Александр ГЕРАСИМОВ
ЭКЗЕКУЦИЯ
Сережа Ватенин сидел за письменным столом и смотрел в окошко. На улице завершалось «бабье лето». Учиться стало уже неохота, а впереди был весь еще учебный год. Сережа стал вычислять, сколько времени осталось до ближайших каникул. Выходило… долго еще. Растущая напротив дома ветла уже совсем пожелтела, но упорно не желала сбрасывать листья. Математика тоже не сдавалась и не хотела открывать Сереже тайны вливающихся-выливающихся труб. Сереже было невдомек, зачем нужно было по одной трубе лить воду в бассейн, когда из другой она тут же вытекала. Он нарисовал в тетради квадратное корыто и приделал к нему две толстые, кривые макаронины. Вокруг «насадил» с пяток кудрявых кустиков и «разбил» клумбу с ромашками. Потом он решил, что бассейн должен кто-то охранять и изобразил солдата с ружьем и собакой. Собака больше походила на степного варана, и Сережа для убедительности посадил чудище на пудовую цепь…
- Сережка! Выходи! — раздался с улицы голос Валерки Миронова, — Пойдем на Дворцовую, казни смотреть!
- Я не могу! — высунулся в форточку Сережа, — Я задачку не сделал! Трубы!
- Брось! — обрадовался, увидев приятеля, Валерка, — Потом доделаешь! Тем более, что «Луны» сегодня не будет! «Луной» звали учительницу математики Селену Львовну Ревзину.
Сережа с готовностью захлопнул задачник, сунул его в портфель, накинул куртку и побежал на двор.
- Я тоже не осилил про трубы, —- признался Валерка, — Фигня какая-то. Было бы еще две — туда-сюда, а то целых три.
- А ты какой номер, дурья твоя башка, делал?
- Двадцать девятый, — неуверенно сообщил Валерка.
- Ку-ку, Гриня! Нам двадцатый задали, — хлопнул приятеля по спине Сережа, — А что Селена, заболела, что ли?
- Побежали, а то опоздаем! Там и училку встретим, — пообещал Валерка, и мальчики бросились вон со двора.
Они выскочили на Большую Морскую и по Кирпичному переулку достигли Невского. Толпа на Дворцовой площади собралась изрядная. На сегодня назначены были три экзекуции. Напротив Арки Главного Штаба, на специально устроенном помосте привязывали к столбу проворовавшегося чиновника Петроградского муниципального образования. Упитанный рыжий дядька в дурацком балахоне и остроконечном, сбившемся на бок колпаке, от крика совсем потерял голос и, пока двое дюжих, одетых во всё черное исполнителей наказания вязали его крепким шнуром, только сипло подвывал и в последней надежде беспомощно вертел головой . Но помощники исполнителей под одобрительные крики толпы уже поднимали на помост толстые фашины сухого, пропитанного горючей смесью хвороста.
- Зажарят его — будь здоров! — протискиваясь сквозь плотно стоящих зевак, сообщил Сереже опытный Валерка, — Только это не интересно. И противно. Вонять паленым мясом будет. Дальше пойдем.
Ребята, как ужи, ловко лавируя и подныривая под ногами охочих до развлечения горожан, достигли Александрийского Столпа. На эшафоте, у квадратной дубовой плахи, опершись на внушительных размеров топор, скучал наряженный в пурпурную опереточную хламиду палач.
- Руки ворам будут рубить, — просвещал приятеля Валерка, — Но это тоже фигня. Раз — и оттаскивай, следующего давай. Скукота…
- Ну-ка, постойте, мальцы! — здоровенный сержант ухватил не успевшего ускользнуть Сережу за ворот куртки. Сережа дернулся было, но рука у мильционэра была, словно железная и привычная к хватанию за шиворот вот таких, как он, мальчишек, — Вы что, не знаете, что на экзекуции дети до четырнадцати лет не допускаются?
- Дяденька! Пустите нас! Ну пожа-алуйста! — пришел на выручку товарищу Валерка, — Нам очень нужно, — голосом профессионального попрошайки запричитал он, — Сегодня нашу учительницу колесовать будут. Нам родители разреши-или.
Прикрепленная у левого сержантского погона рация вдруг ожила и зашипела: «Семенов! Семенов! Мать твою! Где тебя носит?! Давай быстрой ногой к Эрмитажным воротам!»
- Есть! Счас буду!.. Ладно, сыпьте отсюда! — мильционэр с видимым сожалением отпустил Сережу и поспешил в сторону Эрмитажа.
Мальчики продолжили свой путь и скоро оказались у большого эшафота с дыбой и громадным, двойным деревянным колесом, вроде водяного мельничного. Сбоку у колеса была устроена ручка, как у кофемолки, и хмурый отчего-то помощник исполнителя наказания сердито прокручивал ее, проверяя ладно ли всё работает. Деревянная конструкция завертелась, раздался противный резкий скрип. Стала понятна причина озабоченности младшего палача. Он спустился в нарочно сделанный в эшафоте люк и скоро появился обратно, подобно оперному черту, с железной масленкой в руке. Вылив на главный подшипник приличную порцию желтого машинного масла, подручный еще раз крутанул ручку. Колесо пошло гладко, беззвучно. Лицо механика просветлело, он отнес масло на место и принялся натирать конструкцию ветошью, будто намереваясь выгодно ее продать.
Между тем, время шло к полудню, тучки на небе совсем растаяли, бледное осеннее солнце зацепилось за шпиль Адмиралтейства и по старой привычке собралось было дать жару, но с природой не поспоришь, светило успокоилось и устроилось наблюдать, что там внизу делают люди.
На эшафот вышел глашатай, пожилой подслеповатый дядька в сером партикулярном платье. Он постучал согнутым пальцем по стоящему у края сооружения микрофону, сказал: «Раз-два-три-проверка», откашлялся, надел на нос черепаховые очки и выудил из-за пазухи сложенный вчетверо лист писчей бумаги. Еще раз кашлянув, глашатай приблизил бумагу к носу и стал читать приговор.
- Оглашается приговор ювенального суда Адмиралтейской части города Санкт-Петербурга от … августа две тысячи... года! — сообщил дядька, сделал небольшую паузу и со значением посмотрел на зрителей поверх очков. Было видно, что ему нравится читать официальный документ и он не собирается скоро покидать подиум. Далее глашатай, завывая и делая акценты в наиболее, по его мнению, сильных местах принялся перечислять причины и соответствующие статьи уголовно-процессуального кодекса, приведшие «…Ревзину Селену Львовну, 19.. года рождения, незамужнюю, ранее не судимую…» к столь печальной участи.
Публика заскучала и стала роптать. Дядька сделал остановку и призвал зрителей соблюдать тишину. «Немного еще осталось», — пообещал он, — «Имейте терпение! Не на рынке находитесь. Потребно соблюсти формальности». «Валяй! Только побыстрее!», — крикнули из толпы, и глашатай продолжил чтение приговора.
«…приговаривается к казни колесованием!», — наконец закончил он оглашение. Публика приветствовала окончание приговора задорным свистом и одобрительными аплодисментами. На помост возвели осужденную. На «Луне» не было никакого лица. Расписанный чертями и адским пламенем балахон болтался на ее костлявом теле, словно на гардеробных плечиках. Невидящими глазами смотрела она сквозь толпу. Казалось ей уже все равно.
- Вылитая Жанадарка-нах! — засмеялся рядом с Сережей плотный телом гражданин.
- Темно у тебя, Банников, в чердаке, словно у негра в жопе, хоть и ПТУ закончил, — возразила ему, стоящая с ним под руку дородная тетенька в шляпке с фальшивой птицей на голове, — Жанну Д'Арк спалили, а эту колесовать станут. Прикинь разницу?
- Да я говорю по одежде-нах. В книжке Валькиной, по истории, нарисована Жанадарка, я и говорю, что эта вылитая-нах.
Следом за осужденной на помост, поддерживая руками черные юбки и тяжело дыша, вылез похожий на таракана жидкобородый православный священник. Батюшка, по всей видимости, страдал астмой, потому что первым делом достал из кармана ингалятор и пару раз фукнул им в глотку. Затем раскрыл библию. Произошла заминка. Тут же выяснилось, что Ревзина иудейка. Послали за раввином. Толпа недовольно загудела:
- Скильки ж можно? Имейте совесть!
- Давай ее без покаяния колесуй! С утра стоим! Дети дома не кормлены!
- Точно! Она будет ребят наших калечить, а с ней еще миндальничают. Начинайте уже!
- Жги, дядя! Вяжи ее, голубку, к колесу! Потом соборуешь!
Сережа с ужасом и интересом следил за развитием событий. Он впервые попал на казнь. Все ему было внове.
- А как это, колесуют? — обратился он к приятелю.
- Это, брат, я и сам не знаю, — честно признался Валерка, — Как ведьму жгут видал. Повешение тоже приходилось видеть. Издалека только. Юрка Закржевский вон напротив живет. У его папаши мастерская над «Эко-Банком» в мансарде.
- Дяденька, — Сережа подергал за полу пиджака стоящего рядом с ним и в ожидании начала казни читающего «Вестник Центрального района» пожилого гражданина в соломенной, не по-сезону шляпе.
- Что тебе, шпингалет? —отозвался старичок
- А как это, когда колесуют? Это больно?
- Ну, — старичок спрятал в карман газету, — весёлого, конечно, мало.
- Но, а всё же? — не отставал мальчик.
- Вон видишь, рядом с колесом на деревянных винтах доска с шипами? Жертву, предварительно перебив ей суставы рук и ног, привязывают к ободьям колеса. Доску закрепляют на специальных зажимах и крутят колесо. По мере того, как шипы раздирают тело, доску постепенно поднимают выше и выше. Таким образом достигают наибольших мучений казнимого.
- Ничего себе! — восхитился Валерка, — Правда здорово? — толкнул он приятеля в бок.
- Не уверен, — Сережу, от услышанного стало мутить.
- Дурак ты, Ватенин! А я после школы палачом стану, — пообещал Валерка, — И платят хорошо, и интересно, и работа на свежем воздухе…
На подиум снова вышел глашатай, успокоил толпу вытянутой ладонью и вынул из кармана какой-то листок.
- Спокойно, граждане! Послушайте объявление!.. — и зачитал только что полученное решение чрезвычайного трибунала о замене колесования Ревзиной Селене Львовне на публичную порку кнутом, — …которая состоится в следующую пятницу … сентября две тысячи… года здесь же, на Дворцовой площади Санкт-Петербурга в два часа пополудни.
Глашатай шумно высморкался в большой клетчатый платок и полез с эшафота. Зрители возмущенно загалдели, но охрана уже уводила осужденную обратно в позорный фургон, с тем, чтобы отвезти ее в Петропавловку.
- Эх! — плевался по дороге назад Валерка, — Плети эт што! Хотя, если грамотный кат попадется, и плетью можно насмерть забить. Или довести до сумасшествия. Вон в прошлом году Ивана Петровича, физрука, поймали в туалете со старшеклассником. Запороли так, что мама не горюй! Он теперь в «скворешнике»* по стенкам в горячке прыгает.
Мальчики дошли до дома и решили не делать больше сегодня уроки, а поиграть лучше в «ножички». Все равно, так и так, математики не будет.
*«Скворечник» (жарг.) - Городская психиатрическая больница №3 им. Скворцова-Степанова в СПб.
СПб, сентябрь 2010 г.