Мастер и Маргарин

Аниэль Тиферет
Мастер жарил на кухне картофель.
Непонятно из чего отжатое масло(подсолнух, кукуруза или конопляное семя) сердито плевалось с тёмного поля породистой сковороды фирмы, которая настаивает на том, что всегда думает за кого-то.
Картофель шипел, словно Змей-Искуситель до которого добрался-таки обозленный Адам и проделал нехитрую операцию по удалению семенников(" а не фиг фруктами чужих женщин соблазнять").
Мастер с тоскою подумал о маргарине, на каковом он готовил это изысканное явство ещё в эпоху покорителя Целины и героя Малой Земли.
 
- Тот маргарин, хотя и оставлял радужные, химические потеки на сковороде, но не плевался так жиром, а это, с позволения сказать, масло, плюётся, как верблюд-дробидар. Ненавижу! - сообщил он холодильнику "Бакы", над которым висел портрет Михаила Булгакова в виде иконы.
 
Набожно перекрестившись на изображение мэтра, Мастер шумно вздохнул и горестно, но достаточно тихо(чтобы не услышал холодильник азербайджанского происхождения), прошептал:
 
 
- Вот ведь как....Ни маргарина, ни Маргариты!
 
- А ты роз пойди прикупи у соколов закавказских и пооколачивайся на улице часика два-три. Глядишь и улыбнется тебе счастье во все свои гнилые 32 с золотыми коронками, - это черный, как негр, русско-говорящий кот, степенно зашел на кухню на задних лапах.
 
- Ааа...Это ты, Пидармот! - дружелюбно осклабился хозяин квартиры.
 
- Заканчивай моё имя коверкать, лузерище в несвежей пижаме!
 
- Ну ты, уменьшенная и не слишком удачная копия царя зверей, следи за своим великим и могучим. А то ведь я могу и обидиться.
 
- Так сам первый начал! Я ему - реальный совет, а он? Вот назови меня ещё раз так - сбегу из дома.
 
- Так ты, думаешь, нужно поступить в соответствии с Евангелием от отца Михаила, котяра помоечный?
 
- Да. Потому что остальные святые последователи Христа посоветуют тебе в своих трудах совершенно иное. Это достаточно отдалённо, как от Маргариты и маргарина, так и от здравого смысла в частности.

 - Ну, ладно. Сейчас только картошку дожарю и пойду. Кстати, ты не хочешь разделить со мной скудную трапезу?
 
- Благодарю, конечно, за ангажемент, но извольте кушать это говно в гордом одиночестве. Я на безуглеводке сижу. Только мыши, телятина, да сыр.
 
- Ни хрена себе, крутизна неимоверная! Ну, мышей, я приблизительно догадываюсь где добываешь, а вот сыр и телятину....Ты где их тыришь-то, ушлая образина?
 
- Так я тебе и раскололся, лауреат шнобелевский! Научись животных любить сначала, тогда и поговорим!
 
Спустя каких-то полчаса, Мастер, щаркающей походкой прокуратора Иудеи, проходил мимо черного "Ниссана", безалаберно ковыряя в носу указательным пальцем левой руки и размахивая букетом гладиолусов, словно кадилом.
Навстречу ему, заставляя прохожих ронять шаурму на асфальт, шла по Арбату, словно Надя Ауэрманн по подиуму, непередаваемо эффектная в платье от Пако Рабанна и туфлях от Шизейдо, женщина гипертрофированно рубенсовско-кустодиевских форм, весьма схожая по фактуре с Натальей Крачковской.
Мастер тут же прекратил полуэротические манипуляции с cобственными ноздрями и заметно приуныл:
 
- Так....Не фартит сегодня! Воланд в отпуске, что ли?
 
- Нет, просто Юля Михальчук занята на съемках сериала. Ты завтра приходи сюда в это же время, - бросил ему мимоходом лысоватый мужчина с насмешливым взглядом.
 
- О, Азазелло! - ни то обрадовался, ни то удивился Мастер, - А других кандидатур нет на эту роль? Моника Белуччи, Мёдхен Амик, Кэйт Бэкинсейл....
 
- У тебя жар? - с искренним участием осведомился человек похожий на Юрия Филиппенко и, после небольшой, но мхатовской паузы, добавил, - Татьяна Догилева свободна.
 
- Нет, спасибо. Я уж лучше.....среди простых смертных как-нибудь.....кого-нибудь....
 
Мастер вежливо поклонился и продолжил свой путь. Гвоздики обреченно повисли в его смуглой кисти. Еще немного и он уже дошёл бы до Речного Вокзала, как вдруг он услышал справа от себя чьё-то проникновенное сопрано:
 
- Джизес! Какие милые хризантемы!
 
Мастер поднял голову.
Перед ним стояла актриса Шин Янг.
 
 - Айседора? Дункан?
 
- Ноу. Маргарита.
 
- О'кэй. Айм Мастер. Просто Мастер.
 
Повисла неловкая пауза. Мастер внимательно посмотрел на звезду американского кинематографа и печально молвил:
 
- Вы меня, конечно, извините, Шин, но какая, Вы, маза фака, Маргарита? Ближе, бля, к маргарину, или к Магриту. Тому, который, сцуко, Рене.
 
- Ватс гоин он?! Фак аут, бастард! - вполне резонно ощетинилась голливудская дива.
 
- Ага! Уже уёбываю. В смысле, убываю, - и Мастер, швырнув букет фиалок себе за спину и вверх, - вроде того, как это делают на свадьбах пребывающие в недолгой эйфории невесты, - уже решительно двинулся в сторону метро, как вдруг, его окликнули.
 
Он машинально обернулся.
Сзади него стояла девушка с темными, морионовыми глазами непередаваемой красоты и глубины. В руках она держала букет пионов:
 
- Ваши тюльпаны?
 
 - Не совсем. Видите ли, я выбрасывал герберы, а у вас в руках - флоксы.

 - Всё равно. На мой взгляд, эти каллы слишком красивы, чтобы вот так....выбрасывать их, словно это собака, на улицу.
 
- Согласен с вами. Если собаку выбросить на улицу, то она может вернуться. Эффект бумеранга, так сказать. Но гиацинты никогда не возвращаются. Крокусы - тем более.
 
 - Вы так блестяще разбираететсь в собаках и цветах, что искренне меня этим восхищаете, - улыбнулась рыжеволосая женщина.
 
 - Сам себе поражаюсь. Но в собаках я разбираюсь не столь фундаментально. Разве что только в пекинесах Огинского.
 
- Это такие небольшие собачки в виде шпрот?
 
- Не совсем. Ближе, скорее, к камбалам.
 
- К амбалам? Крупные, в смысле?

 - Нет, мелкие. Но крупнее хомячков.
 
- Знаете, мне с вами так уютно и тепло. Почти как в сауне. Не хватает только березового веника и пара.
 
 - Спасибо за столь изысканный комплимент. Кстати, о цветах: у меня, Лилия, есть дома превосходный березовый веник и, если вы хотите, то я мог бы вас с ним познакомить.
 
- Откуда вы узнали моё имя? Я ведь вам его не называла?
 
- Просто вы - точная копия Лили Брик. Сходство просто сверхъестественное.
 
 - Я не копия. Я оригинал.
 
- Будьте, Лиля, в таком случае, моей Маргаритой!
 
- Значит ли это, что вы только что сделали мне предложение?
 
- Ну, да. Типа того.
 
- Но я замужем за Иосифом Бриком. Впрочем, не думаю, что это всерьез может помешать нашему конкубинату.

 - Что это за слово такое мудрёное?

 - Так называют сожительство.

 - Ух, ты! Как познавательно! И с интернатом созвучно..... Замечательно! - мечтательно растянул рот в судорге улыбки Мастер, однако, без всякого перехода, неожиданно спросил, - Скажите, Лиля, а вы давно на Арбате живёте?
 
- Я не живу на Арбате.

 - Странно. А Евангелие от святого Михаила утверждает, что вы живёте на Арбате.
 
 - Эта адресная книга несколько уже устарела. Не читайте религиозную литературу. От нее случаются задержки в цикле, а у мужчин воспаляются семенные канатики.
 
- Вот я вижу, Маргарита, вы так замечательно разбираетесь в медицине....а вы не могли бы сказать, не провоцирует ли страх одиночества развитие геморроя?

 - Развитие геморроя провоцирует совместная жизнь. А страх одиночества делает людей склонными то к диареям, то к затяжным копростазам. Отсюда и их внутренняя, во всех смыслах, нестабильность. Только клизма любви способна вымыть опасные токсины из кишечника души. Но у этого сосуда весьма небольшая ёмкость, вы понимаете о чём я, мой друг?
 
 - Кружка Эсмарха! Поставьте мне большую кружку Эсмарха, полную любви!
 
 - Да. На это вы вполне можете расчитывать. Рука не дрогнет.

 - Мы как-то незаметно, за приятной беседой, дошли до Алтуфьево. Надо же, какая чудесная кардиотренировка получилась.
 
- Пойдемте ко мне. Я живу недалеко. Километрах в восьмидесяти. В Гендриковском переулке. Будете хорошо себя вести, после вашей смерти, я организую там музей.

 - Вход, надеюсь, будет платный?

 - Разумеется. А почему вас это так интересует?

 - Хочется, знаете ли, чтобы хотя бы вы получили дивиденды от моего хорошего поведения, - произнес Мастер с улыбкой и тут же, заметив беззаботно играющих на проезжей части породистых щенков, добавил проникновенно, - Посмотрите, Маргарита! Посмотрите на этих созданий! Это пекинесы Огинского! Прислушайтесь! Какая музыка в их каждом движении!
 
Лиля посмотрела туда, куда устремился орлиный взор Мастера, но было уже слишком поздно. Чёрный "Кадиллак" "Эскалэйд" аккуратно, с мелочным педантизмом, свойственным всем подлинным романтикам, переехал собачек и, ласково шурша шинами, неспеша скрылся из виду.
 
- Действительно. Очень трогательные создания. Мясо, судя по цвету, близко к телятине. Только шерсти много. А так, если их выварить и ощипать, то можно приготовить даже пельмени.
 
Мастер извлек из недр брючного кармана, широкий, скорее схожий с паспортом, чем с телефоном, "серпастый" и "молоткастый" айфон:
 
- Алло! Охуелло? То есть, Азазелло....извиняюсь...Дружище, ты не мог бы мне оказать услугу перебросив нас в Гендриковский переулок? Я знаю, что ты не таксист, знаю! Но я ж не могу Маргариту на метро катать, а покупка "Бентли" откладывается еще на пятьдесят четыре года  в виду подорожания валюты....Вот спасибо! Я знал, что ты поймешь меня, старина!
 
Не успел Мастер уложить аппарат рядом с "бесценным грузом", мирно почившим в его штанах, как он и его очаровательная спутница оказались в просторной прихожей. Из глубины гостиной вышел навстречу мрачноватый мужчина с полными, мясистыми губами и молча протянул руку.

 - Мой муж. Иосиф Брик, - подала голос Маргарита.

 - Забавная фамилия! Переводится как "кирпич"! Эх, мне б псевдоним такой, да засмеют...начнут коверкать..мол, Фрик..., - пустился было в разглагольствования литератор, но вовремя спохватился, - А я Мастер. Просто Мастер.

 - Очень неприятно, - вежливо ответил напыщенный господин и удалился в соседнюю комнату, злобно шурша газетой "Московский комсомолец".

 - Марго, Ося отчего-то нам не рад! Или мне это показалось?

 - У него много работы. Устал. Как ты думаешь, легко ли работать на Лубянке? Допросы, пытки....это же утомляет.
 
 - Святой человек! Что и говорить....Это я, подобно мотыльку порхаю по жизни...Плыву по течению жизни, словно Буратино, после неудачной попытки суицида, в окружении томных русалок, цепляющихся за тщательно заточенный папой Карло и несколько размокший в воде нос.

 - Ни хрена себе Мотылёк-Буратино! Лиля, хоть вы приструните его немного! - облокотившись пушистой спиной о трельяж, подбоченясь и поправляя вздернутые кверху далианские усы, стоял, словно памятник самому себе, кот Бегемот.
 
- Пидармот! А ты что тут делаешь? - искренне удивился Мастер.
 
- Тебя жду. Азазелло маякнул, мол, наш невменяемый прибудет, жди. Ну, я и рад стараться: пока болтался с Маргаритой ты, по серым простыням московских улиц, я у Оси отыграл пять фунтов камамбера в покер.
 
- Мне стыдно за тебя, корыстная ты сволочь.
 
- Ой, не кривляйся! Лучше даму развлеки своим талантом извращенным. А я, как паж твой, на правах законных, понаблюдаю за вашими ужимками из-за портьеры. Нет ничего смешнее этих игр любовных, когда два сапиенса глупых, оскалив зубы, сердце, душу, спешат навстречу извечному абсурду и глазки так горят, как печи у якутов, в промозглой тундры мгле, отогревающих тугую мякоть ступнь вонючих.
 
- Ты что наплёл сейчас, животное тупое? О чём свою ведёшь ты речь? Напрасно Мэтр звал тебя Бегемотом, ты - Пидармот, сомнений больше нет.
 
- Хорош мести пургу, непризнанный ты гений! Кота любая гнида может оскорбить. Ты лучше докажи на деле спутнице своей богемной, как может глубоко поэт любить.
 
- Не нужно, кот, подталкивать меня к разврату. На самом крае оного давно уж я стою. Поди, негодник, в гастрономы и принеси-ка снеди ко столу.
 
- Да всё уж заготовил, будь спокоен! Сыры, шампанское, салаты и икру. Чу! Слышишь чавканье на кухне ты глухое? То Ося стачивает зубы о свежесваренных омаров шелуху!
 
- Так поспешим компанию ему составить! И угостимся дорогим вином. Во мне всё просит карнавала! Ведь в чудо-женщину сегодня я влюблён!
 
- Только лишь "сегодня"?! Что слышу я?! Эй, Облако В Штанах, к тебе я обращаюсь! Что эта гнусность значит?! Ну-ка, объяснись! - проговорила страстно Маргарита, напалмом взгляда сжигая Мастера лицо.
 
- Всё! Баста! Приморили! Замучили уже меня вы! Больше - не могу! Сейчас же прекратите, идиотское вы трио, насилывать бессмертный слог Шекспира! Иль я вас всех в презервативы превращу! - внезапно в комнату вошёл, весь в черном, в цилиндре импозантный господин.
 
- Маэстро Воланд! - в глубоком книксене присела Маргарита.
 
- Мессир! - испуганно промямлил кот.
 
- Ура! Пришел Басилашвили! - так Мастер подытожил событий неожиданный пивот.
 
- Ты женщину искал. Искал любовь большую. Так вот она. К тебе её привел, - когда компания расположилась вся на тесной кухне, в полнейшей тишине проговорил Мессир, и только Ося, тряся бутыль уже пустую, одновременно вдавливал в себя овечий сыр.
 
- Спасибо, сударь. Хоть вас совсем не знаю, я искренне за этот гифт благодарю. Но, Воланд, дорогой, скажите мне на милость, зачем в нагрузку к милой, вы этого уродца подарили?
 
- Вы многого хотите сразу. И присмотревшись к жизни, поймёте без труда: нет розы без шипов, простуды - без мокроты, а Осички - без Лили.
 
- Что делать мне с подарком этим левым? Мож утопить в Москве-реке? Чтобы, блестя чешуйками, все рыбки местные меня благодарили, терзая зубками его, поросшее мхом чёрным, декольте.
 
- Заботу об окружающей среде, рискните предоставить, Мастер, мне. Лишать же жизни мужа милой - деянье не из тех, которые бы к святости кого-то приводили.

 - Не смейте трогать Осю! - вмешалась Маргарита, - Его, как брата, нежно я люблю. Ну, не совсем, как брата...впрочем, к нему вам прикасаться я не разрешу!
 
 - Ну не хватает нам для полноты сюжета здесь мазохиста-плотника и Понтия Пилата, которых так любил М.Б. Какого лешего бодяжил ими он своих фантазий пируэты, до этого не скоро мне дойти, - гнусаво промурлыкал Бегемот.
 
- Вот! - вставил Мастер гневно, - Любая шваль, кот подзаборный, улицы отребье - все норовят критиковать поэта! Не смей, котяра, лапой грязною марать божественность литературного омлета!
 
- Омлета? Пожалуй. Но мне милее безмаргаринный, весь в дырах, сюрреальный сыр Дали. Болтанка эта из яиц, в которой нас тут всех перемешали, наводит ужас на меня. Особенно Христос, чьё появленье сходно с насильственным вживлением Дарта Вэйдера в эпос о Маше и Медведях, или в невинный о Золушке рассказ.
 
- А вместе с Золушкой и Дарт смотрелся бы не кисло, я б поместил еще и Энекена, чтоб треугольник составить драматичный, - вмешался Ося Брик в спор литературный.
 
- Идите в жопу, Ося, вы, с фантазией вашей трехугольной. Вы откровенно заебали своим присутствием и чавканьем застольным. А либретто ваши к опереттам, да сами оперетты эти, впору в моргах демонстрировать покойникам холодным в назиданье: интеллигентные кадаверы воспримут ваши перлы так, как должно, и мозгу мертвому их, это, уже всерьёз не навредит.
 
 - Мастер, перестаньте! Не дело это - оскорблять хозяев дома. Достаточно того, что с Лилею в постель вы лечь сюда пришли, - так Воланд примирил горячность гения с реальности несовершенством и гнётом ревности постылой.
 
- Лиля! Лиля! Дьявольская, ангельская Лиля! Моя ты Маргарита! Ты штамп на сердце и рана на хую! К ногам твоим, к глазам твоим блудливым, свою я душу, вздыхая, возложу! Топчи её! Топи меня, моя Сверхсука! Ебись с кем хочешь, только знай - в историю поэзии всемирной мы въедем в обнимку на кОнях шелудивых и проебеним беспросветной ночи тьму! Исчадье Рая! Демоническая тварь! Тебя люблю я больше жизни! И грязь твоих соитий торопливых, цинизм измен твоих - приму как Бога дар! Божественная ****ь! Святая нимфоманка! Ты ноги раздвигать всегда пред гениями рада! Прошу, стеная, тебя лишь об одном: не позволяй себя ****ь известным нам с тобой друзьям с Лубянки!
 
 - Мастер! - поднялся со своего места возбужденный и крайне удивленный кот, - Я тронут! Вы поэт реальный! А Захер-Мазох, который звался Леопольдом, в натуре за хером теперь и загнан вами словно кот, на ель!
 
- Вот тут бы и войти Христу с Пилатом! В обнимку, с иконами и литрой водки перед собою потрясающими, как мечом господним!  - вступила в обсужденье Маргарита.
 
 - Не войдут, - сухо молвил Воланд, - Они на "Стаффорд Бридж" матч "Челси" - "Барселона" смотрят.

 - Фига себе развязка! Теперь я понимаю за что Пилата Понтием назвали! Хоть беспонтово это - в толпе дебилов стадионных, пивом скуку заливать и, потихоньку слух терять, от галдежа и свиста, - дал краткую оценку ситуации, до сих пор в прострации сидевший, Ося Брик.
 
- Не нам судить великих и успешных. Христос - суперзвезда. И это всем известно, - жуя суджук заметил Воланд и, после паузы, добавил, - Это я, как андерграундный герой, никогда не смешаюсь с больною толпой. Фанатки мои не носят платков, допускаю лишь пирсинг в центре их животов. Не нужна мне, подобно Иисусу, вся их любовь целиком. Ублажают других? Пусть! Я не против. Не вижу я в этом грехов. Вы, люди, страстные созданья и, сотворив такими вас, ужасно глупо взыскивать как послушанья мёд, так и слепого моногамья. Старый мудак Иегова, слепив вас по "своему подобью" глумился над природою самою. И не фиг заламывать в истериках все в струпьях старческие руки, когда ты сам слюною истекая, на мир взираешь словно оскоплённый Ловелас. Угроз его не бойтесь, божьи дети: ни Рай не ждёт вас после смерти, ни намалеванный им Ад, который с бодуна он расписал, как делиранта крезанутого долбоэпический иконостас.
 
- Воланд! Вот вы скажите мне, придурку, когда тебя твоя любовь главою по лопатки опускает в унитаз, когда по кафелю сортира ты сердца слизь размазываешь изрезанной рукою, скажите, Космический Воланчик, это Иегове мило? И вас, признайтесь, от шоу этого немного прёт?  - спросил Мессира Мастер.

 - Мне? Мне совершенно это безразлично. Так же, как и Иегове. Тот чемпион по похуизму средь всех богов Вселенной. Хотя лакеями своими пропиарен как Боже Милосердный. А я - я никогда не лгу. Решайте сами, ангелы без крыльев, как избежать порезов этих. Я в этом помочь вам не смогу.
 
- Тогда несите пистолеты! Жить зная, что боготворимые тобою губы скользят по плоскостям совсем иного рода, и что язык их заползает улиткою любви в туннели весьма далекие от железнодорожных, покоя мне, признаюсь, не даёт!
 
- Так стихи пишите! Пусть и Шекспира из вас не выйдет никакого, то кто-то, вроде Маяковского - почти наверняка. А о губах забудьте. Много всяких губ у женщин. Вы, кстати, анатомию учили? Да? Прекрасно. Запутаться в губах у них ведь можно совершенно: большие, малые, еще и между ними что-то....Печалиться о чьих-то там губах - не в этом ли безумье? Придет их время и они - сгниют, увы. Хоть это вы поймите! Так почему ж они должны собою услаждать лишь ваш отросток гордости сонливый? И вы, мой друг, вы высылаетесь сюда ни для кого-нибудь одной, единственной и милой. Ведь вечная любовь - красивый миф. Красавцы и красавицы - всеобщее достоянье и отрада. Цветы прекрасные, что ждут многочисленных шмелей и пчёл.
 
- Ну, да. Этого я не учёл.
 
 - Так впредь учитывайте, Мастер. Не для единственного вас расцветают эти орхидеи! Ведь красоту и нежный цвет свой они приносят в мир, дабы его ещё несчастней, чем он есть, с улыбкой сделать.

 - Как с Маргаритою мне быть?
 
- Совета просите?
 
 - Да. Я прошу совета.
 
- Ну, это смотря на то, как вы хотите дальше жить....Свободно иль по-рабски скрюченным, свернутым в газету?
 
- Нет, Воланд! По-рабски - не хочу!
 
- Тогда пошлите на *** женщину вы эту. На толстый, узловатый, весь в венах, Осин хуй.
 
- Благодарю вас! Сейчас же сделаю я это! Вернее, лучше сам отсюда побыстрее я уйду.
 
И в этот миг проснулся Мастер. Оказалось - он всё это время крепко спал. Булгаковский портрет со стен облезлых смотрел лишь на него украткой и, жирный чёрный кот, свернувшись калачом, лежал у ног.
 
- Так значит всё это сон и бред напрасный? Всё это мишура? Души моей больной ненастье! - воскликнул Мастер и потер висок, - Нет, не пойду я на Арбат. Ни завтра, ни сегодня. Иной отрежу я от пирога судьбы кусок.                                26.09.2010г.
 
http://www.youtube.com/watch?v=IgdDUFxSD34&NR=1