и слегка завсегдатый – такова была моя натуральная атмосфера. А уж подруга – почти негритянка с большим привесом! Это казалось настолько круто, что даже на ногах я держал пальцы веером. Проку в этом, пожалуй, не было, но проблемы цеплялись здорово, мешая мне беззаботно скользить по поверхности. Могу представить себе конкретно, куда бы я проскользнул, если бы не Анджэла. Однажды она просто взяла меня за руку и привела куда следует.
Да уж, крестили меня по-взрослому. То есть я от дьявола в целом отрёкся очень даже сознательно. Разве что, в начале, не совсем по серьёзному. Ведь для меня в этом мире всё в прикольном порядке происходило.
Конечно, такое событие мы с крестным отметили знаменательно - выпили в парке кагорчику. Скромно, но не без пафоса – из пластиковых стаканчиков. Потом ко мне добавить отправились на общественном транспорте. Причём народ всю дорогу упорно не замечал, что мою натуру, грехом повреждённую, крещением поправили. За это даже обидно немного стало. Тут в наш автобус какая-то бабушка забралась. Я и давай место ей уступать. Но та, упрямая, принципиально от нас попятилась. Пришлось рвануть на себе рубаху, чтобы крестик заметно было, да объяснить непонятливой:
- Я крещёный! Садитесь! - бабуся так и села вся мягким местом чуть ли не на пол, прямо с размаху.
Нет, я, конечно, погорячился, перед бабкой рубаху-то рвать! Уж прости меня Господи! За то, в самом деле - без мазуты, без пряников! – всю силу креста на себе почувствовал! По-настоящему! И духовная жизнь моя понеслась…

* * *
Сколько лет уж, как стала я православной, а всё ворона белая среди прихожан. Вот и нынче на Пасху случай со мной случился – однозначно, что промыслительный. Только смысл  остаётся пока загадочным.
С мужем моим Альбертом мы на всенощную пошли. Народу в церкви полным-полно собралось - духота, теснотища. Ну, я и сняла пальтишко, чтоб не упариться. Стою, как порядочная. Джынзы новые почти идеально сидят. Кое-где, пожалуй, в обтяжку, самую малость. Жалко только, что пост завершается - для фигуры-то снова беда. Но для души… Она словно в рай понеслась. И радость-то, радость всеобщая!
Ну, стоим, службе внемлем, вдруг замечаю - слева ко мне гражданин прислоняется. Да как бы знаем мы эти фокусы. В переполненных-то автобусах иногда озабоченные попадаются. Но чтобы в храме творить это самое? В голове не укладывалось. Поэтому по наивности на тесноту я подумала. Однако народ редеет вокруг со временем, а этот тип, прости Господи, всё трётся ко мне и трётся! Я отойду в сторонку, а он опять приступает. Ну, хоть мужчина был бы приличный, а то явно же выпивши. Лицо типа мордического и всё красное от волнения блудного. Приличием и не пахнет. Перегаром одним. Уже сил никаких! Что и делать не знаю даже. А Альберт впереди стоял, не причём до меня, получается.
- Господи! – взмолилась я паче чаянья, - помоги, спаси, помилуй! Пречистая Богородица! Не давай меня на бесовское поругание!
И вдруг слышу – неподалёку женщина тихо кого-то спрашивает:
- Ты потерялся, мальчик? Что тут ходишь кругами?
Затем молча выходит ангел и становится между нами. С виду самый обычный мальчик - лет десяти, двенадцати. Крыльев, кстати, не видно было, всего лишь свечка в руке, но сомнамбула полная - постоянно зевает и воск на штаны себе капает. Вот и сдаётся мне - ангелам праздники совсем не легко даются. А нам-то уж грешным - тем более.

* * *
Я был духовно уже продвинутым и в явлениях реальной мистики разбирался не понаслышке, когда Ваську - моего однофамильца - в церкви на Пасху встретил. Встреча, кстати, сразу показалась мне неслучайной и подозрительной. Много лет мы не виделись, и вдруг - здравствуй тебе дядя лысый! Ведь не где-нибудь - прямо у Бога за пазухой. Ну, со мной-то, как раз, всё понятно. А вот Ваську-то что сподобило?! Да ещё в состоянии. Физиономия красная, как у индейца, и до боли знакомая.
- Или померещилось, - думаю, - или Вася не запылился?! Он когда подшофе - сразу прёт всё на рожу. Значит, точно, Василий!
- А куда это вы так вспотели? – хотел, было спросить его, да крестным ходом нас в разные стороны развело. - Эх, Василий, спаси тебя Господи! Но не сразу - с утра дай помучаться! Я и сам регулярно бывал таким, однако, не в храме же!
Потом из-за этого Васи, как ударился в воспоминания, так на богослужении не мог долго сосредоточиться. Господи, мысли мои очисти! Обнулить бы их по-хорошему. Лезет же в голову всякое! В том числе - непотребные помыслы. На прихожанку одну загляделся нечаянно. С моим-то духовным уровнем! Это же просто нонсенс! Утешает лишь то, - я слыхал, - искушения круче, когда выше уровень. Тут кое-что подтверждается. Не загордиться бы только, главное.
А вообще от всяких там левых мыслей во время богослужения я защиту серьёзную  изобрёл: наушник цепляю за ухо и время от времени на телефоне врубаю мелодии. В Рождество – Jingle Bells. А на Пасху – что-нибудь из духовного Ллойда Вебера. Действует исключительно благотворно - полный улёт на седьмое небо к божественному началу. Досадно только, что Анджэла не одобряет, поэтому в церкви стою от неё подальше. Навешал ей на уши, дескать, приходится быть на связи. Я же в охране ведь жилы-то рву теперь, а с поп-культурой давно уже завязал.

* * *
Ну, пока прилипала мой в присутствии ангела успокоился, я с мыслями хоть собралась.
- За что же мне наказание? – думаю. - Неужели индивидуальность моя слишком сильно выпячивает? Придётся напялить пальтишко-то. Ой! Ну, и дура я! Это же мой парфюм «Белоснежка» привлекательно благоухает! И зачем надушилась, коза?! Людям вокруг только одно искушение!
А Альберт всё мобильником забавляется. Он же шибко продвинутый! Наушник повесил на ухо. На связи всегда, и в готовности. В охране работает всё-таки. Следит, чтоб продукты не тырили в пупермаркете. Не знаю, как дозваться теперь? Разве что, эсэмэсочкой?
Тут я, словно радистка Кэт, шифровку почти на ощупь прямо из сумки отправила, чтобы кое-кто не запеленговал: «ПРИКРОЙ С ТЫЛА! ЗА МНОЙ ХВОСТ! ОБЪЯСНЮ ВСЕ ПОТОМ».
* * *
Когда мысли мои вернулись к реальности, я пацана со свечкой приметил рядом. Усталость ночная его ломала. Чтобы кое-как оживиться, он свечным воском на полу надпись «ХВ» пытался накапать. Типа того, как глазурью на куличах. Да грешным делом у него получилось некое безобразие - вроде серпа и молота. Тут уже я не выдержал.
- Ты, - говорю, - пионер, на штаны себе лучше капай! Ведь пол отскребать придётся!
А тот свечку прикрыл ладонью и резко в кусты. Ещё следы замести пытался. Петлял по храму, будто заяц контуженый. Уже в самом финале службы я ещё раз его застукал. Возле Анджэлы, кстати, что неспроста оказалось впоследствии. Но тогда эсэмэска эта Анджэлкина - «ПРИКРОЙ С ТЫЛА МОЙ ХВОСТ! ОБЛИВАЮСЯ ПОТОМ» - с небес опустила меня существенно.
Я фары протёр, как следует, и снова перечитал. Что ещё там за хвост?! Может, папашу вспомнила да опять комплексует девушка? Ей бы вообще поститься сильно, не стоило. И без того до мозга ногтей впечатлительная. Увидит по телику Майкла Джексона - сразу слезы струёй. Жалко ведь, что товарищ не той дорогой пошёл.

* * *
Раньше я в развесёлых компаниях зажигал, а теперь только в церкви зажигаю свечки по праздникам. Это, как его!? Некоторые говорят, что раб Божий Василий в религию, дескать, ударился. Ну, это уж дудки! Просто, пока не поздно, в богосферу решил податься. И надеюсь - не прогадал. На том свете зачтётся же всё! А кое-что, может быть, зачтётся ещё и на этом!
Вот я пошутить умею, как нечего делать, да не всегда удачно выходит. Несу разное несуразное. Особенно если трезво мыслить не в состоянии. Это как его!? Тут на последнюю Пасху перебрать меня угораздило. Разумеется, не специально. От начала поста я за стакан не держался ни разу, да по церковному календарю в субботу страстной седмицы вино за трапезой полагается. Ну, как на подводной лодке. Что поделать? Традиция! И никуда ведь не денешься. С этим у нас всё чётко! Если положено, значит принято! Но если уж принято, то - как положено, а раз принято, как положено - как всегда получается.
Поутру в храм отправился, освятить куличи да яйца, а занесло к таким чертям на кулички! Это как его!? С атеистами выпивал - не закусывал, да, разве что, на отбор естественный не молился. Тьфу! К вечеру лишь опомнился, когда уж совсем стемнело. Глаза открываю - Христос воскресе! Давно на всенощную пора. Ну, я немного ещё поддал, и в храм таки увязался за крестным ходом. Там уж народу - невпроворот, и все как люди. Лишь я один - шут гороховый. Любому видно - уже отметил. По пьяному делу всегда краснею. Душа от стыда сгорает, но ум короткий совсем становится. Это как его!? И мысли в нарезку идут, фрагментами.
Вот тут-то бес меня и попутал. Короче, зрелище наблюдаю, убойное до безумия. Впереди пальтишко снимает та самая, да только в теле уже «звезда», что когда-то по телику передачку вела «про это». Чунго-Чанга Елена, кажется. Это как его!? Но на экране фигурой ей нечего было хвастаться. Здесь же такая виолончель открылась в джынзах от Страдивари со стразами! Мне холостому – сплошной соблазн! Ну, и прельстился я. Это как его!?
Потом догадка ещё мелькнула: её, случайно, не в «декретный» оформили? За трудо-ночи ударные! Ведь эти «звёзды» в народе просто так не встречаются. Вот, - думаю, - спереди бы взглянуть! Это как его!? И суть до тела пока была, я топтался вокруг да заглядывал. Если бы ангел со свечкой не возник между нами, то уж не знаю...
Кстати, на «это» намёка там не было. А может, было?... Ни фига же не помню по слабой памяти!

* * *
Пяти минут не прошло, тут тебе и Альберт с загадочным видом подкатывает. А мальчуган встрепенулся, свечку задул – миссия, типа, исполнена - и растворился сразу же. Вскоре и служба закончилась. Все радуются, друг друга с праздником поздравляют! И господин «Банный лист», прости Господи, с Альбертом моим похристосовался. Причём, таким кивком перекошенным, будто скулу ему свело. Засим стремительно улепетнул. Только и видели со спины щёки его краснющие!
По дороге домой я мужу все эмоции выложила:
- Совсем обнаглели прелюбодеи, если по церквям уже домогаются! Да сдалась мне такая романтика! В другой раз от меня - ни шагу!
Альберт ведь не спорил даже. Знает, что бесполезно, когда я на нервах играю. Но что характерно?! Он потом кое-что рассказал. Мало того оказалось, что с краснощёким они знакомы - однофамильцы ещё вдобавок! Выходит, и среди нас - Белоснежкиных - тёмные личности, к сожалению, попадаются. Вот тут я всерьёз и задумалась:
- Сколь дивны бывают дела Твои, Господи!?

* * *
Я к Анджэле втихаря подобрался с тыла и ничего не узрел такого. Всё на месте, пожалуй! Пионера только ещё раз спугнул. Потом гляжу: и Васёк тут притёрся неподалёку. Меня увидел - засмущался чего-то сразу, и всё норовил в сторонку этак бочком.
Как литургия закончилась, я на радостях его ухватил за цугундер.
- Христос, - говорю, - воскресе!
Васька только кивает мне как-то вяло, да настойчиво ноги сделать пытается, затем - шмыг, и следы уже замело. Это после, когда домой пошли, мне Анджэла глаза раскрыла, как он клинья к ней подбивал. Только не поверил я с первого раза. Настроение было уж больно праздничным. Иначе кое-кому, чего доброго... Ну, да ладно, Бог с ним, с Василием. Седина ему в лысину!
Впрочем, если прикинуть тупо логически – удивляться тут нечему. Какой мерою мерили, такою и нам, соответственно. Пока я к посторонней женщине обратил свои помыслы, близнец по духовной линии, на мою половину, видно, позарился. Теперь надо срочно вину заглаживать! А не то, будет сниться мне Анджэла с хвостом!

* * *
Когда мужик в камуфляже незаметно подкрался, я реально струхнул. Подумал: по душу мою пожаловал, это, как его? И вдруг, Альберта Белоснежкина узнаю! Сразу вспомнил, как нас однажды по «карасёвке» на Пасху зачистили. Только он - ни в одном глазу теперь, а у меня всё ещё те же пьяные грабли в традиции. По такому «воцирковлению» под церковным-то куполом мне скорей не зачтётся, а взыщется, чего доброго! Да, с алкоголем пора уж завязывать!
А вообще, в монастырь подаваться уж надо бы, да благодати божьей намонастырить там впрок себе по максимальной возможности. Для спасения души, это, как его! Лучше всего на Афон, пожалуй, махнуть, пока баб туда не пускают. Хотя бы туристом, а то и паломником. Петров день только дома сперва отмечу, чтобы как полагается, это как его?!