Самолет тряхнуло в потоках закрученного винтами «юнкерса» воздуха. Его огромная туша распласталась чуть ниже меня, нагло покачивая увенчанными угловатыми свастиками крыльями. Хорошо были видны заклепки на корпусе, отверстия от попаданий пуль и снарядов. Плексиглас кормового стрелка был разбит вдребезги и забрызган хотя и чужой, но такой же красной человеческой кровью. Лучшей позиции для стрельбы и не пожелаешь, только вот отстрелял я свой боезапас «под железку» и теперь мог только скрипеть зубами от бессилия. А неугомонный фриц нагло, не обращая на меня никакого внимания, ложился на курс бомбометания, примеряясь к мосту через речку. Даже с высоты было видно, как плотно забиты пролеты отступающей пехотой и повозками с беженцами из прифронтовых сел и деревень.
Приказ был прост и исключал двоякое толкование – не допустить уничтожения моста в течение суток. За неисполнение боевого приказа наказание существовало одно – военно-полевой суд для всего звена и… Я поискал глазами наших. Ведомый догорал на левом берегу, в последний момент подставив свой «Як» под огненную очередь «мессера», зашедшего ко мне в хвост. Комеск с ведомым крутились позади и выше, пытаясь связать две пары агрессивно наседавших фрицев, мне они, к сожалению, никак помочь не могли. У комеска заметно дымил двигатель, оставлявший в голубом небе замысловатые петли. Я перевел глаза на «юнкерс» - тот уже лег на боевой курс, и свернуть его могла только точная очередь по кабине пилота. И выход виделся только один …
Перед глазами мелькнули отрывки моей такой короткой жизни – родная деревня, переезд семьи в город на стройку первой пятилетки, школа, ОСАВИАХИМ и первый полет на планере, училище, неожиданный выпуск и фронт. И это был только пятый боевой вылет. Ни один гад еще не горел в бурьяне, сраженный моей точной очередью, а друзей уже полегло…
Я вспомнил их всех. Вспомнил, как вместе радовались, что будем бить фашистов. Пока же, как в каком-то кошмарном сне, все шло с точностью наоборот. Первые же бои в небе оставили догорать в полях и лесах почти треть полка.
И как же не хотелось умирать! Оставались секунды. Выбор… Закрыв глаза, я начал молиться, как когда-то учила меня бабушка…
…
Я глянул на часы. Потянулся. Все... Шесть часов. Отодвинув кипу бумаги, встал из-за стола. Еще один рабочий день закончился. Среда на выход – и остается всего лишь два дня до выходных! В коридоре уже толпились сотрудники. Правда, в последнее время не было на их лицах той радости, как это бывало каких-то лет пять назад. Что-то с нами происходило нехорошее. Да и вся страна, честно говоря, переживала не лучшие времена. Кризис, развал промышленности. Ну, разве что в Москве дела шли не так плохо… Наверное. Наша контора кое-как еще умудрялась торговать запасными частями тракторов, но дела стремительно ухудшались. Директор периодически заводил разговоры о сокращении, словно готовя к неизбежному. Но кого он хотел сократить? Машка второй месяц беременна – ее стопроцентная гарантия. Саня взял пару лет назад ипотеку, и для него увольнение прямой путь в петлю – жена не работает, воспитывает двойню, вот он и пашет, не разгибаясь – не выплатит кредит, и добро пожаловать на улицу. И так все остальные – у кого родители болеют, деньги на операцию необходимы, у кого дети в лицее, попробуй не оплати ежемесячный «добровольный» взнос. Среди всех я самый независимый – ни семьи, ни родителей. И последние годы зажигал как только мог, стараясь жить на полную катушку. Ха-ха! Чего только не натворил... Благо, с деньгами проблем не было.
- Андрей!
Оглянулся. Катька. Стоит у выхода, ждет... Угораздило же меня пару раз зазвать ее в ночной клуб… Я подошел. Конечно, если вести речь о женитьбе, казалось бы, что еще надо – красива, фигура закачаешься, не глупа и удивительно скромна. Чудо. Но не для такого прожженного пессимиста, как я. Мысли - жениться, даже и рядом не стояло. Когда идет такой раздрай во всем – от верхов, живущих в какой-то своей, неведомой остальному населению державе, где и прожиточный минимум высок, где идет существенный рост экономики, где вот-вот наводнят страну чудные инновационные технологии, до жутких деревень, где пьют беспробудно, страшно и повсеместно, где на краю стоят развалины социалистических ферм и зернотоков, где трудовая молодежь давно рванула в города и сидят там, охраняя офисы и магазины со шмотьем...
- Проводишь?
Я заглядываю в чистые синие глаза. Что сказать? Сегодня хотелось завалиться поспать пораньше – ведь вчера до трех ночи смотрел футбол. Да еще, что самое обидное, наши-то продули! Безвольно и бесхарактерно. Словно агония огромной страны отравила даже спорт своим трупным ядом.
- Катя, нет. Не могу. Дела.
Она лишь пожала плечиками и, резко повернувшись, пошла на остановку одна. А путь ее через весь город. Там на окраине вообще работы не найти, вот и ездит по четыре часа в обе стороны. Она, по-моему, раньше учительницей была.. Пока мать не заболела, и не понадобились деньги на лечение. А мать так все и болеет, лежит не вставая. Видел я ее – краше в могилу кладут. Не везет девке. Да, в добавок еще, и со мной связалась. Я плюнул. Что за жизнь?
Глянул вслед одинокой фигурке, быстро затираемой косыми чертами моросящего дождя. Миг и нет ничего, только серое марево водяных струй. Чиркнув спичку, закурил, вдохнул терпкий дым. Приятная истома пробежала по телу. Что не делается – все к лучшему. Неужели?
Дома упал на диван, щелкнул пультом. Сразу напоролся на новости. Ага. Опять длинный доклад премьера, ловко, как шарами, жонглирующего цифрами растущего ВВП, стабфонда и повсеместным зашкаливанием благосостояния российского народа. В который раз жалею, что не живу в его стране, которая вот-вот рванет «Вперед!». Переключил, подальше от серьезных лиц. Только напрасно... На телевидении сейчас могут сосуществовать только два вида – дебильные скоморохи и надутые индюки. И что самое обидное, индюки-то надуваются нашей общей советской собственностью.
Плюнув на телевизор, пристроился за комп. Хотелось пройтись по новостям, узнать, что в мире творится. Через несколько минут вдруг осознал, что сижу и тупо рассматриваю какой-то банальный порносайт. И как я умудрился попасть на него, читая мировые новости? Попытался опять вернуться к информационным ресурсам, но… Опять сижу и тупо рассматриваю голые задницы. Что за черт!? Все больше раздражаясь, вскочил и вышел на балкон покурить. Когда раскурил сигарету, снизу послышался шум и громкие голоса. Перегнувшись через перила, я рассмотрел в полумраке несколько молодых парней, нагло окруживших влюбленную парочку. Кавалер закрыл собой девушку, а та, забившись в угол, от страха даже не кричала. Позвонить в милицию? Пока я раздумывал, насколько это было бы целесообразно, парень получил кулаком в челюсть и спокойно лег на тротуар отдохнуть. Девчонку же схватили за руку и потащили куда-то по улице вниз. Вот и звонить уже не надо – парень скоро очухается, а девчонку через полчаса и отпустят.
Запустив недокуренную сигарету вниз, и проследив ее медленный полет до самой земли, зашел в комнату. Делать абсолютно нечего. Почитать? Я прошелся взглядом по многочисленным корочкам книг, оставшихся еще от отца. Достал одну, сдул толстый слой пыли. «Машина времени». Повертел в руках. Читал же когда-то! Что-то кольнуло в сердце. Я словно раздвоился - одновременно стоял с книжкой в руках и, в то же самое время, читал под одеялом при колеблющемся свете огарка свечи. Причем здесь свеча? Пожав плечами, вставил томик в законное место на полке среди слежавшегося монолита обложек других книг. Нехорошее ощущение в груди не проходило. Задумчиво вышел на балкон. Курить больше не хотелось.
Пока я смотрел на черное ночное полотно небосклона, местами проткнутого светом далеких звезд, передо мной во всей красе встал вопрос – зачем живу? Ошарашенный нежданным озарением я замер и, словно проснувшись, бросился оправдываться. Работа? Ради чего и кого? Хозяина или Страны? Денег? А сколько их мне надо для полного счастья? Семья? В такое-то время? Что бы дети также искали работу или боялись ее потерять, как мои сослуживцы? Ха-ха! Я их никогда вот так не подставлю! И что остается? … А ничего... Только ПУСТОТА. Ни цели в жизни, ни желания жить. Я глянул с балкона вниз. Земля далеко. Только вот умирать столь бестолково не хотелось. Плюнув на все свои сумасбродные мысли, пошел спать.
- Андрей!
Оглянулся. Ко мне подошел Семен с незнакомым парнем.
- Ты Катю вчера проводил? – Его строгий взгляд мне не понравился. Ревнует что ли?
- Не-ет. – Я отвернулся. И что пристает к человеку?
- Гражданин постойте!
Я замер. Медленно оглянулся.
- Уголовный розыск! – Незнакомец сунул под нос грязную красную книжечку.
- Вы провожали вчера гражданку Семенову после работы?
- Да говорю же вам, что нет! Забыли - футбол был позавчера, и я хотел отоспаться. Она одна ушла. А что?
- Гражданку Семенову нашли ночью мертвой.
Меня словно обухом по голове шарахнуло. Перед глазами встала картинка со стираемой косыми штрихами серого дождя одинокой фигуркой, уныло кутающейся в плащ. Миг, и только дождь. Я почувствовал, как предательски задрожали коленки. Вспомнился бестолковый вечер с метаниями и глупыми вопросами к мирозданию, а в это время…
Закончив отвечать на глупые вопросы молодого оперка, я направился к себе в кабинет. Неожиданно услышал облегченный голос кого-то из сотрудников:
- Вот и решилось!
И лишь в следующее мгновение я понял, что же решилось – увольнять никого не надо. Во всяком случае, живого.
Я остановился, словно уперся в стену. В гулкой пустоте души шел такой же серый, безрадостный дождь, методично стиравший последние надежды на светлое будущее. Цели никакой. Я развернулся и, не сказав ни слова, вышел из здания. Домой.
Стоя на балконе и глядя вниз, представлял, что это подбитый самолет и надо лишь выпрыгнуть из него пока не размазало по земле. На ум пришла молитва, услышанная когда-то от бабушки ...
Миг... Я вздрогнул. Самолет тряхнуло в потоках закрученного винтами «юнкерса» воздуха. Его огромная туша распласталась чуть ниже меня, нагло покачивая увенчанными угловатыми свастиками крыльями. Хорошо были видны заклепки на корпусе, отверстия от попаданий пуль и снарядов. Плексиглас кормового стрелка разбит вдребезги и забрызган чужой, но, тем не менее, такой же красной человеческой кровью. Лучшей позиции для стрельбы и не пожелаешь, только вот отстрелял я свой боезапас «под железку» и теперь мог только скрипеть зубами от бессилия. А неугомонный фриц нагло, не бомбометания, примеряясь к мосту. Даже отсюда было видно, как плотно забит мост нашей отступающей пехотой, беженцами из прифронтовых сел и деревень.
Я захохотал. Да вот же она - цель! Цель! Трухой осыпались сомнения. Что за дурак? И о чем раздумывать, да жалеть?
Добавив оборотов, сделал горку, чтобы коршуном упасть сверху прямо на плексиглас кабины пилота. И когда затылок фрица начал стремительно увеличиваться в рамке прицела, передо мною замелькали короткие отрывки из жизни. Детство и юность, отрочество, пронизанные Великой Целью, война, потери друзей… затем непонятный отрывок серой никчемной жизни, наверное, проклятой кем-то, и… одинокая женская фигурка, отрезанная от меня сплошной серой стеной дождя…
Ни секунды не сомневаясь, вгоняю свой самолет во вражью тушу. Рев! Треск! Удар!
... За Родину! ...