I.
Николай Кузьмич.
- Пап, ты дома? - Зинаида скинула туфли и, повесив ключ на гвоздик, прошла на кухню, обтирая сумкой стены узкого коридора.
- …Пусть я давно-о челове-ек городской, запах полы-ыни, ммм… какие-то там ливни… это… обожгу-ут меня прежней тоско-ой... - глухо и заунывно раздавалось из ванной на фоне монотонного аккомпанемента падающей из душа воды.
Открыв треморный холодильник, Зинаида критически прищуренным взглядом обозрела его содержимое.
- И не ест ведь ничего, ирод… Гля-ка чё - пицца с прошлой недели валяется… - проворчала Зинаида и, внезапно обозлившись, выкрикнула в сторону запертой двери ванной. - Я те продукты больше приносить не буду! Деньги-то тратить зазря! Не рисую я деньги!
- Зинка, ты, что ль? - шум воды стих.
- Слышь, чего говорю? - Зинаида подошла к ванной и нервно постучала. - Ты почему не ешь совсем?
- Дык… Куда мне столь? Да и не уважаю я эти ваши… Зинк! Ты б мне похлёбку каку-никаку сварганила, что ль… - опять шум воды и фальшивое "…не сравнятся с тобо-ой ни леса, ни моря…"
- Похлёбку тебе… - Зинаида машинально заглянула под мойку - есть ли картошка. Есть ещё. - Старый чёрт, опять всю квартиру захламил своими деревяшками… А мне потом грузовиками это дерьмо вывозить…
Зинаида налила в кастрюлю воды и поставила её на плиту, после чего принялась разбирать содержимое холодильника, плюясь и ругаясь шёпотом, когда очередной заплесневелый пакетик летел в мусорное ведро.
- Ты чё злая опять, Зинка? В техникум, поди-кось, вызывали? - щупленький и растрёпанный Николай Кузьмич в облезлом махровом халате непонятного цвета, оставляя мокрые следы на линолеуме, вышел из ванной и застыл в дверях кухни, улыбаясь. - Не кипятись, недолго те ждать квартирку осталось. И жратву таскать тож...
- Тьфу, дурной! Какого лешего босиком… - Зинаида, взглянув на отца, выпрямилась, сжав губы и уперев руки в бока. - Поддал с утра?
- Ну и поддал, так что? - Николай Кузьмич по-прежнему улыбался. - Не ты ж наливала… Чё злая-то такая, грю? Угадал, Митька-охламон барагозит? Распустился совсем без отца-то… Весной опять от армии отмазывать его бушь? Йэ-эх, Зинка-а, кулёма... Глянь, я ему на день рождения сробил, хучь и не заслужил он… - вырезанный из цельного куска дерева медведь выглядел как-то нелепо. Точнее сказать, примитивно. - Почти готов... Стой-ка, иль ты с жанихом своим приходящим поцапалась?
Зинаида зло покосилась на медведя, но промолчала, орудуя ножом.
- А чё ж ждала-то от женатого? Приходит и то ладно, чай – не девка уже. Ладно, бутылку пока не выставляшь, чтоб только ходил... А то, что семью не бросат, дык енто… Енто плюс ему, опять же…
- Слушай, хватит, а? - поморщилась Зинаида. - Сама всё знаю… Ты собирайся давай.
- Куда ишшо?
- Телевизор пойдём покупать, сломался мой…
- Так это… Покупай… - Николай Кузьмич, опасливо поглядывая на дочь, отворил дверцу навесного шкафчика и, достав оттуда початую бутылку, наполнил стопку. - Я при чём?
- Пенсионерам скидка… - Зинаида поморщилась ещё раз, теперь - за компанию с отцом. - Кончай пить уже!
- Дык… Не одевать медали-то? - отдышавшись, прохрипел Николай Кузьмич.
- Одевай, как без них? Ветеранам вечно какие-то там льготы ещё… - Зинаида всмотрелась в бутылку. - Всяку отраву халкаешь…
- Отраву? - Николай Кузьмич, хмыкнув, тоже посмотрел на этикетку, а потом аккуратно убрал бутылку на место. - Ну, на коньяки моих пенсионов не хватат…
- Купим телевизор - будет тебе коньяк… К празднику...
*****
- Дед! Дед! Э-эй! - Митька, вращая ключ на пальце, фыркнул, сдувая длинную обесцвеченную чёлку, и нетерпеливо заглянул в комнату.
Николай Кузьмич, похрапывая, спал на диване прямо в брюках со смешными старомодными подтяжками и выцветшей рубахе. Напротив, на плечиках, зацепленных за ручку шкафа, висел старый капитанский китель с орденами и медалями.
- Дед! Я коньяк принёс! - Митька поставил бутылку на стол и остановился перед кителем, внимательно разглядывая награды. Прикоснувшись к тесной шеренге медалей и прислушавшись к их тихому звяканью, он оглянулся на деда. Спит…
*****
- Тебя, бля, только за смертью посылать... - Димон с Рыхлым курили на лавочке у подъезда, лениво потягивая пиво. - Ну чё? Старпёр-то подмену коньячины не просёк? Не возбухал, типа - палево? А бабла у него занял?
- Да ни хрена он в этих коньяках не понимает… И бабки не стал клянчить, затрахало уже... - Митька быстро взглянул на тёмные дедовы окна и полез в карман, вынимая отчаянно цепляющуюся за подкладку медаль "За отвагу". - Во, зацените…
- Ого... - Рыхлый потянулся к медали. Митька убрал руку за спину. - Класс! Спалишься...
- Да ну... У деда их знаешь сколь? Сбагрить по-бырому получится, нет?
II.
Зинаида Николаевна.
Зинаида Николаевна спешила домой. Очень спешила…
Неуклюжие и громоздкие облака, отражающиеся в постгрозовых майских лужах, похоже, спешили не меньше, запросто обгоняя и всё время маяча где-то впереди, словно дразнясь. Спешили куда-то и лохматые мокрые воробьи, суматошно перепрыгивая с ветки на ветку, насмешливо подбадривая друг друга и Зинаиду Николаевну задорным чириканьем.
Да и как не спешить - наконец-то позвонил он, наконец-то! Зинаида Николаевна ждала его звонков и днём и ночью, набирая и сбрасывая заветные десять цифр в течение суток, наверное, тысячу раз – он на работе (…или дома, да какая разница?), и его "…прости, не могу говорить..." обязательно безжалостно разорвёт нервы, но… Но как быть, если день без его голоса прожит нелепо и бездарно до помутнения рассудка? Разве она могла бы подумать ещё пару лет назад, что ещё способна потерять голову?
Втайне Зинаида Николаевна, конечно, мечтала о любви, что, впрочем, вовсе не мешало ей сомневаться в существовании оной. Умело и безжалостно загнанная под плинтус своим бывшим мужем, она давно потеряла всякий вкус и интерес к жизни. Ещё бы немного… Ещё бы немного и всё… И не остановил бы даже сын, всё более и более становившийся внешне похожим на ненавистного бесноватого отца, взрослея день ото дня…
Да-да, именно потеряла… Потеряла, казалось бы, окончательно и бесповоротно… Пока ей не пригрезился выход и изменение ситуации с помощью любви. Будущее спасительное чувство прочно поселилось в её голове, бесцеремонно расшвыряв по углам все остальные мысли. В голове, но не в сердце, пока… Холодными одинокими вечерами, лёжа на неласковой кровати и сверля невидящим взглядом равнодушный потолок, она часами исступленно бормотала: "Боже, пошли же мне его!" Как ни крути, а прожить хотя бы вторую часть жизни хотелось так, чтобы забылась первая, а на вопрос - нужна ли третья, если Господь всё же поинтересуется, ответить отрицательно…
Так не бывает, но Зинаида Николаевна была услышана!
- Привет, красавица! -
- Привет!
- Как дела? - …да-разве-без-тебя-может-что-то-быть-хорошо-золотина-моя?
- Нормально!
- Соскучился. Какие планы на вечер? - …мама-мия-неужели-я-сегодня-тебя-увижу?
- Да, в общем-то, никаких…
- Дома будешь? -
- Да…
- Я заеду, не будешь против? - …как-удачно-я-вчера-заглянула-в-парикмахерскую!
- Заезжай, буду ждать…
На кухне торжественно шкворчала жарящаяся рыба. Зинаида Николаевна не выносила этого запаха, но рыбу очень любит он! А ради него не только рыбный запах… Нежно тренькнул мобильный.
- Привет ещё раз! - …ох-чует-моё-сердце-нехорошее-что-то…
- Привет! Опять соскучился?
- Нет, планы изменились. Не смогу, работы завал, конец квартала, сама понимаешь… -
- Понимаю…
- Не сердись, ладно? -
- Ладно…
- Давай перенесём на завтра, а? Или нет, на вторник! -
- Давай…
Зинаида Николаевна выключила плиту с недожаренной рыбой и достала сигарету. "Боже… - думала она, быстрым движением утерев слезинку. Слезинку от дыма, конечно. - Боже, когда я молила тебя о любимом мужчине, я забыла сказать, чтоб он был неженатым… А ты сам-то не мог догадаться?»
- Мам! У меня телефон сломался! - Митька, стоя в дверях пропахшей рыбой кухни, исподлобья глядел на Зинаиду Николаевну, оценивая её настроение.
- Отдай в ремонт… - так, сигарету в пепельницу и улыбнуться. - Есть будешь?
- Нет… - Митька помолчал. - Мне товарищ другую мобилу предложил… Дай денег!
- Каких денег? Зачем? - рассеянно смотрела на сына Зинаида Николаевна. Зрачки вроде не расширены...
- Да я ж говорю, телефон предложили, надо деньги отдать! - повысил голос Митька, кривя губы.
- Какой телефон?
- Вот этот! - Митька быстро крутнул вынутым из кармана телефоном, тут же спрятав его обратно. - Недорого, со скидкой…
- Не дам... - Зинаида Николаевна поднялась, вздохнув. - Нет денег!
- Чё врёшь? - выкрикнул Митька, побледнев от злости. - Мне отец сказал, послал он! Типа алименты, для меня! Слышишь, для меня! А тебя пусть хахаль твой соде…
- Хотел послать, наверное, - перебила сына Зинаида Николаевна и, изо всех сил стараясь сдерживаться, отвернулась к окну, - не послал…
Митька хотел сказать что-то ещё, но передумал и быстро вышел из квартиры, громко хлопнув дверью.
*****
"Баской коньяк… - Николай Кузьмич закусил холодной похлёбкой, черпая её половником прямо из кастрюли. - Уж и не припомню, когда в последний-то раз коньяка отведывал… Эт Зинке спасиб, всё ж не самая пропащая у меня доча... Не везёт с мужиками, ну так… Тот-то, первый, вообще редкостной сволотой был, а нынешний… - Николай Кузьмич сплюнул и налил себе снова. - Скользкий тип… И как он от бабы своей отбрехивается? Полтора года, считай, живёт на две семьи, ох, говнюк… И Зинка упёрлась, слышать ничё не желат, люблю-не могу, мол, и всё тут… А у самой уж седина в голове блистат... Э-э-эх..."
Николай Кузьмич выпил и опять зачерпнул похлёбки. Стоит выпить, есть охота… И ещё…
После пятиминутных поисков с верхней полки крайнего шкафа была торжественно извлечена пыльная пачка "Прибоя". Дунув пару раз в мундштук и неторопливо обкусав его, Николай Кузьмич неумело прикурил и выдохнул в потолок клуб голубого дыма вперемешку с истошным кашлем. И тут его слезящийся взгляд зацепился за китель, висящий на дверке шкафа. Убрать надобно… Но… Но…
Николай Кузьмич, не веря своим глазам, рассматривал просвет в медальном ряду. Так и есть, "Т-З5" не хватает… Сорок второй, наступление, Клин… Отцепилась? Закатилась куда? Твою ж мать, растяпа…
Николай Кузьмич, с трудом согнув ревматичные ноги, опустился на четвереньки и пошарил рукой под шкафом, не обращая внимания на клочки пыли, со злорадной готовностью выкатывающиеся оттуда. Дым от папиросы попал в глаза и нос, вновь заставив закашляться. В груди что-то резко и неожиданно стеснилось. Охнув и выплюнув обслюнявленную папиросу, Николай Кузьмич попытался подняться. Не тут-то было… Ноги не слушались. Боль в груди усиливалась, расползаясь по всему телу. Что было сил стискивая одной рукой кожу на впалой груди, Николай Кузьмич другой дотянулся до телефонного провода, потянув. Телефон, жалобно звякнув, упал с тумбочки на пол. Покрутив дрожащим пальцем диск, Николай Кузьмич склонился над трубкой.
- Да? - печальный голос дочери.
- Зинк… - прохрипел в трубку Николай Кузьмич. - Хреново мне чё-то…
Трубка выпала из его ослабевшей руки и чуть откатилась, заладив "…папка, что? …что с тобой? …не молчи!"
*****
Зинаида бросилась к отцу, лежавшему на полу, и, сгребя в охапку его субтильное обмякшее тело, уложила на диван. Прыгнув к серванту, она лихорадочно захлопала дверками. Вывалив из обувной коробки кучу бутыльков, ампул и блистеров с таблетками прямо на пол, она дрожащей рукой открыла пузырёк с нашатырём и щедро плеснула себе на рукав.
- Ыыыы… - будучи больше не в силах молчать, в голос завыла Зинаида, тыча рукавом отцу в нос. - Папка, ты чего-о? Открой глаза, папочка-а! И на кого ты меня покидае-е-ешь?
Николай Кузьмич, чуть слышно хрюкнув, приоткрыл глаза.
- Зинк… Таблетки мои там… В пинжаке.
- "В пинжаке…" - шаря по карманам, передразнила его Зинка, робко улыбаясь сквозь слёзы и шмыгая враз опухшим носом. - Почему не с собой?
- Испужалась? - Николай Кузьмич, с трудом приподнявшись, выпил таблетку и опять прикрыл глаза. - Боязно старшей-то остаться? Ты это… Ты звиняй меня, Зинк…
- Чего придумал опять - "звиняй"? За что?
- За мать твою… Не сберёг… Да и… Не любил особо-то… Да и за твоего… Раньше надо было гнать эту подлюку, я ж тебя сдерживал… А коньяк-от кре-епок, з-зараза…
- Ыыыы… - опять завыла Зинаида, тоненько, как ребёнок, закрывая лицо руками и опуская голову отцу на грудь. - Я ж как лучше-е, я ж к празднику, папка-а-а… Молчи-и, нельзя тебе разгова-арива-ать…
- А ты не указывай мне тут… Умирающим не указуют… - Николай Кузьмич обхватил растрёпанную Зинкину голову худыми и слабыми старческими руками. - А впредь чё попроще неси, портвейну там али како яблочно-фрухтовое… А что медаль потерял, так это… Железа кусок медаль-то. Главное - вы с Митькой живы-здоровы, рази ж не за это воевал?...
Зинаида улыбалась уже вовсю, щуря покрасневшие от слёз глаза и млея, как в детстве, от нежно гладящей её по голове отцовской руки. А Николай Кузьмич всё говорил, говорил, говорил…
III.
Митька.
- Здрасьте… - как обычно неприветливо пробурчал Митька, проскользнув к плите и засовывая нос во все кастрюли поочерёдно.
- Привет! - Зинаида Николаевна поднялась. - Ужинать будешь?
- Ммм… - нечленораздельное в ответ.
- Здорово! - это любимый из-за стола, опрокинув рюмочку коньяка и потянувшись к блюдцу за лимоном. - Как жизнь молодая?
- Нормально…
- Я слышал, у тебя проблемы с учёбой? - морщась и откладывая лимонную кожуру. - Знакомая говорила, она в вашем техникуме работает…
- Нет у меня проблем! - Митька, сквозь мгновенно образовавшиеся колючки в глазах и голосе.
- Какие ещё проблемы? - Зинаида Николаевна обернулась к сыну. Тот стоял, опёршись на рабочий стол и неумело пряча глаза от матери. - Ты… Выпил?
- Не пил я! - Митька неловко развернулся, намереваясь выйти из кухни.
- Ты бы лучше учился, чем бухать… - голос из-за стола. "Боже, какой у него голос! – лёгкая волнительная дрожь пробежала по спине Зинаиды Николаевны. - Помню, как этим голосом он меня и очаро…"
- Ты… Вы… Своих детей поучайте, понятно? - зло, сквозь зубы, огрызнулся в ответ. Ладно хоть на "вы".
- Чё-чё?
- Ничё да вот чё... Луку мешок! - схамил Митька, исподлобья глядя на угрожающе поднимающегося из-за стола мужчину.
- Ты как разговариваешь? Да я тебя…
- Ну? Попробуй… Те! - в следующее мгновение тупой столовый нож оказался в Митькиной руке.
"Боже…" - только и успела растерянно подумать Зинаида Николаевна, проснувшись прямо за столом и лихорадочно дрожа отчего-то.
Она подняла голову, окинула недоверчивым взглядом пустую кухню, закрыла окно, в которое из сгущающихся сумерек уже вовсю тянуло прохладой и перевела взгляд на часы. Поздно уже… А где Митька? Он, вроде, к отцу собирался…
- Да? - не сказал словно, а рыкнул в трубку. Или рыгнул. За ним не заржавеет.
- Митька у тебя?
- Зинка, ты, что ль? Надо же… - пьяный опять. Ну, сейчас начнётся. - И как это сподобилась позвонить-то? О сыне вспомнила? А мне казалось, что ты, стерва, окромя себя…
- Митька у тебя?
- И не перебивай, меня, сучка!
"Кто там ещё?" - женский голос издалека. Это его новая пассия, конечно. Видела как-то раз… Ничего особенного, эдакая невзрачная крашеная бабёнка. Блондинка, понятно, ему всегда нравились блондинки. А то, что корни чернеют уже на пять сантиметров, этого он не замечает, конечно… Кстати, судя по интонации, трезва ничуть не больше.
"Зинка!" - и язвительное что-то от неё в ответ, что - не разобрала.
- Так что ты хотела, а, ты, никудышная мать?
- Митька у тебя? - стиснув зубы, чтоб не выругаться, ещё раз повторила вопрос Зинаида Николаевна, весьма явственно ощущая, как от одного голоса бывшего мужа она стремительно уменьшается в размерах и уже оглядывается в поисках ближайшего спасительного плинтуса.
- Мам, здесь я! - Митькин голос после полуминутной тишины в трубке. - Всё нормально!
- Хорошо… Долго не задерживайся, поздно уже… - Зинаида Николаевна намеревалась уже положить трубку, когда опять услышала в трубке далёкое рычание бывшего "…да какая она, к хренам, мать? Шлюха..."
- Понял! - как-то торопливо выпалил Митька, отключаясь.
Ключи забрякали в замке далеко за полночь. Зинаида Николаевна, полулежащая на продавленном диване перед телевизором, отбросила укрывавший ноги плед и вышла в прихожую, навстречу звукам снимаемой сыном обуви. Митька, старательно отворачиваясь, что-то пробурчал в ответ на приветствие и попытался прошмыгнуть к себе в комнату. Зинаида Николаевна, ухватив его за свитер, развернула к себе и, охнув, прикрыла рот рукой – под глазом сына отсвечивал глубиной цвета свежий синяк.
- Это что?… Кто?... Где? - неожиданно что-то скололо в сердце.
- Да это… Так, мелочи… Отпусти же меня! - Митька отчаянно и зло вырывался.
Зинаида Николаевна обессиленно опустилась на низенькую обувную тумбу и…
...Всё, что копилось в ней эти дни, а может – эти годы, громко и обильно-сыро хлынуло наружу… И тревога за сына… И ненависть к себе, не умеющей найти с ним общий язык… И опасение, что он, все эти годы наблюдая унижения матери, скорее всего, относится к ней так же, как человек, её унижавший… И невозможность быть с любимым, в том числе и из-за него, взрослого сына… О, Господи, как жить-то-о-о?
- Ма-ам! - Митька нерешительно и виновато переминался с ноги на ногу, стоя рядом. - Мам…
...Да что же за жизнь-то такая?... Да разве же это жизнь?... Зачем я живу вообще, зачем?... Я всем только меша-а-аю…
- Ма-ам! - Митька шагнул к Зинаиде Николаевне и неумело обнял её голову руками. - Ну, мам…
...Им, Митькой только и жила все эти годы… А он… Что за синяки? Компания?... Телефон тот… Они грабят?... А если его посадят или убью-ю-ют?
- Мам, успокойся, чего ты? - Митька присел на корточки, стараясь заглянуть матери в глаза. - Да подумаешь, фингал, случайно это вышло… Ты мне скажи, ты знала, что отцова эта… Короче – двое детей у неё, оказывается… Дочки! Так они… Они… Она их бросила, со своим отцом они остались. Девочки! С отцом! Ты знала?
Зинаида Николаевна, отрицательно мотнув головой и всхлипнув ещё пару раз, прислушалась к голосу сына.
- Как так, мам? Разве такое может быть? Чтоб мать...
- Всё может быть, сынок… - Зинаида Николаевна ответила далеко не сразу, медленно приходя в себя. - Это жизнь... Так ты с отцом сцепился, что ли?
- А чё он… Обзывает тебя, козлина, совсем уже… На пару с этой поганкой... - буркнул Митька, выпрямляясь и скрываясь в своей комнате.
- Митя! - укоризненно. - Есть будешь?
Зинаида Николаевна, украдкой высморкавшись в платок, тяжело поднялась и прошла на кухню.
- Буду… Мам!
- Что? - включая плиту, оглянулась на стоящего в дверях сына Зинаида Николаевна. Как он вырос в последнее время…
- Ты это… В военкомат больше не звони, тёте Лене. Не надо мне... Скидок... Я весной в армию пойду…
*****
- Привет, пап!
Растянутые спортивные брюки Николая Кузьмича, открывшего дверь, были щедро усыпаны свежей стружкой.
- Зинк, привет… Во! И Митька с тобой? - Николай Кузьмич быстро спрятал за спиной аляповатого деревянного медведя. - Здоров, внучок! Чегой это ты в очках-то? Вроде пасмурно сёдня…
- Салют, дед! - усмехнулся Митька, пропуская дедов вопрос мимо ушей. - Как здоровье?
- Дык… Коптим ишшо… Проходите на кухню. Митька, у тебя завтрева день рожденья-то?
- Завтра… - пробурчал Митька, внезапно став серьёзным, скинул туфли и исчез в гостиной.
- Пап, чайник поставь, мы с тортиком!
- Это мы лехко, воды не жалко… - Николай Кузьмич зашаркал тапками в сторону кухни. - Зинк, я тут бульончик куриный сварил, похлебаете?
- Не, пап, спасибо… - Зинаида Николаевна шла следом, пунцовая от непреодолимого желания похвастаться. - Мы тебе салатиков принесли разных, Митька сам делал, мне не позволил, вот. Сам, слышь? Сам! Он же на повара учится, помнишь?
- Помню, как не помнить… Толстый, поди-ка, станет - оне, повара, все таки, не чета мне…
- Митя! - Зинаида Николаевна, раскладывая салаты по тарелкам, оглянулась в сторону гостиной. - Митя, ты где? Иди же за стол!
- Дед… - Митька, усаживаясь за стол. - Ты как тот... Человек рассеянный. На-ка вот… На полу валялась… И не теряй больше!
И он осторожно положил на стол потёртую медаль "За отвагу".