Двести сорок третий. Эпилог

Юрий Гладышев
 
               


   Бортовой ЗИЛ, с хрустом ломая тонкий ледок на замерзших за ночь лужах, подъехал к кладбищенской сторожке. Дверь кабины открылась, и на землю спрыгнул прапорщик в камуфлированном бушлате.

 Два расконвойника, один пожилой, другой молодой, складывали возле сторожки в поленницу дрова. При появлении начальства, бросили своё занятие, подошли к машине.
 - Здорово, бродяги.
   Пожилой  зек  стянул с головы шапку:
 - И вам не хворать, гражданин начальник.
   Прапорщик усмехнулся:
 - Ой, Сомов, нарвешься ты когда-нибудь на уставника, который не посмотрит на твой бывший сан, и загремишь ты в БУР за такие ответы. Ладно, яма готова? Клиент прибыл.
 - Могилу ещё вчера выкопали, думали, привезете.
 - Вчера не получилось. А ему, сам понимаешь, спешить некуда.
Тут подал голос молодой зек:
 - Гражданин начальник, вопрос разрешите?
 - Чего тебе,  Штырь?
 - А жмурик с какого отряда?
 - Ни с какого, с этапа сразу на больничку, там и откинул кони, церроз печени.

 Стукнув кулаком по деревянному кузову, прапорщик крикнул:
  - Выгружай!
  Два сидевших в кузове зека не спеша, открыли  задний борт, подвинули к краю гроб из струганных досок. Затем расконвойники, и приехавшие с прапорщиком зеки, сняли гроб с кузова и понесли вглубь кладбища. Возле выкопанной могилы они, опустив гроб на два приготовленных заранее бруска, просунули под него веревки.

  Прапорщик стоял в стороне и молча  наблюдал за действиями зеков. Процесс захоронения давно был отработан до мелочей. Никто не подавал команд, не давал советов, люди просто делали привычную работу.

   Когда над могилой появился небольшой холм, зеки опустились на корточки, закурили. Сомов подошел к прапорщику, писавшему что-то в толстой амбарной книге, и тихо попросил:
   - Гражданин прапорщик, скажите имя усопшего.
   Прапорщик недовольно поморщился:
   - Ну, опять ты со своими поповскими штучками.  Знаешь же, по инструкции не положено.
   - Ради Христа, не богоугодная эта инструкция. А вам, видит Бог, это зачтется.
   - Ох, святоша, подведешь ты меня под статью с увольнением, а мне до пенсии три года осталось. Владимиром его звали, всё отвали.
    Обернувшись к сидящим возле могилы зекам, прапорщик раздраженно крикнул:
   - А вы что расселись! Ночевать здесь собрались? Минута, и я вас в кузове вижу.
    Зеки, побросав окурки, пошли к машине, прапорщик за ними. ЗИЛ развернулся и укатил в сторону колонии.

  Штырь, проводив взглядом машину, не спеша докурил, потом посмотрел на Сомова, ровняющего лопатой могильный холмик, и сказал:
   - Пойду, топор принесу.
 Когда он вернулся, Сомов стоял у могилы и молился. Штырь усмехнулся, но близко подходить не стал, подождал, когда тот закончит.

 Наконец, старик закончил молитву, перекрестился, подобрал с земли метровый колышек с прибитой к нему дощечкой.
  - Давай топор.
   Штырь подал топор. Сомов, воткнув колышек в могильный холмик, несколько раз ударил по нему обухом топора. Потом отошел на шаг, присел, посмотрел - вровень ли новая табличка с остальными?

  - Слушай, Сомыч, вот ты сейчас молился за этого жмура, заупокойную, или как она там называется, читал, так?
  - Так.
  - Ну, ты же не знаешь, кто он был по жизни. Может, отморозок какой-нибудь, или, наоборот, педрила зачуханный.
    Сомов, стукнув легонько по колышку, еще раз присел, кивнул удовлетворенно:
  - Вот теперь нормально.
  - Нет, ну ты скажи, как ты, не зная человека, за него молишься?
  - Скажу, что глупый ты еще, что впрочем, по твоему жеребячьему возрасту простительно, поэтому и несешь непотребное. Вот ты как-то говорил что крещеный. Когда ты крестился?
   - Ну, перед самой посадкой, маманя пристала, покрестись да покрестись, я и пошел в церковь.
   - Хорошо, а священник, что крестил тебя, просил анкету заполнить или характеристику с работы принести?
    Штырь улыбнулся, покачал головой:
  - Нет, только имя спросил.
  -  Вот видишь. А все почему? Да потому, что не вправе мы судить другого человека, вера и покаяние для всех. А молитва за спасение души усопшего, который сейчас готовится к суду божьему, есть спасение своей души. Поэтому-то и нельзя хулить покойных, а также юродивых, убогих и нищих. А что касается покойника, это был несчастный и одинокий человек. Уразумел?
   - Не, Сомыч, базара нет, пургу ты гнать умеешь. Только я не пойму, откуда ты узнал, что он был одиноким?
   - А что тут узнавать, не был бы одиноким, не поехал бы на зону умирать. Ладно, пошли, а то зябко становится, сейчас снег пойдет.

  Сомов, положив топор на плечо, направился к сторожке. Штырь пошел за ним, но, пройдя несколько шагов, остановился, оглянулся.
  Первые, еще редкие, снежинки  кружились в воздухе, падали на свежий земляной холм  и таяли.  Штырь, пошарив в карманах, достал карамельку, вернулся к могиле.  Положил конфетку под табличку с цифрой «243»  и бегом побежал в сторожку.