Глава 6
ФИНИТА ЛЯ…
Нинель, приехав из Города, прямо с автобуса пересела в такси и поехала в деревню, поделиться с Лелей последними событиями. Да и вообще Город угнетал ее, не давал вдохнуть полной грудью, и, возвратившись домой, она никак не могла надышаться. А где же еще так дышится, как в деревне на берегу озера.
Ее появление все честной компанией было встречено с неподдельной радостью. За чашкой эспрессо Нинель, опуская интимные подробности, рассказала о семье Вениамина. Глаза ее так светились, что расспросы были излишними. Леля обняла Нинель и, ничего не говоря, прижала к себе.
– А у нас, Ниночка, твои протеже целую войсковую операцию провели, – переменил тему Петр, – по-моему, теперь вся деревня пить бросит, по крайней мере, на сегодняшний день.
– Да уж, – подтвердила Нинель, – если Иван за что-нибудь берется, его не остановить.
Кто бы мог подумать, что всего спустя две недели ни Нюрка, ни Нинель не будут претендовать на Василия Осиповича, хотя обе, откровенно говоря, пропустили его «сквозь строй». Нинель грезила Вениамином, а Нюрка, побывав в объятиях молодого офицера, имела теперь, с чем сравнивать, причем не в пользу брата Василия. На повестке дня оставалась Семеновна, как шутили в советское время, комсомолка с семнадцатого года. Да, по всем внешним признакам Семеновна была первым и единственным кандидатом на роль женщины, которая-таки поднесет Василию Осиповичу, когда потребуется, стакан воды. Но ради этого мифического стакана менять весь свой жизненный уклад? Василий Осипович готов был скорее умереть от жажды, чем жертвовать своей спокойной жизнью. Когда наш сомневающийся братишка все же начинал размышлять, из чьих рук он бы принял этот сосуд с хлорированной жидкостью, он склонялся к мысли, что Семеновна – это не худший вариант. Чаще Василия Осиповича одолевали сомнения другого рода: «Почему нельзя людям жить каждому самому по себе, а когда вдруг кому-нибудь из них захочется попить, можно ведь позвонить и позвать на минуточку: Семеновна, мол, подъедь ко мне, водицы налей. Потом поговорить о том, о сем, мерси боку и общий привет. И ты жажду утолил, и ей хоть какое-то занятие».
Была бы на месте Семеновны женщина активная, пробивная, Василий Осипович давно бы уже лежал готовый к труду и обороне в ее объятиях и практически не рыпался. Но как разрешить это противоречие: активность при захвате вражеских позиций и пассивность во всей дальнейшей жизни, никто не знал. Петр Исаевич и Леля давно махнули на это дело рукой. Клиент скорее мертв, чем жив. До отъезда Семеновны в Город оставался один день, и изменить ситуацию могло только чудо.
А кто сказал, что в наше время чудес не бывает? Как в анекдоте, к утру чудо распухло и мешало ходить. Самое смешное, что этим чудом оказалась Нюрка. Проснувшись и не обнаружив рядом с собою Сергея, она плотно позавтракала, выложив из холодильника все, что имело съедобный вид. Нет, Нюрка не набрасывалась на еду аки зверь, она делала это с кайфом, не спеша, запивая белым вином и читая какую-то книжонку. У случайного зрителя, увидевшего эту гастрономическую симфонию, разыгрывался зверский аппетит, но есть уже было нечего, это был театр одного актера, остальным доставалась роль зрителей.
Так и в это утро, когда Семеновна, вернувшись с Бардиком с купания, решила приготовить завтрак, она с ужасом обнаружила, что остатки ужина исчезли. Семеновна подошла к Леле с вопросом во взоре.
– А что делать, – философски ответила Леля, – у нас в гостях машина по утилизации пищи, работает бесперебойно, неразборчива, всеядна, проста в эксплуатации, срок годности пока не ограничен. А если серьезно, в магазин ехать надо или идти. Петр Исаевич не поедет, плохо себя чувствует, остаемся мы. В соседней деревне магазинчик хороший есть, «У крестной матери» называется, до него километра два.
– Давай, я схожу, – вызвался наш брат Василий.
– Можно, я с тобой, – предложила Семеновна.
– Без возражений, – ответила Леля, – решайте сами, что купить, на ваше усмотрение.
– Ребята, – вмешалась Нюрка, – я, пожалуй, есть не хочу, мне только пару порций мороженого захватите.
Василий Осипович и Семеновна не спеша пошли по тропинке, можно сказать, навстречу своему счастью.
Соседняя деревня не в пример нашей была многолюдной. По улице бегали детишки, ездили машины и велосипеды. Мало того, в деревне работало два магазина, в которых даже бывали очереди. Через двадцать минут Семеновна и Василий уже находились у «крестной матери» и удивлялись достаточно хорошему для деревни выбору продуктов. Купив необходимое, они двинулись в обратный путь и не обратили внимание, что за ними от магазина идут трое молодых парней.
Между деревнями нашей парочке надо было пройти метров пятьсот по перелеску. Там парни и нагнали их, резко прибавив шаг.
– Закурить не найдется? – раздался стандартный посыл.
– Пожалуйста, ребята, закуривайте, – протянул Василий пачку «беломора».
– Ты за кого, дядя, нас держишь, мы гашиш не курим, гони бабки, мы сами купим.
– А стекловату в рубероид заворачивать не пробовали? – вспомнил Василий Осипович старую армейскую хохму, – деньги, парни, зарабатывать надо, большие уже.
Маргиналы встали полукругом и молча сходились.
– Беги, Семеновна, за нашими, – шепнул Василий и положил в траву сумки с продуктами.
Семеновну уговаривать не пришлось, до дома было недалеко и она под прикрытием Василия Осиповича стала отступать. В руках у отморозков появились ножи. Один, что посмелее, сделал выпад и полоснул Василия по руке, надрезав кожу. Наш брат, обладавший неплохой реакцией, тут же со всей злости врезал нападавшего по скуле, отправив его в легкий нокдаун. Остальные на активные действия пока не решались, действие алкогольного задора, как видно, улетучивалось, но и отходить не солоно хлебавши им не хотелось.
Получивший по морде встал на ноги и, тряся головой, миролюбиво сказал:
– Слышь, дай хоть на пачку сигарет, вообще без денег сидим, зарплату три месяца не платят.
– С этого и надо было начинать, а теперь, извините, хрен вам, а не сигареты.
В этот момент раздался боевой клич, и Семеновна, далеко не ушедшая, с двухметровым деревцем в руках понеслась на врага.
– А теперь бегите, ребята, – посоветовал Василий, – она на учете в психушке состоит.
Неудачливые грабители рванули врассыпную. Семеновна по инерции пробежала несколько метров мимо Василия Осиповича, остановилась и выбросила оружие.
– И враг бежит, бежит, бежит, – пропел Василий и добавил: – Я восхищен, мадам, вашей храбростью, позвольте выразить вам безмерную признательность и предложить руку и мой, так сказать, пламенный мотор.
– Васенька, дорогой, я согласна, – выдохнула счастливая Семеновна и они закрепили зарождающийся союз объятиями.
Так под ручку, с продуктами в свободных руках они и пришли домой. Домочадцы сразу заметили происшедшие с посланцами перемены, но не могли понять их причины.
– Ребята, на вас что, серебряный дождь пролился? – спросила Леля, – что это вы лыбитесь, как два Дауна?
– Ой, мы самые счастливые люди в мире, – прощебетала Семеновна, – нас только что чуть не ограбили.
– Что еще за новости, – вышел на веранду Петр Исаевич.
– Семеновна их так шуганула, что у них по коленкам потекло, – сказал Василий Осипович, – а я, кажется, сделал ей предложение.
– Что значит, кажется? – оторопела Семеновна.
– Да я шучу, конечно же, сделал, – поправился наш брат Василий и тихонько вздохнул.
Известие было встречено всеобщим ликованием, перешедшим в объятия и поздравления. И Магомет, и гора встретились наконец-то на нейтральной территории. Долго они ходили мимо друг друга, пока не столкнулись нос к носу. А ведь если бы не прожорливость Нюрки, ходили бы и дальше, делая вид, что не знакомы.
Бардик, наблюдая картину всеобщего братания, сделал очередной вывод о несовершенстве человеческой природы. «Вот чему, простите, они радуются? Семеновну еще понять можно, приходить каждый вечер в пустую квартиру не сахар, но можно валяться сколько влезет по выходным, даже не выползая из конуры. Она ж не Нюрка, ей много не надо. А тут появляется, понимаете ли, кобель да еще с матушкой и пьющим инфантом в придачу. Всем приготовь, за всеми постирай, убери да еще и на работу ходить надо. И все это за сомнительное удовольствие получить себе в койку Василия Осиповича, при всем моем к нему уважении. Что же касается самого жениха, то тут вообще ломка всех устоев. На одной чаше весов Семеновна, объект достойный, не спорю, но на другой – курение в постели с книжечкой в руках, небольшая зарплата, которой одному при малых потребностях вполне, а с подругой придется попотеть, чтобы соответствовать. И главное: две хозяйки в одной квартире и постоянная роль рефери на ринге, оно ему надо? А так что же, мир им да любовь и флаг в лапы».
***
Утром состояние Кудимыча достигло точки кипения. Неизвестность вперемежку со стыдом грызли почтенного человека изнутри, как червь точит яблоко. Вдруг раздался лязг отодвигаемого засова, дверь распахнулась и караульный проорал:
– Всем встать, построиться вдоль стены.
В камере никто уже не спал, каждого одолевали тяжелые думы, и по команде все тут же вскочили и выстроились, как сумели. После этого в камеру вошел Сергей. Офицер прошел вдоль кривоватой шеренги и не удержался от замечания:
– Не прав был Маяковский, с таким контингентом и сад завянет, и город хрен построишь. Так, граждане задержанные, сейчас мы будем приглашать вас по одному для беседы и выяснения личности, после чего и будет решена ваша дальнейшая судьба на ближайшие три-пять лет.
– Не пугайтесь так, – успокоил задержанных Сергей, увидев их вытянувшиеся лица, – это пока шутка, все будет зависеть от глубины вашего раскаяния и помощи следствию.
Обратившись к караульному, Сергей добавил:
– Начнем с седого, похоже, главарь, – и указал на Кудимыча.
– Ты, на выход с вещами, – ткнул караульный в несчастного директора, – остальным разойтись.
– А кормить будут? – раздался чей-то голос.
– Кому повезет, в тюрьме за государственный счет пообедает, – ответил Сергей, – а кому не повезет, дома за свой.
Караульный привел Кудимыча в кабинет, где уже сидел Иван Иванович.
– Свободен, – приказал он солдату.
– А вы садитесь, – предложил комитетчик, – ночка ведь неслабая была?
В кабинет вошел Сергей.
– Слушай, Серега, до чего этот дед на директора РСУ похож, если его побрить, помыть да приодеть, вылитый Кудимыч.
– Так вы и помойте да еще налить не забудьте, – приободрился невольный сиделец, – я сразу на себя похож и стану.
– Мать честная, Кудимыч, ты как сюда попал? – опешил Иван Иванович.
– Это у вас спросить надо, а я, честно говоря, сам ни хрена не помню.
– Во дела, попал ты под раздачу, – покачал головой Иван Иванович, – сейчас вызову лейтенанта, который стоял в оцеплении, выясню, кто тебя забирал.
– Ты что, Иваныч, не надо никого вызывать, – замахал руками Кудимыч, – стыда ведь не оберешься, вы лучше меня потихоньку в деревню отвезите, мне переодеться надо.
Иван Иванович вызвал водителя и отдал ему необходимые распоряжения. Через двадцать минут машина остановилась по просьбе Кудимыча у въезда в деревню, не доезжая до дома метров триста.
– Еще не хватало, чтобы соседи лишние вопросы задавали, – ответил Кудимыч водителю, хотя тому это было до фонаря, раньше так раньше.
Сомнения по поводу того, знают ли Леля и Петр о его злоключениях, конечно, оставались, но Кудимыч отбросил колебания и бодрым шагом направился к дому. Он даже насвистывал какой-то мотивчик, фантазии на тему «тореодор, смелее в бой», но в аранжировке Кудимыча мелодия скорее напоминала похоронный марш.
У дома, на счастье Кудимыча, никого не было, Нюрка давно уехала, Нинель пошла к себе, Семеновна с Василием ушли за грибами, хозяйка готовила обед, а Петр Исаевич занимался своим любимым делом по выходным – давил на массу под предлогом чтения. Только Бардик был на страже, обозревал границы своих владений. Кудимыч расслабился и ускорил шаг, уже не изображая беззаботного отдыхающего. Цель – дверь родного дома – была близка, но Бардик, почуявший в поведении Кудимыча что-то неладное, вдруг поднялся на ноги и подбежал к соседу, принюхиваясь.
На всю округу раздался вой собаки, которая и лаяла-то практически только по праздникам. Перепуганные Леля и Петр выскочили из дома, с недоумением уставившись на любимого пса.
– Привет! – преувеличенно бодро крикнул Кудимыч и взмахнул рукой в знак приветствия. Бардик сидел в трех шагах от соседа и продолжал подвывать.
– Чего это с ним, – спросил Кудимыч, – может, заболел? Бардик, ты что, не узнаешь меня, – и он попытался приблизиться к псу, чтобы погладить.
Ньюф отскочил назад, но далеко не отходил.
– Барди, иди домой, – крикнул Петр, но пес не слушался. Тогда хозяин подошел, чтобы оттащить собаку, и остановился как вкопанный.
– Кудимыч, что это за шмон от тебя, парфюм сменил, что ли.
– Не знаю, Петенька, я и не чувствую ничего.
– То-то Бардик сам не свой, вы откуда прибыли к нам, пан директор?
– Да тут, понимаешь, в гостях был вчера, там и заночевал.
– В сиреневом трико и майке со стразами в гостях был? Не надо песен, Кудимыч, давай, раскалывайся, где тебя носило.
– Вот те крест, Петр, ты что не веришь старому большевику-ленинцу, в гостях был у электрика нашего, Кольки Кирзы, жена у него в санаторий уехала, вот он и гуляет, – не сдавался Кудимыч, – набрались слегка, не помню ничего. А что запах, так не убрано у него, холостякует.
– Ну-ну, – недоверчиво покачал головой Петр, – такой у тебя вид, будто прибыл ты к нам из мест не столь отдаленных.
– Что? Ты с чего это взял, тебе менты рассказали? – выдал себя Кудимыч, – только никому, я тебя умоляю, мои узнают, со свету сживут.
– Так вот какой парфюм у тебя, Кудимыч, «запах тюрьмы» называется, то-то пес с ума сходит. Это амбре долго, говорят, не выветривается. Слушай, давай баню истопим, отдраим тебя, а ты мне потом все расскажешь. Ты тряпье это, которое на тебе, выбрось все, а лучше – сожги.
Кудимыч знал, если Петр обещал, то никто не узнает, как в могиле, можно не волноваться. А баня это, пожалуй, именно то, что ему сейчас было нужно.
***
Нюрка мчалась в Райцентр на крыльях, ну если не любви, то уж точно внезапно подкравшейся второй молодости. Вот неожиданная радость для девки, Сергей пригласил ее на свидание. Если сейчас Нюрку увидел бы кто-нибудь из хороших знакомых, он, пожалуй, в этой светящейся приветливой женщине никогда бы не узнал обычно озабоченную голодную тетку типа «мадам, уже падают листья».
«Боже мой, – думала Анна, – неужели и я еще на что-то гожусь, может быть, это всего лишь сон, но зато какой, аж страшно просыпаться».
Первый раз за последние пару лет Нюрка перед свиданием решилась сходить в парикмахерскую. На вопрос мастера, как стричь, Нюрка мечтательно взмахнула руками, как крылами, и ответила:
– Ах, молодой человек, сделайте мне красиво.
Цирюльник с сомнением посмотрел на клиентку и взялся за ножницы. В конце концов, хуже, чем есть, уже не будет, поэтому все, что получится, будет красиво. Неплохой афоризм получился.
Нюрка вышла из салона, гордо неся незнакомую ей голову. Эх, к этой бы прическе лицо Катрин Денев и фигурку Мадонны. Но ничего, и так сойдет. Сейчас надену элегантный костюм из сэконд хэнда и буду неотразима…
Свидания в Райцентре по традиции, исходящей к отцам и дедам, назначались у памятника Ленину. В каждом населенном пункте бывшего Советского Союза был свой памятник Ленину. У ребенка, родившегося, например, где-нибудь в Самаркандской области Узбекистана и приехавшего погостить, к примеру, в Мордовскую республику, совершенно не знающего здесь ничего, вдруг радостью озарялись глазки. Он счастливо улыбался и тыкал грязным пальчиком в знакомые черты. Этого дядю он хорошо знал, он рядом с ним гулял с родителями, рядом с ним всегда продавалось мороженое, и здесь, за много километров, до боли родной дядя передавал ему привет с родины.
Нюрка, боясь прозевать свое счастье, прибежала на свидание на полчаса раньше назначенного времени. Чтобы не светиться, она спряталась в магазине рядом с местом встречи. Из витрины памятник был виден как на ладони. Вскоре на их месте начал прохаживаться шикарный молодой человек с букетиком гвоздик.
– Так это же Сергей, – чуть не закричала Нюрка, – неужели это он для меня так вырядился?
Она смотрела, как проходящие мимо него девушки чуть не сворачивали себе шеи, пытаясь обратить на себя внимание, но Серега был непокобелим, он ждал Нюрку.
«Да что он во мне нашел, вон вокруг сколько молодых и красивых, – думала Анна, – ладно, была не была, посмотрим поближе на этого гуся», – и вышла из магазина.
Сергей настолько искренне обрадовался Нюрке, что ей стало стыдно за свои сомнения. Он вручил ей цветы, поцеловал в щечку и пригласил в кино.
Нюрка рассмеялась:
– Ты что, я в кино лет десять не была, наверное, и в кресло не помещусь.
– А я уже билеты взял, – расстроился Сергей.
– Пойдем, конечно, я с удовольствием, просто неожиданно как-то, но в этом несомненно есть какой-то кайф.
Программа, которую предложил Сергей на этот вечер, явно предлагалась учебными программами организации, в которой он служил, разработанными в шестидесятых годах прошлого столетия для вербовки кадров. После просмотра кинофильма они посетили кафе-мороженое и прогулялись у реки. Практически впавшая в детство Нюрка решила внести свои коррективы в развитие событий.
– Так, Сереня, что там у тебя еще запланировано, картошку в костре случайно запекать не будем? Нет? Ну и замечательно, тогда слушай меня. Идем в круглосуточный магазин, я после твоего мороженого с лимонадом элементарно жрать хочу, берем, что надо, и ко мне. Возражения есть? Давай аргументируй.
– Понимаешь, Нюра, мы еще зарплату не получали, я и так у Ивана занял.
– Ладно, ты меня гулял, теперь я тебя гуляю. На бутылку и кусок колбасы всегда найдется, пойдем, дорогой, не расстраивайся, много ли надо нам, молодым и красивым, для счастья.
***
Оторвем несколько листков календаря и остановимся на дате отъезда нашего брата Василия в Город. Состояние гостя можно описать одним выражением – скупая мужская слеза. Три недели и три дня пролетели в мгновение ока. Все кругом стало таким знакомым и родным. Семеновна уехала неделю тому назад и часто звонила Леле на мобильный. Леля с ехидной ухмылкой передавала телефон Василию Осиповичу, он отходил подальше и о чем-то щебетал со своею касаткою.
Отмытый и приодетый Кудимыч в воскресенье уехал домой. На следующий же день директор сходил в кабинет анонимных алкоголиков, вшил себе ампулу от пьянства и с тех пор стал злым и раздражительным. Рассказывали, что он теперь по утрам строил работяг РСУ в шеренгу и по одному вызывал на ковер.
Нинель честно собиралась в отпуск, но дел было невпроворот и поездка к Вениамину откладывалась на неопределенный срок.
А Василий Осипович попрощался с Кешей, расцеловался с Лелей и отдельно подошел поговорить с Бардиком, с которым его теперь слишком многое связывало. Ньюф был свидетелем его грустных и веселых приключений, стыда и счастья, с ним Василий делился сокровенным и советовался в трудную минуту. Молчаливое одобрение или возмущение пса значило для нашего брата очень много. Василий потрепал Бардика по холке, говорить ничего и не надо было. Этот жест означал: «Прощай, братишка, не знаю, увижу ли я тебя еще, но поверь, что не забуду никогда». Как слова из песни, как японское трехстишие, короткое, но выражающее законченную мысль.
Сам Бардик, конечно, тоже привязался к Василию Осиповичу, все же делили кусок хлеба и территорию, но он привык, что люди все время куда-то уезжают, потом приезжают, уходят, потом приходят, словом, суетятся, а он лежит на одном месте, и все они всегда возвращаются к нему.
Петр Исаевич с ветерком домчал Василия Осиповича до дома и передал по описи Матильде Петровне прямо во дворе. Радость членов благородного семейства передалась и Петру. Матушка висела на шее загоревшего и помолодевшего сына, собачка Рюмка ревниво обнюхивала хозяина, сразу определив, что он общался с посторонним кобелем. Сын Василия Дмитрий был на работе. Все поднялись в квартиру, и Матильда Петровна напоила гостей чаем с пирожками. Ей очень хотелось услышать от Петра Исаевича его версию развития событий, и мать семейства решительно отправила Васю мыться с дороги. Как только за ним закрылась дверь ванной, она набросилась на Петра с расспросами.
Петр Исаевич не очень разговорчивый в трезвом виде человек, только после двухсот граммов водки он начинал искрить, каламбурить, сыпать экспромтами, а в мирной жизни из него и слова вытянуть нельзя было. Об отношениях нашего брата Василия и Семеновны он ответил неоднозначно:
– Черт их разберет. Застуканы не были, а что там у них в башках творится, и сами, по-моему, не поймут.
Матильда Петровна разочарованно протянула:
– Неужели опять мне на амбразуру ложиться, то есть инициативу в свои руки брать.
Петр пожал плечами:
– Да вы не суетитесь, что за спешка. Контакт у них налажен, Василий даже предложение сделал, хотя и как-то неубедительно. Так и хотелось крикнуть, что не верю. Думаю, вам ситуацию из-под контроля выпускать нельзя, пригласите Семеновну в гости, а там, глядишь, и ночевать останется, разок, другой и все, процесс покатится.
– Эх, Петя, да я, если надо, сама бы с Семеновной легла, прости господи, если бы это помогло.
– Я бы на такие жертвы не решился, – весь передернулся Петр, – ладно, поехал на работу, давно пора, а вы меня в курсе событий держите, а то почти все серии мыльной оперы «Василий и Семеновна» посмотрел, интересно, чем закончится…
Через полчаса Петр Исаевич уже был в издательстве и тут же закопался в накопившиеся бумаги. Семеновна как часовой ходила под дверью кабинета шефа, не решаясь влезть с расспросами о своем ненаглядном.
Петр не выдержал этого мелькания:
– Семеновна, что ты бродишь как кот ученый, заходи. Василий Осипович тебе привет передавал, Матильда Петровна тоже, просила позвонить ей, когда время будет.
Времени у Семеновны было вагон, и она тут же схватила трубку. Петр в сердцах плюнул и вышел из кабинета.
***
По мере того, как уходил в прошлое день расставания с Вениамином, Нинели все сложнее и сложнее было решиться снова поехать в Город. Так часто бывает, то, что сейчас кажется необходимым и безотлагательным, со временем становится необязательным, а часто и вовсе не нужным. «Что мне там делать, – думала Нинель, – здесь родители, друзья, работа, а там плохо знакомые люди и каменный мешок по названию Город, в котором мне вечно не хватает воздуха. Единственное, что перевешивает, это, конечно, Венечка, но и он почему-то очень редко звонит».
А Венечка очень ждал приезда Нинели, отчаялся уже звонить и выслушивать новые причины переноса отпуска. При всем его инфантилизме характер у Вени иногда проявлял черты Эммы Леопольдовны, которая в трудных ситуациях мобилизовывалась и совершала решительные поступки. В итоге Вениамин сделал то, чего не делал никогда за десять лет работы в институте. Он пошел на прием к своему директору, которого боялся, как сухое полено огня.
Просидев в приемной полчаса, он, наконец, попал в кабинет. Директор приветливо встретил младшего научного сотрудника:
– Вениамин Константинович, очень рад, что привело Вас в эти стены, если не ошибаюсь, в первый раз?
– Алексей Абрамович, я с просьбой.
– Смелее, мой друг, по-моему, за десять лет безупречного труда я не услышал от Вас ни одной.
– Не знаю, с чего и начать. Насколько я знаю, у нашего института есть в области несколько филиалов.
– Вы правы, Вениамин, это действительно так. Что конкретно Вас интересует?
– Меня интересует филиал, который расположен в Райцентре.
Директор покачал головой:
– К сожалению, этот филиал сейчас закрыт. Причина банальна, нет кадров, а из Города никто ездить туда не хочет. Еще лет пять тому назад все полевые испытания мы проводили на райцентровской базе, а сейчас приходится арендовать у смежников. Так что не обессудьте, ничем помочь не могу.
Вениамин глубоко вздохнул, собрался с духом и выпалил на одном дыхании:
– Алексей Абрамович, назначьте меня директором этого филиала, я сам все там восстановлю, людей наберу, если материально поможете.
– Дорогой Вы мой, Вениамин Константинович, Вы не можете представить, как своевременно Ваше предложение. Уже и средства выделены, и план работы утвержден. Комнаты сотрудникам можем выделить в общежитии общества глухих, а Вам лично насчет отдельной квартиры похлопочу, и оклад достойный установим. Не сомневаюсь в Ваших способностях и прямо сейчас распоряжусь издать приказ о назначении. Только, простите ради бога, объясните, для чего это Вам, если не секрет.
– Жениться собрался, понимаете, а невеста живет и работает в Райцентре, – ответил Веня и искренне улыбнулся.
– Благородно, Вениамин, по-мужски благородно, как жены, понимаешь, к декабристам в Сибирь. Ах, пардон, о чем это я. Да, позвольте пожать Вашу руку. Сейчас пройдите к моему заму по науке, обсудите день и время поездки в филиал, поедете с ним принимать дела. Сразу за дело, и вечный бой, и вечный бой, как там дальше, век воли не видать…
Вениамин приехал с работы домой и, запершись в комнате, позвонил Нинели:
– Мама, повесь трубку, я тебе потом все расскажу. Привет, дорогая, я послезавтра буду в Райцентре, в командировке, зайду к тебе на работу, если не возражаешь. Соскучился очень, целую, до встречи.
***
А офицер Серега переехал жить к Нюрке, вот так-то, кто бы мог подумать. Теперь не надо было ходить за ручку вокруг памятника Ленину и петь: «Взвейтесь кострами, синие ночи», – теперь культурный досуг стал менее разнообразен, зато его заключительная часть – упражнения в койке – приобрела регулярный характер.
Нюрка стала гораздо раньше прибегать домой, а Сергей, перетащивший из офицерского общежития весь свой нехитрый скарб, регулярно привозил, пользуясь связями, мешки с картошкой и луком, консервы, крупы, превратив Нюркину квартиру в филиал армейского продуктового склада.
Иван Иванович, зайдя как-то в гости к боевому товарищу, был приятно удивлен практически армейским порядком и простой, но сытной едой.
– Да, Серега, – с серьезным видом произнес Иван, когда Нюрка его не слышала, – уступил я давеча тебе право первой брачной ночи, и вот результат, обскакал ты старшего товарища на лихом коне, и к чему это привело? Черт знает, к чему это привело. Так, глядишь, и женишься ненароком. Я тоже гораздо моложе своей жены, сам знаешь, и ничего, мать и жена в одном флаконе, очень удобно. Тем более, жилплощадь имеется, да ладно, не обижайся, шучу я. Слушай, Сергей, меня в последнее время очень интересует вопрос: а какого хрена Нинель Викторовна Нюрку тогда в монастырь сослала? Я понимаю, что вопрос щепетильный, но мы ж Анне не расскажем, для себя уясним и все. Да, и главное, что хотел рассказать, по поводу нашей операции в деревне. Бомжей всех на исправительно-трудовые работы направили, Леху Прыща домой отпустили, припугнув как следует, а его банду по месту жительства отконвоировали, пусть местные с ними волохаются. И подписку с них взяли, что в нашем районе появляться им запрещено. Вот так, финита ля комедия. По-моему, Кудимыч больше всех в этой истории пострадал, пить теперь не может, бедолага. Ладно, давай, Серега, звони, если что, я приказал твою комнату в общаге пока не занимать.
***
Матильда Петровна наметила званый ужин в сочетании со смотринами. Семеновну пригласили на невинный чаек с традиционными пирожками. Дмитрия, на всякий случай, изолировали у бывшей жены, пошедшей на эту жертву ради любимого свекра, коим ей, как вы понимаете, приходился Василий Осипович. Сам потенциальный жених тоже сделал попытку пересидеть это дело у невестки, но получив от матушки внушение, сопровождавшееся маханием кулачка перед носом, обреченно заперся в своей комнате. На смотрины были приглашены две старые подруги Матильды Петровны, на мнение которых она вполне могла положиться. Если эти две клюшки забракуют невесту, значит, выбор сделан правильный, лучше и не придумаешь.
Когда Семеновна пунктуально позвонила в дверь, Василий Осипович радостно встретил ее у порога. Он даже сам удивился, насколько приятно ему было увидеть гостью у себя дома. Они воровато поцеловались и прошли в гостиную. Судейская коллегия и присяжные заседатели вместе взятые в подметки не годились этому высокому жюри. Семеновна скромно поздоровалась и передала Матильде Петровне принесенный с собою пакет. Со словами: «Любопытно, что там», хозяйка начала извлекать из пакета гостинцы. Бутылка домашнего вина была оценена по пятибальной системе на троечку, грибочки собственного засола – на четыре с минусом, пять с плюсом получила бутылка водки псковского ликеро-водочного завода под названием «Скобарь». Семеновну посадили рядом с братом Василием прямо напротив боевых подруг, молча следивших за каждым движением кандидатки. Ужинали пельмешками домашнего приготовления и салатиком из сельдерея, вызвавшим ожесточенные споры по поводу его влияния на потенцию. Смешнее всего было то, что больше всего эта тема волновала вышедших в тираж старушенций. Хорошо под водочку пошла и рыбка под маринадом, фирменное блюдо хозяйки. Комиссия по приемке невесты пришла в благостное состояние и готова была выставить самые низкие баллы, что означало: «Хоть сейчас под венец».
Василий Осипович пошел провожать Семеновну сначала до автобуса, потом до метро, потом до дома и в итоге позвонил матушке, что ночевать сегодня не приедет.
Матильда Петровна достала заветный альбом, взяла в руки фотографию Васиного отца и с гордостью сказала: – Вот твой сын и стал взрослым, Осенька! – забыв, что у нее от этого сына уже какой-никакой взрослый внук и даже любимая правнучка.
***
В назначенный день и час Вениамин стартовал от здания института в машине заместителя директора по науке. Уже знакомая дорога до Райцентра пролетела быстро. Всю дорогу зам рассказывал анекдоты и разговаривал сам с собой о своих семейных проблемах, бурно обсуждал их и высказывал абсолютно противоположные точки зрения. Этот невысокий лысенький пузанчик слыл в институте ловеласом, и Вениамин никогда не мог понять, что женщины в нем находили. Зама называли замом по всему, что плохо лежит, не зря же он ездил на новенькой «Ауди».
Филиал института представлял собой старой постройки красное кирпичное двухэтажное здание, огороженное высоким решетчатым забором. Открыв калитку, зам и Вениамин вошли в просторный, засаженный деревьями двор. Веня с трепетом ходил по участку, заглядывал в окна, понимая, что здесь он, дай бог, надолго. Кабинеты и лаборатории были в таком состоянии, что, казалось, лишь вчера отсюда ушли сотрудники и забыли только вытереть пыль.
– Бери и владей, – протянул пузанчик ключи от всего этого богатства Вениамину, – с остальным инвентаризационная комиссия разберется, а сейчас поехали, я тебя пока в общагу заселю.
Заселение состояло из получения у коменданта ключа от комнаты и переписи паспортных данных нового жильца.
– Ну что, Вениамин, – спросил зам, – я в Город еду, ты со мной?
– Нет, у меня еще дела, только до Дома культуры подбросьте, пожалуйста, я в Город на электричке попозже приеду.
Через десять минут Вениамин с замиранием сердца входил во владения Нинели. Подробности встречи описывать не берусь, да и ни к чему это, дело интимное.
– Какими судьбами к нам, Венечка?
– Не знаю, как ты к этому отнесешься, в общем, докладываю: назначен руководить у вас в Райцентре филиалом нашего института. Пока дали комнату, но обещают квартиру. Как тебе новость?
– У меня просто нет слов, дай сообразить, а родители знают?
– Пока только в общих чертах, сегодня приеду, расскажу.
– Как тебе это удалось, милый?
– Не хочу выглядеть банальным, но все ради нас с тобой, проявил просто чудеса наглости, а директор от неожиданности взял и назначил.
– Если хочешь, Веня, – предложила Нинель, – можешь жить у меня, правда, у меня тоже родители, но, я думаю, не подеретесь, они смирные.
– Знаешь, Ниночка, перееду, устроюсь в общежитии, начну трудиться, а там посмотрим, главное, что мы с тобой каждый день видеться сможем, правда? Мне уже пора ехать, проводишь меня?
– Конечно, провожу, так ты когда теперь приедешь?
– Я думаю, оформление документов займет немного времени, скоро жди, я сообщу.
***
В субботу Нюрка, прихватив с собой в качестве доказательства своих любовных побед Сергея, поехала на дачу к Леле. Кому же еще как не ей, можно сказать, крестной матери ее нечаянного счастья, излить свою парящую на крыльях душу. Как мы уже рассказывали, предупреждать о своем приезде Нюрка считала дурным тоном. Все свои, тем более ехали не с пустыми руками, Сергей вез с собой офицерский месячный паек, подкрепленный парой белоголовок.
Леля и Петр совершенно никого сегодня не ждали, это были практически первые выходные за все лето, когда они собирались отдохнуть в тишине по хозяйству. Любой гость без суда и следствия мог быть признан врагом народа и выслан в обратном направлении, но приезд Нюрки в таком сопровождении произвел настоящий фурор.
– Вот тебе, бабушка, и Нюркин день, – обомлела Леля, – сижу на даче, под ногтями навоз, в волосах солома, ничего не знаю, а тут такие дела. Я за тебя рада, Нюрочка, и Вам, Сережа, мои соболезнования. Шучу, конечно, вы молодцы, ребята. Как говорится, совет вам не нужен, а любви на свете нет, поэтому старайтесь не ругаться и деньги все в общак. Давайте располагайтесь, раз уж приехали, будьте практически хозяевами. Нюрочка, ты тут все знаешь, готовь обед, Вы, Сережа, топите баню, а я научу, не смотрите так страшно. И вообще, все блага цивилизации и природы в вашем распоряжении. Озеро там, лес кругом, электричество в розетке, вода в колонке, дрова в сарае, а меня нет, я книжку читаю. Петра давно нет, он уже, видно, вторую дочитывает. Будут вопросы, на хозяйстве Бардик, он за главного.
Здесь надо заметить, что к Нюрке Бардик относился очень трепетно. У наблюдателя со стороны создавалось впечатление, что это отношения не кобеля и … какой-никакой женщины, а практически отношения кобеля и, простите за выражение, суки или мужика и бабы. За этими непростыми отношениями скрывалась какая-то тайна, неведомая даже Леле и Петру. Когда-то, когда Бардик был еще молодым игривым псом, он с Кешей был оставлен на попечение Нюрки на время поездки хозяев в отпуск. Целый месяц она жила в их доме и питалась мясом, оставленным для Бардика. Вот тогда, похоже, и произошла какая-то романтическая история.
С тех пор, когда Нюрка приезжала к Леле, Бардик уделял гостье максимум внимания. Он ходил за ней хвостом, ласкался, принюхивался, пытался улучить удобный момент для, как бы поприличнее выразиться, стыковки на орбите. Нюрка нервно посмеивалась, кричала «фу», трепала пса по холке, а когда никто не слышал, нежно говорила «отстань, шалунишка».
Бардик, как и многие собаки, был очень хорошим психологом. Он абсолютно точно, по только ему понятным критериям делил людей на друзей собак, врагов собак и людей, которым собаки, как впрочем и люди, амбивалентны, выражаясь проще, по барабану. Нюрку он сразу отнес не просто к категории друзей собак, а практически к собакам в самом лучшем смысле этого слова. Нюрка, находясь среди животных, растворялась в них, хорошо их понимала, в прошлой жизни, вероятно, она была какой-нибудь сенбернаршей. Леля поначалу даже ревновала Бардика к Нюрке, а потом поняла, что это нечто особенное. Так, к примеру, какой-нибудь пятитилетний мальчик любит мамину подругу, которая, приходя в гости, тискает его, прижимая к огромной вкусно пахнущей груди…
Сергей почувствовал некое раздражение хозяйки и предложил Нюрке по-тихому свалить.
– Ты что, милый, плохо ты знаешь хозяев, гостеприимнее людей я не встречала, пусть и правда отдыхают, а мы с тобой потрудимся, но сначала купаться, вон Бардик от жары совсем сомлел, бедолага.
***
Василий Осипович начал жить на два дома. Во всем его облике появилось что-то, до этого дремавшее где-то в глубине сознания. Еще недавно наш брат ходил по улицам, уставившись на носки пыльных ботинок, и не замечал даже перемены времен года. Матильда Петровна, гулявшая рано утром с Рюмкой, сообщала сыну, что следует сегодня надеть. Теперь же он как будто даже стал выше ростом, гордо смотрел вперед, глаза горели огнем постоянного желания, и даже юные девочки начали оглядываться на явно помолодевшего Василия. Выходные Семеновна и Осипович проводили вместе, практически забаррикадировавшись в квартире Семеновны и не отвечая ни на телефонные, ни на дверные звонки.
Теперь они понимали значение выражения «вторая молодость». Это то же самое, что и первая молодость, только намного медленнее и реже. Радикулит, остеохондроз и так далее, и тому подобное. Помолодевшие с кайфом вместе ходили в магазин, на рынок, покупая всякие безделушки для украшения быта. Вместе готовили еду, вместе мыли посуду, смотрели всякую чушь по телевизору, лежа на кровати и испытывая от этого какой-то телячий восторг. Даже Дмитрий, глядя на отца, сильно изменился и начал часто навещать жену, помогая ей по хозяйству, чего до этого не делал никогда, считая своим долгом только зарабатывать деньги. Теперь же он часто гулял с дочкой, водил ее в парк и даже испытывал от этого удовольствие.
Перемены, происшедшие с Семеновной, были темой отдельного рассказа. Был такой фильм «Девушка моей мечты», так вот, это про преобразившуюся Семеновну. Летящая походка от бедра, игривые взгляды на всех встречных мужчин, постоянные шуточки и намеки, а главное, загадочная мечтательная улыбка практически Моны Лизы.
На службе Семеновна выполняла двойной объем работы, которую, правда, переделывали за ней всем издательством, потому что она находилась в полной прострации и не соображала ничего. Просматривая подготовленные Семеновной документы, обычно спокойный Петр Исаевич, которого редко что могло вывести из себя, дико орал и ругался матом. Крики: «Уволю к чертовой матери эту перезревшую невесту!» были самым приличным, что можно было воспроизвести. Иногда Семеновна, которую распирали чувства, приходила в кабинет к шефу, садилась напротив и пыталась своими словами рассказать о том, что с ней творится. Петр Исаевич хватался за голову, начинал стонать и кричать, что ему пора в отпуск, в который не ходил уже лет пять, только чтобы не видеть и не слышать весь этот любовный маразм.
Матильда Петровна не могла нарадоваться на сына, часто, когда никто не видел, утирала материнскую слезу. Она напросилась в гости к Леле и договорилась с Семеновной, что та поживет пару дней у них. Матильде Петровне не терпелось отблагодарить племянницу за неожиданную радость на старости лет.
***
Эмма Леопольдовна и Константин Иванович на семейном совете скрепя сердце решили отпустить Вениамина в Райцентр, как будто это зависело именно от их решения. Их послушный сын Вениамин согласно кивал головой, выслушивая правила самостоятельной жизни. Мало того, этот Кодекс холостяка был набран на компьютере и распечатан крупным шрифтом для развешивания в месте будущего обитания Вениамина. Опасения родителей были вполне объяснимы: единственный сынок никогда не посещал ни ясли, ни детский сад, ни пионерские лагеря. Веня не ходил в походы с друзьями, потому что мама тут же собиралась с ним, не служил в армии практически по той же причине. В военкомат Эмма Леопольдовна пришла по повестке вместо Вени и сразу направилась в кабинет военкома.
– Возьмете сына, берите сразу и меня, – заявила категорично мать, – одного не отпущу. Что вам в армии, женщины не нужны? Постирать, полы помыть, кашу сварить – я готова. Попробуйте только силой его забрать, я у вас в кабинете поселюсь и все два года жить буду.
Военком тут же выписал отсрочку сразу до окончания призывного возраста, и счастливая Эмма Леопольдовна, пытаясь строевым шагом выйти из кабинета, сломала каблук.
В институте, когда все сокурсники ездили на картошку, Вениамин приносил освобождение от физического труда, добытое, естественно, заботливой мамашей.
Единственный раз любимое чадо осмелилось съездить без мамы в пансионат имени героя-ренегата Павлика Морозова и, нате вам, чем все закончилось? Два раза подряд влюбился, а теперь и вообще из дому уходит.
Константин Иванович, подкаблучник, можно сказать, профессионал, никогда не вмешивался в вопросы воспитания сына, во всем полагаясь на супругу. Эмма Леопольдовна когда-то женила его на себе, лишив предварительно невинности и по точному расчету зачав ребенка. С тех пор главой семейства всегда была Эмма, решавшая все и всегда. Константину же оставалось только вместе со всей страной решать, кто будет тренировать сборную России по футболу. Его мнение в этом вопросе имело такой же вес, как и на семейных советах. Константин Иванович тихо радовался за сына, решившегося поменять судьбу.
– Вениамин, в гости хоть приезжать будете, – спросил отец, – или, может, мы как-нибудь к тебе?
– Конечно, папа, обязательно приедем. А вы так вообще можете на недельку приехать, у Ниночки в деревне полдома. Лес, озеро, воздух, отдохнете замечательно.
– От чего нам отдыхать, сынок, от ничегонеделанья? – вмешалась Эмма Леопольдовна, – ладно, посмотрим.
На следующее утро бодрячок-толстячок от науки увез нового директора, которому еще некем было руководить, и членов приемной комиссии в Райцентр. Завершив работу, комиссия вместе с замом отбыла обратно в Город, оставив товарища директора в пустом здании. Так же, как и в личной жизни, все начиналось с чистого листа. В дверь неожиданно постучали, и вошла Нинель:
– Привет, коллега, у тебя что-то звонок не работает.
– Да электричество пока отключено, чего зря жечь.
– Экономный ты мой, пойдем, мама на обед приглашает.
***
Офицер Сергей родом был из тихого сибирского городка. На весь городок у них была одна школа, в которой учились дети шахтеров. Другой работы в городке практически не было, поэтому не было и других детей. В школе у Сергея была учительница математики, отдаленно похожая на Нюрку, попастая грудастая красавица. В русской глубинке свои понятия о красоте, современные изможденные диетой девицы никогда не трогали воображение крепышей-сибиряков.
Увидев Нюрку еще в первый раз на экскурсии в монастырь, Серега сразу вспомнил ту учительницу, но момент был неподходящий. А когда они остались вдвоем в бане, Сергей чувствовал себя так, будто второй раз сдавал выпускной экзамен по математике. Судя по всему, практическую часть он сдал успешно, и оба не возражали против продолжения.
Наступил день, когда даже Иван Иванович перестал иронизировать по поводу отношений друга и Нюрки. В знак этого он пригласил их к себе домой на семейный ужин. У Нюрки и жены Ивана оказалось много общих знакомых, и им было о чем поболтать, пока мужчины принимали на грудь. По квартире с игрушечными пистолетами носились двое рыжеволосых конопатых пацанят, и Иван, каждый раз, поднимая стопку, показывал на них и подмигивал Сереге:
– Слабо? Давай, пока не поздно (намекая на критический возраст невесты), без этого никак, дружище. Дети – это наше все.
Нюрка тоже с умилением смотрела на детишек, пробегавших мимо уже, наверное, в тысячный раз, и думала: «Интересно, эти цветы жизни когда-нибудь устают?», а вслух спросила:
– Детоньки, а вы знаете какой-нибудь стишок?
Сорванцы затормозили и заорали в два голоса, причем каждый выкрикивал свое, пытаясь перекричать другого:
Маленький мальчик нашел пулемет,
Больше в деревне никто не живет!
Дети в подвале играли в гестапо,
Зверски замучен сантехник Потапов.
Ноги гвоздями прибиты к затылку,
Но не сказал он, где спрятал бутылку!
– Папина школа, какая смена растет! – едва не пустил хмельную слезу Иван Иванович.
– Всем молчать! – не выдержав, гаркнула Нюрка, вспомнив свою недолгую работу воспитательницей в детском саду лет десять тому назад. – Взялись за руки и марш в свою комнату, не то останетесь без сладкого!
Не ожидавшие такой подлянки от милой на первый взгляд тетеньки, сорванцы чуть не выронили свое оружие, но послушно захлопнули рты и удалились от греха подальше.
Иван Иванович захохотал:
– Вот это голос! Да, Анна Николаевна, мастерство не пропьешь. Теперь буду детей тетей Нюрой пугать.
По дороге домой Сергей спросил Анну:
– А ты хочешь ребенка?
– Конечно, какая же женщина не хочет, и я не исключение. Я так понимаю, что это предложение?
– Считай, что да.
– Ну, так что же мы время с тобой теряем, пошли работать над этим вопросом.
***
Одно меня постоянно изводило как автора – нельзя в таком состоянии оставлять Кудимыча. Он и так, бедный, настрадался, да еще и не выпить теперь до конца жизни в выходной день, это же натуральный садизм и издевательство над человеком. Решено, надо его раскодировать, ну, например, необходимо спиртное пациенту по медицинским показаниям. Прописали, допустим, микстуру, настоянную на спирту, и никакие другие лекарства не помогают. Получил Кудимыч направление в Центр анонимного алкоголика на раскодирование, эту фигню из него выковыряли – и готово, пейте, дорогой товарищ, свою микстуру на здоровье.
– А если чего другое выпью, – спросил беспокойно Кудимыч, – плохо не будет?
– Пейте в меру, хорошо закусывайте, и не будет плохо, – ответил опытный врач-нарколог и нежно подумал о скляночке с чистейшим медицинским спиртом и двух домашних котлетках, запертых в сейфе и ожидающих окончания приема анонимов.
Окрыленный Кудимыч ни о чем другом думать уже не мог. Заскочив в ближайшую разливуху с помпезным названием «У Максима», он заказал для начала сто граммов и селедочку по-русски. Вкуса водки Кудимыч к своему ужасу не почувствовал и тут же попросил принести еще. Вторая стопка тоже проскочила как вода. Внутри у бедолаги все обомлело.
– Попробую в последний раз, – решил Кудимыч и махнул третью стопку. Эффект был тот же.
– Что же они со мной сотворили, гады? – чуть не плакал товарищ директор. Подошедший официант спросил Кудимыча:
– Минералку без газа еще будете или чай подавать?
– Какую минералку? – опешил шеф.
– Так вы как вошли, сто граммов минералки без газа заказали и селедочку, потом повторить два раза попросили.
– Это я уже почти до ручки дошел, дорогой товарищ официант, раз такое дело, наливай сразу три по сто, но только водочки, не перепутай, родной.
Дальнейшее развитие событий не раз уже описано нами в этой повести…
Дочитавший до этого места заслуживает отдельных слов благодарности за терпение и стоицизм…
Нам остается только вернуться туда, откуда все и начиналось, в деревню. Что же мы наблюдаем? На своем любимом месте лежит Бардик, он вновь встречает и провожает приезжающих и отбывающих и счастлив простым собачьим счастьем: рядом с ним его любимые хозяева, в миске чистая свежая вода, солнце ушло за деревья, и наступило его любимое время суток, прохладный вечер. Петр Исаевич читает на веранде свежую газету, Леля возится с цветами, тишина кругом.
И вдруг посреди этой тишины раздается громкий голос Матильды Петровны:
– Ребята, ку-ку, я приехала!
Петр Исаевич страдальчески смотрит на гостью. Леля, у которой руки в земле, целует тетку.
Матильда Петровна мечтательно улыбается и, извлекая из сумки поллитру и пирожки, заявляет:
– Знаете что, ребятки, а я тут подумала, не подыскать ли и мне женишка!